Ягуша

В итоге я не только обжегся горячим варевом, но и домой пришлось идти, замотавшись в глухой плащ, поскольку все мои волосы, включая брови и ресницы, благополучно выпали, оставив меня сверкать лысиной на радость солнышку. То-то было веселья, когда мои сокурсники узрели редчайшее, практически уникальное зрелище — лысого, побагровевшего то ли от стыда, то ли от ярости эльфа... А самое противное в этой ситуации было то, что Яр — отличник демонов! — сварил какую-то свою модификацию бальзама, которая напрочь отказывалась изменять свое действие, даже после двух десятков зелий, пополам с заклинаниями и периодически вставляемыми в них нецензурными словами, вылитых на мою многострадальную голову преподавателем.

Папа хихикал над моей новой экзотической прической, а точнее, полным отсутствием таковой, недолго — ровно до того момента, как я пригрозил устроить ему незапланированный душ из того же зелья, которое опрокинул на себя, во время еженедельного собрания преподавателей. Сочтя угрозу вполне весомой, папа проникся и попытался уже при помощи эльфийской магии восстановить мою родную шевелюру. Ага, сейчас! Не знаю, что именно ухитрился сварить Яр, но наши с отцом совместные усилия не дали никаких результатов. Так что пришлось мне четыре дня сидеть дома, дожидаясь, пока мама не приедет от дедушки.

Мама, вернувшись, от души посмеялась над нашими неуклюжими попытками вернуть мне волосы и буквально парой заклинаний восстановила мою родную, золотого цвета шевелюру. Дух природы, что еще сказать. Мне до такого еще учиться и учиться...

Но речь сейчас не об этом, а о том, что мама, узнав о моих ночных проделках, без зазрения совести выпорет меня, как дите малое. И это еще в лучшем случае... Что будет в худшем, я даже представить боюсь! Папа — я абсолютно уверен в этом! — воспримет произошедшее гораздо более... мягко.

Да и вообще, если незапланированные результаты моего творчества не удавалось скрыть, я всегда предпочитал признаваться именно папе. Он еще тот раздолбай — не такой, конечно, как его старший брат, да и должность ректора обязывает — и на все мои выкрутасы реагирует крайне спокойно. Мол, чем бы дитя не тешилось, лишь бы само не пострадало. Да и вообще, хоть я и могу уже назвать себя достаточно повзрослевшим, но все-таки эльфийская кровь, да еще и правящего рода — не водица. Эльфята в двадцать лет только-только начинают адекватно воспринимать мир, а уж полное, второе совершеннолетие, когда молодой эльф окончательно входит во взрослую жизнь, и вовсе наступает в сотню лет! Так что все мои выбрыки папа воспринимает как неотъемлемый этап взросления и само собой разумеющееся. Дней шесть назад я подслушал разговор парочки придворных с моим отцом. На вполне разумное возмущение моим поведением и неумением управляться с собственными силами — у одного из придворных в результате моих уроков левитации улетел дом, у другого, наоборот, в сад приземлились обломки чьей-то мебели — папа только сказал: "Он же еще ребенок, что вы от него хотите?". Вот так-то. Если для мамы я уже великовозрастный обалдуй — ну да, с учетом того, что она уже в пятнадцать лет могла с полным на то правом назвать себя взрослой, — то для отца я еще лет шестьдесят, не меньше, буду оставаться ребенком. Впрочем, я не против. Должен же хоть кто-то из родителей считать меня еще маленьким... Правда, обычно так ведут себя матери, но мне повезло с отцом.

Зеркало издало мелодичный звон и покорно отразило не мою физиономию с абсолютно шальными глазами и вставшими дыбом волосами, а просторный отцовский кабинет. Ой. Мамочки...

