Заколка так изысканно переливалась, искрилась, что цветок казался живым и счастливым. Йомиэлю сразу захотелось добавить капельки росы на лепестки — он изначально планировал, но алмазная крошка слишком дорога, а прозрачный хрусталь быстро раскупается. Йоми растерялся, смутился, удивился, замечтался. И только после начала занятий осознал окончательно тот факт, кто подарил ее и кому. Смятение охватило его, он даже не сразу смог включиться в ход занятия. Мысли перемешались, опять появилась тоска и какое-то щемящее чувство. Внешне почти ничего из этого на нем не отразилось, только внутренняя буря чувств проявилась вечером в трясущихся руках, которыми он не смог приступить к созданию шкатулки.
Не выдержав, Йомиэль быстрым шагом, почти бегом, устремился к подземному водопаду. Вся пещера искусно подсвечена вместе с ним и сталактитами со сталагмитами. Множество сидячих мест в разных местах, с которых открывались чудесные виды на местами до блеска отполированные стены с чудесными разодами минералов или мелких кристаллов. Эхо, кроме создаваемого водой, с давних пор глушилось магией — иначе от какофонии уши вяли. Сев близко-близко к воде, напряженный Йоми не скоро в расслаблении облокотился о спинку скамейки — вода всегда успокаивала его, забирала мысли, тревоги, вводила в легкий транс, со временем проясняющий ум.
Отрешившись от всех мыслей и чувств, он созерцал брызги и создаваемую ими радугу. Некоторые камни за водопадом и на дне речки зачаровали так, чтобы они периодически начинали подсвечивать воду изнутри разными цветами, гармонично вписывающимися в общую картину. Йоми потерял счет времени и волнениям.
Войдя в лечебную медитацию, он отстранённо вспоминал момент, послуживший причиной угнетенного состояния. Холодный самоанализ, в кои-то веки получившийся строго по писанному, выявил интересную подробность — Йоми в дополнении к своим переживал чувства Леона. Именно его, ничьи больше. Искренняя вина, гордость, смущение, волнение, довольство, усиливающаяся уверенность. Наличествовала примесь тревоги, боли, облегчения, усталости, и на всем налет одиночества. Последнее с утроенной силой отразилось на самом а Йоми, выбив у него слезинку, неуверенно застывшую у самого края. Он вспомнил тепло, даримое матерью, ее невидимую заботу и посильное участие. Став постарше, он стал обращать на это внимание в своих воспоминаниях. Прикрыв глаза, не заметил, как заснул. Утром его разбудил смотритель, умилившийся студенту, понимающему гостю. Несмотря на затекшие мышцы, Йоми чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Воспоминания притупились, отчасти затемнившись пониманием Леона.
Появившись в классе, Йоми ощутил дискомфорт, перебитый потоком чувств Леона. Почему именно так происходит, Йоми не знал. Сейчас он ощущал смущение и стыд за чтение чужих эмоций.
Через несколько дней студент научился абстрагироваться, подстегиваемый ощущением себя неким соглядатаем, тайно подсматривающим за чужой жизнью. Странно, но это помогло ему справиться с тоской и дало сильный толчок к творческому развитию. Шкатулка получилась на удивление быстро, принеся очень много дополнительных средств. Йоми вложил в ювелирное изделие все свои сбережения, которые увеличились после его продажи на целую треть, тогда как он рассчитывал максимум на пятую часть. Его несказанно устраивала эта лавка, хотя в других местах он мог продать дороже — здесь его знали и давали скидки, а так же специально для него припасали кое-что интересное. В ювелирном деле всегда на раскрутку требуется большой начальный капитал, у одинокого мастера постоянно вкладывающийся в материалы — инструменты имелись, хотя пару пинцетов не помешало бы заменить.
