Нильда прошлась по комнате, внимательно оглядывая все углы, так, будто искала что-то. Голен не выдержал:
— Прошу, ответь. Не надо меня мучить.
Она повернулась и, наградив его убийственно кокетливым взглядом, проговорила:
— Не знаю... Я подумаю.
И собиралась выбежать из комнаты. Но не тут-то было. Голен на своем кресле теперь уже передвигался куда быстрее. Он просто загородил ей выход.
— Нильда, — он смотрел ей в глаза, — Не мучь меня. Ответь.
Она покраснела и смешалась, стараясь отвести взгляд.
— Прости, я понял, — Голен отвернулся и отодвинулся в сторону, освобождая ей выход, — Прости. Я не стану больше тебе...
— Ничего ты не понял! — вскричала она, поворачивая его к себе, — Ты... ты...
— Я... — он решился взять ее за руку.
Она молчала, глядя в его глаза, но руки не отнимала. И выглядела сейчас совсем беззащитной. Парень почувствовал, как сердце выросло в его груди, оттого что понял: не безразличен он ей.
— Я... могу надеяться?
Нильда неловко кивнула. Голен вдруг притянул ее в объятия и усадил на колени. Девушка, обычно такая бойкая, сначала даже растерялась и притихла. А он, воспользовавшись ее молчанием, шептал, легко прикасаясь к ее руке губами:
— Мы поженимся, как положено, в храме. Я бы очень хотел познакомить тебя с мамой. Увидишь, она очень добрая и хорошая. И ты ей обязательно понравишься...
Но тут она пришла в себя:
— Эй? Парень? Ты даже не ухаживал за мной! А уже хочешь жениться?
— Ага! А ты хочешь, чтобы я ухаживал?
— Конечно, хочу!
— Нет проблем, дорогая. Серенады тебя устроят? Цветы? Прогулки под луной? Стихи?
— Серенады? — она хихикнула, — Кошачьи концерты, ты хотел сказать?
— Но-но, полечге, милая! У меня замечательный голос. Может, не такой красивый, как был у Эфрота, но зато очень громкий. И мое дивное пение может быть даже в городе будет слышно. Я подозреваю, здесь в фиордах должна быть прекрасная акустика.
Он тут же получил легкий шлепок по затылку и возмущенный вопль:
— Нечего говорить всякие ругательные слова! Какая еще акустика?
Но оба уже хохотали в голос. Вытирая слезы, выступившие от смеха, Голен спросил:
— Так это все-таки да?
Девчонка вырвалась, убежала и, встав подальше, выдала:
— Ты сам напросился! — и удрала.
А он откинулся в кресле и закрыл глаза, улыбаясь во весь рот.
Она хочет, чтобы он за ней ухаживал? Хитрюга! О, она получит такие ухаживания...!!!
* * *
Онхельме не спалось. С вечера она заснула, но проснулась среди ночи — и все. Ушел сон. Тогда колдунья решила не тратить времени даром, а пошла в кабинет Мелисандры и засела за книги. К рассвету у нее уже были готовы первые артефакты — накопители, кристаллы, заряженные силой. И еще она нашла в книгах несколько ритуалов, с помощью которых можно было, пользуясь жизненной силой других, пополнять свою силу или накопители. Это, конечно, запретный ритуал, но кого и когда подобные запреты останавливали?
Очень довольная, она направилась к себе, собираясь с утра заняться зачисткой фиордов с берега, но у самого входа в покои царицу встретили трое членов Совета. По их похоронным физиономиям Онхельма поняла, что случилось что-то неприятное.
— В чем дело?
— Государыня, — пролепетал один из них, — Случилось страшное...
— Говорите! Нечего тянуть.
— Государыня... Град выпал на полях... И выпадет еще... Такие черные тучи... Весь урожай погибнет...
Онхельме показалось, что у нее сейчас одновременно разболятся все зубы и даже волосы. Вечно что-то должно мешать ее планам!