Мой папа, хоть и редкостный раздолбай, но на своем рабочем месте беспорядок не выносит. Его кабинет всегда был для меня образцом порядка: идеальная чистота, всегда свежий воздух, безукоризненно ровные стопки бумаг на столе... А сейчас у меня возникло ощущение, что по отцовскому кабинету пролетела эскадрилья боевых виверн! Жуткий бардак: стоявшие до этого идеальными рядами на полках книги разбросаны как попало, у одной оторвана обложка; карниз сорван, одна из штор вообще отсутствует, другая нарезана на лоскутки темно-синего цвета, стул сломан, бумаги разбросаны по всему кабинету. Ну, а довершала картину первозданного хаоса прожженная насквозь строго в центре явно боевым огненным шаром резная громадная столешница.

Папа восседал на краю стола спиной ко мне, поджав под себя ноги. Что с ним произошло? Рубашка продрана в локтях, на штанах виднеются обугленные дыры, а всегда аккуратная коса теперь напоминала золотистое неопрятное помело с пятнами сажи.

Перед папой, вытянувшись в струнку, стоял невзрачный мужичок в серой форме Тайной стражи и что-то неслышно, но, судя по движениям губ, оч-чень быстро говорил. Папа кивал, внимательно слушая. Выстукивающие по столешнице рваный ритм длинные пальцы выдавали всю степень отцовского волнения. Да что же такое произошло-то? Пропажу короны из королевского тайника не могли так быстро обнаружить — она предназначена не для повседневной носки, а исключительно для разнообразных мероприятий: от балов до приема правителей соседних стран. Но на вчерашний вечер, вроде бы, не было ничего запланировано. Или... было? Ой, мама...

Тем временем мужичок кивнул отцу и, развернувшись, стремительно вышел из кабинета. Папа вздохнул и, ссутулившись и запустив пальцы в волосы, пробормотал себе под нос что-то на высоком эльфийском. Я навострил уши, пытаясь запомнить отцовские высказывания: таких ругательств я раньше не слышал.

— Пап, — тихонько позвал я, видя, что он опять не заметил моего вызова. Вот так всегда! Приеду — сам звук на его зеркале настрою! Так, чтобы сигнал и в халифате слышали. Авось, настолько громкий сигнал папа не пропустит.

Папа резко развернулся и, не удержавшись, с грохотом рухнул со стола. Послышались мелодичные многоэтажные ругательства на эльфийском. Если бы я не знал этот язык в совершенстве, то мог бы подумать, что папа вдруг решил поупражняться в пении. А так я мог только надеяться, что вся краска с моего лица сойдет до того момента, как любимый родитель поднимется с пола.

Наконец, папа с кряхтением поднялся на ноги и вновь взгромоздился на стол, поскольку те обломки, которые когда-то были стулом, теперь годились только на растопку. Вот и приходится отцу сидеть на столе. Как говорится, за неимением гербовой...

— Ингвар, в чем дело? — Папа потер ушибленный копчик и гневно воззрился на меня. А я что, виноват, что он упал? Тоже мне, чистокровный эльф. Равновесие держать не умеет! — Говори быстрее, что случилось, и я пойду. У нас проблемы...

— Что случилось? — Поинтересовался я. Что еще стряслось в нашем славном королевстве? Ну, кроме меня, любимого.

— Ты представляешь, сын, — папа поерзал, устраиваясь поудобнее. — Вчера к Антонину приехала делегация из гномьих гор, — на этих словах мы с папой дружно поморщились. Ну не любят эльфы гномов! Впрочем, и гномы относятся к эльфам, мягко говоря, прохладно. У обеих рас это как инстинкт, который перебороть очень и очень сложно. Вот дедуля с дядей это умеют в совершенстве, папа тоже, только гораздо хуже, а я — пока никак.

— Так вот, — продолжил отец. — Вечером, на представлении, внезапно в яркой вспышке пропадают корона Антонина и парадное знамя, а вместо этого на голову короля спланировали обгорелые обрывки чего-то, в чем Ари с трудом опознала одеяло. Представь себе, какой разразился скандал... Ингвар, здесь нет ничего смешного! Вора до сих пор не выследили!

Бесполезно. После того, как я вообразил себе выражения лиц присутствующих при сем знаменательном событии придворных, на меня напал дикий хохот. Я смеялся, не в силах остановиться. Чувствуя, что еще чуть-чуть, и у меня начнется истерика, я с трудом заставил себя замолчать, но отдельные смешки то и дело прорывались на свободу.

