Незначительное отклонение (фанфик по Гарри Поттеру)

— А такую штуку запросто проделывает наше Министерство, точнее, какая-то его часть. Это как сравнить силу человека и атомной бомбы. Или вулкана. Ты можешь представить, что человек может распоряжаться вулканом? Сказать ему — "прекрати немедленно извержение" или "создай новый кратер на северном склоне"? Неважно, кстати, есть или нет какие-нибудь приборы в Министерстве, как символы такого действия. Ну дай ты человеку рядом с вулканом мегафон или рацию. Что, что-то изменится?

— Я уже сама себя испугала, теперь ещё ты на меня ужас наводишь.

— Это не всё. Чем дальше, тем страшнее будет. Ты поняла, надеюсь, что от сил такого уровня ни в какой Австралии скрыться нереально? Я почти уверен, что Министерство в данном случае — просто пример того, какого уровня силами могут распоряжаться группы и даже одиночки из числа волшебников, тех, кто родился и вырос в волшебном мире. Или со временем стал там своим. Чем группа больше, тем сильнее воздействие. Хочешь почти ересь скажу?

— Валяй, у меня уже скоро пресыщение страхами и удивлением наступит.

— Статус секретности — это не соглашение конца семнадцатого века.

— А что же это тогда?

— Это намерение всех волшебников Земли, аналог табу. Они хотят, чтобы магглы магию не замечали. И те не замечают. Даже если видят её, то принимают за фокус, технический трюк, обман зрения и слуха. Кроме родителей магглорожденных, кому рассказывают сами волшебники. Это как аналог Фиделиуса, где все урождённые волшебники — хранители, а магглы и магглорожденные — посвящённые в секрет, но неспособные рассказать никому. Точнее, убедить кого-то в существовании магии. Кстати, в подтверждение. Только Уизли и только на моей памяти несколько раз нарушали статус. И что? Кто-то из магглов в результате предположил существование магии? Да они сами такого в психушку упрячут.

— Тогда зачем Министерства магии нужны?

— Чтобы у магов была иллюзия дела, занятости. Иначе они быстро деградируют просто от безделья. Реально ведь, что им делать в жизни? Они же как звери, магия заменяет всё — мозг, силу, душу, в конце концов. Общей идеи тоже нет. Вот и занимаются хернёй, имитируя деятельность и борьбу за власть, в подражание магглам. Или напрямую развлекаются, например в квиддич играют, который совершенно на войну внимания не обратил.

— Погоди, а как же еда, одежда и всё прочее? Их же кто-то создаёт?

— Принцип тот же — маги хотят кушать. И всё появляется. Как по волшебству. Как технически они всё получают от магглов — дело десятое. Главное — принцип.

— Говоришь ты, а у меня в горле пересохло... Гарри, ты вот так голый ходить перед девушкой не стесняешься?

— А чего стесняться то? Ты меня не только видела, но ощупала и ощутила уже давно, когда оборотку выпила.

— Там, знаешь, как-то не до этого было.

— Было, было, но признайся, всё же пару минут ты хотя бы мыслям посвятила. Я видел, как и ты, и Флер глазки прикрывали и улыбочки прятали.

— Вот ведь слепота глазастая на мою голову. Ты что, намекаешь, что не против выпить с моим волосом?

— А что, прикол. Найдём у тебя на одежде или в сумочке твой недавний волос, и ты, в моём облике, покажешь на мне, как надо девушке целочку ломать правильно. Интересно, как вы там всё ощущаете?

Пившая сок Гермиона аж поперхнулась и закашлялась, успев только отвернуться, чтобы брызги не попали на постель.

— Ты не пошляк, ты настоящий извращенец, — сказала она, кое-как отдышавшись. — Целовать даже саму себя я не смогу, да и ты самого себя, небритого — тоже вряд ли. Получится просто изнасилование, — а потом задумчиво добавила. — Я не уверена, что имитация твоего прибора позволит привести его в нужную кондицию. Это всё-таки мои органы, показывающие видимость настоящих твоих. Хотя, если с маггловскими штучками и смазать вазелином...

