Лили Эванс. Наследница по прямой

И тут же вновь забыла о нём. Сейчас...

Вот сейчас я оттолкнусь от доски, взлечу — совершенно буквально взлечу — прямо вверх с оглушительным хохотом. Как настоящая ведьма — промелькнула вдруг мысль. Промелькнула — и тут же пропала.

А потом, вместо того, чтобы упасть на шершавый асфальт, я спланирую по воздуху, как акробатка. Я буду парить в воздухе невероятно долго и приземлюсь легко. Я проделывала это уже много раз, отрабатывала раз за разом, чтобы поразить матушку.

Ой, что-то не так. Когда я оттолкнулась от доски и стала медленно опускаться на землю, повернувшись лицом к Петунье, то увидела, что доска сорвалась и летит прямо на неё. Усилием воли я рванулась к сестре, сбивая её с ног.

Последнее, что помню, испуганное лицо сестры и глухой удар. После этого — темнота.

Я больше ничего не помнила.

Я? Почему я? А потому, что теперь это была уже я — Лили Эванс, дочь Розалинды и Ричарда Эванс, сестра Петунии Эванс.

Родилась я тридцатого января 1960 года. Сестра Петуния — старше меня на два года. Наша семья живёт в городе Коукворт недалеко от Манчестера. Отец заведовал хирургическим отделением в местной больнице, а матушка два раз в неделю отправляла в Манчестер переводы текстов, которые ей регулярно присылали из тамошнего бюро. Я гордилась тем, что матушка так много знает. И очень огорчалась тем, что она решила научить нас с сестрой только одному иностранному языку.

В моей голове заметались полузнакомые фразы, вызывая непонятные чувства.

— На quel age, ton grand-pere ?

- Quatre-vingt-six ans.

- Bonjour, Monsieur Marchand.

Потом зазвучала мелодия новомодного шлягера, только что вышедшего и набиравшего популярность на радио. Матушка тоже подпевала певице Мари Лафоре и кружилась по кухне под эту мелодию.

Je t'aime, je t'aime

Que j'aime ta voix

Et moi j'y croyais tant et plus

Странно — я-то не знала французского. А теперь — всё понимаю.

В голове тут же всплыли фразы по-русски и по-немецки. Лили не знала этих языков, но я-то могла говорить на них.

Хмм. Это плюс или минус? Как я объясню родителям, откуда вдруг выучила русский и немецкий?

Тихая паника вдруг охватила меня. Не о том думаю! Объяснить-то смогу! Не проблема.

А вот то, что я — теперь шестилетняя Лили Эванс!!! Будущая Лили Поттер и мать Гарри Поттера! И я — волшебница!

Вот, что самое страшное!

Глава 5

Привыкая к маске

А вот знания. Мои и Лили. Как же их разграничить?

С вялым недоумением увидела, что белый туман, в котором я находилась, стал меняться. Упорядочиваться, концентрироваться. Вначале появились стеллажи для книг, потом письменный стол и стул перед ним, потом в стороне сформировалось удобное кресло.

Как интересно! Разум подстраивается под мои желания?

Стеллажи окрасились в разные цвета. Шесть из них стали нежно-розового цвета, все остальные — тёмно-зелёного.

Угу. И чтобы это означало?

Нетрудно догадаться, что розовые — это шесть лет жизни Лили Эванс, а другие — мои знания и воспоминания. Но как ими пользоваться? Каждый раз спускаться сюда, если что-то понадобиться вспомнить? То есть — терять сознание? Не слишком-то удобно.

В глазах что-то защипало, я их прикрыла.

А открыла уже в обычной больничной палате. В той, в которой уже просыпалась, когда Лили вышла из комы.

Чувствовала слабость во всём теле. И горело в пересохшем горле. Поэтому даже не стала делать попыток двигаться, только просипела:

— Воды... — Ого, английский включился без всяких усилий с моей стороны.

Вокруг задвигались фигуры. Женщина, которую я видела в первый момент пробуждения — теперь-то я определяла её как маму — обняла меня, заливаясь слезами.

