В тот момент, незадачливому Хранителю показалось, что праматерь Алайна** услышала его истовое желание и отправила помощь, пусть даже и такую своеобразную. Он охотно согласился, даже не удосужившись поинтересоваться, как незваным гостям удалось так быстро прибыть на место трагедии. Впрочем, в последующие года это, казалось бы, совершенно логичное желание у него ни разу не возникало. Серп вытащили из горла Марианны, и Азарион влил в открывшуюся рану собственную кровь, после чего разорванные края кожи мгновенно срослись, и молодая Содалит судорожно вздохнула — на сей раз, без ужасного хриплого сипа. Однако...
...Вампиры не обманули Хранителя — девушка и в самом деле выжила. Беспробудный сон — это тоже жизнь.
То ли кровь вампира подействовала на литанээ не так, как рассчитывал Азарион, то ли Марианна не захотела бороться за возвращение к реальности, но призрак видел собственными глазами, как, вздохнув пару раз и пробормотав что-то, молодая литанээ закрыла глаза, чтобы больше их не открывать.
Лианон, собрат Азариона, помог отнести девушку в семейный склеп Содалитов и положить на каменную плиту, окружив бесчувственное тело стеклянными сосудами, в которых хранились небольшие кусочки самоцветов — то, что осталось от ее предков
* * *
. Первое время Хранитель часто наведывался в склеп, проверяя состояние Марианны, однако вскоре ему стало не по себе от того, что он там видел.
Вампирская кровь не только заживила раны девушки. Со временем черты Марианны стали меняться: щеки ввалились, а губы истончились, превратив миловидное личико в подобие смертной маски; вдобавок, из-под верхней губы показались концы вампирских клыков, которые, в отличие от тех, что принадлежали новым хозяевам Дома, были длинными и походили на иглы.
Тем не менее, Марианна жила, давая Хранителю зыбкую надежду на то, что однажды все вернется на круги своя. Несколько вампиров, взятых новыми владельцами Дома в качестве обслуги, раз в три дня исправно приносили ей стакан крови. "Без этого она умрет", — пояснил Азарион, с любопытством наблюдая вместе с Хранителем, как красные капельки просачиваются сквозь плотно сжатые губы девушки. После этого Марианна ненадолго возвращалась в свой прежний облик...чтобы через некоторое время вновь обратиться подобием чудовища.
О том, кто такие на самом деле незваные гости, Хранитель начал смутно догадываться (прямых вопросов он избегал, побаиваясь натолкнуться на ледяной взгляд Ириона, самого старого из вампиров), когда, спустя пару лет обустройства Дома, к его новым обитателям потянулись и другие представители их расы. Они приходили небольшими группками, чаще всего под покровом ночи, но случались и дневные визиты; Диамон и Киара — Хранитель уже успел запомнить имена постоянных служителей своих новых хозяев — встречали их и о чем-то расспрашивали на неизвестном призраку языке. После этого кого-то сопровождали в нижний зал, где раньше Содалиты собирали семейные советы, а теперь стояли лишь саркофаги новых владельцев, а кого-то отправляли восвояси. Именно в этом зале, за плотно закрытыми дверями, тринадцать старейших вампиров, выстроившись в строго определенном порядке, беседовали со своими посетителями. Беседа часто затягивалась, и могла обернуться чем угодно: спором, судилищем или даже...
...Пытками.
Вампиры не возражали против присутствия Хранителя на своих сборищах — они все равно велись на их собственном наречии, которого призрак так и не научился понимать. После того, как при нем Диамон невозмутимо отсек голову какому-то вампиру за то, что тот убил нескольких людей при попытке последних украсть что-то из его замка (это растолковал призраку Азарион, по непонятной причине проникшийся к нему подобием дружеских чувств), Хранитель стал осознавать, что пришельцы — это нечто, вроде совета судей у вампирской расы. Его догадку подтвердил тот же Азарион, почувствовавший или догадавшийся, какой вопрос терзает Хранителя.