Пришёл черёд Гарри вздрагивать и морщиться.

— Сама извращенка. Я же шутя. В той книжечке основные идеи с обороткой как раз для разнообразия сексуальной жизни супругов, чтобы как бы изменять, на самом деле не изменяя, например.

— Так и в моей шутке есть доля шутки. Ладно, Шехерезада, продолжай дозволенные речи.

— Кто такая?

— Персонаж сказки. Знатная балаболка. После потери девственности почти три года каждую ночь после очередного совокупления интересные сказки своему шаху-дефлоратору рассказывала, а то голову бы ей отрубили.

— Сколько ты знаешь всего, аж завидно.

— Нечему, как выясняется, завидовать, если всё мёртвым грузом лежит.

— Ничего, ты да я да мы с тобой что-нибудь да придумаем.

— Ага, ты ещё выдвини идею, что все волшебники — крестражи для мира магии в целом.

— Оп-па! Вот ты и попалась. Гермиона Грейнджер впервые за последние пару лет думать начала! Сама!

— Не паясничай, я всегда думала. Мне кажется...

— Вот-вот. Только кажется. Со стороны виднее. Извини, но своих мыслей со времён договора и галлеонов для АД я у тебя не заметил. Кроме идеи атаковать Рона сотворёнными канарейками. Или грандиознейшей идеи взять на охоту за крестражами книги Локхарта.

— Ладно, поняла я всё, поняла. Ты дальше про глобальные силы давай.

— Основное я тебе сказал, повторю. Желание группы урождённых волшебников приводит в действие гигантские силы, позволяющие этому желанию реализоваться. Давай назовём это супермагией, чтобы одним словом и в случае чего никто не понял, а? Конечно, если желания разных групп противоречат, то они примерно нейтрализуются при равных численностях. Как пример — я. Там, конечно, действовало ещё и пророчество, сильно давившее супермагии одиночек. Небольшая группа хотела моей победы сразу и безоговорочно, другая не слишком большая группировка хотела наоборот — моего поражения и царства Риддла на вечные времена. Они друг друга примерно нейтрализовывали. Основная часть жить под Волди не хотела, но некоторые его идеи поддерживала, в частности хотела чистки от недостойных магглорожденных и полукровок. Может даже не чистки, а отбора: сумеют скрыться или доказать, что не верблюды, и понять, что без связей с чистокровными они — никто, вот тогда добро пожаловать в магический мир. Чуть не забыл, никто из них всех не желал никакого вмешательства — ни маггловского, ни иностранного. Как видишь, по их желанию всё и вышло, Волди для них чистку провёл, а потом пришёл Избранный и аннулировал Волди. Они вроде и не при чём, ещё и жертвами прикидываются — "и рыбку съели, и на хуй сели".

— Мат не мат, но у самой те же мысли. Ладно, какие там группы помельче и что хотят?

— Есть те, кто чувствует, что без внешнего притока крови все тут вымрут от инцеста. Как Мраксы. Им магглорожденные нужны как брачные партнёры. Иногда они даже с магглами в брак вступают, как мама Симуса, например. Поэтому браки магглорожденных приветствуются только с чистокровными, не очень разборчивыми. А потом, уже на их детях или лучше внуках женятся более разборчивые семейства. Получается, против нашего с тобой союза выступает в том или ином виде почти весь магический мир. Я практически тоже магглорожденный. Среди этой толпы выделяется сплочённая едиными желаниями счастья всем своим группа семейства Уизли со всеми своими многочисленными родственниками, сделавшая на нас двоих заявку в лице Джинни с Роном. Кстати, у меня к Джинни активно всё началось после первой тренировки с Дином, когда она устроила с ним обнимашки прямо на дороге. Тут же у меня проснулся зверёк в животе, похоть, если по-простому. Джинни после этого стала с Дином отношения постепенно закруглять, видно было. А у тебя?

— После поцелуя Рона с Лавандой. Канареек помнишь?