— Лили! Доченька! Очнулась!!! Какое счастье!

Мужчина в белом халате — папа! — обнял меня с другой стороны, подавая свободной рукой кружку со специальным носиком.

С удовольствием напилась. Покатала на языке жидкость, не смогла её опознать, спросила тихим шёпотом:

— Это лекарство? Я в больнице? Что случилось?

Обвела глазами родителей:

— Что с Пет?

Те наперебой стали меня успокаивать, говорили, что Пет сейчас с бабушкой Маргарет, что я увижу её позже. А я подняла слабую руку, коснулась неровно обрезанных волос матери, с огорчением сказала:

— Мамочка, зачем ты отрезала волосы?

— Отрастут, сладенькая моя. Главное — ты снова с нами!

Это что же получается — она отрезала волосы за то, что я выздоровела? Обет такой дала? Нет, она уже была с короткими волосами, когда я очнулась в первый раз в этом теле. Тогда она их принесла в жертву? Но каким образом, если Лили — маглорождённая? И её мама — магла. Или всё же не магла? Тогда — сквиб? Видит магию? А это уже меняет весь расклад.

Странно, но при этих мыслях о магии в памяти вдруг всплыли слова, сказанные голосом матери. Но не этим — счастливым, ласковым, которым она сейчас говорит со мной, а совсем другим — суровым, чётко выговаривающим каждый звук:

— Дочь моя, кровь от крови моей, плоть от плоти моей! Нарекаю тебя — Луиза-Лотта Гриндельвальд! Да будет так!

И моего лба коснулось что-то холодное и мокрое. Палец матери выводил на лбу какие-то линии. Потом она прикоснулась ко лбу губами, передала меня кому-то, кого я не видела, только почувствовала теплые большие ладони, которые очень бережно взяли моё тельце у матери. Раздался голос отца — его я тоже "вспомнила".

— Я надеюсь, что ты знаешь, что правильно.

— Да, конечно, — в её голосе слышалась лёгкая усмешка. И удовлетворение. — Я не знаю, я чувствую — так надо. Старшая дочь — твоему роду, вторая — моему. А там видно будет.

— С бумагами — как договорились?

— Да, конечно, Ли-Ли Эванс — всё верно.

— Добро пожаловать в семью, доченька, — губы отца коснулись моей щеки. — Лили Эванс.

И я вынырнула из воспоминаний. Встряхнула головой, вроде никто не заметил моего погружения в прошлое. Это что же получается — я теперь могу вспомнить любой день из шести, прожитых Лили?

Ой, нет — Луиза-Лотта Гриндельвальд. И откуда она только выкопала такое вычурное имя. Мысли вяло ворочались в моей многострадальной голове. И только травмой головы и многодневной комой я могу объяснить то, что не сразу вспомнила, какую фамилию назвала матушка. С другой стороны — хорошо. Вдруг я не смогла бы справиться с эмоциями и выдала бы себя, ненароком произнеся это имя, которое мне — шестилетней девочке-магле — и знать бы неоткуда.

Гриндельвальд! Тёмный Лорд, который поддерживал маглов-фашистов в их стремлении захватить мир. Или проредить от других народов. Не суть.

Каким боком я — Гриндельвальд?!! Матушка — его дочь? Произведя на быструю руку расчёты, определила, что для дочери она слишком молода — хотя, кто их — этих магов — поймёт. Может и дочерью оказаться. Нет, скорее всего — внучка. И знает о том, что она Гриндельвальд? И всё остальное — тоже знает?

А как тогда она оказалась в пансионе в Швейцарии под именем Рейчел Грин? История знакомства отца и матери — самый любимый рассказ на ночь для меня и для старшей сестры. Уже и наизусть знаем, а всё равно требуем перед сном.

Требовали. Теперь у каждой из нас своя комната. И меня укладывают спать раньше, потому что Пет — уже совсем большая. Ходит в школу и ей можно посидеть за книгой чуть дольше. Ничего, этой осенью и мне в школу.

