| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вскоре эти части разрослись настолько, что из них были выделены части спецназначения в том же количестве, а остальные сто тысяч остались частями быстрого реагирования, которые опять же подчинялись Председателю Президиума Объединенного Верховного Совета Народных Депутатов Индо-Китая — мы создали этот надгосударственный орган в начале 1945 года для координации социалистического строительства в местных республиках. Эти части могли вводиться в бой без объявления каких-либо боевых действий — только на основе приказа этого Президиума, чтобы была возможность быстро отреагировать на вторжение либо восстание в любой из республик — под это объединенным штабом составлялись десятки планов. И, в отличие от спецназа, части быстрого реагирования имели на вооружении и бронетехнику, и артиллерию, и авиацию — что удалось отжать у японцев, французов и местных властей — это были почти что полноценные общевойсковые соединения, находившиеся в постоянной боеготовности. И если спецназ предназначался для ведения разведки и нанесения точечных ударов, то ЧБР были утюгом, который мог расплющить супостата. Ну а если супостат был могуч и велик — тут уж Президиум (коллегиально, а не один председатель ! еще сохранена скорость реакции, но уже затруднено самоуправство одного лица) должен был объявлять массовую мобилизацию, когда подготовленные бойцы пополняли кадрированные дивизии и начинали всеобщее месилово. Так-то резервисты, пройдя полугодовой курс военной подготовки и поучаствовав три-шесть месяцев в боевых действиях, возвращались к мирному труду, хотя многие числились в Народной Дружине, которая занималась охраной городов и деревень от бандитов и прочих контрреволюционеров. И к 1945 у нас под ружьем было пять миллионов таких резервистов и еще около двадцати миллионов проходили военное обучение и тоже по идее уже могли вести боевые действия, пусть и в обороне — к тому времени поддержка нас среди местного населения была уже довольно широкой, приближаясь к восьмидесяти процентам, то есть выше, чем была в наших расчетах середины 1944 года — проводимые нами преобразования давали свои плоды.
Конечно, на первом этапе — в середине 1944 года — нашей основной силой были тибетские части — собственно наших людей в Юго-Восточной Азии действовало немного — до двадцати тысяч, а в среднем — десять тысяч, причем военных — не более трети, остальные — учителя, инженеры, медики, ветеринары, экономисты. К осени 1944 года к тибетцам добавились освобожденные из японского плена англосаксы, прошедшие идеологическую обработку — из них мы сформировали три дивизии численностью в двадцать тысяч человек. Правда, позднее, при возвращении на родину, всех этих людей госорганы США, Новой Зеландии, Австралии, Англии попытались было начать прессовать как зараженных коммунистической заразой. Но я-то помнил про 'охоту на ведьм' — кампанию против коммунистически настроенных людей, развернувшуюся в 'демократических' США после окончания войны, поэтому нами заранее были созданы в этих странах юридические фирмы и диверсионные группы, которые и занялись защитой и поддержкой наших бойцов, ну а если их из-за политических взглядов не принимали на работу, они всегда могли устроиться в наши компании. Своих не бросаем. Хватало и малайцев — японцы завезли из Малайзии на строительство 'дороги смерти' 60 тысяч человек (в РИ обратно вернулось только 20 тысяч) — и как минимум половина из них еще оставалась в этих местах. Еще три дивизии. С учетом лучшего вооружения и подготовки, эти силы и стали тем костяком, на котором нарастала масса уже из местных жителей.
Вот с оружием были большие проблемы. За два года мы завезли в регион уже шестнадцать 'партизанских' линий по производству СКС и патронов, так что смогли наштамповать почти два миллиона самозарядных карабинов — со временем это оружие стало символом свободы многих стран мира. Еще примерно три миллиона винтовок было изъято со складов правительств и колонизаторов, отобрано у японцев — эти винтовки были уже с ручным перезаряжанием, но и существующие и предполагаемые противники имели сходное вооружение (в РИ много вооружения оставили японцы после капитуляции — например, Вьетминь был вооружен японским оружием, более того, у вьетнамцев в качестве инструкторов осталось шестьсот японцев). Так что если боевые части первой линии имели постоянное личное оружие, то остальные получали его на время обучения либо несения службы. Работы был еще непочатый край, и мы все завозили и завозили сюда станки и прочее оборудование — с моей легкой руки эту помощь назвали 'Северный ветер'.
