Матрос пробежал несколько шагов, что называется, на автомате, потом увидел наконец Лису, узнал, и, вскинув вверх руки, как пришедший к финишу первым бегун, заполошно ими замахал. Но смешным все это Лисе не показалось. В глазах Матроса она увидела страх и безумие.
— Спокойно! — Властно сказала она, поднимая руку в успокаивающем жесте. Что-что, а темперамент Алекса, что здесь, что там, она знала более чем хорошо.
— Пику, — выдохнул Алекс, останавливаясь перед ней, и зашелся в судорожном кашле.
— Пику, — повторил он через какое-то время, ушедшее на борьбу с удушьем.
— Что?! — Лиса знала, что голос Рапозы звучал сейчас жестокой начальственной сталью, но выдернуть Алекса из трясины паники по-другому она просто не умела. — Говори, сукин сын!
— Пику взяли, — большие мускулистые руки с огромными, синими от татуировок кулаками бессильно упали вдоль тела. — Пику ...
Нижняя губа Матроса задрожала, а из голубых детских глаз полились слезы.
— Как взяли? — обомлела Лиса. — Где? Когда?
— В Мюнхене, — прохрипел Матрос, срываясь в рыдания. — В це ... нтре ... не ... знаю ...к ... как ... наааазыыывааатся ...
— Возьми себя в руки! — приказала Лиса, чувствуя, как проваливается в желудок сердце.
"Пика ..." — Пика была ее подругой, правой рукой, и да ... Пика знала многое из того, за что "охранка" не пожалеет никаких денег.
— Когда? — прорычала она в заплаканное лицо Матроса, вспоминая давешнюю "ртуть". — Как?
— В дес ... — проблеял Матрос.
— В десять?
— Или в дев ...
— Ну!
— Не помню! — паника, как и всегда это случалось, когда за дело бралась Лиса, начала спадать, но вовсе вменяемым Алекс от этого пока не стал.
— Хорошо, — приняла Лиса неизбежное. — В девять или десять. Где-то в центре, — сейчас она и сама могла уже с достаточной точностью вычислить место и время. — Как?
— В кафе, — выдал Матрос и стал растирать огромными лапищами зареванное широкое лицо.
"Вот ведь Герасим, твою мать!"
— А конкретнее?! Да, телись ты, сукин сын! Не тяни жилы!
— Я задремал ...
"Ох!" — теперь ей все стало ясно.
Он задремал.
"Мразь!"
Алекс задремал и ...
— Ты ушел в эфир? — этот вопрос был лишним. От того, что она знала теперь, как это произошло, легче не стало.
"Пика!"
— Да, — виновато опустил голову Алекс. — Соскользнул ...
— И зажег "маяк", — щадить Алекса Лиса полагала излишним. Следствием его дурости будут кровь и боль. Много крови и много боли.
— Да.
— Дальше, — потребовала она.
"В девять тридцать примерно, а сейчас за полночь".
Времени совершенно не оставалось.
"И ведь ее еще найти надо ..." — решение было принято и обсуждению не подлежало.
— Пика вытолкала меня на улицу, — убитым голосом сказал Алекс. — Швырнула в толпу ... Там был нюхач ...
"Да сколько же у них нюхачей? — оторопело подумала Лиса. — Они что, со всей Европы их собрали?"
— Пика ударила "ртутью".
"От безвыходности ... Только от безвыходности. Господи!"
— Дальше!
— У них ... там ... какой-то прибор ... Меня, как кипятком обварило ...
"Значит, американцы действительно продвинулись", — отметила Лиса.
— Но ты ушел? — спросила она вслух.
— Да, — кивнул Матрос и шмыгнул носом. — Пика закричала, потом упала ... Я в стороне был ... Меня не парализовало ... только левую руку немного ...
— Где ты сейчас?
— В канализации ... Я люк нашел, ну и ...
"Сукин сын!"
— Никто не видел? — уточнила она.
— Нет, — помотал головой Алекс. — Во дворе. И это ... Закрылся.
— Далеко ушел?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Наверное.
