Не существовало в мире людей, способных равнодушно устоять перед искренностью и совершенной естественностью поведения солнечного мальчика.
Король оттаял, позволяя себе благосклонно улыбнуться, затем оживился, с удивлением слушая грамотные рассуждения Ара, и не прошло пятнадцати минут, как между ними завязалась совершенно простая живая беседа на интересующие темы, плавно переходящая с одного на другое. Его Величество с удовольствием слушал, кивал, соглашаясь со многими мыслями, что высказывал молодой человек. Завёл разговор о родителях и обычаях страны, в которой вырос Ири, заинтересовался делами соседей ...
Беседа длилась два часа. Даже Грандин Мистраль удостоился всего лишь сорока минут. Но Мистраль соблюдал светский этикет, приевшийся по самое горло, а Ири... Ири просто разговаривал обо всём, временами даже начинал размахивать руками, увлекаясь, и королю в голову не пришло поморщиться от проявления экспрессии.
К тому же, у Ара, понатасканного Ланом, хватило смелости выдать ряд интересных и свежих идей в либеральной обработке умелого политика.
Сказать, что Ири завоевал благосклонность короля — равнозначно тому, чтобы не сказать ничего. Ири Ар околдовал его настолько, что Его Величество не пожелал расставаться с юношей, пригласив сопровождать себя на охоту, на ужин и некоторые другие мероприятия.
Он представил Ара Её Величеству и придворным, держа за руку и рассыпаясь в пылких похвалах, сообщив, что давненько не видел никого более приятного уму и взору.
Искренность и неиспорченность, ощущающаяся в каждом движении и слове Ара, завораживали не меньше, чем умелая искушённость Мистраля.
Более того, в Ири скрывалось качество, которого не хватало самому Лану, — дипломатичность. Обладая прямолинейностью, Ар оказался способен даже критику завуалировать в такую безобидную и щадящую форму, что являясь правдой, она тем не менее не вызывала отторжения и негатива.
Нужно ли говорить, что оказавшись удостоенным чести быть приглашённым на обед в узкий круг доверенных лиц, Ири совершенно растерялся, внезапно осознав, что ему прочат роль не просто преемника левого министра, но одного из фаворитов короля.
* * *
**
Перед отъездом домой Лан пребывал на седьмом небе от счастья. Не переставая, шутил и острил и буквально боготворил хрупкого светловолосого юношу, который одним своим появлением сумел поднять его битые карты на почти прежнюю высоту.
Ири тоже остался доволен. Несмотря на то, что смутная тень тревоги и тяжёлое предчувствие не покидали с момента прибытия во дворец.
Его смущало всеобщее внимание, неожиданно свалившееся на голову, заискивающее отношение людей, и та особая неискренность, за которой он безошибочно угадывал фальшь, ощущая дискомфорт от такого общения и откровенно не понимая, чего здесь от него хотят. Ири не умел играть в эти игры, и представал в глазах придворных неопытным воробышком и профаном. Наверное, Ар и сам это понимал. Его привычная весёлость и разговорчивость, словно сошли на нет, он замкнулся, предпочитая молчать и слушать, внимательно наблюдая за происходящим, делая собственные выводы. Но Лан спешил развеять его опасения, потирая руки от удовольствия и уверяя, что всё идёт замечательно и просто великолепно. Собственно, так оно и было.
Ири не нравилось происходящее, даже способ, которым он был представлен в качестве преемника. По мнению Ара, Лан мог хотя бы предупредить заранее, дать ему время обдумать, но в то же время он не мог обижаться. Он симпатизировал Лану. Ему искренне нравился министр — полный добродушный человек, немного грубоватый, но открытый, умеющий рубить сплеча, достаточно честный, чтобы называть вещи своими именами.
Впрочем, всё это не имело особого значения. Самым важным, стало для Ири то, что их взгляды на политику и реформы, необходимые стране, полностью совпадали.
