Посетительница караван-сарая звонко расхохоталась. Лицо старого сайборона сначало побледнело, а затем на дряблых щеках начали медленно проступать красные пятна. Он резко сменил тон:
-В самом деле, я думаю, что стража посчитает причину вызова слишком незначительной, и меня могут самого оштрафовать...нет, мальчишке, конечно, давно пора в зиндан, но все же...о, Солнцеликий, да как вообще можно было подумать, что я держу несвежие продукты...
Посетительница с любопытством глядела на него, время от времени бросая быстрые взгляды на Дарсана и хмуря лоб. Видно было, что ее мучают какие-то сомнения.
Юноша же, в свою очередь, вновь обессиленно прислонился к запыленной стене, ощущая сквозь прорехи на спине горячую от солнца поверхность. Гнев исчез так же быстро, как и появился, и он был готов безмолвно принять все, что готовила ему судьба.
Тем временем, улучив момент, когда караванщин сделает паузу в своих бормотаниях, девушка ловко сунула ему в руку что-то, ярко сверкнувшее на солнце. Старик недоуменно уставился в ладонь и изумленно воскликнул:
-Золотой альвэннар! Но, Каэррэ-хэннум...
-Тс-с-с, — девушка приложила к губам тонкий пальчик, — давайте не будем поднимать шума? Считайте это платой за те бесценные сведения, что Вы мне дали, а также за милосердие, проявленное к этому несчастному, — она кивнула на Дарсана.
-Это слишком высокая цена, — слабо запротестовал старый пройдоха, однако, монета с быстротой молнии исчезла в складках его халата. Проделав это, он распрямился и низко поклонился, от души поцеловав край рукава незнакомки:
— Да благословит Вас Солнцеликий, хэннум. Ваша доброта столь же велика, как и ваша красота. Этот юнец должен истово помолиться Благословенному пророку
* * *
* * *
за то, что тот милостиво позволил вашим путям соприкоснуться...
Жители калифата Раханнан отличаются привычкой к пространным и цветистым речам, и старый сайборон, видимо, решил излить на Каэррэ-хэннум весь свой поток красноречия.
На лице последней, однако, отразилось плохо скрытое нетерпение, и она, уже не особо церемонясь, резко перебила его:
-Благодарю Вас за проявленное понимание, господин Олхаан, но я очень тороплюсь.
Только сейчас Дарсан с некоторым удивлением отметил странный акцент хэннум — по всей видимости, она прибыла в калифат издалека: относительно простое наречие Раханнана давалось ей с небольшим трудом, многие звуки она выговаривала чересчур твердо, растягивая гласные совершенно не там, где нужно было. Скорее всего, она была из Алдории: Дарсан повидал немало алдорских купцов в лавке своего отца, и ее акцент звучал очень похоже на их выговор.
Поняв, что его велеречие не обернется еще одной звонкой монетой, сайборон, тем не менее, согнул спину в глубоком поклоне, коснувшись ладонями земли, и удалился.
Каэррэ-хэннум, однако же, осталась на месте. Она внимательно проследила за тем, как захлопнулась деревянная дверь, и неожиданно повернулась к Дарсану.
-Юноша, — серьезно сказала она, хотя глаза ее смеялись, — у меня есть к тебе важное дело.
* * *
Прислуга одного из самых богатых караван-сараев Хайсора, столицы Ранаханна, с любопытством глядела на вжавшегося в расписные шелковые подушки юношу: настолько резким был контраст между его запыленными лохмотьями и роскошной обстановкой заведения.
Я потягивала прохладный лимонный айлэ — традиционный напиток калифата, сидя напротив паренька, и молча смотрела на него, ожидая, пока он немного придет в себя и заговорит.
Он затравленно оглядывался по сторонам, явно опасаясь раскрыть рот или поднять на меня глаза; мне это быстро надоело, и я подала ему пиалу из тончайшего фарфора, до краев наполненную айлэ.
-Угощайся.