— Иди дальше! — приказала она. Решение было принято, теперь оставалось только действовать. — Иди дальше! Из-под земли не выходи. Сутки, двое, сколько сможешь. В эфир не суйся! Сиди, как мышка! Ты меня понял?
— Понял. А потом?
— Потом вылезай и добирайся в Цюрих.
"Там будет Черт. Если догадается подождать".
— Деньги у тебя есть?
— Да, — слезы продолжали течь из его глаз, но, кажется, он ее понимал.
— Встречаемся в Цюрихе, — она не была уверена, что доживет до Цюриха, но чем черт не шутит, когда бог спит? Да и Черт, может быть, подождет. — На том же месте, в тот же час. Ты помнишь?
— Помню.
— Хорошо, — кивнула Лиса. — Всю следующую неделю. Каждый день. Понял?
— Да, — теперь его успокаивали уже не ее окрики, а деловой тон и перспектива на счастливый исход.
— Если никто не придет, — сказала Лиса, как можно более равнодушным тоном. — Свяжись с Норбертом и уходи к нему.
— Ты ...?
— Всяко бывает, — пожала она плечами. — Импровизация, сам должен понимать.
— Понимаю.
— Вот и славно, — холодно улыбнулась Лиса. — Развесь "объявления" о провале и возвращайся в канализацию. Иди!
Еще секунду он стоял перед ней, как будто не понимая, что теперь должен делать.
— Матрос, — сердце сжималось от тоски и гнева, но она была искренна сейчас, как, впрочем, и всегда. — Ты должен выжить. Хоть кто-нибудь должен выжить. Иди!
И она рывком вернулась в свое спящее в гостинице тело. Была половина первого ночи. А в три, Лиса была уже около здания центрального управления Бундескриминальамт по Баварии. Мюнхенская штаб-квартира полиции была похожа на неприступную крепость. Бетон, броневая сталь, колючая проволока, зубы дракона и огромное количество датчиков всех типов. Хороша крепость, ничего не скажешь. И ведь за спиной Лисы не стояли полки чудо богатырей генералиссимуса Суворова. Она была одна и шла на дело без подготовки, на чистой импровизации. Но экспромт не получился ...
... Как говорил Старик — моложавый подтянутый дядька, который до подполья успел сделать неслабую карьеру в спецназе ГРУ — удаются только те операции, в основе которых лежит тщательное планирование. И то не всегда ...
Еще секунду Лиса смотрела на свой новый облик, отразившийся в старом зеркале, потом вернулась к столу и села напротив Георга, терпеливо ожидавшего ее возвращения с новой порцией коньяка.
— Что-то не так? — спросил он.
— Все так, — медленно ответила Лиса и отхлебнула горячего кофе. — Шедевр! — сказала она через мгновение и через силу улыбнулась. Георг был ни в чем не виноват, и ведь кофе действительно хорош.
— Но, говорят, совсем не такой, какой был у Гурга, — ответно улыбнулся ресторатор.
— Возможно, — пожала плечами Лиса и усмехнулась, представив, как выглядит этот простой жест с ее новыми плечами и грудью. — Если честно, то я уже и не помню, какой у него был кофе. Помню только, что замечательный.
— Вы давно здесь? — спросила она, сделав еще один глоток.
— Первый день, — Георг уже не улыбался, он смотрел на Лису и ждал ...
Чего?
"Первый день, — повторила она за ним мысленно. — Первый день ... Сигнал?"
Лиса взяла в руку бокал, понюхала и немного отпила.
— Георг, — сказала она, возвратив бокал на стол. — Это очень хорошо, что кофейня Гурга снова открыта. И если, — Лиса посмотрела Георгу в глаза и чуть кивнула, отмечая важность тех слов, которые намеревалась произнести. — Если вдруг сюда когда-нибудь придет ... ну, скажем, племянник старика Иакова, передайте ему, что Дебора ("Господи! Откуда это? Почему?") будет помнить ту музыку до конца.
Георг не удивился.
"А чего ты ожидала?"
— Хорошо, — кивнул он. — Если кто-то такой здесь появится, я передам.
8.
