Волна воздуха тараном врезалась в набегающих людей, расшвыривая их в стороны, ломая и круша, точно сухие листья, попавшие в центр урагана. Проход был открыт, однако Вариэтра чего-то не рассчитала, потому что сразу же после этого упала в обморок. Ее подхватила Эльра, и все, кто не был занят сражением, бросился вперед. Элаикс и его офицеры возглавили это позорное отступление.
Они выбежали прочь из тесного городка, оказались на дороге, ведущей к спасительному лесу, и Элаикс не мог не сдержать стона ярости — им навстречу неслись всадники, рассыпавшиеся по лугу.
— Вперед! — заорал Ливитар, — спасаемся!
И они побежали. Рядом с Элаиксом двигался Инатор, который неожиданно остановился и вскинул лук.
Тренькнула стрела и один из всадников свалился с коня — все-таки молчун был великолепным стрелком, раз сумел без ночного зрения, лишь при тусклом свете луны попасть почти с сотни шагов в человека.
— Ты чего? — замер Элаикс.
— Беги. Я открою проход.
Еще одна стрела направилась к цели, а за ней — и еще одна. Инатор не тратил время на болтовню, он просто убивал людей, создавая брешь, через которую можно было убежать и Элаикс, кивнув другу на прощание, побежал вперед.
По его щекам текли слезы, а на душе словно скреблись кошки. Он ведь мог спасти товарища, наверняка мог! Это он должен был быть на его месте, но... Но быть на его месте означало умереть!
Один из всадников оказался рядом и замахнулся копьем, но стрела вонзилась ему точно в горло и фариец рухнул.
Да, умереть.
— А я должен выжить, несмотря ни на что, — прошептал себе под нос Элаикс, после чего бросился вперед, к спасительной опушке.
Позади кто-то пронзительно вскрикнул и Элаикс, обернувшись на бегу, увидел, как лучник, пронзенный сразу тремя дротиками, падает на землю.
Южанин не останавливался до тех пор, пока со всех сторон не сомкнулся строй высоких и статных елей. Куда девались остальные, Элаикс не знал, также не понимал он и куда забрел сам, но это было и не важно. Главное — он выжил, а значит, сможет отомстить фарийцам, счет к которым сегодня ночью стал заметно больше.
Неожиданно рядом что-то затрещало, и Элаикс выхватил кинжал, притаившись под толстыми еловыми лапами. Мимо него шел мужчина. Точно не легионер — в штанах и кожаной броне, укрепленной металлическими пластинами.
Обычный человек не разглядел бы его лица в темноте, но Элаикс обычным не был, а потому ахнул от удивления.
"Боги, определенно, имеют чувство юмора", — подумал он и выбрался из своего укрытия, убирая кинжал.
— Ливитар, значит, тебе тоже повезло?
Мужчина дернулся, и резко обернулся, выставляя перед собой меч.
— Как и тебе, — кисло усмехнулся он.
Элаикс готовы был дать голову на отсечение, что Бочка сейчас подумал о том же, о чем и он: "Ну вот почему демоны не забрали тебя с собой"?
— Ладно, раз мы живы, значит, мог спастись еще кто-то, — пробурчал северянин, пряча оружие.
— Ты как, не ранен?
— Нет, боги миловали.
— Отлично. Тогда идем.
И они пошли через лесную чащобу, стараясь не оставлять лишних следов. Элаикс, конечно, делал это хуже, зато Ливитар... Юноша уже не один раз видел, как тот ходил по лесу, но каждый раз не переставал поражаться грации, с которой этот толстяк перемещал свое тело. Бочка не задевал ни одой ветки, не издавал ни единого звука, он шел так, словно был туманом, утренней дымкой, мороком, насланным колдуном. Иногда казалось, что это не человек идет, а большой толстый кот. Сам южанин не умел так передвигаться, да и понимал, что учиться подобному искусству ему уже поздно.
— Как думаешь, кто нас сдал? — юноша решил завязать разговор, чтобы хоть немного отвлечься от гнетущей тишины, окружившей их.