ГЛАВА 22.
Помимо формирования единой армии и переформатирования компартий мы занимались также переформатированием экономики. И китайцы попали тут под раздачу 'заодно', под соусом национализации капиталов и средств производства феодальной и капиталистической верхушки. Причем эта тема принималась населением благосклонно, а уж отжать предприятия у китайцев так и вообще стало богоугодным делом, которое местные воспринимали с одобрением, пусть отжатие и происходило не совсем в их пользу — предприятия становились социалистическими. Благо что традиции китайских погромов существовали здесь издревле. Так, в 1740 году случилась инспирированная голландцами так называемая 'резня в Батавии', когда было убито не менее 70% китайцев в Батавии (ныне — Джакарта), впрочем, тогда проживавшие в округе китайцы не остались в долгу, массово убивая голландцев, руководивших сахарными заводами и плантациями тростника, а также перебили голландцев в нескольких городах. Но без китайцев было никак — не лазать же самим по джунглям, собирая налоги и скупая товары, поэтому через два года китайцы были амнистированы и продолжили заниматься нужными колонизаторам делами. В последующем также было немало погромов, благо что китайцы выполняли роль компрадоров, активно сотрудничая с колонизаторами еще с 16го века, когда тут появились португальцы и голландцы — совместно с последними китайцы активно эксплуатировали местное население — колонизаторы отдавали на откуп китайцам целые деревни, которые должны были сбывать свои продукты только 'хозяину', причем он же и устанавливал скупочные цены, понятное дело, наваривая на хлебном месте по несколько сотен процентов годовых. Накопление первичного капитала. По сути, китайцы с подачи колонизаторов превратились в феодалов. Из-за этого местное население и относилось к китайцам мягко говоря плохо. К тому же колонизаторы всячески поднимали китайцев над местными — китайцы имели больше прав, в торговле так вообще приравнивались к европейцам, в Индонезии в созданном в 1918 году Фольксрааде (Народном совете) один депутат выбирался от 8 тысяч голландцев, 250 тысяч китайцев и лишь от 4 миллионов мусульман. Понятно, кто важнее.
Так что народ ни разу не собирался вступаться за них. Впрочем, большинство предприятий было торговыми — то есть не очень полезными, гораздо больше пользы было от национализации рудников, плантаций — это шло под флагом экспроприации экспроприаторов (чем собственно и являлось), а также отжатия лавок менял и банков — китайские банки стали для нас неплохим источником капиталов, как и бордели, опиекурильни — понятное дело, сами заведения мы закрывали, их работников и работниц не выкидывали на улицу, а трудоустраивали (пусть порой и в трудовые лагеря, на перевоспитание, чтобы привить навык к труду), а вот владельцев обдирали как липку, судили и отправляли на принудительные работы лет на пять — также для трудового перевоспитания. То же было и с крупными торговцами — по каждому можно было найти много темных делишек, за которые не грех и посадить, а их капиталы шли в сберкассы — с помощью металлоискателей находились даже самые искусно спрятанные клады, полиграфы давали информацию о связах и кладах, спрятанных вне дома торговца, да и слуги охотно рассказывали о делишках их хозяев. И капиталы были немаленькими. Так, если в Индонезии китайцам принадлежало всего 10% капитала, то в Таиланде — 50%, во Французском Индокитае — то есть в Лаосе, Камбодже и Вьетнаме — 17%, причем на юге Вьетнама — в Кохинхине — они контролировали 70% местной экономики. В английских колониях на Малаккском полуострове — четырех клочках земли под общим названием Стрейтс-Сеттлмент — китайцы контролировали 30% экономики, в федерированных и нефедерированных государствах Малайского полуострова — по четыре штуки каждого вида — еще больше. И, шутки-шутками, но это — миллиарды долларов еще в тех ценах.