Найдя в лице Ири Ара драгоценную отдушину, Лан буквально заливался соловьём, понимая, что в этой стране есть ещё честные и порядочные люди, и этот мальчик... Да, этот блестящий мальчик, несомненно, заявит о себе. Заставит считаться с собой, поганой метлой разогнав коррупцию, взяточничество и воровство, массово процветающее на местах.
Оба довольно негативно относились к идее втянуть Артемию в войну за спорные территории, якобы захваченные соседствующей маленькой Поликией, и отрицательно высказывались об идее ввести новый налог на имущество, который активно пытался пропихнуть Рандо, понимая, что казна на грани разорения, а найти средства на её пополнение можно только применив антигуманные меры с использованием массовой пропаганды, когда отбирая последние гроши у простонародья, власть объясняла, что они пойдут исключительно на благо этого самого простонародья. Ход, который веками использовался вышестоящими при управлении страной.
Но самое радостное событие, случившееся на волне перемен, — Ири, наконец-то, смог увидеть Мистраля.
* * *
**
Столкнувшись в анфиладе дворцовых коридоров, правый и левый министр привычно холодно раскланялись, но вместо того, чтобы столь же привычно разойтись, заговорили.
Рандо с мрачным интересом разглядывал стоявшего рядом с Ланом красивого светловолосого юношу. Лан, в свою очередь, даже не считал нужным скрывать Ири от взора противника, с гордостью демонстрируя найденное сокровище, обмениваясь с Рандо вроде бы ничего не значащими фразами, за которыми люди искушённые умеют прятать особый, понятный лишь им подтекст.
Судя по тому, каким мрачным стало лицо правого министра после разговора, Лану довольно легко удалось прошибить чужую каменную уверенность в себе.
Ири, наоборот, ощущал себя разгневанным и обиженным.
Мистраль, сопровождающий дядю, не высказал ни малейшего удивления встречей. Совершенно безлично поздоровался, исключая малейшую возможность призрачного намёка на дружбу, демонстрируя разве что прохладцу двух недолюбливающих друг друга одноклассников. И душевный порыв Ири, радостно потянувшегося навстречу, разбился о ледяной недоумённый взор, полный такого высокомерного презрения, что Ар оцепенел и сник, совершенно растерявшись и абсолютно не понимая, что происходит и как себя вести.
Впервые за несколько месяцев во взгляде Мистраля не родилось ни капли тепла, но откровенная, ничем не прикрытая неприязнь. Ири словно рассыпался изнутри, осознав, как Грандин Мистраль смотрит на него — жутким приговаривающим взглядом змеи, увидевшей ВРАГА.
После недолгих переговоров, в которых Ири не принимал участия, было решено, что в Академию юноши вернутся вместе.
Лан, понятия не имевший, какие отношения могут связывать студиозов, настоятельно посоветовал вести себя осторожно с выкормышем Рандо и ни в коем случае не болтать языком того, чего болтать не следует. И, разумеется, Ландо выразил надежду, что Ар окажется достаточно сообразительным, для того, чтобы "подружиться" и суметь вытянуть из Мистраля как можно больше информации о планах дяди. Это было бы очень кстати сейчас.
От этих рассуждений Ири сделалось противно.
Судя по тому, каким тоном было произнесено слово "друг", Лан не представлял, насколько тесно они с Грандином знакомы, и сейчас Ири с ужасом начал понимать, что, возможно, согласившись на это предложение, совершил ужасающую ошибку. Ибо ценой этой ошибки становились их с Мистралем отношения.
После взгляда, которым его прожёг Грандин, и обидной арктической холодности, Ири был полностью согласен с первой частью предложения. И укрепился в этом мнении ещё больше, осознав, что Мистраль не просто не замечает — игнорирует его присутствие самым недвусмысленным образом.