Но это было бедствие. Бедствие для страны. А она царица. И эти люди пришли к ней. За помощью. Она видела, что напуганы старики всерьез.
Она царица. И как бы то ни было, это ее страна и ее народ. Это ее обязанность.
Они нуждаются в помощи, они ее получат. А фиорды, в конце концов, могут подождать.
— Транспорт. Быстро! Мы спасем все, что сможем спасти.
Как кстати оказались ее артефакты!
* * *
Больше двух недель государыня Онхельма металась по всей стране, борясь со стихией. И, в общем-то, неплохо справилась. Правда, спасти удалось далеко не весь урожай, но они смогут дотянуть до следующего. Кроме того, царица отдала приказ открыть хранилища и районам, особо пострадавшим от стихии, выделить продовольствие.
Подобных мер не приходилось принимать никому из властителей Страны морского берега. Во всяком случае, никто из старожилов не помнил. Государыня Онхельма этим заслужила благодарную преданность от своего народа. И заслужила справедливо. Ее везде встречали приветственными криками и пожеланиями счастья и долголетия. Как героиню. А то, что она молода и прекрасна, в глазах народа только прибавляло ей популярности.
Да. Однако такие бедствия никогда и не приходили на землю, охранявшуюся символами власти. Желая или не желая того, прекрасная царица, узурпировав право властвовать, разрушила защитный механизм. И чего ждать в будущем, не предсказал бы никто.
Но она об этом не знала.
Она в этот момент просто упивалась любовью народа. Забыв на время о контрабандистах, голубях и прочих счетах и обидах.
Впрочем, новые беды не заставили себя ждать.
Глава 45.
Пока над Страной морского берега бушевала стихия, жители фиордов пользовались временной передышкой, чтобы хоть как-то укрепить свои позиции. Раньше им не приходилось отражать атаки или избегать вторжения, фиорды охранялись самой природой. Этого было достаточно.
Раньше. Но не теперь.
Джулиус, как и обещал, лично провел Голена по всем постам и узловым точкам обороны, тот действительно смог внести много полезных предложений. В основном они касались использования естественных укреплений высокого берега и создания дополнительных препятствий и ловушек.
Вот когда молодой философ с благодарностью вспоминал уроки истории и фортификации! Несомненную пользу от образования признали даже грубоватые и насмешливые контрабандисты, сначала смотревшие на городского юношу вполглаза. Конечно, непривычно видеть, как кто-то, сидя в кресле, движется по воздуху, да еще и командует, но скоро его вид на постах стал настолько привычен, что уже воспринимался как нечто естественное.
Две недели передышки дали неплохие результаты. Но все же, глядя на позиции, Голен понимал, что полноценного штурма им не выдержать. Об этом он и сказал однажды вечером старшине Джулиусу, когда они остались в комнате вдвоем. Разговор начался с того, что Голен предложил перевезти женщин и детей в безопасное место.
— Мне кажется, — говорил он негромко, — Что наша царица не отступится, пока не зальет тут все кровью.
— Мрачная перспектива, не так ли? — невесело пошутил Джулиус.
— Тогда почему вы не хотите отправить женщин в безопасное место? Мы же не удержим фиорды.
Джулиус посмотрел на него из-под бровей, потом некоторое молчал, уставившись взглядом на скрещенные пальцы. Юноша ждал.
— Потому что, — старшина контрабандистов наконец ответил, — Это и есть самое безопасное место.
— Но...
— Не спеши, мальчик. Ты не все знаешь.
Голен дернул шеей и развел руками, говоря:
— Так скажите мне, чего я не знаю!
— Дело в том... — Джулиус осекся, — Нам лучше выйти. Я должен показать тебе еще кое-что.
Нильда уже улеглась спать, их разговор мог разбудить ее. Дед этого не хотел. Он встал и позвал жестом Голена. Вместе они вышли из дома и свернули за угол, Джулиус сделал ему знак молчать и притаиться, а сам зашептал:
— Тссс. Постой, надо проверить, чтобы эта девчонка не увязалась.