В один из вечеров он только-только уснул, как тут же из сна его вывело острое наслаждение. Не его. Леона. Тот утопал в блаженстве, потянув за собой и Йоми, которому хоть и доставались отголоски, но их ему хватало более чем. Ничего подобного сам он еще не испытывал, в набедреннике стало резко узко и мокро. Сладкая боль излилась толчками. С расширенными глазами и густо красный, он не решался пошевелить даже глазами, не то, что ушами — пришло осознание причины этих чувств. Сердце предательски екнуло, а уши-предатели затрепетали, распластавшись на подушке.
За текущие недели Йоми, как он думал, в достаточной мере сумел разобраться в Леоне, но сам для себя оставался тайной. До сего дня. "Безнадежно и безответно влюблен!" — вот что оформилось в его голове, источающей горькую влагу, жгущую щеки. Мгновением позже же постыдная мысль низверглась в бездну — юное сознание, когда-то мечтавшее о чистой и светлой любви к девушке, чей составной образ мальчик стал постепенно различать в калейдоскопе прочитанных романов, жизнеописаний и прочих текстов, не выдержало суровой правды жизни и отключилось, тем самым поспособствовав провалу в памяти и сведя все к мутному сну, блаженно приятному и с мокрым осадком.
Он несколько дней подряд просыпался мокрым, по-прежнему не зная, как это с ним происходит — смутные догадки бередили сознание, тщетно силящееся вспомнить что-то явно забытое. На третий раз, когда пришла волна от Леона, он смог от нее абстрагироваться, пропустить мимо, остаться на плаву, не забыть, но и не прочувствовать так и не наступившего семяизвержения в восставшем прямой твердью естестве. К этому моменту его подсознание переварило ревность и отдало память о двух предыдущих случаях, дав шанс сознанию самостоятельно разобраться в ситуации и сложить осколки знания в цельное, ухнувшее на самое дно.
Конечно, Йомиэль видел брачные игры животных, однако все прочтенное рефреном рассекало лезвие осуждения постельных отношений вне брака. В доме отца он мечтал о высоких отношениях, но будучи исторгнутым в суровую реальность распрощался с мечтами, напрочь вытесненными одной разъединственной — стать сильным магом. Парень перед девушками робел, да они и не видели в нем страстного охотника до юбок или хотя бы поцелуев под стелющимся светом Бодо. А от напористых он сам бежал, обходя десятой дорогой. Возросшее к нему внимание именно последних во время работы у мастера-ювелира вынудило юного люфса начать чураться женского общества, а после пары случаев вообще любых масляных взглядов в его сторону. В академии с этим намного проще стало — к нему, поняв всю тщетность, к тому же при настырном внимании возбранявшуюся, не лезли — зачем, когда есть другие согласные?
Так и оставался Йоми девственником, запретившим себе складывать мозаику. До недавнего времени. Но и поняв, для чего ему дан пенис и какое наслаждение он способен приносить, воспитанный в строгости люфс посчитал крайне постыдным вообще видеть свою возбужденную плоть. А вошедшее в противоречие любовное чувство к другому парню вгоняло его при одной мысли об одной постели в бездну ирреального ужаса. И хотелось — и жглось. Второе победило наполовину — образ златовласой девушки с большими кудрями сменялся почти одного с ним роста парнем с выразительными глазами темной бирюзы и заостренными ушами, а отнюдь не вислоухим и без аккуратного бюста со сжатый девичий кулак.
Скребущее на душе кошки в какой-то миг нестерпимо завыли, когда Йоми вспомнил сплошной синяк на теле Леона. У него же были с лекарки запасы, а он как последняя сволочь спасовал и даже не попытался той ночью врачевать его, пусть и спящего, что даже лучше всего. Побоялся наготы!
Той ночью его донимали муки совести вкупе со стыдом, а утром мучили кошмары, оставившие после себя осклизлый страх и чувство собственной никчемности и неполноценности, с трудом отпустившие свою жертву на занятиях. После того "случайно" подслушанного разговора Ноцуца и Леона, Йомиэль проникся антипатией к своему куратору, однако на дополнительные деления к нему ходил, и как знающего магию преподавателя постепенно зауважал, ценя за знания и бесспорный магический талант.
