Тем не менее, всё так и произошло. Для Коменданта был найден особняк на Большой Дмитровке, с достаточным количеством комнат, который продавала вдова генерала Сухоткина. На следующий уже день грузились подводы, на которых мебель хозяйки перевезли в её подмосковное имение, а в это время в Кремле разбирали архивы и паковали имущество.

Для Окружного Суда освободили трёхэтажное здание в Крутицких казармах. Московский Уездный воинский начальник, полковник Виктор Михайлович Адамович не только был не против, но и сам этому всячески содействовал.

На третий день Потешный дворец опустел. Иванов ходил по гулким залам и прикидывал, как лучше установить стеллажи.

Во второй половине дня пришли монашки из Вознесенского женского монастыря мыть полы и дворец засиял.

Сергей Александрович, наконец, связал появление "американских инженеров" с переселением из Кремля государственных служащих. Это произошло в тот момент, когда ему доложили, что департаменты переехали, а в Потешном дворце остались только "гости Императора".

Московский градоначальник решил глянуть на них лично. Что это за "фрукты", из-за которых он столько переволновался.

* * *

Сначала "гости Императора" расположились в Потешном дворце скромно. Когда же дворец освободили, и Иванов пошёл считать комнаты, то быстро сбился со счёта. Всего на трёх этажах было больше тридцати помещений, включая и маленькие комнатки, и обширные залы. Тогда Иванов решил, что можно расселиться по свободнее. Мебели было в избытке. И какой мебели!

Сергей Александрович застал их за размещением в новых спальнях. Он поднялся на второй этаж один, без свиты. И натолкнулся на Иванова с Петровым, несших громадное кресло. Они узнали Великого Князя и, поставив кресло на пол, сдержанно поклонились.

Сергей Александрович, решив, что с американцами нужно говорить по-английски, и учитывая их статус, сказал:

— Welcome to Moscow! How are you fixed?

— I thank you, well, — ответил Иванов и перешёл на русский: — Можно говорить по-русски, мы русские.

Сергей Александрович слегка удивился: — Но вы американцы?

— Да, — ещё раз поклонился Николай, — Но мы русские американцы, разрешите представиться: Николай Сергеевич Иванов, инженер, а это мой друг и коллега Александр Артемиевич Петров.

Александр слегка наклонил голову.

Великий Князь хмыкнул: — Иванов и Петров, значит, может у вас и Сидоров есть?

Подошедший Алексей прищёлкнул каблуками: — Так точно, Ваше Высочество! Сидоров Алексей Вячеславович!

Сергей Александрович захохотал.

— Ну, молодцы! Рассмешили! — он достал носовой платок и вытер набежавшие слёзы.

Друзья не удивились. Такую реакцию они наблюдали с детства, поэтому просто вежливо улыбнулись.

На шум подошли все остальные. Их начали представлять Великому Князю.

Сергей Александрович поздоровался с молодыми людьми кивком головы, женщинам поцеловал ручки.

— Ну, хорошо, не буду вам мешать устраиваться, — Великий Князь покосился на стоящее посреди коридора кресло, — какие-нибудь просьбы есть, пожелания?

— Да, Ваше Высочество, — ответил Иванов, — в некоторых помещениях нужно поставить стеллажи для приборов, полки. Нужны плотники и материалы. Желательно завтра с утра, Его Величество Император поставил задачу к его приезду всё подготовить.

— О! И вас молодой Государь не забыл? — Сергей Александрович сочувственно улыбнулся. — Скажите, сколько чего нужно, чтобы я выделил деньги.

— Об этом не беспокойтесь, — Николай сделал останавливающий жест. — Мы сами расплатимся. Главное, чтобы плотники были хорошие.

Сергей Александрович кивнул и, попрощавшись, вышел. Иванов пошёл его провожать. На лестнице Великий Князь всё-таки не утерпел и спросил:

— Скажите, любезный Николай Сергеевич, а в какой области вы инженеры?

— Электроника. — Бухнул Николай и задержал дыхание.

Сергей Николаевич покосился на него и сказал: — Ну, секрет, так секрет.

