— Возможно, — неопределенно ответил старик. — Под "светлыми небесами" многие простые вещи оказываются многозначительными, и наоборот. Зачем вы пришли?
— Один человек, — Кайданов вдруг понял, как глупо звучит его объяснение, но делать было нечего, ведь так все на самом деле и обстояло. — Один человек сказал нам, что вы можете ответить на наши вопросы.
— Кто? — коротко спросил старик.
— Он сказал, что его зовут Никто.
— Пойдемте, — старик плавно взмахнул рукой, приглашая следовать за собой, и, повернувшись, медленно пошел обратно в плотный до вещественности сумрак собора.
Переглянувшись, Герман и Лиса быстро поднялись на паперть и вошли вслед за стариком под гулкие своды. На самом деле, здесь оказалось совсем не так темно, как казалось, глядя снаружи, но, тем не менее, им потребовалось какое-то время, чтобы глаза привыкли к полутьме. Они лишь смутно видели спину Иакова, уводившего их в глубину огромного зала, и лишь постепенно стали различать детали. К тому моменту, когда старик неожиданно остановился перед глухой каменной стеной, Кайданов уже увидел и вполне оценил роскошь внутреннего убранства собора. Он плохо разбирался во всех этих вещах, и поэтому не смог бы с уверенностью сказать, какой религии и какой эпохе принадлежал этот храм, но он был великолепен. Впрочем, додумать эту мысль он не успел.
— Сюда, — сказал старик и сделал такое движение рукой, как будто рисовал на стене прямоугольник. И в следующее мгновение Кайданов увидел в стене дверь, которой — он был в этом абсолютно уверен — еще секунду назад здесь не было.
Старик положил руку на бронзовую ручку и потянул на себя. С легким скрипом узкая и низкая дверь темного дерева отворилась, и Кайданов увидел за ней маленькую комнату с тремя креслами, расставленными друг против друга вокруг низкого восьмигранного столика.
— Входите, пожалуйста, — пригласил старик.
Кайданов оглянулся на Лису, пожал плечами и прошел мимо Иакова в комнату. За ним вошла Лиса, а за ней, закрывая за собой дверь, и старик.
— Садитесь, — он взмахнул рукой и в камине вспыхнул огонь, а в двух серебряных подсвечниках, стоявших на столике между кресел, загорелись свечи. — Прошу вас.
— Спасибо, — Лиса села первой, а после нее опустились в кресла и Кайданов со стариком.
— Итак?
— Что это за место? — спросил Кайданов.
— Это моя комната, — с усмешкой ответил Иаков, подчеркнув интонацией слово "моя". — Здесь мы можем говорить, не опасаясь, что нас подслушают. Впрочем, я думаю, вы хотели спросить не об этом, не так ли?
— Да, — вместо Кайданова сказала Лиса. — Фарадей имел в виду это место, этот город, все это, — сделала она охватывающий все вокруг жест.
— Не знаю, — покачал головой старик. — И никто не знает. Мы говорим "светлые небеса", но смысл этих слов лишь в том, что все мы видели другое небо, черное. Но там есть звезды, а здесь ... Здесь нет солнца, молодые люди, но есть свет. Здесь никогда не бывает ночи, и сезонных изменений погоды здесь нет тоже. Тут, в городе, всегда тепло и светло, а в пустыне жарко, вот и все разнообразие. Город мы называем просто "Городом", а пустыню — "Пеклом".
— Но кто-то же должен был построить этот город! — возразила Лиса.
— Естественно, — согласился с ней старик. — Мы сами его и строим, милая девушка. Вот этот собор, например, создал я, а кофейню, в которой вы, наверняка, уже побывали, — Гург. Но, правда и то, что Город, как город, существовал всегда. Во всяком случае, даже самые старые его обитатели, пришли уже на готовое.
— Значит, — осторожно сказал Кайданов. — Раньше здесь кто-то уже жил?
— И да, и нет, — усмехнулся Иаков. — Да, потому что это самая правдоподобная версия, и за неимением других — кроме, быть может, божественного промысла — приходится довольствоваться ею. Но, с другой стороны, нет, потому что здесь нельзя жить, и никто в городе не живет. Сюда только приходят, чтобы рано или поздно из него уйти.
— Почему? — спросила Лиса.
— Возможно, — старик смотрел сейчас на нее серьезно и строго. — Возможно, потому что это иллюзорный мир, донна Рапоза.
— Ничего себе иллюзия! — удивленно воскликнул Кайданов, похлопав ладонью по старому лакированному дереву подлокотника.
