— Здравствуй, любимая.
* * *
Разговор не продлился долго. Ли-ли сказала, что ее мужа нет в городе, и эта новость определила мои планы на вечер. И даже патетичная речь матери с ее едва ли не слезными воззваниями к моей совести не смогла меня остановить.
Ее нравоучения здорово мне надоели. Когда она поймет, что мне не 10 лет?
Риторический вопрос.
Предвкушая встречу с Яной, я не стал говорить матери все, что думаю о ее опеке. Мне не хотелось портить себе настроение новой бессмысленной ссорой. Мать привычно не стала бы меня слушать.
Видя, что я ничего не отвечаю на гневные замечания, мать завелась еще больше. Она кричала, театрально хваталась за сердце и (о, ужас!) даже сводила брови у переносицы. Только кого она хотела этим напугать?
Смешно.
И самое главное, мой брат туда же. Ему-то какое дело?
Его раздраженный взгляд здорово меня позабавил.
Им всем стоит запомнить, что моя личная жизнь не касается никого, кроме меня.
* * *
Я возвращался домой в отличном настроении. Даже предстоящая неделя без Яны не казалась удручающе длинной. Мы прекрасно провели время.
Ли-Ли обещала позвонить при первой же возможности. Ее муж, судя по слухам, собирался в Европу. Если его дело 'выгорит', у нас с Яной появится несколько свободных дней.
При всей моей ненависти к лощеному ублюдку Литвинову, как никогда раньше, я желал ему успеха. Если его планы осуществятся, он свалит из страны. Яна в таком случае останется в столице одна, и я смогу к ней приехать. Это куда лучше наших редких встреч раз в неделю. Настоящий праздник.
* * *
Ворота особняка открылись почти бесшумно. Электроника сработала без сбоев, и я немного расслабился. Мне совсем не хотелось застрять на машине перед заклинившими наполовину створками. Несколько месяцев назад такое уже было.
Первым же делом я взглянул на дом, отыскивая свет в окнах родительской спальни. Но особняк полностью был погружен во тьму.
Все уже спят? Отлично! Значит, удастся избежать очередного скан...
Вот, черт!
Я же ему говорил!
Убью на хрен!
* * *
— Какого черта, ты тут забыл? — угрожающий голос. Недобрая усмешка на тонких губах. И гневный прищур.
И я еще сомневалась, что Тимур зол? О... я недооценила степень его ярости. Если бы словами можно было убить, то Михайлов бы уже умер на месте.
— Пришел к друзьям, — Димка остался невозмутим. Он совсем не впечатлился поведением Тима.
— Ни одного твоего друга я здесь не вижу, — вот черт, сколько злости! Что Тимур так взъелся на Диму? — И я тебя уже предупреждал, чтобы ты близко не подходил к моему дому!
Тимур нависает над моим знакомым. И надо мной. Ведь Михайлов по-прежнему крепко сжимает мою руку, а я отчего-то не решаюсь вырываться из его захвата прямо сейчас. Быть может, мне просто нравится злить своим поведением Тима?
А парень на самом деле недоволен присутствием Димки. Я задираю голову, чтобы лучше рассмотреть его покрасневшие от злости (или усталости? Что вернее?) глаза. Если мы с Димкой примерно одного роста, то Тимур выше нас на целую голову. И на самом деле, он выглядит пугающе.
Только почему мне его жалко?
— До твоего дома еще сто метров. Я не собираюсь заходить к вам в гости. Не бойся, — на губах Димки усмешка. — Мы просто говорим с Ксенией. Я не уйду, пока ...
— Здесь не бордель, Михайлов, — цедит Тимур сквозь зубы. Что? Он все-таки сравнил меня со шлюхой? — Ты ошибся адресом. Ищи себе девку на ночь в другом месте.
* * *
— Я не за этим сюда пришел, Керимов. Ксения другая.
В словах Димки была такая уверенность, говорил он настолько спокойно, что я удивленно дернулась в его руках. Это попытка меня защитить? Или намек на что-то?