Ночь же перед аттестацией третий год как студент АЗУ проспал относительно нормально, а снов своих с ночи после обретения Капру он по-прежнему почти не помнил — только иногда спросонья видел флер дома с мамой или трогающего его Лео, больно щемящего сердце. О плохом он с усердием старался не думать — помогало слабо, но ведь как-то сжился с предательством отца, губительного накала эмоций давно не вызывающего...
На занятиях Йомиэль избегал любых взглядов на Леона, и так зная, в каком он настроении. Это не способствовало желанию разговаривать с кем либо, однако не могло помешать железному желанию выучиться на отлично — на занятиях студент прилежно выполнял все от и до. Повторенье мать ученья! Эту, бесспорно, благую истину Йоми выучил у монахов в обители Араса.
Аттестация началась буднично — Йоми через подобное проходил, выдержав и два экзамена. Он был собран и сосредоточен, как Леон. На седьмом практическом задании он еле справился, усилив напор силы в магическую структуру — студент не успел ничего другого придумать. Одновременно Йоми сквозь ореолы потоков увидел необычные узлы, связав их с когда-то читаемой в раннем детстве книгой, казавшейся полной белибердой, и ощутил острое злое чувство Леона, сменившееся неестественной для него холодностью. Проблеск истинного зрения оказался на вторых ролях.
"Значит, он одновременно следит за практикой? Отвечая на теорию?" — думал Йоми, с трудом выполняя следующее задание. "За Оллаку, наверно, беспокоится сейчас..." — с грустью предположил люфс, уловив очередную эмоцию.
С теорией Йоми справился не без серьезных умственных усилий, еле успев ответить на последний вопрос. На объявлении результатов он не хотел начинать спор за результаты из принципа, хотя и знал, что сделал декан, и как это легко доказать. Он затаил обиду, четко осознав это свое недостойное чувство. Ради Оллаку он ничего не хотел делать, совсем-совсем. Хотя ему и заказали еще несколько таких же заколок по в два раза большей цене, но все же... Здесь другое. Он промолчал еще и потому, что почувствовал внимание Леона к Врезеню. По занятиям и ощущениям он уже знал, что касанием был передан Образ. И опять по поводу Оллаку поди. "Тьфу!" — негодовал он про себя, теряя контроль. "С Врезнем крутит, и еще ублажает Леона!" — думал он с ревнивым отвращением.
Однако дальнейшее развитие событий вымело все мысли у него из головы. Он чувствовал злое нетерпение Леона и догадался, из-за чего он так тянет. И даже его "Упс...", прозвучавшее много раньше взрыва, когда никаких особых признаков сам Йоми не заметил. А уж эффект от взрыва вообще вызвал у него шок. Плохо прикрытое торжество Леона по поводу случившегося Йоми как лекарь воспринял крайне особенно негативно. Да, он знал, что магов учат и убивать, но сам смог бы это сделать только в крайнем случае, в целях самозащиты. Но чтобы так, хладнокровно, нанести тяжкую рану... Йоми понимал, но не принимал этого. Был и другой путь. О чем он и попытался сказать потом Леону:
— Ты знал, что так случится! — гневно и осуждающе.
— И ты, — ответил он буднично, испытывая легкое раздражение и нежелание продолжать разговор.
— Можно было иначе... — начал бы настаивать на своем Йоми.
— Да-а-а? — резко бросил Леон. Йоми ощутил не только раздражение собеседника, но и неожиданное для себя удивление. А так же легкое чувство вины и вспышку зависти, вскоре полностью выморозившиеся...
— А что ж тогда ты смолчал то, ась? Кишка тонка? Или тебе было наплевать на штрафников? — не унимался Леон. А Йоми и сам уже проникся чувством вины и сопричастности к случившемуся своим неучастием, что заставило его смутиться и покраснеть.