Оххх... Стон вырвался из моей груди. И все снова засуетились вокруг меня, приняв его за выражение боли. Меня снова уложили на подушку, бережно вытащив из материнских объятий. Опять напоили лекарством.

Хотя стонала я от ужаса, представив, как буду пять лет оставшихся до письма из Хогвартса, ходить в начальную английскую школу!

Хотя... Если очень постараться... Может и получится сдавать за год сразу два? Постаралась припомнить книги, которые читала старшая сестра. Перед глазами развернулась страничка, потом другая. Таак, хороший бонус — фотографическая память. А своими словами смогу пересказать? Соединяя в одном ответе материал из учебника и энциклопедии по диким животным, который я как-то полистала в книжном магазине, ожидая, пока матушка купит какую-то книгу для подарка?

Да! Получилось! Так и сделаю. Сначала сошлюсь на то, что выучила материал вместе с сестрой, потом — можно будет подать мысль отцу о скрытых резервах мозга, которые могли пробудиться от удара и последующей операции. Всё же в шестидесятые годы ещё не проводились исследования всех возможностей организма человека. По крайней мере — таких материалов не было в широком доступе. Свои-то знания мне пока не с руки светить — некоторые события ещё не произошли. Так что не будем торопить события.

Счастливая улыбка расплылась на моём лице.

— Мама, папа, я так вас люблю, — прошептала я. Всё не так уж и плохо. Надеюсь.

Прикрыла глаза, сделав вид, что устала и засыпаю. Матушка так и осталась сидеть у кровати, поглаживая меня по правой руке. В левой — всё ещё стояла капельница. Матушка что-то шептала. Я прислушалась. Молитва. На латыни — "О, Мария, радуйся" узнала я.

Зашептала вслед за ней:

Ave Maria, gratia plena

Maria, gratia plena

Maria, gratia plena

Ave, ave dominus

Dominus tecum

Мать слегка запнулась, но продолжила чуть громче. Я же наоборот произносила слова всё тише, как бы борясь со сном. И дала сну себе побороть.

Сама же продолжила вспоминать жизнь Лили Эванс до несчастного случая.

Ага! Тот мальчик, что сидел в кустах, подсматривая. Уж не Северус ли Снейп?

Тогда он так и не успел познакомиться с Лили. А теперь — вряд ли сможет. Меня теперь от этих качелей будут держать подальше. А жаль.

Эта детская площадка, где стояли качели, находилась недалеко от нашего дома. Маме было достаточно просто громко позвать нас по именам, чтобы мы бросили играть и шли домой.

Одна сторона этой площадки спускалась к берегу небольшой речушки, которая выглядела довольно чистой, ибо промышленная часть нашего небольшого городка начиналась прямо за ней. И находилась ниже по течению. Мы жили в "чистой" уютной части Коукворта. И за реку пока не ходили. Не то, чтобы нам запрещали. Да и лёгкий мостик был перекинут через речушку всего в сотне метров отсюда. Не было повода покинуть наш цветущий район и направиться с исследовательскими целями в посёлок ткачей, работавших на местной ткацкой фабрике.

Моя старшая сестра — Петуния — была очень серьёзной девочкой и любила просто посидеть с книгой на скамеечке. Или на пледе, расстеленном под уютным деревом, поставив рядом небольшую корзинку с пирожками и запасом воды для перекуса. Не то, что та, прежняя, Лили. Эта непоседа умудрялась облазить все деревья, находящиеся в радиусе пятидесяти метров от линии прогулки.

Особенно, когда мама вывозила нас обеих в парк на другом конце города. Там за деревьями начинались такие уютные холмы и камни, что Лили просто не могла удержаться. Хотя Пет и задирала свой носик, усаживаясь на скамью с книгой, Лили нельзя было оторвать от тех кустов. Ей даже иногда начинало казаться, что все растения там — живые. И ждут её прихода, чуть ли не с бОльшим нетерпением, чем она сама.