— Помню. Чуть-чуть был бы в тебя тогда влюблён, сразу бы понял, что ты меня не любишь. Иначе решительная и напористая Грейнджер тут же взяла бы пример с Лаванды как надо любимому парню намекать о своих чувствах: язык — в рот и руку — в штаны.

— Но-но! Без инсинуаций! Сам теперь знаешь, что мешало. А ей, кстати, не помогло.

— Вовсе не по этой причине. Честно, тогда я удивился, что ты в отместку ему меня не пригласила прямо сразу. Как друга.

— Было бы логично, но меня такая обида тогда одолела в смеси с желанием всё-таки Рона заполучить, если он бросит Лав до вечеринки. Потому и тянула, до последнего дня надеялась, поэтому Кормака ему в отместку пригласила. Дура.

— Нет, не дура. Просто как и я — жертва супермагии. Правда на меня, я думаю, действовала — и сейчас её действие возвращается — ещё супермагия всех Джинниподобных соплюшек, которые всё-таки желали моего попадания в руки такой-же, как они сами. А ты могла ещё как-то сопротивляться и не висеть на Роне публично. Кстати, как там у вас на патрулировании-то было?

— Целовались. Больше я не позволяла — слизеринцы могли подловить. Слушай, Гарри. А может это нас всё-таки опаивали зельями, любовными, доверия, может даже Империо на нас?

— Зелья действуют недолго и резко меняют состояние, мы бы друг у друга заметили, я думаю. Империо или конфундус? Давай я старшей палочкой с себя и тебя попробую снять, если есть.

— Давай.

Гарри достал все палочки и решил провернуть задуманную ещё во сне операцию — старшей палочкой трансфигурировал боярышник в копию старшей палочки, а саму её сделал по виду копией боярышника. Поклявшись себе, что обязательно придумает что-то типа чар расширения на Хагридовом мешочке, где будет её хранить в безопасности от разоружения. Гермиона внимательно наблюдала за ним, но не сказала ни слова. Наконец он направил старшую палочку сначала на Гермиону:

— Фините Империо! Фините конфундус! — потом на себя и повторил то же самое. — Ну что, почувствовала что-нибудь? Я — нет.

— Тоже ничего не изменилось. Но не уверена.

— Я могу выдать Империо на тебя с приказом чесать себе носик, например, а потом снять. Сразу почувствуешь.

— Давай, а то урок Хмури подзабылся...

Через полминуты она сморщилась.

— Мерзкое ощущение, когда помнишь... Но точно ничего похожего не было. Всё равно, хотелось бы прямых доказательств этой супермагии.

— Легко!

— Как?

— Двумя способами. У тебя как со здоровьем здесь? — положил он ей руку ниже пупка.

— Первым делом, как на летние каникулы приезжала, родители меня на медосмотр водили. Потом мама со мной всё разбирала и рассказывала. Всё в полном порядке.

— Ты не предохранялась?

— Нет! Я даже не подумала! Гарри, мне срочно нужна моя палочка!

— Погоди. Давай мы с тобой не будем ничего делать. Если я не прав, то ты скоро забеременеешь. Тогда забудем все мои бредни и поженимся.

— Экспериментатор хренов. А меня ты спросил?

— Вот и спрашиваю — ты хочешь семью и детей со мной? Я хочу. Ты сколько, кстати, хочешь?

— Не думала про скорый брак, но если так стоит вопрос — хочу. Пару, может трёх. Если будешь сильно настаивать и заслужишь — могу четверых. Больше четырёх — это уже не мать, а многодетная мать типа Молли получается. Бр-р-р.

— Я опять же уверен, что до твоего траха или, скорее, брака с Роном или другим чистокровным никаких детей или даже беременности у тебя не будет. Вряд ли Молли с Артуром желают пересудов о добрачных или, не дай Мерлин, внебрачных внуках.

— Что же мне, только под Рона ложиться что-ли, чтобы детей заиметь?

— Почему под? Можешь сверху иногда, если он позволит.

— Юморист. Н-на тебе!

— Злобная ты. Нет, грозная. Точно, будешь Гермионой Грозной.

— Ладно-ладно. Попадёшься мне ещё. Точно без сладкого оставлю. А второй способ какой?