* * *

На следующий день пришли плотники в рясах. Человек десять, все немолодые, степенные. Оказалось, это монахи из Чудова монастыря, расположенного здесь же, в Кремле. Старшим был маленький, пожилой монах с бородавкой на носу, звали его брат Силантий. Иванов провёл его по помещениям, выбранным под склады, объяснил, что от него требуется, и дал сто рублей на закупку материалов. Тот отправил четверых из своей команды в город, написав на клочке бумажки что купить.

Николай постучал в дверь к Петровым: — Идите в город, гуляйте пока, стеллажи поставят, начнётся работа, некогда будет. Отпуск заканчивается.

Петров открыл ему, и оказалось, что пока Иванов водил брата Силантия по третьему этажу, все уже оделись и находятся здесь. И при этом вид у них заговорщицкий.

Николай посмотрел на них подозрительно и спросил: — Куда это вы так резко собрались?

Александр сделал невинные глазки: — Ты же сам сказал: "Идите в город".

Ирина Сидорова засмеялась: — Нас мужчины ведут в "Яр".

Алексей пропел фальшиво: — "А ну, ямщик, гони-ка к Яру..."

Николай покачал головой: — Понятно... Всем копироваться. Давно что-то копии не обновляли...

Татьяна Петрова посмотрела в глаза Иванову: — Ты думаешь это опасно?

— Нет, конечно, — буркнул Иванов, — просто... просто, нужно обновить копии...

Через час, после того, как скопированные путешественники отправились в трактир, монахи привезли доски, гвозди, инструменты и работы по превращению дворца в офисно — складской комплекс, начались.

Конечно, стены не ковырялись. Стеллажи устанавливались на пол и к внутренней отделке не прикасались. Часов в восемь вечера пришёл брат Силантий и сказал, что пора шабашить, заканчивать на сегодня, и принёс сдачу со ста рублей. Три сотни шестиметровых досок толщиной пять сантиметров, обошлись по шесть рублей восемьдесят копеек за сотню, а пуд гвоздей в два рубля двадцать копеек.

— А когда закончите? — спросил Иванов.

— Да, завтра и пошабашим враз, чуток осталось, — брат Силантий приподнял скуфью и почесал лысинку, совсем, как Сидоров.

— И во сколько ты ценишь работу?

— Ну, барин! Меньше чем рупь на нос никак не получается. Работу сам видел — от души для души старались.

— А если я попрошу сегодня работу закончить, в смысле, к утру, чтоб готово было, а ты всю сдачу себе оставишь? Как ты на это смотришь?

Брат Силантий глубоко вздохнул, втянув воздух носом, подумал несколько мгновений, и сказал с расстановкой: — Я-то всегда готов помочь, но как обчество скажет, надо спросить.

— Ну, иди, спроси общество, скажи, эти полки нужны завтра утром, — Николай внутренне восхитился. Это ж надо! Просят рупь, предлагаю больше семи, а он: "с обчеством надо посоветоваться"! Молодец!

Силантий вернулся скоро, положил на стол ассигнацию в пятьдесят рублей, высыпал горсть мелочи и заявил: — Обчество согласное, закончим сегодня, только больше чем по два рубля на нос это не по Божески. — Кивнул и вышел из комнаты.

Иванов решил, что завтра утром пойдёт в их монастырь и пожертвует ему денег. Или нет, поставит Богу самую толстую свечку, в руку толщиной. Или нет, сделает и то и другое. А сейчас, наверное, нужно их накормить. Николай включил повторитель и накопировал продуктов. Потом развеял их. Пожалуй, не будут они есть эти суррогаты из XXI века. Вспомнил про друзей в "Яру" и решил заказать блюда из трактира. Потом подумал, что у них какое-нибудь церковное питание и решил спросить Силантия.

Брата Силантия он нашёл на третьем этаже, в одной из больших залов, заваленной досками и стружками.

— Да, — ответил на вопрос Силантий, — трапезу в обители мы уже пропустили. Я уж хотел в ближний трактир гонца посылать, благо копеечка от Ваших щедрот имеется.

— А что, сейчас никакого поста нет, всё можно вам есть?

Силантий широко улыбнулся: — Не-ет, нынче никакого поста, слава Богу!

