Скальпель, общий

Он тяжело вздохнул, переплетая руки над тарелкой, и огрядел всех своим бесстрастным, но от этого не менее пугающим. Райдон не мог понять, пытался ли Скальпель напугать их или это было его спокойное состояние. Наличие пробелов в информации начинало уже раздражать.

-Начать надо наверное с того, что нас всех собрало за этим столом. Это Шамбала, мифическая страна вечноживущих мудрецов, тайные знания и гигантские сокровища. Но что бы достигнуть ее, мы будем вынуждены пройти сотни километров по горным нехоженным тропам, в неизученных местах, сталкиваясь с тем, что будет крайне трудно не только объяснить, но и просто осознать. База "Уран" занималась как раз этими препятствиями, их устранениями и возможными способами преодаления...Уточнять не буду, не просите. Вам это не только сейчас не нужно— вы просто мне не поверите. Мы будем в экстремальных ситуации, тогда, когда у вас не будет времени собраться, осознать, принять решение. Я специально дал вам время прийдти в себя, систематизировать знания, в которых вы считаетесь профессионалами,— Райдону показалось, что в равномернозвучащем голосе альбиноса прозвенела ирония.— А вы? Вы, вместо того что бы заниматься делом, причем, как мне кажется, любимым, вы проводите отпущеное вам время в бесполезном шатании. Если вы не способны рабртать без приказа, то слушайте— систематезировать знания, которые по вашему мнению могут пригодиться нам для выживания в Тибете.

Доктор внезапно встал, резко отодвигая стул. Взгляд его, обычно спокойный и ледяной, пылал ненавистью и презрением. В списке неразрешенных загадок японца появился новый пункт о неожиданной вспышке русского.

-А и еще...вылет завтра.

-Что?!Как мы должны успеть?!— у Хелены был на редкость громкий голос, заглушающий даже шум веселой студенческой столовой.

-Это не мои, а ваши проблемы.

"Нет, он явно издевается"— подумал програмист на полставки.

-Вы так нас ненавидете? И, наверное, всех других, да, господин дипломированный маньяк?Вы и тех, с "Урана", тоже поэтому убили?— конечно, Хелена не могла удержаться.

Доктор, все так же не оборачиваясь, произнёс, процеживая слова с неприкрытым удовольствием:

-Нет, не поэтому, хотя ваше предположение о том, что я вас ненавижу имеет под собой очень твердую почву. Но тех, с "Урана", я уничтожил не потому.

-А почему?— не мог удержаться лорд.

Скальпель медленно повернул голову и исказил в подобие улыбки губы.

-Там было слишком много военных.

И он ушел быстрыми и уверенными шагами безумца, оставив на столе так и непритронутый обед.

Красный...Красный...Красный...отблески пламени и пепел...И снова красный цвет. О как он ненавидел его! Ненавидел его передную красоту смерти, ненавидел то, как она раздражала глаза. Красный...Красный и пламя...Пламя, сжигающее до тлена, праха, пыли...И запах...запах горелой плоти...и сполохи...снова красные...И кровь...кровь, такая же красная, как и пламя, и как его одежды...Он не мог забыть и поэтому ненавидел красное...они все красные...Жар, такой же ненавидимо красный...

А еще голоса, раздающиеся из красной стены пламени...Голоса, такие же хриплые и шипящие, как и оно...красное...Ты бежишь, но не можешь сбежать от них...и от красного...Они шепчут тебе: "Урод...чудовище...сын дьявола...глаза...посмотрите на ее глаза..."...Беги...Ненавидь...красное...

И вдруг все закончилось...нет красного, нет голосов...тишина...такая приятная, холодная тишина...белая...И зеркала...зеркала...а там— ты...белый, но глаза...они...красные..ненавижу...ненавижу красный...

Разбить, убрать...не надо...не хочу...красный..красный...разбить зеркало...осколки впиваются в руки...режут их...и кровь...красное...красное...снова красное...отвратительно...как отвратительно...красный...Красный!

-Доктор! Доктор! С вами все в порядке? Вы кричали...

Когда Скальпель очнулся, то первое, что он увидел над собой это было лицо полковника, обеспокоенное, раскрасневшееся...Доктор отвернулся.

