Обещаю директору Мелодии выкроить время и прислать своих сотрудников. В ответ интересуюсь судьбой магнитоальбомов. Вопрос все еще решается в верхах, и конца-края этому не видно. Ну, и черт с вами! Будем издаваться на Западе. Пока вы здесь разродитесь, мы там уже десяток дисков выпустим. Намечаем дату записи и на этом прощаемся. И что мы имеем? На "лирическом диске у нас семь песен: "На теплоходе музыка играет", "Городские цветы", "Карусель", "Мы желаем счастья вам", "Миллион алых роз", "Три белых коня", "Вера". Допишем "Две звезды". Если напряжемся, то можем записать еще "Альдону" и "Девочку-виденье", посвященную Ладе. Итого десять. Неплохо. Но "Трава у дома" войдет уже тогда в следующий диск. Короче, нужно обсудить это с Клаймичем и с коллективом.

В дверь осторожно стучат, и на пороге появляется одна из уволенных Клаймичем танцовщиц — яркая крашеная блондинка с родинкой над губой, чьего имени я даже не помню. Ее мини-юбка открывает взору все, что только можно и нельзя

— Виктор, я могу с тобой поговорить?

— Ну, поговори...

Виляя бедрами, девица проходит через весь кабинет и, томно заглядывая мне в глаза, присаживается на краешек рабочего стола. А дальше я с веселым изумлением наблюдаю за потугами этой нахалки, соблазнить меня прямо на рабочем месте в рабочее время. Похоже, эту идиотку, возомнившую себя роковой красоткой, ввел в заблуждение мой юный возраст, и она на полном серьезе считает, что я просто обязан бросаться на все, что шевелится. Она что-то лепечет мне про то, что мы могли бы с ней сработаться, что я просто не видел ее на сцене и вообще — она очень трудолюбивая и исполнительная. Попутно девушка расстегивает пуговички блузки.

От вида ее скромненькой "двойки", которую она мне так старательно демонстрирует в распахнутом вырезе, я, наверное, должен растерять последние мозги и предложить ей руку, сердце и заодно ключи от своей квартиры. Нет, мне даже интересно, в каком общежитии Верина мать отыскала это провинциальное убожество, возомнившее себя Мэрилин Монро? Ладно... пора заканчивать эту комедию. Не отрывая взгляда от ее лица, и не давая ей соскочить со стола, беру трубку телефона, набираю репетиционную

— Зайди.

Через пару секунд дверь распахивается и в кабинет входит Альдона. Невозмутимо окидывает взглядом открывшуюся перед ней картину и вопросительно приподнимает свою безупречную бровь. Девица снова пытается дернуться, но моя рука крепко держит ее за колено, ей лишь удается судорожным движением пальцев стянуть распахнутый вырез блузки.

— Альдона Имантовна, не подскажете, что у нас там в Уголовном Кодексе со статьей о совращении несовершеннолетних?

— До тре-ех ле-ет.

— О, как! Однако... Здесь вот девушке не очень хочется покидать стены нашей замечательной студии, и она решила, что я прямо тут на столе ...изменю свое решение о ее увольнении. Проведи с ней, пожалуйста, разъяснительную работу и проводи эту ...леди до дверей.

Алька, молча, распахивает дверь и жестко командует неудачливой совратительнице

— На выхо-од!

Девицу буквально сдувает с моего стола. О суровом характере нашей Альдоны она явно хорошо наслышана, и заметно, что она боится ее до судорог. Ну... я и сам ее иногда побаиваюсь, если честно. До сих пор помню, как получил от нее ногой с разворота по тыкве. Дверь за Альдоной закрывается, и я устало откидываюсь на спинку кресла. Совратительница хренова... Хоть бы бельишко поприличнее одела, да маникюр обновила. В голове у меня только одна мысль: Неужели я так похож на малолетнего озабоченного идиота...? Чтобы отвлечься, приходится браться за трубу спутникового телефона. Сначала звоню Гору, затем в банк Амброзиано, наконец, в Стрелковую ассоциацию, чьи контакты мне оставил Магнус. Пора крутануть земной шарик побыстрее.