Тимур в отличие от меня понял. Он замер напротив Михайлова, зло прищурив глаза и упрямо сжав губы в тонкую линию. И, наверное, целую минуту Керимов молча рассматривал Димку. Искал подтверждение его словам?
— Ладно, мальчики, — я осторожно освободила пальцы из ладони Михайлова, как раз в тот момент, когда Дима был особенно сосредоточен на игре в гляделки. — Разбирайтесь без меня. Я жутко устала.
— Ксения! — требовательно окликнул Димка. Но я уже успела сделать несколько шагов прочь от него. При Тимуре парень не решился за мной гнаться. Только улыбнулся грустно. Похоже, он не ожидал, что я так стремительно смоюсь с поля боя, оставив его в одиночестве.
Но моя совесть была спокойна, как никогда. Мне ничего не надо от этих парней. И я совсем не хочу быть помехой в их споре. Ведь по глазам вижу — я просто предлог для выяснения отношения. А проблема куда глубже, чем кажется на первый взгляд. Вот и развлекайтесь себе на здоровье! Но уже без меня.
— Ты тоже проваливай отсюда, Михайлов. И повторяю еще раз — не попадайся больше мне на глаза.
— Уже ухожу, — Димка развернулся к выходу и на прощание кивнул мне. — Я позвоню на днях, договоримся о встрече.
— Слушай, Михайлов. Ты совсем оборзел? Или ты притворяешься тупым. Оставь Ветрову в покое.
— Это ты, Тимур, послушай, — Димка тоже вспылил. — Ксения свободная девочка, решит сама, что ей делать. И с кем встречаться.
Керимов и так не был доволен визитом Димки на территорию своего дома, а после этих слов разозлился окончательно.
— А эта свободная девочка уже успела тебе рассказать, что несколько дней назад у нее был выкидыш, и мои предки привезли ее сюда прямо из больницы?
Мой мир не рухнул, просто потому, что это случилось еще несколько дней назад. Но только сейчас со всей ясностью я вдруг поняла, что это действительно произошло. Просто все это время с родителями Керимова, в компании Михайлова и Лешки я пыталась забыться. И убеждала саму себя, что жизнь продолжается дальше.
— Ксения? — Димка, изумленно глядя на меня, несколько раз повторил мое имя. Я только сейчас увидела, что он на меня смотрит. И кажется, ждет ответа.
— Ты была беременна? От Тимура? — мне любезно повторили вопрос.
— А это так важно? Это действительно важно кому-то, кроме меня? — спросила у пустоты, ни к кому конкретно не обращаясь. Димка выглядел сбитым с толку. А Керимов только хмурил брови. — Скажи ему сам, Тимур. Это же ваши дела, — пробормотала тихо, хотя мой одногруппник прекрасно меня расслышал.
А потом отвернулась. Дорожка к дому была слабо освещена, и, едва переставляя ноги, я побрела прочь от беседки. Кажется, кто-то позвал меня из-за спины. Но мне незачем было останавливаться.
* * *
-Подожди, — цепкие пальцы впились в плечи. Еще секунда, и Керимов уже вырос передо мной.
Что на этот раз ему надо? Кем притвориться, чтобы он остался доволен? Что сделать еще, чтобы Тимуру смог решить проблемы за мой счет?
От этих вопросов, которые я повторяла себе раз за разом, болела голова. Эта игра давно перестала быть игрой. А я устала от роли обычной пешки.
Только никто еще не знает об этом.
Меня аккуратно тронули за плечи, на этот раз куда осторожнее, чем раньше. Тимур попытался заглянуть в мои глаза, но я смотрела вперед на подсвеченный одиноким фонарем дом и не видела ничего, кроме закрытой двери террасы.
— Я не должен был этого говорить, — прохладно и очень четко произнес парень, оправдываясь скорее перед собственной совестью, чем действительно извиняясь передо мной.
Ему не было никакого дела до моих чувств и моей боли. Зато я в кои-то веки чувствовала себя правильно. Как человек, у которого, наконец, открылись глаза. Розовые очки оказались разбиты, и вся грязь окружающего мира была теперь ясно видна. Обманывать себя и дальше стало уже невозможно.