-Все в порядке,— сквозь силу протянул он и посмотрел за окно. Там все было белым. Облака, складываясь в вихри за бортом самолета, успокаивали его, снова навевая сон. Но теперь он боялся спать.

Сидящие неподалеку люди быстро сменили легкую обеспокоенность на обычную утреннюю зловредность людей, которых не только подняли ни свет, ни заря, но и вообще не дали поспать. Но Доктору было на это наплевать, он видел только эту прекрасную и чистую белизну. А в кармане халата приятно согревал руку теплый пузырек, мягко переливаясь ненавидимым альбиносом багрянцем.

А где-то далеко заканчивали партию в карты двое— один,с посеребренными волосами и насмешливым прищуром в жестоких глазах,и другой, темноволосый, смуглый, с небольшими усами и вечной улыбкой на полных губах. С тихим шорохом мелькали карты в руках последнего, и таким же шорохом казался голос русоволосого генерала, вопрошаюшего:

-Ты уверен, герр Рейсфюррер.Не поспешили ли мы, отдав ему Это?

Тот, кого назвали Рейсфюррером замер, все так же ласково поглаживая рубашки карт.

-Ну в любом случае уже поздно, не так ли, дорогой Генерал? Так, что давайте наслаждаться его безумным танцем...— ответил он и, после недолгого молчания, предложил:

-Еще одну партию?

ГЛАВА ТРИ

Бескрайние склоны гор, все такие же прекрасно-отстраненные, как много тысячелетий назад, когда на их склоны лишь изредка ступала нога странника, бредущего за мудростью и прощением( или смертью...), непрерывным, бесконечным лабиринтом раскинулись у порога храма. На белых, истертых ступенях сидел монах, небрежно перебирая четки и в полголоса читая мантру.

Его лицо, исчерченное морщинами как склоны окрестных гор, так же искаженное непрерывными, иссушающими ветрами, такое же спокойное и невозмутимое, было обращено на восток, где, окрашивая снежные вершины розовым перламутром, поднимался золотой диск. Он смотрел, щуря подслеповатые щелочки глаз, а его сухие пальцы непрерывно поглаживали темно-зеленые, истертые веками, отшлифованные тысячами людей камушки четок. Они щелкали, отбивая никому непонятный мотив, как будто отсчитывая секунды...Они так же матово блестят в свете рассветного солнца, как и темные провалы глаз монаха. Он смотрит на солнце, поднимающееся из-за вершины Священного Кайласа, так же как день, месяц, год, два, три, десять, сто...тысяча лет назад...Так же как и Вечность назад.

Бросив последний блик на позолоченные своды храма, Рассветный Диск насмешливо блеснул и поднялся вверх, прочь от гор, меняя утреннюю лень на бесконечную суету Дневного Диска...Зашуршала тяжелая оранжевая ткань одеяния Настоятеля, расправляясь от складок, укрывая его фигуру тяжелым куполом, когда он, резко встав, устремился в глубь храмовых построек., все так же отщелкивая бесконечный ритм жизни старыми четками.

Послушники, встречающиеся на пути старика, поспешно и почтительно расступались перед ним, а он легко благословлял их, все так же находясь где-то неизмеримо выше...В бескрайне-синем небе, где в огромной белоснежной стальной птице смотрел на мелькающие внизу вершины Багряноокий.

Он вернулся.

Значит начало близко.

Значит его ожидание подходит к концу.

Маленький аэропорт китайского городка в предгорьях Тибета жил своей непостижимой спокойно-неторопливой жизнью, не обращая внимание на приезжих, стремящихся жить быстрее, мобильнее. Он, встречая не частых гостей, навязывал им свой уклад— жить медленно и спокойно, что жизнь шла так же тихо, как в горных монастырях, что затеряны между Гималайских вершин. Так было, так есть и так будет всегда, пока на землю не вступит нога Майтрейи, владыки Шамбалы, имеющего множество имен и множество обличий.

Но в это утро привычный распорядок оказывается нарушен— спешно прилетевший генерал встречает заграничных гостей. На земли мягко опускается небольшой серебристый самолет и, проехав пару сотен метров, останавливается, качнув крылом покрытому соломой зданию из-под крыши которого за ними наблюдают сонные глаза диспетчера. Буквально сразу же как только самолет встал, открылась дверь, и по быстро поставленному трапу сошли гости. Семь фигур, завернутых в плащи, спустилось на асфальт, где их уже ждал генерал с сопровождением.