— Если бы вы, молодой человек, смогли заглянуть в бредовые видения шизофреников, вы удивились бы материальности и, так сказать, "реальности" мира, в котором эти бедолаги существуют.
— Так мы что, по вашему, все с ума посходили? — в Кайданове закипало возмущение, он ожидал совсем другого разговора.
— Не думаю, — снова покачал головой Иаков. — Вероятно, это просто часть нашего Дара, я имею в виду, способность сюда приходить.
— Некто Никто сказал, что это магия, вы тоже так считаете? — Лиса вытянула перед собой руку и в ней неожиданно возник граненый стакан с чем-то, напоминающим вино. Она вздрогнула, сама, вероятно, испугавшись того, что сделала, но быстро взяла себя в руки и поднесла стакан к носу.
— Пахнет скипидаром, — удивленно сказала она.
— Всему на свете приходится учиться, — пожал плечами старик. — Этому тоже. Хотите, вина?
— Вина?
— Могу предложить еще водку, — усмехнулся Иаков. — Коньяк, но коньяк, честно говоря, выходит у меня средненький. Не наградил бог талантом. Впрочем, кофе и вино тоже так себе, а вот чай — вполне приличный. Хотите? Настоящий цейлонский!
— Давайте, — улыбнулась Лиса, осторожно поставив свой стакан на пол.
— Вам тоже? — повернулся к Кайданову Иаков.
— Да, спасибо, — Кайданов чувствовал себя скверно. Разговор, чем дальше, тем больше, ему не нравился, однако и уйти он не мог, хорошо понимая, что больше ему идти некуда и не к кому.
— Так что там с магией? — почти зло спросил он вслух.
— С магией? — старик извлек из воздуха две большие фарфоровые часки, над которыми поднимался парок, и протянул их Лисе и Кайданову. — С сахаром, по две ложки на чашку.
— Спасибо, — сказала Лиса, принимая чай. — Но вы, кажется, начали говорить о магии.
— Да, — кивнул старик. — Фарадей, вы умеете передвигать вещи без помощи рук?
— Да, — неуверенно признал Кайданов, вспомнив вдруг, как с полгода назад, как-то вечером передвинул взглядом парковую скамейку у Городского пруда. — Да, умею, но это никакая не магия!
— А что тогда? — старик был само спокойствие, хотя не мог не видеть, что Кайданов на грани срыва
— Все можно как-то объяснить, — с вызовом ответил Кайданов.
— Вы так думаете? — вежливо спросил Иаков и сам же ответил на свой вопрос:— Впрочем, вас так учили. Да и почитать в ваших Палестинах, наверное, особенно нечего.
— Ну я бы так не сказал, — обиделся за родину Кайданов. — Я читал Райта, Хэнзела, Сюдре, Пратта1. Вам достаточно? Если нет, так у нас и свои исследователи, слава богу, есть, не хуже ваших! Вы слышали о Бехтереве2? А статью Зинченко и Леонтьева читали3? А я, между прочим, читал и отчеты Турлыгина и Перова4.
— И как вам все эти Нинели Калугины и Розы Кулешовы5? Внушают осторожный оптимизм, как Александру Романовичу6?
# 1Райт, Г (1971). Свидетель колдовства; Хэнзел Ч. (1970). Парапсихология; Sudre, R. (1962). Parapsychology; Pratt J. G. (1964), The parapsychology: an insider"s view.
# 2Академик В.М. Бехтерев среди прочего исследовал в начале 20-х годов ХХ века и экстрасенсорное восприятие.
#3Зинченко В.П., Леонтьев А.Н. и другие (1973). Парапсихология: фикция и реальность. Вопросы Философии, 9.
# 4В 1940 году С.Я. Турлыгин опубликовал результаты своих опытов, проводимых в Лаборатории биофизики Академии наук СССР, руководимой академиком П.П. Лазаревым. В 1965-68 годах, в отделе бионики Института автоматики и телеметрии Сибирского отделения АН СССР руководимом доктором технических наук В.П. Перовым (г. Новосибирск) была выполнена обширная программа телепатических исследований на человека и животных.
# 5Нинель Калугина из Ленинграда прославилась демонстрацией эффектов телекинеза. В 1969 году на Ленфильме был снят о ней научно-документальный фильм. Роза Кулешова была известна в семидесятые годы, как феномен, наделенный эффектом т.н. кожного зрения.