-Нас слишком мало в этом мире, друг мой, — сказал он в момент своего очередного бодрствования (в промежутке между собраниями новые хозяева Дома предпочитали коротать время, погрузившись в глубокий сон, вроде того, что окутывал Марианну, и плотно задвинув крышки саркофагов. Впрочем, время от времени то один, то другой возвращались в реальность), — и кто-то должен следить за тем, чтобы мои братья и сестры жили в мире со всеми остальными народами, уж прости за каламбур.
Выдержав паузу и изучающе глядя на безэмоциональное лицо призрака, старый вампир продолжил:
-Мы взяли на себя смелость исполнять именно эту миссию. Да, может быть, иногда мы судим наших братьев слишком строго... Но каленое железо оставляет куда более заметный след, чем шелковый платок.
-Значит, вы называете себя судьями? — уточнил Хранитель. Азарион скучающе покачал головой:
-Судьи — слишком узкое название... Скорее, наставники — достаточно мягкие, чтобы присматривать за своими неразумными учениками, и достаточно жесткие, чтобы держать их в узде. Наши братья называют нас Советом Старейшин, и мне по душе это название.
Помолчав немного, Азарион добавил, понизив голос до едва различаемого шепота:
-Я не знаю, почему именно мы были выбраны для этой роли. Наши боги перестали говорить с нами, едва только мы переступили порог Перехода между мирами, и теперь нам лишь остается исполнять свое предназначение.
Призраку доводилось раньше слышать о принадлежности вампиров к иному миру, однако именно в момент того памятного диалога он получил неоспоримое подтверждение этого факта — из уст самого вампира. К тому же, Азарион впервые позволил себе некую откровенность, и призрак решил поймать момент.
-Вы помните что-то о своей родине? — рискнул спросить он. Азарион усмехнулся — не без тени самодовольства, хотя это выглядело так, будто побитый непогодой булыжник прорезала горизонтальная трещина:
-Я слишком стар, друг мой. Я был в годах еще в момент Перехода... Неужели ты думаешь, что в моей трухлявой памяти что-то сохранилось?
Хранитель не думал. Он знал: его древний собеседник кривит душой, и при желании может поведать много любопытного о том и этом мире.
Только вряд ли подобное желание когда-нибудь у него возникнет.
* * *
-Что заставило тебя навестить наши скромные покои, друг мой? — вкрадчиво спросил Азарион, с хрустом потягиваясь и разминая шейные позвонки. Призраку в который раз стало не по себе от этого зрелища: ему казалось, что старец-вампир рассыплется прахом от любого неосторожного движения.
Однако он знал, что внешность была обманчива: любой из присутствующих здесь вампиров был на редкость крепким и сильным.
Отогнав от себя неприятные мысли, призрак кашлянул и прошелестел:
-Однажды вы попросили мне рассказывать вам обо всем необычном или подозрительном, что мне повстречается.
Азарион замер и медленно, будто большая черепаха, повернул голову. На Хранителя уставилась пара крошечных, будто булавочные головки, глаз.
-Сдается мне, друг мой, — проскрипел вампир, — что ты готов поведать мне что-то интересное. Изволь.
Если бы призрак был человеком, он бы набрал воздуха в грудь, готовясь к пространной тираде. Однако бесплотному существу это не требовалось, и он ограничился лишь неглубоким кивком:
-Вы знаете, что мне доступны пласты междумирья — иногда я наведываюсь туда, дать себе небольшой отдых от суеты мира живых.
Азарион важно кивнул:
-Я бы тоже был бы не прочь вот так вот... Передохнуть. Продолжай.
-Несколько часов назад — не могу сказать сколько, в междумирье время то летит, то застывает, как кисель — я наткнулся на весьма странную вещь. Вернее, даже не одну.
Хранитель позволил себе небольшую паузу, наслаждаясь выражением жадного внимания, появившемся на лице старого вампира.