Папа, укоризненно на меня поглядев, вздохнул, пробормотал себе под нос что-то, подозрительно похожее на: "Он неисправим", и вкрадчиво поинтересовался:

— И в чем заключается причина твоего веселья?

— Не надо никого искать, — я всхлипнул от смеха. — Это я.

— Что, "ты"? — Вздернул одну бровь отец.

— Ну, корона у меня, — подцепив пальцем остатки короны, поднял ее на уровень глаз. — Вот. Кстати, знамя тоже у меня. Из него вышло отличное одеяло...

У папы отвисла челюсть.

* * *

— Ингвар, как ты мог?!.. — Причитал отец, трагически заламывая руки. А я че? Я — ниче... Я вообще тут не при чем. Во всем винить бабкину наливку! И комаров. Точно, это комары во всем виноваты! Так что, папуля, ты не того ругаешь! Я вообще чист и невинен, как посланец богов!

— Ну-ну. Поглядел бы я на того бога, который — с глубокого похмелья, не иначе! — назначит тебя своим посланцем! Разве только что бог безумия на такое и способен! — Ехидно сказал папа. Ой, я что, говорил вслух?

Папа пытался давить на мою несуществующую совесть уже полчаса — с того самого момента, как я продемонстрировал ему золотой металлолом, бывший когда-то короной. Нет, сначала отец впал в ступор, только беззвучно разевая рот, словно вытащенная на сушу рыба. Затем он начал орать, и орал минут десять, причем за все это время ни разу не повторившись. А сколько много нового я за это время о себе узнал!.. Ух. Не подозревал, что папа умеет так виртуозно ругаться на общем, иначе давно бы попросил у него несколько уроков красноречия. Впрочем, чего я ожидал от эльфа, три месяца назад справившего свое семисотлетие? Лепета в стиле: "Ингвариан, ты плохой мальчик"? Не смешно.

А затем папа выдохся и перешел на эльфийский... Вот что значит, опытный дипломат! Ни одного прямого оскорбления, но вся речь целиком опустила мою самооценку настолько... Вернее, попыталась опустить. Я к подобным речам уже привык. Как-никак, подобные спичи мой драгоценный родитель выдает с регулярностью примерно раз в два месяца. Да и образование у меня тоже не как у человеческой изнеженной барышни — я такие высказывания уже давным-давно научился пропускать мимо ушей.

Потом отец потребовал сделать маячок, чтобы он смог открыть портал и забрать то, что когда-то было короной. Надо же королю что-то показать? Да и знамя не мешало бы вернуть... Хотя с чем-чем, а со знаменем расставаться не хотелось. Из него вышло такое теплое одеяло... Впрочем, папа обещал перекинуть мне мое любимое одеяло из дома.

Ну подвесил я маячок... А портал не открывается! Вообще. Никакой. Даже самый маленький, через который мне папа вчера перекинул "пугалку".

Вот это номер!

Такое с бабкиной полянкой бывало. Редко, но бывало, когда в бабулином лесу на месяца два-три отказывалась работать высшая магия, то есть, порталы, многое из боевой и защитной и вся пространственная магия. И если бабуля умела как-то с этим бороться, то я... Это что же — мне тут теперь сидеть до конца лета (не то, чтобы я об этом раньше не знал, просто в моей душе еще теплилась надежда, что я смогу удрать домой пораньше), без привычных мне благ магического прогресса и питаться всякой зеленью с бабулиного огорода и ГРЕЧКОЙ?!! У-у-у...

Я не травоядное животное! Духам природы, особенно высшим — таким, я, как моя мама и ее родители — для нормальной жизни нужно мясо, причем, желательно, много. А как здесь прикажете охотиться? Да стоит мне сунуться в лес, так я точно вынырну где-нибудь около гномьих гор, и это в лучшем случае. Бабушкина вотчина — это не королевский сад, где считают каждый опавший листик, тут всяких тварей сто-о-олько! Да взять того же лешего — если бы не мое родство с хозяйкой здешних мест, то этот славный представитель лесной нечисти давно завел бы меня в чащу, да так там и оставил! Причем не со зла — натура у него такая.