# 6Академик А.Р. Лурия — видный советский психолог, соавтор статьи в Вопросах Философии.
— Что? — опешил Кайданов, который никак не ожидал, что старик Иаков настолько хорошо знаком с советской действительностью.
— Скажите, Фарадей, — мягко улыбнулся старик. — Только честно, чем вы двигали ту скамейку?
— Откуда вы ...? — удивленно вскинулся Кайданов.
— Не важно, — отмахнулся Иаков. — Вопрос принципиальный. Вы же, кажется, немного разбираетесь в физике, господин Фарадей. Откуда взялось столько энергии, и как она, по-вашему, была передана скамейке?
— Не знаю, господин Иаков, — Кайданов уже взял себя в руки и смог даже саркастически улыбнуться. — И древние люди не знали, что земля круглая. Ну и что? На то и существует наука, чтобы искать ответы на поставленные природой вопросы.
— Разумно, — кивнул старик. — Беда, однако, в том, господин Фарадей, что вы и такие, как вы, хотите применить научный метод к чему-то такому, что априори объектом науки являться не может.
— Почему бы? — скептически прищурился Кайданов, почувствовавший, что наконец-то оказался на твердой почве. О науке он мог говорить долго и много, и часто говорил.
— Потому что то, о чем мы сейчас с вами говорим, самим фактом своего существования опровергает непреложные законы природы, сформулированные столь любезной вам наукой, — спокойно объяснил Иаков. — И которые, в свою очередь, являются для нее, этой вашей науки, исходной точкой, базисом, аксиоматической основой.
— Что вы имеете в виду? — но, на самом деле, Кайданов уже понял, о чем говорит старик, и с неудовольствием констатировал, что, скорее, согласен с этим, чем наоборот.
— Закон сохранения массы и энергии, причинно-следственные связи, Ну и много еще чего по мелочам, — почти весело сказал Иаков. — Подождите! — поднял он руку. — Бог с вами и вашей скамейкой! Вот, донна Рапоза, насколько я знаю, может останавливать время, локально, разумеется, и ненадолго, но ...
— Что?! — Кайданов резко обернулся к Лисе и с ужасом посмотрел ей в глаза. — Ты ...?!
Но она могла уже ничего ему не отвечать. По тому безумию, которое плескалось сейчас в этих чужих, незнакомых ему глазах, Кайданов понял, что старик Иаков говорит правду.
"Господи! — взмолился он. — Господи! Если это правда, ведь это же ...!"
Но думать сейчас о том, что означала эта правда, он не мог. Его охватил страх, самый настоящий животный страх, как если бы внезапно разверзся под его ногами Ад. И, вероятно, старик это понял. Лицо его стало строгим и даже, кажется, угрюмым.
— Добро пожаловать в Ад, — сказал он своим глубоким звучным голосом. — Но только это не конец, Фарадей, это начало, а вот каким будет продолжение зависит уже от вас самого.
7.
Ребята ушли. И то сказать, задержались они здесь непозволительно долго. Однако у него самого было еще немного времени, и он сел за стол в кофейне Гурга и закурил сигару.
— Кофе будешь? — спросил из-за стойки Гург.
— С удовольствием, — в голове зазвучала новая мелодия, которую не хотелось отпускать. Это была совершенно новая музыка, и звали ее Лиса. — Ты же знаешь, как я люблю твой кофе.
— Да, — улыбнулся Гург. — Знаю. Я непревзойденный мастер кофейной иллюзии, впрочем, та бочка с коньяком все еще не опустела ...
— Тогда, пусть будет кофе с коньяком, — в свою очередь улыбнулся Некто, которого здесь звали Иаковом.
Он сидел за столом, глядел в затягивающий кофейню полумрак, но видел только Лису и слышал ее Музыку. Если бы он записывал все те мелодии, которые переполняли его душу, то та Музыка, что звучала в нем сейчас, превратилась бы в симфонию, которой, возможно, позавидовал бы сам Моцарт, но Некто свою музыку только исполнял, и только здесь, под "светлыми небесами".
— Что слышно? — спросил он Гурга, который, подойдя к столу, выставил перед ним большую чашку с божественно пахнущим кофе и серебряный стаканчик с коньяком.
— Американцы близки к созданию детектора, — Гург сел напротив и тоже закурил. Здесь он курил трубку, а там... Но Некто не хотел об этом думать, в его душе звучала Музыка.
— Подтвердилось участие англичан? — спросил он.