— Ну, так не посылай никого, я сам пошлю. Только без вина, хорошо?

Силантий широко перекрестился: — Упаси Господь!

Иванов спустился к себе и настроил абрудар на "Яр".

Наши друзья сидели за большим столом с какими-то подозрительными личностями и пели "По диким степям Забайкалья". Ещё и раскачивались туда-сюда. На столе возлежал двухметровый осётр, из одного бока которого уже торчали оголённые рёбра. Сидоров стоял во главе стола и дирижировал ребром, выломанным из осетра. Николай покачал головой и полетел на кухню. На большом столе стояли готовые блюда, дожидавшиеся своей очереди отправки в зал. Иванов подивился их размеру. Самое маленькое — полметра в диаметре. Скопировав стол со всеми блюдами, Николай проявил его в коридоре второго этажа.

Аппетитный запах разнёсся по дворцу. Молотки смолкли. Спустившийся с третьего этажа Силантий изумлённо рассматривал всё это великолепие. Посмотреть было на что. Повара знаменитого ресторана держали марку. Если жареный поросёнок, то обязательно пучок петрушки во рту, а вместо глаз — маслины. Если глухарь, то обязательно со всем оперением. Если стерлядь — то ломтики — прозрачные.

Вслед за братом Силантием спустились остальные работники.

— Прошу! — Иванов сделал приглашающий жест, — Кушать подано.

Но никто не сдвинулся с места.

Николай посмотрел на Силантия: — Брат Силантий, в чём проблема? Берите стулья и подсаживайтесь, поросёнок стынет!

Силантий вздохнул и осторожно спросил: — Откуда сие диво, барин?

— Да пока вы наверху плотничали, — Иванов заторопился, уходя от скользкой темы, — пришли вот из трактира и накрыли, садитесь, садитесь, что стоите?

Силантий опять глубоко вздохнул, втянув благоухающий воздух носом, и сказал осторожно:

— Дык, барин, не расплатимся за такую красоту.

Иванов удивился: — А кто говорит, что вы должны расплачиваться? Уже за всё заплачено. Я вас приглашаю, вы мои гости, не стесняйтесь, садитесь и ешьте!

Николай решил подать пример. Он пододвинул стул к столу и оторвал от поросёнка ногу.

Силантий оглядел своих работников и сказал: — Ну, если в гости приглашают, да от чистого сердца, тогда грех отказываться. Пошли руки мыть.

Иванов со стыдом вспомнил, что он-то руки и не помыл. Но встать при всех и пойти мыть руки, когда уже все видели, как он хватался за пищу, не позволила гордость. Пусть все думают, что у него руки были чистые.

Монахи вернулись к столу, вытирая руки невесть откуда взявшимися чистыми тряпицами. Расселись чинно, тут Николай заметил, что на столе кроме блюд, ничего нет. Ни тарелок, ни бокалов. Он метнулся в комнату и принёс стопочку тарелок, вилки, ножи. Потом принёс бокалы. На столе оказалось несколько кувшинов с квасом.

— Ну же, налетай! — Иванов опять ухватил недоеденную ногу.

Однако никто не притронулся к еде, пока не прочли короткую молитву. Только после этого брат Силантий начал разливать из большой фарфоровой кастрюли щи с мясом в подаваемые ему по очереди тарелки.

Видя, как на него бросают любопытные взгляды, Николай поднялся.

— Брат Силантий, я пойду, у меня ещё куча дел. Оставлять ничего не надо, корми людей досыта, ты понял? А то опять скромничать будешь.

Силантий промокнул губы платком и сказал: — Тут нам многовато будет. Дозволь остатнюю толику братьям в обитель снести, коль всё нам ниспослано?

— Давай так договоримся, я завтра приду в вашу обитель и накрою вашим братьям такой же стол. А сейчас кушайте досыта и заканчивайте вашу работу.

Иванов пошёл к себе и настроил абрудар опять на "Яр". Нужно ещё других блюд накопировать, не кормить же одним и тем же.

В "Яре" дрались. Николай вздохнул. И это тоже Россия, которую мы потеряли. Вернее, это то, что осталось у нас от России, которую мы потеряли. Нет, первый раз правильно сказал.

Иванов присмотрелся. Петров и Сидоров, стоя спина к спине, крушили табуретками, ухватив их за ножки, чьи-то головы. Женщины, вцепившись в молодых Петровых, визжали и не пускали их в свалку. Николай полетел на кухню и скопировал стол готовых блюд. Блюда на этот раз были другие. Иванов остался доволен, и вернулся в первый зал, посмотреть, чем закончилась битва. Битва закончилась вполне предсказуемо, ввалились городовые и ввалили всем по полной. Николай понял, что надо вмешаться. Разборки в полиции не входили в его планы. Но каждого из наших драчунов держали по двое полицейских. Судя по растрёпанному виду молодых Петровых, они всё же вырвались от женщин и поучаствовали в битве. Да, проблема, не отрезать же руки и бока городовым. И это нужно сделать до выяснения личностей, то есть до разбирательства в полицейском участке. Однако до самых дверей участка преступников крепко держали под локти. Причём, если Петровы молчали, Сидоров не умолкал. Что только не услышали бедные городовые. И "Держиморды", и "Менты поганые", и "Всех перевешаем на столбах, как в семнадцатом". Момент наступил, когда их всех запихнули в камеру. Вот тогда Иванов их и развеял. Потом слегка подумал, и решил проявить их завтра утром. Сейчас копии выспавшиеся, что им делать, на ночь глядя. Всю ночь будут шарахаться, мешать монахам работать, а завтра будут варёные.

* * *

Ночь прошла в визжании пил и стуке молотков. Монахи закончили работу около пяти часов утра, и сразу пошли к заутрене. Иванов пошёл с ними. Отстоял, отслушал, открестился, всё, как положено. Поставил свечку. Толщиной в руку, конечно, не было, но толщиной в большой палец поставил.

Потом пошёл к настоятелю, пожертвовал сто рублей на обитель, и попросил разрешения накрыть для братьев — монахов стол в трапезной. Получив разрешение, сказал, что всё готово, но нужно забрать еду из Потешного дворца. Монахи час таскали блюда, а Иванов копировал поочерёдно, то первый стол, то второй. Наконец пришёл брат Силантий и сказал, что довольно, братия благодарит и будет век молиться за такого щедрого барина, а если что ещё понадобиться, только намекните, все будет в лучшем виде.

Иванов сварил себе кофе, поел сам, а потом проявил друзей.

Счастливые и довольные, с предвкушением поездки в "Яр", они проявились у Иванова в комнате. Ни слова не говоря, Иванов посадил их перед монитором, смотреть запись их вчерашних художеств.

— И что теперь? — хмуро спросил Петров, досмотрев до конца.

— Ничего, сидите тихо, и пока в город не высовывайтесь, хулиганы!— ответил Иванов, потом видя потускневшие лица друзей и пунцовые, от смущения, лица женщин, рассмеялся, — Никого не убили и, слава Богу! Через неделю о вас забудут.

— Вот что значит с монахами общаться, — буркнул Сидоров, — в каждом предложении три слова о Боге.

Иванов погрозил ему пальцем: — Не богохульствуй, отрок, и не возноси свой глас на того, кто спас тебя от геенны огненной!

* * *

А Санкт-Петербург в это время хоронил Императора.

Николай был неприятно поражён, насколько холодно петербуржцы отреагировали на смерть его отца. Европейские столицы были в трауре, Россия молилась и плакала, Москва вся в чёрном крепе, а Санкт-Петербург нет. В день прибытия, 27 октября, конечно, высшие чины, министры и сановники, встречали тело Государя в полном составе и войска были выстроены. Но простого люда было значительно меньше, чем в Москве, витрины торгующих, как, ни в чем не бывало, магазинов и лавок не затянуты крепом, на всём протяжении погребальной процессии Николай не услышал, ни одного рыдания и не увидел, ни одной слезинки. Министры чинно шли парами, потом колонна певчих, заунывно выводящих мелодию, затем быстро семенящее духовенство, потом на пышно убранной повозке вороные лошади везли гроб с телом усопшего.