Гнев застилал рассудок. Политика — политикой, но Мистраль сам уверял, что она никогда не будет касаться их личных отношений, а теперь первым давал понять... что это не так. И для него, оказывается, имеет огромное значение, чью сторону занимает Ар. Получается, по логике Мистраля: "кто не с нами — тот против нас", что автоматически делает Ири его врагом... Вот значит как? Что ж, видит бог, не он начал это первым.
Ири стиснул зубы, с трудом уняв обиду и злость. Что бы он ни испытывал по этому поводу, Мистралю не придётся насладиться.
К карете, ожидающей юношей для поездки в Академию, Ири подходил с абсолютно спокойным видом, не выражающим ничего, кроме мягкой доброжелательности и даже некоторой весёлости. Столь естественной и спокойной, что никому и в голову бы не пришло, ценой каких невероятных внутренних усилий даётся эта отстранённая беспечная наигранность человека, который вобьёт себе в глотку кулак, но никогда не покажет слабости.
Ири умел терпеть боль, и не имело значения, что её порождало — душевная мука или физическая. В отношении Мистраля физическая мука была гораздо предпочтительнее, потому что раны тела беспокоят недолго, заживая и покрываясь щадящей коркой, но невозможно зарастить раны души. Нанесённые любимым человеком, они болят и кровоточат годами, вскрываясь и гноясь от малейшего прикосновения, порождая боль, исцелить которую возможно лишь временем или прикосновением той руки, что их нанесла. Но иногда бывает так, что легче сдохнуть, чем принять такую руку, слишком мерзкую в содеянной подлости.
Лан не явился на проводы, и это понимание чрезвычайно покоробило Ири. Словно его использовали и выбросили.
Возможно, а скорее всего именно так и было, Лан боялся встречи с Рандо, предпочитая лишний раз не пересекаться со своим оппонентом, без малейшего душевного переживания по поводу того, что бросает Ири на публичное растерзание двум хищникам.
— В этом мире все люди используют друг друга, Ири. Кто-то в большей степени, кто-то — в меньшей — это закон жизни, естественный ход вещей, — Лан не раз упоминал об этом вслух, рассуждая о том, что политика не терпит щепетильности и слабости, и порой надо уметь принимать решения быстро, жёстко и бескомпромиссно. Вот только неприятно ощущать это на собственной шкуре и понимать, что собственный патрон слишком слаб, чтобы набраться мужества и выстоять несколько минут положенного вежливостью прощания.
Правый министр, не подозревая, какие горестные и неприятные мысли проносятся в голове у юноши, несколько минут о чём-то разговаривал с племянником, очевидно напутствуя на дорожку. Мистраль, эта сволочная, каменно-ледяная, безупречная до мелочей статуя, изредка кивал, соглашаясь. Судя по насмешливым пренебрежительным взглядам, которые оба картинно бросали в сторону Ири, сиротливо стоящего у экипажа, речь шла о нём.
Ар находился в идиотской унизительной ситуации.
Слуга нарочно медлил, не торопясь открывать перед ним дверцу кареты, словно дожидаясь, когда соизволит подойти Мистраль.
Лан находился в опале и, какими бы иллюзиями по этому поводу не тешил себя сам министр, изменить ситуацию он не смог. И именно это сейчас недвусмысленно давали понять его преемнику.
Осознав, что над ним жестоко насмехаются, юноша стиснул зубы, впервые в жизни испытав настоящее желание помочь Лану. Не из-за того, что ему это было надо, но ради того, чтобы сбить спесь с прекрасного высокомерного лица Грандина, на котором сейчас застыло крайне неприятное выражение.
Хочешь войны — ты её получишь, Мистраль!
А между тем, Мистралю было абсолютно наплевать на эту сцену. Он внимательно наблюдал за Ири, попутно общаясь с дядей в своей неспешной, неторопливо мягкой манере, и его чёрные непроницаемые глаза пылали странным недобрым огнём.
Если бы Ар хоть на одну минуту мог заглянуть в чужие мысли и понять, о чём сейчас думает ледяной принц, он бы ужаснулся и испугался. Но не за себя, а за самого Лана, а также за гадко ухмыляющегося слугу, который демонстративно поправлял ремни багажа и делал вид, что не замечает юношу в его откровенно позорном положении.