-Генерал Вей Ли,— представляется он, приложив жилистую ладонь к козырьку и учтиво поклонившись даме.— Я буду сопровождать вас до границ с областью. А дальше сами выкручивайтесь. Регион нехороший, неспокойный...Да и чертовщина всякая твориться....

-Так мы это и ищем! Не так ли, господин Скальпель?— насмешливо потянул Эйден, теребя в руке прядь ярко-рыжей гривы. Шотландец, не привыкший сдаваться, все еще не потерял надежды подружиться с мрачным ученым.

Но и в этот раз все его надежды оказались тщетны— не удостоив мужчину и взглядом, доктор последовал за китайскими военными. Подойдя к генералу, он, попытавшись приветливо улыбнуться, затеял разговор. На китайском. "Сколько еще тайн спрятано в этом человеке?"— такой вопрос пронесся в головах у всех исследователей. Но пока их руководитель не спешил их открывать, можно заняться куда более интересным делом— например, рассматривать окрестности. А здесь было на что посмотреть. И, хотя многие из них не раз бывали в Китае, такого им не приходилось видеть. Все города, которые показывают праздным туристам, при всем своем великолепии не шли в сравнение с этой маленькой, грязной деревушкой. Может, здесь и не было золота и эмалей, которыми так славятся дворцы Поднебесной, но здесь была настоящая жизнь, жизнь утерянная за непрерывным стремленьем угнаться за прогнившим Западом, за развитием, за забвением древности...Здесь же, напротив. Все дышало прошлым, оно, незаметно глядело на нас из окон маленьких домиков, из стариков, которые, занимаясь тайдзыцуань, по-настоящему чувствовали течение цзы...Мимо нас проходили буддийские монахи, медленно и степенно, пробегали дети, словно сошедшие со страниц истории...Все здесь было иное, все казалось сказочным, несуществующим...

Остановившись у деревянных ворот, ведущих на небольшой рынок, генерал, отвлекшись от разговора с доктором, отчего тот недовольно скривился, спросил ученых, находящихся в странном оцепенении:

-Не хотите ли посмотреть на рынок? Туристы всегда хотят взглянуть на нечто похожее...Да и учитывая, что вы, как сказал ваш руководитель,— кивок в сторону Скальпеля.— Собираетесь быть в горах с рассветом, не плохо было бы развлечься напоследок. В горах не отдохнешь...

Впервые слышавшие о выезде ночью, ученые хотели сначала возмутиться, но, вспомнив, как к этому относиться русский, махнули рукой, и отправились смотреть аутентичный китайский рынок. Это действительно было очень красиво— продукты, одежда, изделия из глины и дерева, лежащие на деревянных столах под яркими, хоть и потрепанными и грязными, полотнами. Он был не таким шумным, как рынки на Ближнем Востоке, нет, здесь была своя собственная неповторимая жизнь, тихая, медлительная...Такие же спокойные, как и жители, продавцы невозмутимо провожают европейцев, идущих в сопровождении солдат. Как будто и не странно это, как будто так и должно быть...Только тогда, когда их мутный взгляд падал на тонкую фигурку Скальпеля, на их плоских обветренных лицах появлялось немного удивленное выражение, сдобренное изрядной долей странно отрешенной радостью. Но никто не следил за ним, не смотрел вслед, словно понимая, что ничего этим не изменишь...

Алекс же, следуя чуть позади доктора, следил за этой неординарной личностью более чем пристально. В нем, казалось, все было неправильным— и походка, танцующая, легкая, и совсем не похожая на его прежнюю, ломанную, похожую на походку куклы или инвалида, и взгляд, в котором не было прежней напряженности и насмешки, наоборот, какое-то странное спокойствие, так сходное со спокойствием гор, что невозмутимо вздымались над ними. Еще, казалось, даже разговаривая с военными, он думал о чем-то своем, далеким от насущных проблем и даже от земли, он был не здесь, отвечая автоматически, не задумываясь об ответах...военным. Алекса и остальных он показательно игнорировал. Полковнику было обидно, что этот русский настолько их не любит, и деятельная натура американца требовала это исправить.