— Чего молчишь? Тебя и так не любят. И даже если бы ты сказал, то как и на теории, блеснув знаниями, за что уже вызвал бы откровенную ненависть, вместо благодарности, — последнее Йоми вдруг осознал с кристальной ясностью, поняв причину постепенно нараставшего в классе чувства дискомфорта. Сказанное истинная правда, невыносимо горькая и жгучая. У него внезапно открылась еще одна способность — чувствовать направленные на него эмоции окружающих, которые в данный момент говорили о недовольстве и презрении.
— Мне подарили совет, и я тебе его дарю — не отрывайся от коллектива. Да, трудно, но я хотя бы пытаюсь поддерживать минимум общения. Думай, Согранда, — Йоми уже различал ложь и правду из уст Леона, и нисколечко не усомнился в его словах, хотя и чувствовал нестыковку в самом Леоне. Еще он, расталкивая слишком яркие эмоции, распознал какое-то глубоко запрятанное чувство, смешанное с разочарованием и одиночеством, которое Леон всеми силами старался затолкнуть в себя поглубже. При непосредственном общении с Йоми оно всплывает помимо воли Леона. Пытаясь как-то собрать разбежавшиеся мысли, он застыл пораженный то ли оскорблением, то ли обидой, а собеседник сбежал, воспользовавшись его состоянием.
Незнамо как добредя до своей комнаты, в которую так никого больше и не подселили, Йоми, прямо как был в одежде, так и завалился на кровать, свернувшись калачиком на смятом белье. Последние откровения выбили его из колеи, а сил идти к водопаду не нашлось. Йоми продолжал так же четко ощущать Леона, в отличие от него умевшего волевым усилием менять свое настроение и эмоции. Заглушить нахлынувшее безобразие не получалось.
Голод и мокрый холод под виском заставили Йоми очнуться и прийти в себя. Поспешно умывшись, как бы желая смыть с себя пакостное омерзение, он поплелся обедать. Организм привык к распорядку, хотя вставать по утрам, как это делал Леон, он самостоятельно так и не мог. Постепенно Йоми становилось легче. "Он тоже по мне скучает, хотя сам пока и не осознает это!" — сделал вывод Йоми, и это не показалось ему чем-то противоестественным, однако давало такое желанное тепло и надежду, поборовшую все остальное. И Йоми, хоть и покраснев как свекла в съедаемом им салате, продолжил лелеять эти чувства. Он запретил себе загадывать на будущее, но гадать про на миг вспыхнувшую к нему зависть и другие странности Леона прекратить насовсем не смог.
Оказавшись у водопада, люфс снова погрузился в себя. За всеми своими мыслями о Леоне он теперь легко справлялся с потоком чужих эмоций, направленных в его сторону. Как будто так всегда и было. Несмотря на свое нежелание идти, Йоми решил быть вечером с группой. Тяжелая атмосфера в классе хоть и уходила каждый раз на второй план, но постепенно начинала тяготить люфса, мешать учебе. А теперь, когда он знает ее природу и путь исправления, не упустить бы шанс... Придя к этой новой для себя мысли, Йомиэль заторопился к месту встречи, почти опаздывая, не боясь трудностей — водопад поделился с ним силой и уверенностью в ней, а через нее и в самом себе.
Сегодня впервые за много-много дней Он заговорил с ним! А сближаясь с группой, он может спорить с Оллаку за внимание Леона, так ведь, да?
Глава 18. "Рог анталопа"
До обеда времени оказалось полно, и я решил, окончательно успокоившись в под холодным душем, сходить в таверну, как давеча советовали. По пути попадалось множество студентов. Веселых в основном. В свободных одеждах, принятых там, где они выросли, или просто отдававших дань местной моде, меняющейся благодаря мне, вернее, знаменитой и самой посещаемой лавки...