— Кто знает? Какой-нибудь урод. Наверное, из твоих, — буркнул идущий слева Ливитар.
— Почему это из моих? — Элаикс постарался, чтобы его голос звучал весело, хотя на самом деле юноша прямо-таки мечтал хорошенько вмазать гаду по роже.
— Я в своих парнях уверен.
— А я уверен в Бартихе.
Ливитар крякнул. Аргумент, приведенный Элаиксом, перебить было не так-то и просто. Все знали, что собой представляет беглый раб, и боялись его, как огня.
— Ладно, признаю, никто из наших предать не мог.
— Значит, остаются твои шептуны.
Бочке такая мысль пришлась не по вкусу — лицо его скривилось, но спорить с очевидным северянин не мог, а потому просто махнул рукой.
— Следовало ожидать от имперцев подобного — они большие мастера подстраивать ловушки, а мы пожадничали, и повели себя как последние идиоты.
С этим утверждением нельзя было не согласиться, хотя Элаикс очень уж подмывало заметить, что идиот был один, и он потащил за собой всех остальных. Но в самый последний момент он сдержался. Да, юноша не любил Ливитара, но все же сейчас они оба были в одной лодке.
— Что будем делать теперь? — спросил он вместо этого.
— Уходить отсюда на север.
— Без денег?
— Значит, без денег, да. Выбора нет. Фарийцы обязательно возьмут пленных и узнают все о наших тайных убежищах. Война полностью проиграна, но пока мы живы, сможем бороться.
Элаикс почувствовал неожиданную симпатию к этому странному человеку, завладевшему женщиной, которую он желал получить больше всего на свете.
— Скажи, отчего ты их так ненавидишь? — спросил он.
— Зачем тебе это знать?
— А почему нет? Делать нам все равно нечего, а так хоть время скоротаем.
— Совсем не убиваешься из-за полного разгрома и потери друзей, — невесело усмехнулся Ливитар.
Эти слова показались Элаиксу несправедливыми, все-таки Инатора он оплакал, но объяснять что-либо Бочке не было ни малейшего желания. Вместо этого юноша решил ответить язвительно:
— Как и ты.
Еще один смешок.
— Я уже привык. Когда фарийцы решили, что им нужны новые земли, — неожиданно начал говорить Бочка, — мне было пятнадцать лет. Достаточный возраст для того, чтобы взять в руки меч, сесть на коня и отправиться вместе с отцом на войну.
— Ты был знатного рода?
— Достаточно — у отца было пятнадцать человек воинов. Он пошел за вождем нашего народа, как и все остальные. И мы дрались, о, как же мы дрались! — Тяжело вздохнув, Ливитар перешагнул через корягу. — Своего первого врага я зарубил именно тогда — в небольшой стычке, когда мы нарвались на отряд миригов.
— Кого?
— Ах да, все время забываю, что ты чужак. Это слабое племя, наши соседи с юга. Они сами призвали фарийцев к себе и всегда были их лучшими союзниками, за что сейчас их купцы могут торговать по всей империи. Если так подумать, то эти парни оказались правы, согнувшись перед богоравным.
— А сам император воевал против вас? — Элаикс тотчас же зацепился за интересную тему.
— Нет. Как говорят, этот трус вообще не любит высовывать нос из своей столицы. Сидит там безвылазно. А может, и нет его и в помине, может, фарийцы все выдумывают. Какая разница?
— Сейчас — никакой, — согласился Элаикс. — А что было дальше?
— А дальше нас разбили. Сперва один раз, потом еще один. Ты сам видишь, как воюют эти южане. Они как большие муравьи. Одного раздавить — плевое дело, но если их много, то лучше бежать.
— Да, их войско очень сильно и умело, — согласился юноша.
— Что, тоже ощутил на своей шкуре?
— Да, — сухо ответил тот, давая понять, что говорить на эту тему не собирается.
Ливитар понял, поэтому продолжил.