— -

На ловца и зверь бежит. Стоило мне только закончить разговор с Америкой — мне звонят с проходной. У нас неожиданные гости. Билл Прауд, американский атташе по культуре почтил нас своим визитом. Приглашаю его в кабинет, жалея про себя, что Клаймич сейчас в отъезде. Прауд говорит, что заскочил на минутку. Привез мне пакет с кассетами и документы на контейнер, переданные Гором. Контейнер сегодня прибыл в Москву, и значит, он уже на таможне. Вот и славно! Хоть одна приятная новость. От кофе Прауд отказывается, но уходить особенно не спешит. Начинает подробно расспрашивать меня про теракт в Савойе. Сочувственно кивает, когда я живописую ему все ужасы своего плена. Разговор плавно переходит на конгрессмена Магнус.

— И как он вам показался, Виктор? Что он за человек?

— Ну... мы мало с ним знакомы и почти случайно оказались вместе. Но я, если честно, восхищен его мужеством и решительностью. Я даже не знаю, что было бы дальше, если бы не он.

Прауд внимательно слушает мои сказки. Я бы даже сказал, что слишком внимательно, и это почему-то заставляет меня насторожиться. Вот даже не знаю почему, и спроси — не отвечу. Но в словах своих я становлюсь осторожнее. Видимо поняв, что ничего нового я сообщить ему не могу, Прауд тепло прощается со мной и предлагает без стеснения обращаться к нему, если возникнут какие-то проблемы. Обещает всяческую помощь. Ага... Вот именно к тебе добрый американский дяденька я и обращусь! Как только, так сразу... Вежливо провожаю его до дверей.

Выходя из студии, Прауд сталкивается в дверях с... Веверсом. Мужчины внимательно оглядывают друг друга, но спустя пару секунд все-таки жмут руки. А я пытаюсь пристроить челюсть обратно. Неужели генерал прилетел на сверхзвуковом самолете ко мне из Ясенево, узнав о визите американца? Но зачем тогда ему сталкиваться с ним в дверях?! Не, ...разведчики так не работают.

Веверс плотно закрывает дверь кабинета, кивает мне на чудо-прибор. Пока я втыкаю его, Имант Янович ничуть не смущаясь, снимает трубку телефона, отыскивает Леху и железным голосом просит покараулить коридор, что ведет к кабинету. И надо сказать, "мамонт" без слов соглашается. Мнда... Что-то у меня уже ноги подрагивать начинают.

— Выдыхай — Веверс усаживается в гостевое кресло и кивает на соседнее — Я не знал, что у тебя Прауд, но раз так сложилось... Имей в виду: в картотеке ПГУ он числится кадровым сотрудником ЦРУ.

Вот это номер...

— И чем мне это грозит?

— Вербовкой. Выбрать свободу еще не предлагал?

— Не-е...

— Обязательно предложит

Уже предложил. В самый первый визит. Но Веверсу знать об этом не обязательно.

— Я к тебе по другим вопросам. Во-первых, надо оформить еще несколько подписок — генерал протягивает мне папку с документами — Дело Магнуса выделено в отдельную разработку и ты в ней участвуешь.

Без меня меня женили.

— Я вообще несовершеннолетний.

— Зато официально дееспособный — отбривает меня Веверс — Хочешь, через пару лет мы тебя призовем? В пограничные войска?

Я мотаю головой. Начинаю бегло просматривать подписки и ставить автографы.

— Во-вторых, по Анне Кальви. Ты ей уже звонил? — генерал кивает на спутниковый телефон

— Звонил — я ставлю последнюю подпись и возвращаю папку

— Во время следующего разговора постарайся плавно вывести на дела ее отца. Поинтересуйся здоровьем, пошути, как ты любишь. Меня интересует, что за телодвижения начала Италия в Индии. Какая-то экспедиция с американцами...

Я чувствую себя жонглером, который подбросил десяток тарелок вверх и не знает, как их теперь поймать.

— Ну и плюс нас интересует ситуация в кабинете премьер-министра в целом. Постарайся узнать, что сможешь. Это ясно?

— Предельно.

— Тебе будет назначен куратор, который будет с тобой работать по Магнусу и Кальви. Прошу исполнять его требования неукоснительно

— Точно и в срок — подхватываю я и понимаю, что шутка не удалась. С этим роботом вообще шутить не стоит. Лицо — словно маска. Переедет и отправится дальше.

— Надеюсь, это будет не Сергей Сергеевич?

— Полковник временно отстранен от дел. Идет расследование по теракту в Савое.

О как! Прилетело мужику.

Не дожидаясь приказа Веверса, прямо на его глазах вскрываю привезенный Праудом пакет. Вытряхиваю из него документы и несколько видеокассет, а больше там ничего и нет, слава тебе господи...! И я выдыхаю второй раз... Но это даже неплохо, что конверт от Гора я вскрыл при генерале, теперь он убедится, что я не веду переписку с американцами за его спиной. Веверс по-хозяйски пододвигает документы к себе, начинает их бегло просматривать, ну, а меня больше интересуют кассеты. Судя по надписанным фломастером стикерам, на них записи двух наших концертов, шоу Паркинсона, и черновая версия клипа Почтальона. Что ж, Гор говорил, что скоро в США запускается канал МТV, и в наших интересах снять как можно больше новых клипов. Пока еще клипов мало — они будут в постоянной ротации на этом канале, а это бесплатная реклама для нас.

— Так, здесь все документы на контейнер и опись на вложение. Можно его получать.

— А нельзя ли контейнер сюда привезти? Ну, чтобы нам всей студией в аэропорт не ехать?

— Можно, я распоряжусь. Контейнер ждите завтра после обеда. Но досмотр будет на общих основаниях.

— Как скажете...

— Последний вопрос — тут Веверс делает паузу, и в кои-то веки на его лице появляется человеческое выражение — Что у тебя с моей дочерью?

Тушите свет. И что мне врать отцу обесчещенной дочери? То есть, в буквальном смысле обесчещенной — Альдона была девственницей, и после встречи со мной перестала ею быть. Замуж я ее не зову, перспективы породниться с Веверсами меня просто пугают. О! Надо устроить общую встречу. Мама Веры, отец Альдоны... Вот такая шутка юмора.

— А какие отношения у вас с моей мамой?

Надо было видеть лицо Веверса. Имант Янович хоть и сохранил самообладание, но глаза отвел.

— Витя, ты что еврей отвечать вопросом на вопрос?

Сидим, молчим. Генерал берет графин и наливает себе в стакан воду. Мхатовская пауза...

— Ладно — Веверс смотрит на часы — Откровенного разговора у нас с тобой не получается. Мне пора на службу. Думаю, теперь мы будем встречаться чаще. Так что этот разговор придется все-таки закончить.

Генерал уходит, а я сижу грущу. И что теперь делать?

Глава 8

Утро вторника начинается со звонка в дверь. Позевывая, я отправляюсь в прихожую. Кому мы понадобились в такую рань? На часах всего шесть тридцать. Открываю дверь и застываю в шоке. Передо мной стоит босой, голый старик. Ну как голый... в черных сатиновых труселях до колен. На голове копна белоснежных волос, седая борода опускается до живота.

— Здрави будьте люди! — басит старик

— И вам не хворать — отвечаю я

— Иванов моя фамилия. Порфилий! — персонаж назидательно поднимает палец вверх

— Очень приятно. Чем обязаны?

На наш разговор из своей комнаты выглядывает полураздетая мама, ойкает и скрывается обратно.

— Потребую Виктора Селезнева. Песенника

— Это я. Как вы узнали мой адрес и попали в подъезд?

— Это не сложно. Я божий человек, несу людям учение о здоровье и бессмертии. Меня везде пускают.

Тут наконец, мой мозг просыпается и я вспоминаю Порфилия. Победитель природы, учитель народа, бог Земли. Поразил доверчивых советских людей хождением голышом зимой и летом, обливанием холодной водой. А также заумной философией — сплавом индийской йоги, христианства и языческого культа. Лежал несколько раз в психиатрических больницах, во время войны пытался мирить Сталина с Гитлером. Тот еще персонаж...

— Целитель я — продолжает презентовать себя Порфилий — Если какие болячки есть, говори, вылечу.

— Я видела, как вчера он беседует с милиционером на входе — из своей комнаты появляется одетая мама, складывает руки на груди

— Ученик мой, Васька сын Петра Кузькина — кивает старик — Дал мне твой, Витя адрес. Чтобы я тебе принес свой гимн. И ты его спел на весь мир.

Порфилий начинает громко петь:

"Люди Господу верили как Богу,

А Он сам к нам на Землю пришел.

Смерть как таковую изгонит,

А Жизнь во славу введет..."

На словах "введет" хлопает дверь — из соседней квартиры появляется капитан. Дмитрий Михайлович одет в треники и полосатую тельняшку, но выглядит тоже как только что проснувшийся.

— Витя, что за концерт? — удивляется капитан. Заметив маму, слегка кланяется — Людмила Ивановна, мое почтение

Порфилий тем временем продолжает петь свой гимн. Я понимаю, что сейчас он разбудит всех соседей и случится скандал. Поэтому тихонько упираюсь ему руками в голый живот и начинаю вытеснять на лестничную клетку. Получается с трудом. Великий учитель входит в раж и несет какую-то чушь про исцеления, божью благодать... Приходится нажать. На помощь мне приходит капитан. Вдвоем мы его выталкиваем на площадку и запихиваем в лифт. Заканчивается все в подъезде, где всплеснув руками, к нам кидается молоденький милиционер.

— Порфилий Корнеевич! Как же так...

— Слушай меня сюда — я хватаю парня за портупею — Еще раз пустишь посторонних, хоть самого Бхагавадгиту — вылетишь из органов. Понял?

Милиционер испуганно кивает. Мы с капитаном заходим в лифт, а вслед нам несется все тот же гимн и вопрос:

— А кто такой этот... Хавагита??

— Памятник индийской культуры.

Дмитрий Михайлович неделикатно ржет. "Кто ж его посадит? Он же памятник!".

— -

В самом паршивом настроении я приезжаю на Динамо. Утренняя тренировка сборной по боксу, в который меня не видели уже месяц. И тут же новый удар.

— А ты отчислен — Киселев разводит руками — Ретлуеву я уже сообщил. На тренировки не ходишь, предплечье травмировано...

Черт! Вот не надо было мне надевать на награждение в Кремль повязку. Ведь не болит уже ничего — просто покрасоваться хотел. Еще и Ильяса подвел.

— А как же чемпионат Европы?!?

— Савченко поедет. Он уже восстановился после сотрясения, что ты ему устроил — показывает хорошие результаты.

Тренер свистит в свисток и сборники разбирают скакалки. Кое-кто мне приветливо кивает, но большинство отводят глаза.

— Да и говорят, ты невыездной теперь — Киселев пожимает плечами — Какой уж тут Кельн...

Не знаю, чтобы я тут наговорил тренеру, но меня останавливает Леха.

— Погоди кипятиться — шепчет мне на ухо "мамонт" — Поедем в Кремль, решишь все с Генеральным. А форму еще успеешь набрать.

Ладно, делать нечего, едем к Романову. По пустой Москве быстро доезжаем до привычных Боровицких ворот, паркуемся возле Сенатского дворца. И тут же новый облом. Романова нет на месте — уехал с рабочей поездкой в Ленинград.

В коридоре я сталкиваюсь с новым управделами ЦК КПСС Жулебиным. Он то мне и рассказывает, куда подевался Генсек.

— Открывает Северо-Западную свободную экономическую зону. Хотим пригласить немецкие и французские фирмы, организовать производство высокотехнологичной продукции — Жулебин заводит меня в свой кабинет, наливает чаю — Так сказать политика разрядки в действии.

Заводы западных компаний в СССР — вещь нужная и полезная. Особенно, если это будет компьютерное производство. Но у меня своя головная боль.

— Виктор Михайлович — я решаюсь пожаловаться давнему соратнику Романова — Поговорите с Григорием Васильевичем... Ну что это за наказание такое. Мне в Кельн ехать, на чемпионат Европы по боксу, а я невыездной. Срываются гастроли в Италии, вон японцам я нужен — можно обсудить визит на острова...