Отвечать тоже ничего не хотелось, хотя Тимур безусловно ждал внимания к своей персоне. Я равнодушно пожала плечами. Лицемерные объяснения мальчика, возомнившего себя самым крутым, ни капли меня не волновали. В душе было холодно настолько, что даже воздух вокруг обжигал январским морозом. Кажется, я задрожала.
— Ксения? Я, честное слово, не хотел, — в голосе Тимура послышались новые нотки. Нервные, как у истеричной девчонки. Почему вообще он переживает? Неужели, его так сильно мучает совесть?
Тимур еще раз аккуратно меня встряхнул и, наконец, догадался склонить голову и заглянуть мне в лицо. Оказывается, глаза мистера совершенство стали по-настоящему огромными из-за ... страха?
Боится, что я перестану притворяться его бывшей?
— Хорошо, — ответила и отвела взгляд от серых омутов. — Я могу идти? Завтра рано вставать.
Не дождавшись ответа, сделала попытку освободиться и, не встретив сопротивления, вновь пошла к заветной двери. Не потому что мне действительно хотелось попасть в свою спальню в этом чужом дома, а потому что мне больше некуда было идти.
* * *
Она отвечала спокойно, не истерила, как вчера после обеда. Не сжимала кулаки и не делала попыток меня уязвить. Просто стояла и смотрела куда-то мимо меня, пока я пытался перед ней извиниться. Кажется, она даже не слышала того, что я говорил. Или делала специально, чтобы еще сильнее меня разозлить.
Я давно не чувствовал такого раздражения. Может быть, с самой школы, когда мы поругались в первый раз. Ветрова в тот день пришла на репетицию нового спектакля.
Наша литераторша, школьные постановки это ее слабость, распределяла роли. Никаких сюрпризов. Я привычно был выбран Принцем, а Кавальская — моей дамой сердца.
Ветрова стояла в стороне, наблюдала за суетой на сцене, за выкриками наших активистов, которые требовали себе ту или иную роль, и выглядела потерянной. Марьванна, та самая училка по литературе, на Ветрову совершенно внимания не обращала. А Ксения все ждала, что ей тоже предложат принять участие в постановке.
Наивная дура.
Петрова, всякий раз натыкаясь на вопросительный взгляд Ветровой, замолкала на секунду и вновь с еще большим остервенением, чем раньше, начинала раздавать указания. И ничего больше. Никакой роли для девочки Ксении.
Я со злорадством наблюдал за сменой выражений на лице Ветровой, от удивленного до расстроенного. Наша Плакса искренне верила, что кому-то может быть нужна она сама, ее смазливая мордашка, или ее бесценный опыт участия в школьных спектаклях в прошлой школе.
Кстати, она об этом опыте даже несколько раз намекнула. Не хвалилась напрямую. Просто в нужный момент поделилась идеями и, добавила 'а вот в нашем классе мы делали так...'.
Черт, она уже не в своем классе. Идиотка. Здесь все по-другому!
Спустя около часа, когда все успокоились, поверхностно обсудили сценарий и договорились о времени настоящей репетиции, ведь все участники должны были выучить текст, Ветрова сама подошла к Петровой. Глядя на Марьванну, как на святую, эта идиотка своим до ужаса сладеньким голоском поинтересовалось, не осталось ли еще какой-нибудь роли. Роли лично для нее. Ну, потому что она когда-то играла и Золушку, и Лису Алису. И даже Мальвину из 'Буратино'.
О, как мило. Прима погорелого театра, блин.
Я тогда рассмеялся. И на нас оглянулись все, кто был на сцене. Не знаю, кто дернул меня за язык. Но мне захотелось, чтобы эта маленькая наивная дура, наконец, открыла глаза и перестала верить в сказки. Наша литераторша ни за что бы не позволила какой-то Ветровой выйти на сцену. Спектакли — это только для лучших, в конце концов.
Но Ветрова этого не видела. Даже не понимала. И на полном серьезе попросила найти для нее место в спектакле.