— Мы отступали, теряя друзей и земли. Город за городом, деревню за деревней. Худо-бедно, но смогли объединить всех: варстов, ниилов, ингров, оберов, и многих других, во только не помогло это. Некоторые племена — варсты например -перестали существовать. Эта твоя меченая девка как раз одна из них.
— Да, она говорила.
— Храбрые они были люди, но безрассудные, потому сейчас о них почти ничего и не слышно, а ведь в свое время варсты были самым многочисленным племенем Ганнориии! Удивляюсь, что Рваная выжить смогла.
— Слушай, всегда хотел узнать, но мне никто не рассказывал, за что вы так не любите ее и ее народ?
— За спесь.
— М-м?
Ливитар остановился, и обернулся.
— Не отцепишься ведь, пока не расскажу?
— И не подумаю.
— А хрен с тобой! Слушай. Их история как раз связана с моей. Эти засранцы откликнулись на наш призыв о помощи, когда драка уже шла полным ходом, но шансы еще оставались. У нас нашелся настоящий лидер по имени Айниритар, который за какой-то жалкий год сумел убедить всех ганнорцев из западных, северных и центральных земель на время позабыть распри и объединиться, он даже Вольных из-за реки призвал! Мы собрали громадную армию, и выступили навстречу фарийцам. Затем — осадили их лагерь. Тогда еще имперцы не перебили всех знающих, и нам было чем ответить их колдунам. Короче говоря, все выглядело не так и плохо.
— А потом стало плохо?
— Ага. Потом к фарийцам подошло подкрепление — три легиона.
— Большая сила.
— Очень. Но нас все равно было раза в три больше, и Айниритар решился на сражение. Племя Эльры оставили сторожить осажденных врагов.
— Их было так много? — не поверил своим ушам
— Я же говорю, в Ганнории не было народа более многочисленного и доблестного в бою, так что они точно могли удержать осажденных в лагере.
— Что, даже твой народ был слабее?
— Да, — нехотя признал Борчка, — мы тоже их боялись.
Элаикс не удержался, и присвистнул. За время, проведенное с ганнорцами, он успел узнать, как сильно северяне кичатся доблестью и воинской славой собственного рода. Стало быть, воины народа Эльры действительно были страшны в бою.
— Ага. Этих парней боялись, фарийцы долгое время пытались переманить их на свою сторону, но не вышло. У варстов дрались все — и женщины и мужчины и дети. Они больше походили на ирризийцев, нежели на ганнорцев.
Элаикс начал догадываться, что произошло дальше, но вида не подавал, а Ливитар, оказавшийся на удивление красноречивым человеком, продолжил свою повесть.
— Наверное, нужно было оставить возле вражеского осажденного лагеря кого-нибудь еще, однако Айниритар считал, что столь важное дело следует доверить лучшим. Увы, но лучшие думали по-другому. Они сочли, что их хотят лишить славы на поле боя, и когда сражение началось, они, недолго думая, сели на коней и помчались драться.
— А фарийцы?
— А фарийцы вышли из лагеря и ударили в спину.
Он снова остановился и присел на пенек, повернувшись лицом к Элаиксу. Молодой воин увидел две небольшие влажные дорожки, пробежавшие по щекам Бочки. Тот смахнул слезы рукой, уверенный, что юноша ничего не разглядел, и заговорил. При этом голос его звучал глухо и надтреснуто.
— В тот день я потерял отца и двух братьев и бессчетное число друзей. И я был не одинок. Из-за своеволия и глупости варстов мы лишились не только товарищей и родных, но и своей страны.
— Думаешь, если бы они послушались приказа, вы могли бы победить?
Этот вопрос заставил Ливитара гневно сверкнуть глазами.
— Да, могли бы.
"Ну победили бы вы в одном сражении, а дальше что"? — подумал Элаикс, однако опять не стал озвучивать свою мысль вслух.
— Но вы все равно сражались, даже после поражения?
— Да, сражались, и долго. Также как и сейчас — прячась по лесам и кусая империю там, где это выходило. Но война окончилась именно на холмах близь разрушенного Найлихта, где полег цвет нашего воинства. После этого слабые побежали к победителям — молить о милосердии. Они его получили. Сильные не согнулись и стали рабами. Либо трупами.