Он изумленно посмотрел на нее, а затем — чуть насмешливо — отважился поднять глаза на меня.
-Что вы, хэннум...А если разобью?
-Это последнее, о чем тебе стоит беспокоиться, — нетерпеливо сказала я, — ведь за это будут заплачены мои деньги.
Мне приходилось говорить, сознательно замедляя темп речи, дабы была возможность обдумать фразу и тщательно подобрать слова: я не была особо сильна в наречии калифата, да и практики мне не хватало. Однако все приходит со временем, и, проведя полтора дня в Ранаханне, я обнаружила у себя значительное улучшение навыков владения местным языком.
Лицо юноши потемнело, и я пожалела о своих словах. Я совсем забыла о том, что в калифате царит патриархат, и позволить женщине оказаться в более привилегированном положении — сильнейшее оскорбление для мужчины.
Однако у меня была на счету каждая минута, чтобы тратить время попусту на глупые предрассудки.
-Юноша, — с нажимом повторила я, — сейчас не время для обид или споров. Мне нужна твоя помощь, и я готова хорошо тебе за это заплатить.
Лицо парня немного смягчилось, но его темно-карие глаза оставались предельно настороженными — как у зверя, застигнутого врасплох.
-Что вы от меня хотите? — наконец, тихо спросил он, принимая у меня пиалу, — я простой гончар, и дела у меня в последнее время совсем плохи.
Я вздохнула с облегчением. Кажется, контакт начал налаживаться.
-Видишь ли, твои гончарные услуги меня совершенно не интересуют, — осторожно сказала я, — мне понадобится кое-что другое.
Он так резко поднял голову, что я испугалась, как бы он не свалился с подушек назад. Его лицо залила пепельная бледность:
-Вы...вы намекаете на...но, хэннум, у меня есть невеста, и...
Он резко оборвал фразу и судорожно закашлялся, вновь пряча взгляд. Быстро поняв, что он имеет в виду, я искренне возмутилась:
-У меня и в мыслях не был покушаться на твою верность невесте! Дело в другом...
Я примолкла и украдкой огляделась. Роскошный зал, устланным изысканными коврами, на которых были с нарочитой небрежностью раскиданы подушки, пустовал. Прислуга неслышными тенями проскальзывала вдоль стен. Украшений из самоцветов нигде не было видно, а это значит, что разговоры посетителей никого не интересовали.* Значит, можно было беседовать, не особо таясь.
Я наклонилась к юноше и сказала, доверительно понизив голос:
-Мне нужно проникнуть во дворец калифа.
Паренек недооценил мягкость ковров: пиала не разбилась, однако недопитый айлэ мгновенно впитался в нежный ворс.
Передо мной вновь оказались изумленные глаза моего собеседника.
-Зачем? — выдавил он. Я небрежно пожала плечами:
-У него есть вещь, которая меня очень интересует. Если согласишься, расскажу более подробно.
Парень задумался.
-А если откажусь? Или донесу стражникам о ваших планах?
Я мягко улыбнулась и сказала сладким голосом:
-В первом случае, мы распрощаемся и сделаем вид, что не видели друг друга. Во втором...как думаешь, кому больше поверит городская стража: нищему гончару, валяющемуся у стен караван-сарая, или богатой чужеземке? К тому же, тебе будет очень сложно объяснить, откуда в карманах твоих лохмотьев взялось вот это.
Я подняла левую руку и щелкнула замочком одного из многочисленных браслетов, позвякивающих на запястье.
-Серебро, кайташерсская эмаль, вставки из красного дерева — думаю, зиндан тебе будет обеспечен.
Парень смотрел на меня с такой тоской, что где-то глубоко внутри во мне шевельнулась жалость. Но ее ни в коем случае нельзя было демонстрировать.
Я вновь ласково улыбнулась ему, как любимому брату:
-Я жду твоего решения.
-Вам не нужно было тратить силы на угрозы, госпожа, — с каким-то глухим отчаянием произнес молодой гончар, — я бы и так помог вам. Великий пророк услышал мои страдания, и послал мне вас...