Детка, тебе ничего здесь не светит. Я предложил ей исполнить роль любимой лошади принца. Так и быть, можно будет внести изменения в сценарий, добавить пару сцен, где Принц скачет по лесу на послушной кобыле. Для разнообразия в финале сказки можно еще и Принцессу добавить. Надо же любимую как-то доставить в родительский замок.
Блестящая речь. Вокруг хохотали, когда я описывал условия нашей работы с Ветровой. Ее обязанность надеть седло и ползать на четвереньках по сцене, пока я буду кататься на ней.
Честно говоря, я думал, что она расплачется, или схватит рюкзак и убежит из зала. Ее глаза были полны слез, она кусала губы, пока я говорил. Но... Ветрова никуда не ушла, когда я закончил.
Одноклассники смеялись, уже догадавшись, что я решил проучить идиотку. Только Ксения помолчала, словно собираясь с мыслями, а когда открыла рот... Ее голос был слышен на весь зал. Она не кричала, но говорила с таким жаром и с такой ненавистью ко мне, что на несколько секунд даже заставила меня устыдиться и своих слов и своего поведения.
А ведь я собирался лишь над ней пошутить. Пусть жестоко. Но укол для самолюбия пошел бы ей на пользу. Только Ветрова, как всегда, неправильно все поняла. И увидела оскорбление там, где была обычная шутка.
А потом скандал, обвинения, выяснений отношений. Я тоже не стал молчать. Мы страшно тогда поругались.
Я наговорил Ветровой много такого, о чем через несколько дней уже жалел. Обычная девчонка из другого мира, Ветрова не заслужила презрения. Да и за что мне было ее презирать?
Но Ветрова уже воспринимала меня, как своего врага. И извинений, сбивчивых и торопливых, произнесенных на школьном дворе вдали от вездесущих одноклассников, так же, как и сегодня, она не стала слушать.
Просто ушла. А я не стал ее догонять.
* * *
Она опять уходила. Черт бы ее побрал, долбанная гордячка. Почему она не может вести себя, как все нормальные бабы. Вечно изображает из себя жертву. А я каждый раз после общения с ней чувствую себя поддонком. Черт.
И еще этот придурок Михайлов. Ему снова нужна подружка для развлечений? И снова ему приспичило докопаться до моей типа-девушки?
Я вздохнул и оглянулся на своего соседа, проверяя, послушался ли он меня и убрался ли восвояси. Но Михайлов стоял в трех шагах от меня, и, как я всего минуту назад, таращился на уходящую прочь Ксению.
— Ты все еще здесь?! — я изумился, офигевая от наглости этого придурка.
Михайлов всегда был засранцем и многие вещи делал исподтишка и назло мне. Но не понимать русский язык, когда я ему трижды повторил, чтобы он выметался из моего дома, это слишком даже для него. Какого хрена, он смотрит на Ветрову?
— Уже ухожу, — ответил Михайлов серьезно и не сдвинулся с места.
Он отсюда свалит когда-нибудь? От наших криков скоро проснется весь дом. А мне сейчас только не хватает разбудить предков, и потом объяснять матери, где я был и что делал.
Но Михайлов, будто нарочно, испытывал мое терпение.
— Какого черта, ты все еще тут стоишь? — по слогам произнес я, сдерживаясь, чтобы говорить спокойно. Повышать голос было нельзя. Добавка к этой веселой ночи в виде материнской истерики мне была не нужна. — Ты собираешься выметаться или мне вызывать охрану?
— Извини, — сосед после моего 'спец-предложения', наконец, очнулся.
— Что?
Михайлов просит прощения за визит вежливости посреди ночи?
— Я рад, что вы с Ксенией вместе, — неожиданно заявил Митяй. — А Катя...
Бл
* * *
Еще хоть слово!
— Заткнись! — я успел остановить его до того, как он закончил фразу. — Только попробуй что-нибудь о ней сказать.
Настала очередь Митяя усмехаться.
— Ты сам все знаешь, Керимов. Мне очень жаль, что с Кэт так вышло.