-Милая, а ты не хочешь вот это потрясающую...тряпку?

Хелена, презрительно поморщившись подошедшему к ней Эйдану, молча последовала дальше. Тот, не сдаваясь, шел следом, предлагая ей все блестящие и яркие штуковины, что находил на окрестных прилавках. Женщина, все так же замечая его, шла дальше...В конце концов пристроившись к Артуру, как к самому спокойному после психованного Скальпеля. Тот, недовольно взглянув на шумную женщину, все же не стал возмущаться, устав от долгого перелета. Немец довольно плохо переносил самолеты— сказывалась старая боязнь высоты, и в этот миг единственное, что ему хотелось— это лечь и почитать пару новых статей, который его бывший ученик должен был напечатать на этой неделе. Но это ему не светило— хорошо если удастся просто отдохнуть...С таким руководителем как их нельзя было быть ни в чем уверенным, с него бы сталось отправиться в горы вообще без отдыха.

Так же, судя по всему считали и остальные, так как в лицах понуро бредущих следом ученых не было и тени воодушевления, что прямо-таки сияло на лице русского. Алекс, глядя на это, тоже опечалился— вряд ли сегодня удастся поспать, уж очень рьяно стал он действовать с момента прибытия сюда. В его руках уже появилась пожелтевшая папка, наполненная старыми бумагами и картами, которые он показывал Вэй Ли. Тот, рассматривая их и делая пометки красным карандашом, уже рычал в рацию, передавая указания ласково и как-то зловеще улыбающегося доктора. Команда мрачнела на глазах.

Единственным, кто пока еще оставался спокойным— это Андреа все так же читающий свою книгу. Ему, судя по всему, было абсолютно все равно, где находиться, если в пределах досягаемости есть хоть что-нибудь содержащее буквы. Вот он и шел, невозмутимо грызя зеленое кислое яблоко, и перелистывая страницы замусоленной книжки. Рядом с ним шагал улыбающийся японец, что-то увлеченно щелкающий на своем карманной ПК. Он что-то увлеченно бормотал, вполголоса ругался, и вообще становился все мрачнее и мрачнее, не смотря на нестираемую улыбку. Наконец, отчаявшись, он прокричал в небо:

-Wi-Fi! Где Wi-Fi?! Что это за гребанная страна, где нет Wi-Fi?!

Как ни странно, но им повезло— Скальпель не потащил их в горы прямо сегодня. Наконец-то обратив внимание на свое сопровождение, следующее за ним как евреи за Моисеем, он остановился у дверей дома. Этот дом был огромный, а его стены из темно-розового песчаника поднимались к небу, где уже исчезали последние лучи золотистого диска, расчерчивая изломы окрестных вершин темно-синими, необычайно графичными тенями. Вокруг холма, на котором находился этот дом, клубился туман, простираясь на все пространство вниз— вплоть до склонов гор— сквозь причудливые космы которого проглядывала священная Каченджанга, ее изломы, тени...Алексу, смотрящему на нее показалось, что пространство исказилось, и он увидел как сверкают снежинки на ее отрогах, и еще, будто бы это не снег, а сотни, нет, тысячи, белоснежных цветов...Полковник даже почувствовал свежий, слегка пряный запах, исходящий из их лепестков. А кроме того, американцу почудился взгляд ярко-золотых глаз, сияющих в диске заходящего солнца. Кто-то, в бесконечном терпении и мудрости, словно затаив в глубине зрачков опасность, смотрел прямо на него, изучая, как какую-то бактерию— с тем же любопытством и спокойствием ученого, высшего существа, бога...Алексу даже показалось, что тот, кто смотрел на него с вершины священной горы не только не воспринимал дерзкого человечка как угрозу, он не воспринимал его как разум. И это оскорбляло гордого мужчину. Но последний луч угас, и полковник обнаружил, что пялится на темнеющую громаду гор. И теперь он, сколь долго не рассматривал силуэты горных вершин, не мог вновь найти ту, что привлекла его внимание. Как и не было ни следа того странного взгляда... "Что не привидеться от усталости",— пронеслось в голове Алекса, когда он, повернувшись к доктору, прислушался к его тихому голосу.