Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Утомленная бегством Мария, находилась в стороне от матросов с единичными факелами в руках и это её спасло. Огромные белые медведи, гонимые муками голода, под покровом ночи подошли к морякам и набросились на них. Застигнутые врасплох люди, не имея под рукой оружия, оказались легкой добычей для полярных хищников.
Медведи не тронули помертвевшую от страха молодую женщину, а вот Мильтону была уготована иная судьба. Вместе с другими двенадцати членами экипажа, он погиб от медвежьих лап и клыков.
Когда с соседних кораблей пришла помощь, все было кончено. Перед толпой вооруженной баграми и ружьями, предстала ужасная картина. На обильно залитом кровью льду валялись обезображенные человеческие тела, многие без рук и ног, а некоторые и без головы.
С большим трудом удалось опознать в них останки того или иного члена экипажа, а тела троих, включая самого Мильтона и вовсе пропали. До самого утра, никто из моряков не рискнул приблизиться к накрененному кораблю, из страха, что он вот-вот рухнет и утянет с собой в морскую пучину. Все ждали, его гибели, но вопреки всем всему, он пробыл в наклонном состоянии больше недели, что позволило морякам основательно разгрузить его.
Кроме провианта и топлива, с корабля была снята большая часть товара, который везли в Московию англичане. Предприимчивые торговцы успели разобрать часть кормы, палубы и носа, пустив все полученное дерево на сооружение зимовища, куда была поселены уцелевшая от нападения медведей часть команды погибшего "Мэтью".
С большим трудом и опасностью, англичане сумели снять с корабля все его кулеврины. Вместе с запасом пороха и даже небольшим количеством ядер. Все это предприимчивые купцы собирались продать русскому царю или выгодно обменять на меха куниц и бобров.
Что касается Марии, то после гибели Мильтона, её положение было двойственное и непонятное. Штурман Фортибрас знал, что шотландку везли в Московию, но зачем и для чего — это было для него тайной.
Некоторую ясность в положении Марии внес толстяк кок. Ссылаясь на покойного Мильтона, он рассказал штурману полуправду. С его слов королева приговорила шотландку к ссылке в далекую Московию, ни слова не проронив при этом о заточении в монастырь. В виду гибели посланника королевы и его помощницы Гвен, толстяк вознамерился сыграть свою игру, не сильно заботясь о возможных последствиях.
Получив эти сведения, Фортибрас не посмел отдать шотландку на потребность команды, как того требовали от него матросы, определившие её статус как ничейный.
— Запасов мало. Никто не обязан её просто так кормить. Пусть зарабатывает телом себе на пропитание, если жить хочет! — кричали моряки, но новый капитан быстро усмирил их именем королевы.
— Елизавета отправила её в Московию, значит, все претензии по поводу содержания этой женщины можете предъявить короне, когда вернетесь в Лондон.
После этого Фортибрас приказал выделить Марии отдельный уголок в сооруженном на скорую руку зимовище, отгородив его от общего помещения широким занавесом из запасного паруса.
Одновременно с этим, чтобы не вызывать ненужное раздражение среди матросов, Фортибрас наложил на Марию обязанности прачки и помощницы кока, к огромной радости толстяка. Он тут же принялся командовать ею, заставляя чистить рыбу, репу, резать свежее мясо и солонину.
Королева естественно возмутилась, но толстяк оказался неплохим интриганом. Выдав за свои заслуги выделение шотландке собственного угла, он пригрозил отдать её на поругание матросам в случае отказа, для вразумления.
— Ты, что, не видишь как они все на тебя смотрят? Что они только и ждут возможности залезть тебе под юбку и как следует повеселиться? Смотри, дорогая, доиграешься. Стоит только мне им мигнуть и от тебя мокрого места не останется — пригрозил он шотландке и та, утирая свои прекрасные глаза, покорилась. Поверив ловко скроенной полуправде.
Как женщина она прекрасно чувствовала на себе взгляды голодных мужчин, которых наверняка не остановит ни сильная худоба королевы. Ни запах от давно немытого тела, ни копна волос полная мелких паразитов.
Видя покорность Марии его воле, толстяк, как опытный кулинар, не стал торопить события. Следуя языку кулинаров, он занялся "томлением мяса", ожидая удобного момента, и дождался.
В тот день моряки отправились на поиски сушняка, что морские волны выбросили на побережье, оставив толстяка и Марию одних. Выждав время и убедившись, что матросы под руководством Фортибраса ушли далеко, кок неожиданно напал на Марию. Застав ничего не подозревающую шотландку врасплох, он, повалив её лицом на стол, а затем овладел, подло и позорно.
Получив столь горький урок, королева стоически перенесла его и с тех пор, оставаясь с толстяком наедине, всегда была на стороже. И когда тот попытался повторить приятную близость, она проворно схватили со стола нож и, угрожая им, сумела отбиться от горячих ласок кока.
Встретив столь яростный отпор, толстяк отступил, но не отказался от своих намерений и изменил тактику осады. Однажды, он подсыпал в питье королевы снотворного зелья и когда предательский сон сморил Марию, проник к ней за занавеску. Шотландка оказалась в его полной власти, но постоянно прислушиваясь к каждому шороху, толстяк мало в чем преуспел.