Мда. Это я еще молчу про кикимор, водяных, русалок, болотников (да, где-то в чаще есть небольшое болотце. Меня туда бабуля как-то раз водила, познакомиться с тамошней нечистью. Веселые ребята!), мавок... Нечистью бабкин лес буквально кишит. А вот нежити в нем и в помине нет. Нежить — это дедушкины игрушки. Скелеты там всякие, низшие духи мрака, призраки... Единственное что — зомби нет. Уж больно неэстетично они выглядят... То ли дело, чистенький скелетик какого-нибудь разбившегося по собственной неосторожности горца, чье поселение находится неподалеку от дедулиного замка. Смелые люди. И ведь не боятся дедули...

Так вот. На охоту, в силу своего "лесного идиотизма", я соваться не рискну, кикиморы без крайней на то необходимости на полянку не сунутся... А что делать тогда такому голодному и несчастному мне? Сидеть три месяца на гречке?..

При взгляде на мою разнесчастную физиономию папа даже не стал меня ругать. Так, только вздохнул укоризненно — мол, что с него возьмешь. И внезапно хищно усмехнулся.

— Ну, сынок, — от того, каким тоном родитель сказал это свое "сынок", меня передернуло. — Как ты думаешь, что скажет мама на то, что ты уже во второй раз обеспечил ей год бессмысленного труда? — Он выразительно скосил глаза на покусанный металлолом. Кстати, отпечатки зубов на короне оказались все-таки моими... Интересно, а зачем мне понадобилось грызть корону? Зубы, вроде, не режутся...

От мысли, что папа может заложить меня маме, мне поплохело. А ведь он это сделает! Долгая жизнь, знаете ли, прекрасно помогает бороться с такими вещами, как угрызения совести.

— Предлагаю откупные, — прежде чем успел подумать, что говорю, брякнул я. Папа прищурился:

— И что же ты хочешь... предложить? — запнулся на последнем слове он. Ну да, наш разговор сейчас больше подходит двум преступникам, чем эльфам из почтенной и уважаемой семьи, тем более — отцу и сыну. Впрочем, если папа прикроет меня от разъяренной мамы, я даже готов прилично вести себя до того момента, как закончу Академию! Или, по крайней мере, весь следующий курс... Ну, до конца лета точно!

— Ну-у-у, — я задумался. Что я могу предложить отцу такого, чего у него нет? Ага, придумал! — Как насчет трех малых фиалов "золотой пыли"? — Поинтересовался я.

Папа едва вновь не спланировал со стола, и только хорошая реакция помогла ему уцепиться за края столешницы. Восстановив равновесие, родитель вкрадчиво поинтересовался:

— Сын, а откуда у тебя взялась "золотая пыль"? И ты хоть знаешь, что за одно ее хранение, если фиалы не зарегистрированы, в Нисеании полагается двадцать лет каторги?! — Сорвался на крик он.

— Да? Не знал... — Удивился я. Неужели это правда? Впрочем, какая разница... Я же не собираюсь травить кого-либо. Ну, разве что, комаров... — Так что, тебе хватит трех фиалов?

Папа задумался и выдал:

— Семь.

Тут уже настала моя очередь ловить отвисшую челюсть.

— Папа, ты чего, совсем в лесу заблудился?* — Выдохнул я, чувствуя некое подобие азарта и громадное облегчение. Папа решил поторговаться — значит, от мамы прикроет однозначно! Не говоря уже о том, что король не узнает о безвременной кончине своего символа власти. — Да за деньги от их продажи можно будет скупить половину королевского дворца! Четыре фиала.

— Интересно, где ты так научился разбираться в ценах на яды? Шесть фиалов, — азартно прищурился папа. Ему этот торг доставлял огромное удовольствие. Тоже мне, эльф из правящей семьи. Да он торгуется похлеще гномов на базаре!