Я недоуменно уставилась на него:
-Что ты имеешь в виду?
-Калиф похитил мою невесту, — тон, которым были произнесены эти слова, был наполнен такой ненавистью, что в их искренности сомневаться не было смысла, — увез ее в свой гарем. Я дал себе слова, что вызволю Таллию оттуда...любой ценой. Однако прошла уже неделя, а я не смог даже приблизиться к дворцовым воротам. Они защищены могущественными чарами, усиленными тремя отрядами элитных стражников. Я уже начал отчаиваться, когда появились вы.
Юноша умолк, вновь опустив взлохмаченную голову. Я же, в свою очередь, обдумывала его слова.
Я не верю в подобные совпадения, хотя мудрецы из горных монастырей княжества Хайань рассказывали мне о предопределенности и неслучайности всего сущего. Тем не менее, помощь юноше будет отличной гарантии того, что он воздержится от желания нанести мне удар в спину. В прямом и переносном смысле.
Чувствуя, что пауза затянулась, я вновь улыбнулась собеседнику, на сей раз, ободряюще.
-Я помогу тебе и твоей невесте, если, конечно, ты объяснишь мне, чем возлюбленная гончара могла заинтересовать калифа...и как он с ней воообще умудрился встретиться.
Вместо ответа юноша полез за пазуху и достал крохотный кусочек оникса, оправленный в серебро.
-Сожмите его в ладони, хэннум.
Я выполнила его просьбу. Кожа ладони ощутила прохладное прикосновение серебра, и в следующее мгновение перед моими глазами вспыхнул образ девушки.
Калифа вполне можно было понять: невеста моего нового знакомца была красива. Ни скромная абана
* * *
* * *
**, ни глубокие тени, залегшие под глазами — явный признак усталости и недосыпа — не могли умалить яркую, словно оперение колибри, внешность. Огромные черные глаза, вьющиеся волосы, окраски воронова крыла, кокетливая родинка в правом уголке алых от природы губ — не удивительно, что калиф не устоял перед соблазном.
Видение провисело в моем сознании несколько секунд и померкло.
-У нас хватило дэннаров только на недолговечный Камень Памяти, — словно извиняясь, с сожалением произнес юноша, когда я возвращала ему самоцвет.
Я деликатно промолчала: наверняка, им с невестой попался еще и сердобольный литанээ, согласившийся уступить в цене. Не знаю, как здесь, а в Алдории даже малый Камень Памяти стоит примерно, как хорошая двуколка.
-Ее зовут Таллия, — мечтательно сказал парень, с нежностью гладя оникс. Я почувствовала слабую неприязнь к калифу и удивилась: ведь, в глубине души я вполне понимала его стремление обладать столь экзотическим цветком.
Однако упоминание юношей имени невесты заставило меня вспомнить еще кое-что:
-А как твое имя?
Парень моргнул и, будто спохватившись, склонил голову, приложив к груди ладонь:
-Дарсан, Каэррэ-хэннум.
-Рада знакомству, — церемонно кивнула я, решив пока оставить вопрос своего настоящего имени открытым.
Служанка, бесшумно скользя, принесла нам поднос с фруктами, часть из которых мне доводилось видеть только на картинках. Дарсан жадно уставился на блюдо, видимо, не решаясь взять что-то. Я небрежно махнула рукой:
-Можешь брать все, что захочется. Наш с тобой разговор только начинается.
Юноша, мигом схвативший огромный персик в самом начале моей фразы, замер и устремил на меня непонимающий взор.
Я устроилась поудобнее на подушках, откинула назад волосы, звякнув длинными золотыми сережками, и деловито спросила:
-Что тебе известно о калифе?
* * *
Блюдо давно опустело, но никто не торопился заменить его: я попросила слуг пока не тревожить нас, боясь спугнуть пылкий настрой Дарсана. Тот, в свою очередь, горячо жестикулируя, рассказывал мне о порядках в калифате, роскошном дворце правителя, носившем претенциозное название "Лилия Небес" и о привычках хозяина дворца.