Раздосадованный, он с нетерпением стал ждать возможность повторить попытку, но судьба горько посмеялась над его похотью. Уже на следующий день ударили сильные морозы. Они продлились около двух недель, поставив жирный крест на плотских мечтах хитреца. В условиях страшного холода страстное желание улетучилось как дым, уступив место стремлению выжить в этих страшных условиях, любой ценой.
Не все перенесли тяготы зимовки. Рядом с зимовьем появилось несколько могильных холмов, но господь вновь хранил Марию и по весне, когда вскрылся лед, она продолжила путь в Московию. Страшную и одновременно загадочную.
Архангельск, встретил шотландскую королеву, деревянными избами, разбросанными то тут, то там вдоль берега моря. Покосившимися от времени амбарами и широким деревянным причалом. Что был специально построен по приказу царя для приема заморских кораблей.
Архангелогородцы радостно встретили англичан. У них было, что им продать, они знали. Что им должны были привезти. Торги обещали быть интересными и горячими, но сначала, согласно торговому уставу, на борт поднялась специальная комиссия.
Так как царь государь всячески благоволил к англичанам, разрешив их купцам беспошлинную торговлю, ни о каких таможенных притеснениях не могло быть и речи. Главной целью комиссии было выявление на судне больных людей и недопущения переноса заразы с корабля на берег. Подобных случаев во все времена было предостаточно и потому, целовальник Афонин, потребовал от капитанов предъявить ему к осмотру всех членов команды.
Как не пытался толстяк уговорить Фортибраса и капитана Смолета не показывать Марию раньше времени русским, те решительно ему в том отказали. Вместе со всеми шотландку выставили перед комиссией, вызвав у целовальника откровенное недоумение. Общаясь с заморскими моряками уже не первый раз, он хорошо знал, что присутствие женщины на корабле всегда считалось у них дурной приметой.
Внимательно осматривая моряков и ради порядка заставляя некоторых раздеться, целовальник медленно, но верно подходил к "рыжухе", как он мысленно обозвал про себя шотландку.
— Кто эта женщина? Почему она с вами — спросил Афонин через толмача у капитана Смолета. Фортибрас к команде которого Мария была приписана, в этот момент был занят общением с купцами и Смолет, будучи плохо посвященный в историю шотландки и недолго думая ответил.
— Это жена повара — кивнул он в сторону толстяка, стоявшего рядом с Марией толстяка. Целовальник понятливо кивнул головой, совершенно не собираясь лезть со своим уставом в чужой монастырь. Жена так жена, какая ему разница. Он собирался пройти мимо, но уж слишком гордо жена какого-то повара держала голову и смотрела на целовальника. В Афонине моментально взыграло мужское самолюбие, и он решил поставить на место рыжую "козу".
— Пусть разденется по пояс, — обратился он капитану, — уж слишком у неё нездоровый вид.
В словах целовальника была своя доля истины. За время зимовки Мария сильно похудела. Одежда висела на ней как на вешалке, а давно немытые волосы превратились в паклю. По этой причине Смолет не стал возражать целовальнику и приказал шотландке, чтобы она разделась.
Естественно, у Марии не было никакого желания раздеваться, пусть даже по пояс перед толпой мужиков и она вступила в пререкание с капитаном.
Неизвестно чем бы это все закончилось, если бы не стоявший рядом с Афониным дьяк Кузьма, вдруг решил щегольнуть знанием латынью.
Снисходительно посмотрев на покрасневшую и судорожно вцепившуюся в свои грязные лохмотья иностранку, дьяк наставительно произнес: — Уби нил валес, уби нил велес.
В оригинале эта латинская поговорка означала, что когда ты ничего не можешь, ты ничего не должен хотеть, но произнес он её с ошибкой, на, что ему и было незамедлительно указано.
— Иби нил велес — поправила шотландка, от чего у дьяка полезли глаза на лоб.
— Откуда ты знаешь латынь? — изумился служитель культа.
— Шотландской королеве не пристало быть неучем. Кроме латыни я знаю греческий, французский и итальянский языки — с гордостью ответила на латыни Мария, ещё больше вгоняя в ступор дьяка.
— Ты, что Кузьма? Повариха околдовала? — спросил Афонин у застывшего в изумлении дьяка.
— Повариха? Так она говорит, что королевна — к своему стыду, священник не очень был силен в латыни и не все понял, что говорила ему Стюарт.
— Да какая она королевна! — пренебрежительно воскликнул целовальник. — Нашел, кого слушать. Пр...ка она рыжая, а не королевна! Пусть быстрей раздевается, и тело показывает, нет ли у неё там коросты. Иначе в город не пущу.
— Нет, Семен, она утверждает, что королевна шотландская — не соглашался с ним дьяк, нутром почувствовавший, что не все просто в этом деле.