-Ну? — нетерпеливо поторопил его тот. Призрак продолжил, нарочито растягивая фразы:
-В одном из пластов междумирья я обнаружил отпечаток некой сущности, коия при жизни явно принадлежала стране Лах'Эддин. Вы слышали о колдунах Лах'Эддина, мой диль?
Выражение жадности сменилось невероятным изумлением и — призрак изумился не меньше — мимолетным испугом.
-Лах'Эддин? — медленно повторил вампир, — да, верно... Я слышал про него. Но они все вымерли много веков назад. Что значит этот твой "отпечаток сущности"?
-Это самое интересное, мой диль, — Хранителю не терпелось приступить к главному, и он заговорил быстрее, — я раньше с таким не сталкивался. Кто-то еще проник в междумирье и уничтожил лах'эддинца. Кто-то, не принадлежащий миру призраков. Кто-то живой.
Все эмоции разом покинули лицо Азариона, и он, опустив плечи, будто от громадной усталости, осел на пол.
-Разве это возможно? — с нотками растерянности спросил он, — я думал, что доступ в междумирье открыт только таким, как ты.
-Я думал так же, мой диль, — кивнул Хранитель, — но факт налицо. Мало того, что кому-то удалось проникнуть туда, куда не следовало — он сумел уничтожить бестелесное создание...
Азарион властным взмахом руки прервал собеседника и, рывком поднявшись с пола, заковылял по залу, лихорадочно бормоча себе под нос:
-Я предчувствовал, что грядет еще что-то... Кажется, мы все-таки совершили большую ошибку.
Призрак неотрывно следил за ним, чувствуя неугасающий интерес. Он никак не ожидал, что его сообщение возымеет такой эффект.
-Это так важно? — вежливо поинтересовался он. Старый вампир заломил руки к вискам, будто пытаясь унять сильную головную боль:
-Может быть, и не важно, друг мой, — проворчал он, — но что-то подсказывает мне, что этим стоит заняться более подробно.
-Вы опасаетесь, что появятся еще лах'эддинцы?
-Лах'эддинцы мертвы! — рявкнул старик так, что под сводами зала заметалось испуганное эхо, а призрак невольно вздрогнул, — все, до единого! Скорее всего, это был какой-то счастливчик, изыскавший путь выживания... Меня больше волнует тот, кто уничтожил его!
Азарион остановился и наставил на Хранителя узловатый костлявый палец:
-Ты сможешь отследить, откуда и как именно пришел в междумирье этот...живой? И, самое главное, куда и как он ушел?
-Это возможно, — подумав, сказал призрак. Вампир поджал губы.
-Тогда займись этим как можно быстрее, друг мой. Мы уже совершили один промах, оставив того мальчишку в живых... Я не хочу, чтобы это повторилось.
Хранитель прекрасно понял, кого имел в иду Азарион. Несколько лет назад перед судом тринадцати предстал молодой вампир, ненароком или по злому умыслу укушенный оборотнем; это не на шутку испугало древних вампиров, ведь подобного, по их словам, еще не случалось. Юношу заперли в каменном погребе и дали ему пережить первое полнолуние — скорее всего, из желания посмотреть, что произойдет (призрак невольно передернул плечами, вспомнив, чем именно обернулся молодой вампир), а затем, после долгого и изнурительного совещания, решили выслать его за пределы Алдории. Решение было принято благодаря незначительному перевесу голосов — семь против шести; шестеро истово ратовали за казнь, но их собратья по каким-то причинам воспротивились этому. Азарион, одним из первых выступающий за смерть юноши, трясся от гнева, пересказывая Хранителю подробности собрания; негодовал он и сейчас:
-Беда никогда не приходит одна, друг мой. Я знаю, мальчишка сейчас далеко, но кто знает, чем обернется вся эта история с ним и этим убийцей лах'эддинца для нас в будущем?
Он умолк, понурив голову; призрак терпеливо ждал, не улавливая, однако, никакой связи между юношей-изгнанником и убитым лах'эддинцем. Наконец Азарион встряхнулся, как старый ворон, попавший под дождь, и властно приказал:
-Ступай в междумирье. Сообщай мне о любой подозрительной мелочи. Как только отыщешь следы того живого — немедленно говори мне — я прикажу бросить все силы на его поиски.
Хранитель склонил голову и поспешил покинуть зал.
*диль — почтительное обращение к старшему по возрасту или рангу на вампирском наречии;
**Алайна — по преданиям литанээ — праматерь их расы;
* * *
После смерти тела литанээ превращаются в камни их Семей;
Глава 13.
* * *
-Не может быть! — выдохнула я, во все глаза глядя на него. Коннар тихо рассмеялся и развел руками, мол, увы.
На долю мгновения мне захотелось вцепиться ему в лицо, чтобы стереть с него эту ухмылку. Я тряхнула волосами, отгоняя это настойчивое чувство, и процедила сквозь зубы:
-Ты же наемник, что ты делал на стройке монастыря?
Северянин смотрел на меня сверху вниз, и в его взгляде неуловимо нарастало, плескаясь в темных озерах глаз, превосходство.
-Это было около десяти лет назад, — помедлив, сказал он, — я только покинул свое поселение... Ни о какой Вольнонаемной гильдии я тогда не думал; я вообще ни о чем не думал, кроме денег. На счастье, мне подвернулся храмовник, он звал всех на строительство нового монастыря своего бога. Обещал хороший заработок, крышу над головой и сносную пищу.
-Но ты же поклоняешься совершенно другим богам, — пробормотала я. Коннар скривился:
-Богам Амальганны нет дела до таких мелочей. Или ты думаешь, что они следят за каждым моим шагом? Это моя жизнь, и я не хотел заканчивать ее, корчась от голода где-то в подворотне.
Я промолчала. Наемник тоже, а затем возобновил свой рассказ, на сей раз, глядя в сторону:
-Мы — я и еще несколько таких же дураков — провели три месяца в том проклятом месте. Мы расчищали завалы, сносили руины старого храма — да, Кошка, сейчас я уверен, что это был храм твоих драконопоклонников — и таскали тяжелые мраморные глыбы. Работа, достойная Сильва.* И все это ради каких-то жалких пяти золотых — именно столько нам заплатили за три месяца.
Его лицо потемнело от воспоминаний, и он, сплюнув, умолк. Меня же совершенно не интересовало, кто такой Сильв, да и подробностей нелегкой жизни наемника я тоже не жаждала узнать. Меня больше занимало другое.
-Там был колодец? Или что-то, похожее на него?
Коннар нахмурился.
-Был, — угрюмо проговорил он, — глубокая дыра, вырубленная в скале. Мы даже заглядывать туда не стали — стоило чуть отодвинуть каменную крышку, как оттуда понеслась такая вонь...будто на сыромятне побывал. Тот храмовник — не помню, как его звали — велел больше не прикасаться к колодцу, закрыть его и засыпать крышку дробленым камнем. Мы так и сделали.
Северянин протянул ко мне правую руку, и я, вздрогнув, отступила назад. Однако наемник не пытался дотронуться до меня; он всего лишь продемонстрировал свою ладонь. Ее пересекал широкий блестящий шрам.
-Вот, что оставил тот колодец мне на память, — мрачно прокомментировал Коннар, — края его крышки были острыми, и мне едва не отсекло пальцы. Потом эта рана долго болела, и из нее сочилась какая-то черная дрянь, но мне попался хороший знахарь.
Дернув мускулистым плечом, он убрал руку. Я сочувствующе покачала головой, но упрямо гнула свою линию:
-Вы засыпали колодец? И только? Его можно вновь открыть?
-Я не знаю, что с ним сейчас сейчас, — последовал ответ, — но десять лет назад на его месте осталась пустая площадка, покрытая осколками камней. Не думаю, что она пустует до сих пор.