Именно там я выучила свой последний трюк с цветком, который начинал танцевать на ладошке. Готовила его для мамы, но показать не успела. Жаль, что такие поездки мама могла позволить себе не часто. Потому и полюбились мне те качели в парке, что взлетая с них, я чувствовала себя такой же свободной, как и на той полянке.

Как-то теперь примут меня мои любимые цветочки? И примут ли? Не увидят во мне Лили?

Ладно, меня пока даже не выписали, а я тут уже планы строю. Строила-строила, сама не заметила, как уснула. Всё же я была ещё очень слаба. Отец за простые операции не брался — только ассистировал своим ученикам. А сам работал только над сложными операциями. Следовательно, у меня был не самый лёгкий случай. И последствия ещё могут аукнуться. Или не могут? Всё же у волшебников медицина гораздо проще, насколько я помнила из книг.

В Хогвартсе надо будет обратить на это усиленное внимание. Борьба борьбой, а целители всегда в почёте.

Я спала, а мозг продолжал работать. Как иначе объяснить тот факт, что на следующий день я всё вспомнила про того человека, который показался мне похожим на Кристофера Ламберта. И, разумеется, не имел никакого отношения к тому актёру.

Это был наш любимый дядюшка Альфред, которого с моей лёгкой руки, точнее — некоторого невыговаривания букв — все в доме называли дядя Альф, даже мои родители. Он был ещё опекуном моей матушки, много рассказывал о её детских проказах. Так, что вполне годился мне и сестре в дедушки. Но мне что-то совсем не хотелось называть его дедом.

Не был он похож ни на одного старика, которого я знала в Коукворте. Да и когда я назвала его Коннор МакЛауд, он как-то резко наклонился к моему изголовью.

Ладно, поживём — увидим.

Глава 6.

В больнице и за её стенами

То, что я очнулась, отнюдь не перевело меня в статус выздоравливающих. Наоборот, ещё больше усилило ко мне внимание отца и прочего медперсонала. Всё же операция была довольно сложной по тем временам. И в Лондон меня не отправили, только потому, что боялись — не довезут.

А вот теперь необходимо было пройти курс реабилитации, доказать, что в мозгу ничего во время операции не повредилось. Проходить через разные анализы, процедуры. Бррр. Неприятные ощущения.

И в кровати было необходимо лежать. Вставать с постели мне пока было категорически запрещено. Да я и сама чувствовала слабость.

Были и другие огорчения. Увидела, что все отводят с печалью взгляд от моего лица, потребовала зеркало. Даже пришлось немного упасть на подушки в "слабости от истерики".

Добилась. Принесли. Уфф. Ничего страшного. На лице — даже синяков нет. А то, что пришлось обрить полголовы, чтобы операционное поле обнажить — так что такого? Голова на плечах, а уж волосы вырастут. Даже слезинки выжать не удалось. Все силы на ту истерику потратила. Пришлось изображать, что впала в ступор и только ощупывать бритую часть головы. Как бы в растрёпанных чувствах.

Да, жалость определённо была — я же помню, как выглядела ТА Лили — как пушистое золотое облачко. И немалую роль в этом играли её волосы. Они ярким золотистым облаком окружали её головку. И почему её называли Рыжей? Волосы у неё были скорее золотистыми с красноватым оттенком. Впрочем — пять лет впереди. Может и порыжеют.

А пока меня всё устраивало. Кроме вынужденного безделья.

Да ещё я пропустила день рождения старшей сестры! Впервые за мои шесть лет. Так было грустно. Хоть все и пришли ко мне на следующий день с отдельным тортиком и сладостями.

Но накануне у Пет был СВОЙ день рождения. С настоящими гостями — к ней были приглашены её одноклассники, а не просто семьи папиных и маминых знакомых с детьми. Если бы я оставалась прежней Лили, боюсь, что я сильно позавидовала бы сестричке. А теперь нет, мне и так было чем заняться.