Они подождали минут пять, потом двинулись в глубину фиордов, туда, где узкий пролив между скалами выходил к побережью.
Нильда с легкой усмешкой посмотрела им вслед:
— Мужчины. Вечно у них какие-то тайны. Как будто я не знаю, куда он его поведет.
Она с улыбкой подкатила глаза и вернулась в свою спальню.
* * *
По странной прихоти природы, дожди и непогода обходили это место. Это вообще было странное место. С одной стороны высокий скалистый берег, с другой целые гряды скал, стоящих почти параллельно. И множество камней, торчащих из воды. Казалось, проплыть здесь совершенно невозможно — разобьет о скалы. Однако в устье пролива была привязана лодка, значит, кто-то здесь все-таки умудрялся плавать. Туда и привел Голена Джулиус.
— Зачем мы здесь? — спросил юноша, оглядываясь, — И почему здесь нет поста?
Старик ответил не сразу.
— Видишь ли, отвечая на тот твой вопрос, скажу, что фиорды охраняют сами себя. И потому, оставаясь здесь, мы в безопасности.
— Не понимаю.
— Просто... проникнуть сюда можно только другу. Никто, настроенный враждебно не войдет в эти проливы.
— Тогда зачем...
— Но нам нужно выходить отсюда. Пропитание, одежда, лекарства. И прочее. Мы же можем сидеть здесь в заточении. Вот потому мы и защищаем все подходы.
— Но здесь-то как раз нет никакой защиты! — не выдержал Голен.
— Это особое место. Его невозможно найти с моря. Никому. Да и из фиордов не многим доступен этот путь.
— И куда ведет этот путь?
— Ты слышал о шамане морского народа?
Голен поежился.
— Слышал, кое-что. Говорят, попасть к нему чрезвычайно трудно.
Джулиус молча указал на утыканную острыми камнями узкую воду между скалистым берегом и грядами скал, стоящих параллельно. Вспененные волны кружились между камнями и, откровенно говоря, отбивали начисто всякую охоту в тот пролив соваться.
— Это то, о чем я думаю? — спросил Голен.
— Да. То, что я теперь скажу тебе, есть великая тайна. Только тем, кто живет здесь, известен этот путь. Так было испокон веков, — дед виновато развел руками, — Я не знаю, почему так вышло. Как ты понимаешь, мы тут вовсе не наделены какими-то исключительными добродетелями, да и вообще, далеки от совершенства. Но так уж вышло.
Голен хмыкнул, а потом и вовсе рассмеялся. Джулиус продолжил:
— Это своего рода негласный договор. Мы здесь в безопасности, потому что храним это место. Понимаешь? Мы храним его — оно хранит нас.
Парень довольно долго молчал, потом спросил, словно слышал из всего сказанного только начало:
— Так он существует?
— Существует.
— И можно к нему пойти?
— Только если он захочет принять просителя.
Юноша, сидящий в кресле, с какой-то жаждой смотрел некоторое время в сторону пролива, а после отвернулся и сказал:
— Спасибо, что посвятили меня в эту тайну.
— Ты не хотел бы...? — Джулиус не договорил.
— Нет, — резко ответил Голен, — Не сейчас. Не сейчас.
Люди еще пару минут побыли в этом таинственном месте, а после ушли той же дорогой, что и пришли. И два старых знакомца, два духа из жителей скалистого берега, присутствовавшие при этом, остались одни. Сафор темный завис в воздухе перед скалой, а рядом изволил показать лицо древнейший Морфос. Сафор смотрел вслед исчезающими за поворотом смертными и неодобрительно покачивал головой. Морфос удивленно приподнял брови, как бы спрашивая:
— В чем дело?
— Не люблю людей, — негромко проговорил темный.
— Это ты-то не любишь? А скажи мне на милость, что ты отдал шаману ради того, чтобы выжил этот парнишка?
Старейшина темный бросил на древнего духа земли недовольный взгляд, но ничего не ответил. Он был не из тех, кто станет разбалтывать свои секреты. Просто Морфос знал, что Сафор тогда отдал за то, чтобы Голен смог выжить и принять дар от своих товарищей, единственное место, которое называл своим домом.