— Давай его попробуем на тебе прямо сейчас. Нет-нет, не скажу, чтобы ты не знала и реагировала естественно. Обещаю, никакой магии, только слова.

— А давай. Что делать?

— Ложись, просто расслабься и постарайся слегка задремать.

Гермиона подчинилась. Через пару минут дыхание выровнялось и черты лица смягчились. Коснувшись её плеча, Гарри сказал негромко:

— Рон Уизли. Он любит и ждёт тебя, Гермиона.

Девушка, даже не открыв сразу глаз, заполошенно вскочила и, подхватив халатик, на ходу стала в спешке пытаться натянуть его на себя. Гарри пришлось её догонять и, обхватив подругу руками, с силой втиснуть в себя. Только так она перестала дёргаться и наконец осознала — где и с кем она. У неё тут же задрожали губы, лицо некрасиво сморщилось, а из глаз потоком хлынули слёзы. Гарри пришлось почти волочить обратно на постель уткнувшуюся лицом ему в грудь девушку, так сильно у неё ослабли ноги.

— Не плачь, миленькая. Здесь с тобой я, твой Гарри. Тебе не надо никуда бежать. Всё хорошо. Ш-ш-ш...

Он гладил спину и попу Гермионы, втискивающейся в него, как младенец в мать и, очевидно, выбравшей его своей опорой и защитой, и теперь уже всерьёз думал о будущем, что делать и чего не делать ни в коем случае, как выжить и где взять смысл жизни и себе, и доверившейся ему уже практически родной душе. Пока ответов было гораздо меньше, чем вопросов. Но он надеялся, что Гермиона, понявшая не только умом, но ощутившая всем нутром масштабность их проблемы, всё-таки примет участие в игре под названием "Жизнь Гарри Поттера, мальчика-который-выжил-дважды". В качестве как минимум союзника, а лучше партнёра и пока ещё слабой, но надежды на очень далёкое будущее. Идти к которому надо было по канату, натянутому над пропастью в бездну.

Он долго лежал, наблюдая угасание дневного света. Надо было будить девушку и решать, что им делать в ближайшем будущем. Спать, увы, времени почти не было. От их решений зависели их будущие судьбы. Надо было бороться за своё я, за возможность самостоятельно думать и выбирать. Не забывая просто жить, весело и с удовольствием, чтобы не завязнуть навеки в этой борьбе.

3. Диагноз

— Проснись, милая, — шептал Гарри в ушко девушки, то целуя, то осторожно покусывая его. Гермиона морщилась, но из объятий Морфея выбраться не спешила.

Тогда он, вспомнив отрывок из настоящей сказки о спящей красавице, решил попробовать тот же способ. Разве Гермиона не красавица и не принцесса? Вот он и станет ей прекрасным принцем на белом коне... или олене? Нет, лучше с золотым лингамом. Даром что-ли его первое официальное свидание было с индианкой Парвати?

Обхватив за плечи и под попу девушку, он уложил её на спину рядом с собой и проверил. "Там" было горячо и восхитительно влажно, почти как у Джинни сразу после разрядки. Можно сразу. Не медля, он несколькими движениями привёл девушку в так его возбудившую "лечебную" позу. Исцелённый боец был готов как никогда. Узко и скользко, нежно и страстно, под аккомпанимент всё усиливающихся вздохов и стонов девушки, восхитительность ощущений нарастала очень быстро. Ритмичное колыхание невысокой груди от его толчков гипнотизировало. Он был готов долго, очень долго любоваться этим зрелищем. Казалось кощунством как-то прервать представление, и это помогло ему продержаться до взрыва у Гермионы, когда девушка притянула его голову и подалась вверх сама, чтобы впиться ему в рот самым требовательным поцелуем. Немая просьба была тем не менее кристально понятна. Гарри перестал удерживать в себе накопленное и, содрогнувшись, отдал её глубине часть себя. Пусть он был практически уверен в отсутствии желаемых последствий, но сама мысль, что последствия могли бы быть, будь они простыми людьми, только добавляла остроты в удовольствие.