(в РИ в конце 90х в Индонезии китайская диаспора составляла всего 3,5 процента, но она контролировала 80 процентов из 300 крупных компаний, 14 из 15 крупнейших компаний были китайскими. В Малайзии четверть населения — выходцы из Китая. В 2014 году предприятия китайцев производили в Малайзии треть цемента, 40% тяжелой техники, 80% сахара, 40% муки, большинство микроэлектроники, китайцам принадлежит 32 из 37 банков Малайзии, 12 из 15 богатейших семейств Малайзии также китайские. На Филиппинах китайцы составляют всего 1% населения, но они контролировали 60% частного сектора экономики и с ними было связано 70% наркопреступлений. В начале 21 века суммарное состояние китайской диаспоры в юго-восточной Азии составляло 1,5 триллиона долларов США, в 2012 — уже 4 триллиона (ВВП США в 2000 году — 10 триллионов, в 2012 — 16), этнические китайцы контролируют 70% богатства Юго-Восточной Азии при доле в населении 6% (30 миллионов человек при общей численности диаспоры в мире в 40 миллионов (русская диаспора — 25 миллионов, с учетом русскоязычных — 30), польская — 21, еврейская — 8 миллионов), зарубежные китайцы во многом способствовали росту экономики КНР — так, с 1990 по 2002 годы только провинция Фуцзянь получила 30 миллиардов инвестиций от зарубежных китайцев, а всего за тот же период КНР получила от Таиланда, Малайзии, Сингапура, Индонезии и Филиппин (ну прямо богатейшие страны где нет своих проблем ! разве что Сингапур ...) 90 миллиардов долларов инвестиций, в основном — от китайцев. Правительство КНР создает особые индустриальные зоны специально для зарубежных китайцев)
Так, даже в Индонезии капиталовложения китайской диаспоры составляли полмиллиарда гульденов — это где-то двести миллионов долларов. При этом капиталы голландцев — почти четыре миллиарда гульденов, других европейцев — еще два миллиарда. А капитал местных предпринимателей — всего сорок миллионов — слой буржуазии из местных жителей был исчезающе мал и не имел достаточной силы — все хлебные места были заняты белыми и китайцами. То есть при нищенской жизни основного населения денег в странах было дофига, вот только проходили они мимо большинства — сразу в руки китайцев и колонизаторов. Так, в двадцатых годах тонна натурального каучука стоила более двух тысяч золотых рублей. К тридцатым годам из-за начала производства синтетического каучука в СССР, США, Германии, цены начали снижаться, поэтому в 1934 году капстраны — Англия, Франция, Голландия, которые владели основными плантациями каучука, заключили межправительственное соглашение об ограничении производства каучука. По сути, они установили монополию на рынке натурального каучука. И этой монополии должны были подчиняться и независимые хозяйства — соглашением было установлено, что каучук у крестьян закупается по пониженным ценам, кроме того, были запрещены посадки новых плантаций — и крестьянам приходилось подчиняться так как эти компании этих стран монополизировали внешнюю торговлю колоний.
То есть экспроприация ценностей и имущества колонизаторов и коллаборационистов из китайцев и местных давала нам громадные суммы — миллиарды долларов. Да, две трети представляли собой предприятия и товарные запасы, но и ценностей мы набрали более чем на миллиард — валюта разных стран, драгметаллы и драгоценности. К тому же часть ценностей уже была реквизирована японцами, но еще не вывезена — 'было ваше — стало наше'. Причем если валюта и ценности имели для нас краткосрочный эффект, то национализация предприятий была вкладом в будущее.