Ну, дом, это конечно было бы громко сказано, просто одинокая скала посреди воды. А в скале глубокая расселина, в которой темно даже днем. Там он иногда укрывал свое одиночество. Поскольку скала была частью высокого берега, кому, как не Морфосу это в первую очередь стало известно. И тогда, ради покойного правителя Вильмора он ходил просить. Так что темный, хоть и не сознается, но очень трепетно относится к людям. Просто его сердцу нужно время, чтобы оттаять. Но больше провоцировать темного он не стал.
— Ты хотел видеть его?
— Нет, — замялся Сафор, — Я просто... Я просто так пришел. Прогуляться.
Морфос снова изобразил удивление, мол, не пытайтесь мне тут сказки рассказывать. На самом деле темный приглядывал за парнишкой-колдуном. Оберегал. Древнейший расплылся в улыбке от своих мыслей.
— Не любишь людей, говоришь, ну-ну... — подумал он.
— А ты, древнейший? Ты здесь по делу, или как? — спросил Сафор с явной подковыркой.
— Я... — древнейший заерзал каменным лицом в стене, — Я... вообще-то здесь у себя дома.
— А... Ну да, ну да. Ладно. Приятно было увидеться, — Сафор церемонно откланялся и испарился.
На самом деле Морфос был здесь по делу. И вообще, все, кто приходил в это место, всегда приходили по делу. А дело у них было одно — попасть к шаману морского народа. Так вот, убедившись, что никто за ним не подсматривает, древнейший отделился от скалы и принял облик, близкий к человеческому. Сначала он плавно двигался над водой, а подойдя к песчаной косе, сошел на берег.
Уфффф... Он уже и не помнил, когда в последний раз ногами ходил...
Навстречу ему из-за скалы появилась фигура в плаще. Они молча поклонились друг другу. Шаман произнес:
— Что угодно древнейшему?
Ахххх... Что угодно древнейшему...
Древнейшему угодно...
Морфоса беспокоила Евтихия. Это конечно хорошо, что его маленькая внучка-голубка любит послушать его истории, но она же молодая! Не важно, птица или девушка, она молоденькая! Что ж ей так и придется сидеть с ним в пещере? Древнему духу было очевидно, что с птицами ей неинтересно, а с людьми... этот путь закрыт. Разве только с ним, со стариком-духом общаться да с Нириелем, что приходит ее навещать. Часто приходит, почти каждый день. Рассказывает смешные истории, старается развеселить. А у самого на душе кошки скребут.
Не то это все, не то.
Даже Нириелю понятно, что это все НЕ ТО.
Она же молоденькая девушка, хоть и птица. А девушкам нужна любовь.
Вот и решил старец пойти к тому, кого это может заинтересовать.
— Мне хотелось бы спросить кое о чем.
— Прости, древнейший, но ты должен что-то дать взамен.
— О, — древнейший потер ладонью лицо и промолвил, — Я дам тебе информацию.
А после он очень тихо что-то зашептал на ухо тому, кого называют шаманом морского народа. Тот вздрогнул, потом вскинул голову, из глубокой темноты капюшона на духа земли тревожно сверкнули странные, нечеловеческие глаза, а после он снова опустил голову и застыл неподвижно. Сказав то, что намеревался, Морфос попрощался и ушел. А шаман морского народа так и остался сидеть на песке, ничего не замечая вокруг. Услышанное ошеломило его, лишая сил, дыхания, пробуждая неслыханную, почти умершую надежду.
* * *
Далеко, на том берегу Полуденного моря тоже была ночь. Мирно спал дворец Его Величества повелителя Теврока Блистательного. Впрочем, кому положено было бодрствовать, те всенепременно бодрствовали. Бодрствовала кухня, стража, министры (те, у которых незаконченные дела или просто бессонница), евнухи, сторожившие гарем повелителя и многие другие.