— Странно, — сказал Кайданов, прислушиваясь к эфиру. — Такое ощущение, что что-то происходит. Ты ничего ...?
— Нет, — Рэйчел смотрела на него озабоченно. Она явно ничего "не слышала". — Ты уверен?
— Да, в том-то и дело, — раздраженно бросил он. От напряжения его пробил пот и снова, как накануне, сдавило виски, но "ощущение" лежало за границей осознания или, скорее всего, на самой его границе. С одной стороны, что-то, вроде бы, есть, но в тоже время и "зубами не ухватишь".
"Может быть, где-то далеко?" — это была вполне правдоподобная версия. Все-таки он, как и любой другой, имел свой предел. Далеко, но не бесконечно. Могло статься, что там, за границей его возможностей, кто-то, и в самом деле, взялся серьезно волхвовать, но Кайданов этого неизвестного волшебника практически не доставал. Слишком далеко ... Однако что-то мешало принять эту вполне здравую гипотезу.
"Это недалеко, — понял он вдруг. — Это здесь, в Мюнхене, но я его почему-то не слышу".
"Не слышу, не чую ... или нет, чуять-то как раз чую, но не могу ухватить".
— Я его чую, — сказал он вслух. — Это где-то рядом, но не захватываю. И ты не чувствуешь, и Зигфрид ..., — он повел подбородком в сторону стены, за которой спал, сдавший дежурство хозяин явочной квартиры. — Но и я с ума не сошел, я его действительно чую.
Они "вернулись" из Города всего сорок минут назад. Выслушали отчет Зигфрида о случившемся здесь светопреставлении, когда в первом часу ночи кто-то что-то колдонул, правда очень коротко, хотя и сильно, и совсем недалеко от точки, а потом, уже совсем недавно, максимум час назад, где-то на юго-западе разыгрался настоящий бой, длившийся минут десять-пятнадцать. Точнее он сказать не мог, потому что сначала его неслабо приложило целой чередой очень сильных откатов, а потом "облагодетельствовало" так, что он чуть не помер от счастья. Впрочем, и сами они, пребывая в Городе и оставаясь, следовательно, нечувствительными к тому, что творится вокруг их брошенных на произвол судьбы тел, вернувшись к действительности и выслушав рассказ Зигфрида, вполне оценили масштаб произошедшего по тому, сколько живи приняли их организмы. Судя по всему, кто-то — скорее всего их было несколько — устроил в городе настоящий Армагеддон.
"Прошел Содомом ... — вспомнил Кайданов слова покойного Трифонова. — Или у Трифонова было как-то иначе?"
Впрочем, дело ведь не в словах, а в факте.
Однако никаких подробностей инцидента узнать сейчас не представлялось возможным, поэтому они отпустили Зигфрида отдыхать, не сообщив ему, естественно, куда и зачем ходили вместе, попили чаю и легли спать. Просто спать, хотя казалось бы, после свадьбы вполне естественным было не спать вовсе. Но Кайданов был все еще слишком слаб, и Рэйчел, решительно отмела все его, надо отметить, не слишком убедительные возражения, скомандовав — разумеется, очень нежно, но недвусмысленно — "отбой". Но выспаться не удалось.
Кайданов проснулся с минуту назад или чуть больше и, решив, сначала, что ему просто все еще нездоровится, хотел было уснуть снова, но уже через мгновение понял, что дело совсем не в этом. Тем более, что полчаса сна, как оказалось, отнюдь не прошли для него даром, и, судя по самоощущению, он уже вполне "воскрес", причем настолько "поправился", что, едва не отвлекся от тревожного ощущения, почувствовав, как нежно прижимается к нему "во сне", мгновение назад еще совершенно определенно спавшая, а теперь уже проснувшаяся Рэйчел.
"А может ну ее, эту рыбалку", — подумал он с ленивым весельем, но тревога не проходила, а ощущение чего-то такого, напротив, становилось все более и более отчетливым.
— Я его действительно чую, — сказал он и, взяв с пола пачку сигарет, закурил.
— Кто это? — спросила Рэйчел и, мягко вынув из его пальцев сигарету, затянулась.