— Да, — кивнул Гург. — Англичане и израильтяне в деле. Возможно, так же японцы. Они работают сразу во всех направлениях, но успешно идет только тема детектора. Впрочем, Патриот всего не знает, и потом, он сильно ослабел в последнее время. Мои люди ищут кого-нибудь еще, но пока все впустую.
— В СССР тоже застряли с моделированием, — тихо сказал Некто. — Как ни пытаются, ничего не выходит. Впрочем, что с них взять, с материалистов? Они ищут то, чего нет.
— А ты случайно не русский, Иаков? — вдруг спросил, понизив свой голос почти до шепота, Гург.
— Тебе это надо? — Некто не обиделся на бестактный вопрос, он спросил именно то, что спросил.
— Не знаю, — с заметной тоской в голосе ответил Гург. — Просто хотелось бы, чтобы кто-то из своих закрыл мне глаза.
— Так плохо? — Некто смотрел на Гурга сочувственно, он знал о нем многое, о чем не догадывался и сам Гург.
— Не знаю, — пожал плечами тот. — Кому дано это знать, Иаков? Разве что богу ... Но есть у меня нехорошее чувство, что скоро все кончится.
— Ты в СССР? — прямо спросил Некто.
— В Чехословакии, — Гург смотрел ему в глаза. — Придешь?
— Шепни мне адрес, предложил Некто. — Только тихонечко, на ухо. Я приду тебя навестить.
— Честно?
— Я всегда держу свое слово.
Гург чуть приподнялся, нагнулся, нависнув своим огромным телом над столешницей, и, приблизив толстые губы к поросшему седой щетиной уху старика, чуть слышно прошептал несколько коротких слов.
8.
Лиса ушла, но Кайданову торопиться было некуда. Если честно, ему просто некуда было идти, но, главное, незачем. Пока она была рядом, ему вполне удавалось держать себя в руках, но, как только Алиса ушла, все, что Герман тщательно прятал от нее, а значит, и от себя тоже, разом обрело свободу. И если попытаться сформулировать то, что он сейчас чувствовал, то самым подходящим определением для этого было бы слово "обреченность".
Это был конец. Ни о каком начале — чтобы там ни плел старый дурак Иаков — не могло быть и речи, потому что не с чего было начинать. Сегодня рухнуло все, чем Кайданов жил, что составляло стержень и смысл его существования, даже если сам он прежде об этом не задумывался. Кто же думает о сердце, пока оно исправно качает кровь? Абсурд! Но сейчас, бродя по городу, который на поверку оказался просто огромным, встречая множество странных людей, с которыми не мог и не хотел говорить, Кайданов смог наконец осознать весь ужас того, что открылось ему в разговоре со стариком, и оценить, глядя, как бы со стороны, истинные размеры произошедшей с ним катастрофы. В одночасье он потерял все: родину, дом, даже собственное имя, превратившись из гражданина, ученого, члена общества в бесправного изгоя, объявленного к тому же вне закона. Конечно, он не был первым, на чью долю выпали такие испытания. Но дела Кайданова, личные его дела обстояли даже хуже, чем у многих и многих несчастных, хотя бы, потому что он не мог — даже если бы захотел — предать, скажем, свою родину и стать новым "власовцем". С той стороны границы, как он теперь знал, дела обстояли не лучше, а возможно, даже и хуже. Ведь там он был еще и чужим. Оставалась, правда, одна маленькая лазейка в той стене, что выросла вдруг между ним и другими — обычными — людьми. Он мог закрыть глаза на жестокую правду того кошмарного мира, в котором неожиданно для самого себя оказался, на всю подлость того, что, оказывается, творилось вокруг него уже не первый год, и найти способ предложить свои услуги "родной коммунистической партии". Все-таки Кайданов, как ни крути, был кандидатом наук, мог бы и пригодиться. Вот только даже думать о таком, было противно. Это было, как сдаться немцам и, спасая свою шкуру, пойти служить расстрельщиком в зондеркоманду. Однако, если не это, то, что ему, собственно, оставалось? Уйти в тайгу? Куда-нибудь в глухие места, которых достаточно еще оставалось и на Русском севере и за Уралом, и прятаться там, надеясь, что на его заимку не наткнутся сдуру какие-нибудь геологи, которые отправляются в путь за туманом, а не за длинным рублем? И это жизнь?! Но если не это, тогда что? Жалкое прозябанье в подполье, которого, впрочем, как сказал старик, на самом деле не существовало, и которое еще только предстояло создать, потому что даже с его, Германа, новыми талантами, в одиночку на нелегальном положении долго не продержаться, ни здесь, ни там. Нигде.