— А варсты?
— Они — отдельный разговор. Кажется, когда-то давно, они доходили до самого Фара и разграбили его. Южане не забыли этого и не простили. Каждый варст, до кого добиралась Империя, либо умирал, либо становился рабом. Их землю раздали фарийским переселенцам и ганнорским союзникам, а сокровища пошли в казну.
— И все-таки, кое-кто спасся.
— Конечно. Но теперь, думаю, тебе понятно, за что Рваную ненавидят?
— Понятно, — кивнул Элаикс.
— Вот и хорошо, — Бочка поднялся. — Я немного передохнул, пойдем дальше.
И они пошли. И шли до тех пор, пока звезды на небосводе не начали меркнуть. Лишь тогда Ливитар сказал, что должен отдохнуть и они отыскали небобьшой укромный овраг, в котором Бочка и разместился. Элаикс же, несмотря на усталость, не мог и думать об отдыхе, а потому он отошел немного и присел прямо на мох.
Предрассветный лес жил своей жизнью, совершенно не обращая внимания на вторгшихся в его владения человечков. Наверное, он был таким же задолго до того, как в этих землях появились люди, и останется неизменным после того, как они исчезнут.
Элаикс оборвал себя. Философствования — это удел слабых.
— Не до того сейчас! — подумал он, хорошенько пнув себя по ноге. Боль, как всегда, помогла прийти в чувства и перестать размышлять о пустяках.
Поэтому он стал думать о мести. Мысли о том, сколько еще фарийцев получится убить, и что бы он сделал конкретно с теми из них, которые превратили его жизнь в кошмар, с некоторых пор отлично успокаивали Элаикса и улучшали его настроение.
Так прошло несколько часов, небо заметно посветлело — солнце уже вот-вот должно было подняться из-за горизонта, а значит, скоро им придется отправляться в путь. Логичнее всего будет вернуться на старое место, подождать там немного и, собрав всех, кого получится, отправиться на север, как и предлагал Ливитар.
"Ливитар... Вот придем мы, он сразу же заберется в кровать с Вариэтрой", — Элаикс до хруста сжал пальцы. Мысль была столь яркой и неожиданной, что он едва не подпрыгнул. Зато образы, которые вслед за нею любезно начал передавать рассудок, заставили его глухо заворчать. Он так и представлял обнаженную, мокрую от пота Вариэтру, которая сплелась с толстым северянином в единое целое, лаская его шею и лицо своими губами, гладя нежными руками, сладострастно извиваясь...
Юноша вскочил, тяжело дыша.
— Да сколько можно? Почему я все время отказываю себе в том, чего хочу? Это я должен быть на его месте, я должен ласкать тело Вариэтры, я должен обнимать ее и владеть ею! — шептал он себе под нос.
А ведь это так просто — решить вопрос сейчас, решить его окончательно и бесповоротно. Кто узнает, что произошло в лесу между двумя мужчинами? Пускай Бочка неестественно силен, он не идет по алой дороге, он не заключал договора ни с богом Хаоса, ни с таинственным демоном. У него нет шансов!
— Но это же неправильно, — спорил сам с собой Элаикс.
Неправильно. Какое милое и хорошее слово, а самое главное — удобное. Воин скрипнул зубами.
"Убить Ливитара, соблазнительная мысль, что тут и сказать", — подумал Элаикс и тотчас же одернул себя. — "Но как же моя честь"?
А как же Вариэтра?
И перед его взором пронеслась очередная непристойная картина, только вместо Бочки в ней присутствовал он сам. Ярость прорвала запруду, возводимую рассудком и Элаикс, до хруст сжав пальцы решительным шагом направился обратно.
— Все, хватит, — шептал он. — С меня довольно. Почему всегда все хорошее получает кто-нибудь другой? Кто-нибудь, недостойный. Почему другим достаются женщины, а меня... мне...