Но Ири не обладал телепатией и, может быть, к лучшему, потому что в понимании Мистраля и слуга, и Лан считались покойниками. Нет, в обычном положении Грандин бы проигнорировал глупость никчемной человеческой мрази, решившей выставиться перед ними за счёт унижения противной стороны. Подобное он просто презирал. Но этой стороной стал Ири. ЕГО Ири!
Было страшно и странно осознавать, какими глазами смотрит на любовника Мистраль — абсолютно спокойными, внимательными, вдумчивыми, мягкими, без единой тени лишних эмоций, но за этим чёрным зеркалом жила смерть любому, кто смел бросить тень, осквернить, тронуть пальцем, липкой грязью собственных эмоций.
Был ли Мистраль безумен? Он предпочитал не искать ответа на этот вопрос, потому что не хотел его знать. Рассматривая Ара, пылающего багровым факелом (как бы малыш не пытался скрыть свои истинные чувства, ему это не удавалось), посторонние, может быть, видели лишь поверхность, но изучивший малейшую чёрточку, каждый жест, каждый вздох, любое напряжение мышц Мистраль видел сейчас истинное состояние Ири. И это знание будило внутри раненного зверя, мысленно кромсающего слугу на ломтики и готовящего самую страшную и мучительную смерть для Лана.
Светски общаясь с дядей, Мист размышлял о том, что не оставит в живых ни одну шваль, что посмеет кинуть в Ара камень. И лучше бы дяде не вставать у него на пути. Исхода собственного выбора Мистраль Грандин не представлял и очень боялся узнать.
Понимая, что помощи нет и не предвидится, Ири, пылая от стыда, плюнул на все условности и сам распахнул дверцу кареты, высвободив подножку. Словно был не одним из потомков знаменитого рода Ар, а простым слугой. Но стоило ли обращать внимание на подобные мелочи? Право людей быть теми, кто они есть, кем бы они при этом не были. А его право — оставаться собой. Не надейся Мистраль, ничто не может унизить человека, кроме самого человека. Так что можешь лопнуть от злорадства, с меня не убудет и не отвалится!
С такими мыслями Ири залез внутрь, плюхнувшись на мягкую обитую шёлком обивку, и, прикусив губу, отвернулся, бешено вздёрнув подбородок и костеря Рана такими проклятиями, что сумей сбыться хоть одно из них, земля под Грандином Мистралем благополучно бы разверзлась, забирая последнего в ад, даже если бы после этого Ар, не раздумывая, прыгнул следом за ним.
— Ненавижу тебя! Ненавижу тебя, Грандин Мистраль, ублюдок чёртов... Люблю тебя. Чтоб тебе пусто стало, чёрствая, бездушная скотина!
Через мгновение дверь распахнулась, и "чёрствая бездушная скотина", наполнив пространство запахом дорогого парфюма, небрежно упал на противоположное сидение. После чего, по-прежнему игнорируя Ири, несколько минут болтал с дядей о погоде и прочих незначимых пустяках.
Ири, стараясь ничем не выдать грызущей изнутри обиды, безразлично смотрел в окно. Над ним откровенно издевались, и делал это именно Мистраль.
* * *
**
— Знаешь почему мы сейчас путешествуем вместе? — спросил Мистраль после того, как карета наконец тронулась и они остались наедине. — По той причине, что каждый из наших покровителей, — он почти с отвращением выплюнул это слово, — надеется, что мы сумеем вытянуть друг из друга максимум полезной информации.
— Знаешь что, иди ты... в задницу, — буркнул Ири с яростью, даже не повернув головы. Он уже решил игнорировать Мистраля всю дорогу и теперь жалел лишь о том, что не выдержал и сорвался, дав Грандину понять, насколько тот умудрился задеть его чувства.