— Королевна!? А вот я прикажу сейчас её в холодную отправить. Пусть узнает, как вредно клепать на себя высокое имя! — пригрозил Афонин, сверля злым взглядом Марию. Отведи она в этот момент свой непокорный взгляд, опусти очи к полу и возможно целовальник сменил бы гнев на милость, но ничего этого не произошло. Гордо держала перед Афониным шотландка свою страшно давно не мытую голову, смотря на него с неким вызовом и презрением. Этого целовальник снести не смог.
— Взять её! — приказал целовальник стражникам и те направились к Марии, грозно стуча по причалу своими бердышами. Толстяк попытался, что-то пикнуть, но получил болезненный толчок от одного из стрельцов и испуганно замолчал.
В отличие от него, худосочная Мария, решившая, что стражники собираются силой раздеть её, стала оказывать им посильное сопротивление. Взмахом руки сбила с головы одного из стрельцов шапку, чем окончательно привела Афонина в ярость.
— Ах, ты б...ь рыжая! На государеву слугу руку поднимать! А ну вяжи её ребята!! И не церемоньтесь! Королевная, мать её за ногу — вскричал распалившийся от злости целовальник.
Получив приказ не церемониться с рыжей иноземкой, стражники быстро выполнили приказ. Один из них со знанием дела заехал гордой шотландке кулаком в живот. И пока та, согнувшись в три погибели, отчаянно ловила ртом воздух, помог товарищу связать руки королевы за спиной кушаком. После чего стражники потащили прочь отчаянно упирающуюся Марию, в легкие которой наконец-то проник воздух и она завизжала.
Крик был столь резкий и пронзительный, что у целовальника разом перекосилось лицо и обозленный до невозможности, он приказал стражникам заткнуть шотландку. Для Федьки Грязи это дело было привычным, и ловко выхватив из кармана старую кожаную рукавицу, он запихнул её в рот, отчаянно сопротивлявшейся Марии.
Так состоялось знакомство потомственной герцогини де Гиз с загадочной и таинственной Московией. Где ей предстояло провести всю оставшуюся жизнь и упокоиться в усыпальнице Вознесенского монастыря.
Как и обещал целовальник, весь день и всю ночь Мария провела в заточении, а утром её повели в допросную избу. По настоянию дьяка Кузьмы, на нем присутствовал архангельский епископ Илларион, хорошо знавший латынь и греческий язык. И чем больше владыка беседовал с иноземкой, тем плохо становилось целовальнику. Афонин по-прежнему считал Марию самозванкой, но при этом он старательно избегал отпускать в её адрес звонкие эпитеты, которыми сыпал в день знакомства.
После допроса шотландки, по требованию Иллариона в избу были приглашены Фортибрас и Смолет, чтобы разъяснить статус женщины заявленной ими как жена кока. И тут, произошла непредвиденная неожиданность. Единственный человек способный пролить свет на это темное дело, повесился.
Увидев, что Марию забрали стрельцы и, узнав, что она может общаться с русскими, минуя переводчика, толстяк от страха решил свести счеты с жизнью. Справедливо полагая, что когда плотские приключения вылезут наружу, с него спросят по максимуму. Как англичане, так и русские.
Его внезапная смерть, развязала руки привлеченному к ответу бывшему штурману. Фортибрас твердо стоял на том, что Мария — подданная английской королевы, по неизвестным ему причинам отправленная Елизаветой в ссылку в Московию. Все её документы находились у Мильтона и погибли вместе с ним. Движимый человеколюбием он не дал ей погибнуть во время зимовки, доставил в Архангельск, где собирался переговорить о ней с властями, но не успел. То, что при осмотре её назвали женой повара, так это видимо, ошибка перевода. Кок за ней только присматривал и только.
На вопрос воеводы Трубина, почему опекавший Марию толстяк столь внезапно повесился, Фортибрас с чистой совестью ответил, что не знает. Весь день он провел в общении с русскими купцами и явился на корабль, когда повар был уже мертвый.
Уткнувшись в стену неизвестности, воевода и епископ решили не мудрствовать лукаво и отписать об этом случаи самому царю государю. Прося его совета как им поступить с рыжеволосой гостьей. А пока суд да дело, поместить её на епископское подворье, под присмотром ключницы Степановны.
Первым делом, что сделала ключница — это повела шотландку в баню. Уж сильно от неё шел дух давно немытого тела, да и посмотреть на гостью надо было, все ли у неё в порядке. Нет ли коросты как говорил Афонин, да и прочих женских болячек.
Зайдя в жарко натопленный предбанник, Мария догадалась, что её хотят предложить помыться, но совершенно не предполагала, как это будет происходить.
Повинуясь жестам Степановны, она сняла с себя одежду, аккуратно сложив её на деревянную скамейку. Каково же было удивление шотландки, когда одна из помощниц ключницы отворила дверцу печи, а другая ловко бросила в огонь все её вонючие пожитки.
— Да вшивая она у тебя! Нельзя такую гадость носить! — возмущенно воскликнула Степанов. — А на счет одежды не беспокойся. Вон тебе её новую приготовили.
Ключница ткнула пальцем на стопку чистой белоснежной одежды и Мария успокоилась, ничего не поняв из сказанного.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |