Мария - королева Московии

В качестве которых, он собирался использовать собственные казацкие челны.

— У турок корабли большие и тяжелые и они обязательно встанут на якорь, тогда как наши челны быстры и проворны и под покровом ночи легко смогут подойти к туркам незаметно и сжечь их.

— Подойти, подойдем, а жечь чем будем? Масла нет! — возразил ему, Охрим Шмель, но атаман только презрительно усмехнулся в ответ.

— Нет, чтобы море зажечь, а на шесть челнов груженых всякой горючей всячиной найдется, — решительно заявил атаман, — я уже проверял.

— Подойти и зажечь челн можно, — согласился с Байдой Головня, — но как сделать так, чтобы огонь на турок перекинулся? Легки наши челны, чтобы пробить борт у турка и застрять в нем. Отнесет волной или оттолкнут турки шестами наши челны, и пропала вся затея.

— Баграми нужно сцепить челны и корабли турок. Тогда точно, ни волна, не отнесет, ни турок не оттолкнет — уверенно заявил Шмель.

— Багром можно, но только опасно — поспешил вставить свое слово Барабаш.

— А я вольный казак, а не курица и не собираюсь у бабы под подолом сидеть, когда с врагом воевать надо. Я сам поведу челн на турка, сцеплюсь с ним багром и подожгу его — решительно произнес Головня, и казаки тотчас его поддержали, одобрительными возгласами.

— Верно, говоришь Наум! Турка бить надо, а не кудахтать! Мы с тобой пойдем, а Барабаш пусть на берегу остается, да богу молится.

— Опять про меня забыли! — гневно воскликнул атаман. — Я это дело придумал и значит мне первому челн на турка вести! А все остальные за мной пойдут. Записывайся! — приказал Байда и казаки с радостью принялись выполнять его приказ. Не прошло и пяти минут, как экипажи шестерых челнов были составлены и определены их командиры.

Первым, как и было заявлено, шел сам атаман. Вторым Наум Головня, третьим Охрим Шмель, четвертым и пятым челном командовали Петр Кравец и Фрол Моргун. Шестой челн получил командиром Адама Бегунка, человека опытного и славного, за плечами которого был татарский плен, турецкие галеры и удачный побег с них.

Однако больше всего насмешил и позабавил седьмой челн, командовать которым Байда назначил Барабаша. Тот все надеялся, что ночная атака обойдется без него, но атаман не забыл о своем помощнике.

— Шестеро нас героев, что решили сыграть с огнем и со смертью, но нужен тот кто, в случае чего сможет заменить нас и этот герой — Барабаш. Подменишь нас Барабаш? — с хитринкой спросил Байда. От его слов лицо Барабаша сначала побледнело, затем покрылась пятнами, после чего, он с большой задержкой ответил: — Конечно, батька — чем вызвал смех среди остальных казаков.

— Вот и отлично, иди, набирай себе команду, а потом доложишь, кого взял — приказал атаман и Барабаша как ветром сдуло.

— Чувствую, толку от него большого не будет — покачал головой Шмель.

— Зато будет занят делом, и лишний раз кудахтать не будет — резонно заметил Байда, и казаки с ним согласились. Лишние разговоры о том, что все пропало, были вредны как никогда.

Сулейман паша сделал все точно также как сделал его предшественник. Он привел свои корабли ко входу в бухту и встав на якорь, намертво перекрыл из неё выход. Возможно из-за того, что уже был вечер и паша решил отложить на завтра, столь завлекательное и захватывающее действие под название — уничтожение гяуров. Возможно, у него не было лоцманов, и он попросту не решился рисковать понапрасну своими чудными кораблями, так или иначе, но паша подарил казакам ночь, о чем потом горько пожалел.

Как назло, в эту ночь тучи затянули все небо, наглухо закрыв свет звезд и Луны. Зная о несчастливой судьбе Али-паши, Сулейман приказал выставить на каждом кораблей усиленные караулы, но поднявшийся с берега ветер, своим холодом заставлял легко одетых часовых нет-нет, да и покидать свои посты, чтобы погреться.

Стоит ли удивляться, что при таком несении службы, караульные не заметили одинокие челны, что неслышно приблизились к турецким кораблям под покровом ночи. Часовые заподозрили что-то неладное только тогда, когда запорожские челны ударялись борт о борт с кораблями турок и казаки принялись вгонять в них свои багры. Намертво сцепляя челны с каравеллами и галеонами османов.

Встревоженные непонятными звуками, они сначала стали перекрикиваться между собой, а затем, схватив фонари, караульные попытались рассмотреть, что происходит у них за бортом. Много ли они смогли рассмотреть в мельканиях ночных теней в те минуты, что отвела им судьба, пока в непроглядной тьме один за другим вспыхнули яркие огни.

Как завороженные смотрели они в первые минуты этого непонятного явления, но когда языки пламени начали лизать борта их кораблей, разразились истошными криками, созывая на палубу команду.

Когда разбуженные их криками матросы выбежали на палубу кораблей, то огонь у их бортов уже играл и резвился, с каждой минутой набирая и набирая свою губительную мощь. От столь апокалипсического зрелища паника охватывала турок, но палки и кулаки капитана и боцманов немного привели их в чувство. Вскоре за борт полетели ведра, чтобы с помощью воды сбить языки снующего пламени, а несколько человек бросилось за помпой и шестами, чтобы попытаться оттолкнуть горящий брандер от корабля.

Возможно, туркам удалось бы погасить огонь или хотя бы окатить водой борта своих кораблей, сделав их недоступными для языков пламени, но едва только они начали лить воду, как по ним раздались выстрелы. Большая часть казаков вышла в море на своих челнах, чтобы подобрать команду брандеров. Видя, что османы пытаются сбить пламя водой, казаки, не сговариваясь, открыли по ним огонь.

Насколько точен был этот огонь трудно сказать, но эффективность от него была. Едва только пули запорожцев засвистели над головами турецких моряков, многие побросали ведра и шесты, несмотря на грозные крики своих боцманов. С большим трудом, туркам удалось продолжить борьбу с огнем, но толку от этого было мало.

По приказу некоторых капитанов, канониры двух кораблей открыли по противнику огонь, но нанесли больше ущерба себе, чем казакам. Стрельба, изъяла из команды столь нужные в этот момент руки, для борьбы с огнем. Когда они осознали это, было уже поздно. Преодолев сопротивление команды, огонь достиг палубы и перекинулся на такелаж. С удивительной легкостью мачты одной из каравелл Сулеймана паши, загорелись друг от друга, превратив корабль в огромный плавучий костер.

Совсем иная судьба была у галеона, который атаковал, Охрим Шмель. По счастливой случайности казаки направили свой брандер в то место, где располагалась пороховая камера. Как не пытались турки сбить пламя, его языки смогли проникнуть внутрь и поджечь порох.

Оглушительный взрыв потряс акваторию бухты, разметав в разные стороны обломки корабля. Одним из таких обломков, кусок мачты с парусами, угодил в челн, на котором находился герой этого подвига, Охрим Шмель. Подобно огромному мечу, он сначала разбил челн на части, а затем, накрыв его обломки парусиной, утащил на дно.

С огромным трудом удалось Сулейман паше отстоять свой фрегат. Во-первых, он находился дальше всех от берега, и казаки зажгли его самым последним, а во-вторых, имея большое число матросов, капудан-паша сумел сбить пламя. Не позволив ему подняться до уровня палубы и проникнуть внутрь корабля. Османы смогли отстоять "Файзеле-Аллах", но какой ценой.

Весь левый борт корабля представлял собой огромную черную язву, из которой продолжал подниматься дым, несмотря на то, что матросы продолжали поливать борт водой из помпы. Именно благодаря ей, турки смогли справиться с огнем, который услужливо зажег атаман Байда.

Ничуть не лучше положение было у оставшихся кораблей османов. Борта двух каравелл очень сильно пострадали от огня, а второй галеон лишился большей части своего такелажа и не мог самостоятельно двигаться. С большим трудом его удалось взять на буксир и отвести в Кафу.

Когда Сулейман паша привел свои корабли в порт, все население Кафы охватила тоска и уныние. Сразу пошли разговоры о том, что казакам помогает огненный шайтан и бороться с ними бесполезно. Ещё больше стало число тех, кто стал сомневаться в силе султана Мурада как покровителя правоверного Крыма.

Прекрасно понимая, что никакой помощи в ремонте и восстановление "Файзеле-Аллах" он здесь не получит, Сулейман паша решил без промедления вести фрегат в Стамбул. Оставив в Кафе один из фрегатов и обгорелый галеон, капудан-паша двинулся в обратный путь, который оказался для него билетом в один конец.

По дороге он попал в шторм и в днище фрегата, открылась течь. Как не пытался экипаж остановить поступление забортной воды, все было бесполезно. Уровень воды, несмотря на безостановочную работу помпы, неотвратимо поднимался все выше и "Файзеле-Аллах", затонул.

Шедшая рядом с фрегатом каравелла сумела снять с тонущего корабля большую часть команды вместе с капудан-пашой, для которого лучше бы было погибнуть в морской пучине.

Когда султан узнал о том, что он лишился почти всего своего парусного флота, его охватил справедливый гнев. Проклиная проделки шайтана, он приказал бросить Сулейман пашу в темницу, чтобы потом совершить над ним праведный суд.

Надо сказать, что у капудан-паши было много влиятельных знакомых, а кроме того было много золота. И то, что султан не приказал сразу казнить Сулейман пашу, давало определенные надежды на то, что со временем его величество смирит свой гнев и позволит опальному вельможе, в той или иной мере реабилитировать себя.

Каждый прожитый день давал надежду капудан-паше и его высоким покровителям, но судьба его была решена. Не прошло и двух недель, как из Крыма пришло новое горькое известие. Казаки атамана Байды и ватажники Ивана Кольцо внезапным двойным ударом с моря и суши взяли Кафу и перебили в ней много народа.

Среди тех, кто погиб под ударами их сабель был царевич Ислам Гирей, назначенный султаном новым правителем Крыма. Властелин двух святынь мужественно перенес новый удар судьбы, демонстрируя своим подданным стойкость и духовную силу, но его не смог перенести опальный Сулейман паша, которому в тот, же день был отправлен шелковый шнурок.

* * *

Своему ученому секретарю Сержу Папюсу королевна Мария не могла нарадоваться. Скромный и ответственный молодой человек мог не толь грамотно и четко вести дела связанные с постройкой и созданием Московского университета, но и оказался кладезем различной полезной информации. Мало того, что помимо родного французского языка он знал немецкий и латынь, он неплохо разбирался в юриспруденции, архитектуре и живописи, а также имел определенные познания в литературе и философии. Читал Платона и Аристотеля, знал Софокла и Еврипида, Петрарку и Данте Алигьери и поэзию вагантов.

Знай, королевна, что всю эту литературу мсье Папюс изучил по приказу, нанявшего его милорда Уолсингема, она бы наверняка бы пришла в ужас и уныние. Однако все это было скрыто от шотландки, что откровенно радовалась каждой новой встрече со своим секретарем. Чей облик, сильно напоминал Марии её первого мужа Франсуа.

Стены будущего университета уже были возведены, и дело оставалось за малым, наполнить их ученым содержанием.

С самого начала было решено, что обучение в университете будет проводиться только на русском языке, перед Марией стала задача не только найти европейских учителей, что будут согласны поехать в далекую Тартарию, но ещё бы и знали русский язык. Германия отпадала из-за того, что Польша прочно закрыла все границы не позволяя проехать через свои земли немецким мастерам в Московское царство.

Подобную позицию заняли города Ганзейского союза, что по требованию Польши отказались перевозить аптекарей, оружейников и знатоков горного дела, нанятых в немецких землях царем Иваном. Казалось, что круг замкнулся, но мсье Папюс заявил, что сможет пригласить двух-трех профессоров из Сорбонны в Москву. Все они исповедовали протестантизм и потому подвергались всяческим притеснениям со стороны французской короны и церкви.

Зная, что царь Иван терпимо относится к представителям иной веры, мсье Папюс предложил через надежного человека отправить профессорам письма и в случае их согласия, помочь перебраться.

Возможность заполучить в университет сразу нескольких профессоров из почти родной Франции, прочно вскружило голову королевне, и увлекла её в сторону распахнутых дверей медовой ловушки. Не проходило и дня, чтобы она не обсуждала с Папюсом шансы согласия профессоров на переезд в Москву, не строились планы какие им отойдут факультеты и как быстро они выучат русский язык.

При этом между Марией и её секретарем установилась, едва заметная, личная связь. Сначала их руки как бы случайно встретились во время подачи и подписания бумаг и счетов касающихся нужд университета. Затем королевна уловила восторженный взгляд Папюса, когда она решала с дьяком Фрумкиным вопрос, сколько следует отпустить денег на нужды университета. А когда она читала ему шотландскую поэму, то восторг плавно перетек в откровенную влюбленность.

Помня несчастную судьбу своего прежнего секретаря Давида Риччо, Марии стоило взять себя в руки и остановиться. Однако отсутствие в столице царя и ясные и чистые глаза Папюса, неудержимо влекли Марию в омут пагубных страстей.

Несмотря на свою молодость, мсье Папюс был опытным ловеласом и, зацепив свою жертву, уверенно подтягивал её все ближе и ближе к себе. Двигаясь по спирали, их пагубные отношения наматывали один виток за другим и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы в дело не встряла Марфа Собакина.

Она легко прочитала влюбленность на лице королевны и ужаснулась. В отличие от Марии, ей хорошо было известно, как карали московские государи своих неверных жен и она, поспешила принять экстренные меры. Не медля ни дня, она отправилась к своей подруге, гадалке и попросила её погадать на королевну.

— Что-то сердце у меня за Машку беспокоится. Будь добра, поворожи, а за мной дело не станет — царская кастелянша, как она теперь гордостно именовалась, выразительно забренчала кошелем.

— Раз надо, то надо. Отчего не помочь нужным людям — без лишних вопросов отозвалась гадалка и достала горшочек с бобами. Долго ли коротко шло гадание, но вердикт ворожеи подтвердил самые худшие предположения Марфы.

— Даже не знаю как тебе, и сказать — притворно вздохнула гадалка.

— Говори, не тяни — приказал Марфа, внутренне напрягшись как струна.

— Мужик чужой у королевны появился и ведет он её в монастырь.

— В монастырь — это понятно. Голову рубить царь батюшка побоится, а в монастырь упечь, легко, — пробормотала Собакина. Ты скажи, подруга, как далеко у них дело зашло и что это за мужик, и откуда он взялся.

— Что за мужик и откуда взялся это тебе лучше знать. Так как он постоянно вокруг неё ходит, власть держит и не отпускает. А как далеко дело зашло, не знаю, но могу помочь узнать.

— Ну, так помоги, в накладе не останешься — Собакина решительно швырнула кошель на стол, не пытаясь разделить находящиеся в нем деньги.

— За веру, спасибо, но надо мне королевну увидеть и поговорить с ней — поставила условие гадалка.