— Не знаю, — покачал головой Кайданов, имея в виду и этого неизвестно кого, и ее, укравшую у него сигарету. — Но он колдует, а я его не "вижу". Ты о таком слышала?
— О чем таком? — спросила она, возвращая сигарету.
— О том, что можно колдовать "не светясь".
— Нет, — покачала она головой.
— И я, нет, — Кайданов отдал ей сигарету и стал одеваться. — Но поверь мне, это-то как раз и происходит.
Глава 9. Поднимается солнце (4 октября, 1999)
1.
"Зачем я это сделала?" — Вопрос был непраздный. Скорее всего, жить Лисе, а значит, и Деборе оставалось совсем недолго. Ровно столько, сколько продержится молодой здоровый организм Доминики Граф.
"Жалко девочку". — О ком она печалилась? О давно умершей немецкой девушке или о себе самой, влетевшей под нож, нарушив ею же и сформулированные принципы выживания в подполье?
Лиса допила кофе и поднялась к собору Иакова. Сюда, на площадь, она не приходила уже много лет, и, хотя, здесь, как и везде в Городе, время являлось лишь субъективной мерой существования людей, но не вещей, место это показалось теперь покинутым и обветшавшим. Даже изысканный фасад готического собора, казалось, стал темнее и старше. Вероятно, все дело в том, что двери его закрыты, и Лиса устала ждать и надеяться, что когда-нибудь они отворятся вновь. Место Иакова — без него самого и его музыки — было пусто и лишено смысла и души.
Но вот открылись двери кофейни Гурга, и вроде бы появилась тень надежды, ведь "племянник" не удивился словам Лисы. Чего-то в этом роде он, видимо, и ожидал. Пусть не от незнакомой ему даже по описанию Деборы, но от кого-нибудь другого подобных слов он ожидать мог. Вопрос лишь в том, зачем их произнесла Лиса.
"Я прощалась", — признала она.
Прощалась ... С кем? С умершим много лет назад Иаковом? Иаков умер, и музыка его умерла вместе с ним.
"Музыка ..."
А если не умер? Могло ли случиться, что Иаков — это личина Некто Никто?
Нельзя сказать, что мысль эта посетила Лису впервые, но здесь, на этой площади, перед его, Иакова, собором, к которому Лиса и Герман впервые пришли двадцать пять лет назад, мысль эта уже не казалась невозможной.
"Любовь моя ... Господи!" — Даже не произнесенные вслух, слова заставили ее поморщиться. Так Лиса не выражалась никогда, ни про себя, ни тем более, вслух.
Она окинула взглядом пустынную площадь и на минуту задумалась, проверяя, не осталось ли у нее долгов. Выходило, что нет. Нота сигнал подполью отправила еще в начале первого ночи, когда уходила из гостиницы на поиски подруги. В лобби очень кстати оказался комп, подключенный к Интернету, так что за две-три минуты, которые она могла себе позволить, Лиса успела вывесить "черный вымпел" везде, где только можно. Ну а здесь, в Чистилище, то же самое должен был сделать Алекс, и оставалось надеяться, что так он и поступил. Об остальном следовало забыть, хотя хотелось бы, конечно, попрощаться с некоторыми людьми, но, видимо, не судьба. Баха в Городе не оказалось, Твин появлялся редко, да и в любом случае, что она должна была им сказать? И что могла себе позволить сказать? Конечно, задним числом все выяснится. Алекс и Кайданов расскажут свою часть истории, Георг — свою. Умные люди, те, кто умеет сопоставлять факты, все поймут. А пока, пусть продолжают искать Рапозу, и Доминика Граф та еще загадка для компетентных органов. Вот они пускай головы и ломают, а Лиса им не помощник. Никак нет.
Однако смирения не получалось. И дело, судя по всему, упиралось даже не в характер Лисы, который вопреки очевидным фактам не позволял ей признать поражение. Пока жива, борись, и что-то там еще из басни Толстого про лягушку и молоко. Смешно. Борись, дрыгай лапками ... Поборешься тут, как же!
Лиса сотворила очередную сигарету и затянулась.