Прежде всего — цветные металлы и каучук. Да, в своей республике мы производили тысячи тонн своего натурального каучука из кок-сагыза — как я отмечал ранее, еще до войны в Советском Союзе были проведены огромные работы по поиску натуральных каучуконосов из местных растений, таковых было обнаружено 609 видов (позднее список разросся до 993 видов !), и кок-сагыз стал одним из тех, что начали массово высаживаться по стране, благо что он мог расти от Архангельска и южнее. В БССР до войны было несколько колхозов, специализировавшихся именно на выращивании кок-сагыза. Это травянистое растение — родственник одуванчика — содержало в своих корнях от 10 до 15 процентов каучука по массе сухого корня, и с гектара можно было получить до двухсот килограммов каучука, а с подкормкой сульфатом цинка — еще больше. Причем его молекулярная масса была выше, чем у каучука гевеи, то есть он был более качественным — сопротивление разрыву уступало процентов на десять, зато относительное удлинение разрыва, коэффициент старения — по этим показателям каучук из кок-сагыза превосходил каучук из гевеи процентов на десять-двадцать. Но — два центнера с гектара ... маловато (в РИ в СССР после войны стали получать триста, четыреста, на опытных полях — пятьсот килограммов каучука с гектара посевов).
Хотя мы и засевали им уже пятнадцать тысяч гектаров, увеличив довоенные площади посевов в три раза, но все-равно получали только две с половиной тысячи тонн в год. Впрочем, нам этого хватало — натуральный каучук и нужен-то был для некоторых резинотехнических изделий и для зимних шин — в качестве добавки к синтетическому — синтетический отлично держал высокие температуры, а вот при отрицательных он начинал сыпаться, а натуральный — наоборот — плохо выдерживал высокие, зато при морозе работал нормально. И добавка десяти-пятнадцати процентов натурального каучука к синтетическому решала вопрос зимних шин, а летние у нас были уже исключительно на синтетическом — мы его подтянули к натуральному, а то поначалу по прочности на разрыв он был хуже более чем в два раза. Шины автомобиля типа УАЗ весили 20-25 килограммов, Камазов — 50, заднее колесо трактора типа Беларусь — 100 — мы по моей памяти производили технику похожих типоразмеров, а шины местной техники — что советской, что европейской — были меньше (у полуторки — 35 — ее шины были такого же диаметра но на треть уже). И процентов 10-20 от веса шины приходится на корд, так что можно прикинуть и доступные нам объемы производства. Всего же на один автомобиль требовалось сто-двести килограммов каучука, на танк — двести-пятьсот килограммов, на самолет — триста. Много требовалось и для транспортерных лент — за счет того, что мы старались ввести повальную механизацию, нам удавалось высвободить множество рабочих рук.
Впрочем, и Германия, и остальной Советский поступали так же, а к нам от обеих сторон поступали технологии производства 'синтетики' — из Москвы — в рамках научно-технического обмена, из Германии — по линии разведки, от родственников немецких солдат, что побывали в нашем плену и затем были выменяны на советских и зарубежных граждан, либо так и остались у нас. И до сих пор основная ставка при получении натурального каучука была именно на ког-сагыз — до войны его даже называли 'царь полей' (видимо, хрущевская 'царица полей' пошла в пару к кок-сагызу, так-то это название переводится как 'зеленая жвачка' — жители Тянь-Шаня, где изначально и произрастало растение, любили пожевать его корешки, из которых выделялись сладковатые мягкие упругие комочки). В СССР была задействована мощная пропаганда выращивания этого растения, в 1941 году даже поставили музыкальную комедию 'Кок-сагыз', причем на белорусском языке, а одна из хоровых партий называлась 'Кок-сагызный марш'. Но советская пропаганда не знала удержу — сочинили даже оперетту 'Зарэчны Барок' — о колхозе, в котором выращивали кок-сагыз, но перепутали и по той же технологии начали растить кур. Шутники.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