-Когда умер старый калиф, Аббаис Шестнадцатый, мы вздохнули свободнее. Я был еще маленьким, но помню, как отец постоянно жаловался на непомерные налоги, суровые законы, предписывающие мастеровым отбывать трудовую повинность во дворце раз в месяц, и многое другое. Со смертью калифа стало полегче, особенно, когда правила его жена. Нынешний калиф тоже был молод, и пока ему не исполнилось двадцать, в "Лилии" временно правила его мать. Онаотменила повинность, снизила налоги, в общем...сделала все, чтобы сердца людей смягчились, а жизнь стала легче.
Я уловила сомнение в его голосе и уточнила:
-Вам она не нравилась?
-Каэррэ-хэннум, — с укором сказал юноша, — вы не местная, а у нас всем известно: слабой женщине не под силу вынести тяготы государственной власти. Вот мы и ждали, когда повзрослеет калиф Тэймуран Восьмой.
Его слова мне не понравились совершенно, но я промолчала, поджав губы. Дарсан, видимо, был не очень наблюдательным, потому что он продолжал, как ни в чем не бывало:
-А потом Тэймурану исполнилось двадцать. Была пышная коронация. В тот день мне удалось пробраться на главную площадь и даже схватить белую пшеничную лепешку, которые раздавали народу во славу нового калифа. Потом мы поделили ее с Таллией — отец мой к тому времени уже умер.
Дарсан мечтательно вздохнул и зажмурился, явно вспоминая те события. Я же неодобрительно покачала головой: представляю, какая давка была на площади из-за этих лепешек! Хорош правитель, который начинает свое правление с подобного мероприятия.
-И каково вам его правление? — сухо спросила я.
Дарсан нахмурился:
-Первые пару лет было хорошо. Конечн, налоги опять повысили, но не до такой степени, как было при старом калифе. Было несколько странных законов...например, запрещалось выходить на улицу в полнолуние...или держать дома кошек...были созданы даже специальные отряды, отлавливающие их.
-А как же мыши? — удивилась я. Парень пожал плечами:
-С ними неплохо справляются пустынные кайсы.
Он ткнул пальцем вверх; подняв голову, я увидела тонкую змею древесного цвета; обвив балку на потолке, она, казалось, дремала, прикрыв крошечные бусинки глаз.
Я невольно передернулась: ничего не имею против змей, но наблюдать подобную у себя над головой было...неприятно.
-А что случилось потом? — спросила я, с трудом оторвавшись от разглядывания своей невольной соседки на потолке. Юноша горько усмехнулся; я успела отметить желваки, вздувшиеся на его щеках:
-А затем калиф стал собирать свой гарем. Ему сватали многих знатных девушек, однако лишь часть из них попала во дворец в качестве его жен. А затем...затем он стал в открытую разъезжать по городу, в окружении стражников, которые по его приказу хватали понравившихся ему девушек и отправляли во дворец. Иногда он посылал вместо себя Коннара.
-Кого?
-Капитана стражи. Коннар — наемник откуда-то с севера, но, говорят, предан калифу как пес. Он появился спустя полгода после коронации Теймурана, и сразу был назначен капитаном.
Дарсан зябко передернул плечами и вновь стиснул кулаки.
-А затем калиф увез мою Таллию.
-Как это произошло?
Темные, как сливы, глаза Дарсана сузились, а ноздри стали раздуваться. Мне было страшно жалко его, не хотелось тратить время на ненужные подробности, но, таким образом, я надеялась разговорить паренька и еще больше расположить его к себе.
-Был день Большого Базара, — тихо начал Дарсан монотонным голосом, прикрыв глаза, — я торговал горшками в Гончарном ряду, а Таллия зазывала посетителей. У нас так принято, Каэррэ-хэннум — до замужества женщина может работать наравне с мужчиной...
Я нетерпеливо кивнула, показывая, что мне нужна суть, а не пространные рассуждения.
