Едва Сигвальд сумел встать и сделать пару шагов, как уже снова растянулся на земле— по велению флейты Алсидрианда, сыгравшей короткую трель, стебель вьющегося цветка опутал щиколотку воина, задержав его движение. Еще не до конца осознав, что произошло, Сигвальд услышал новые трели и увидел, как другие стебли тянутся к нему.
Воин первый раз в жизни столкнулся с действием могущественных артефактов. Он почувствовал себя беспомощным слепым котенком перед силами, с которыми ему было не справиться. Но сдаваться он не хотел и не мог— воля к жизни и к победе была сильна в нем, как никогда.
Отдернув руку от ползущих растений, он разорвал душистые стебли, уже опутавшие его, и, вскочив на ноги, под гогот и улюлюканье побежал прочь, спотыкаясь на каждом шагу и хватаясь за стены и ограды.
Уйдя на достаточное расстояние, измотанный Сигвальд, тяжело дыша, спиной прижался к холодной каменной стене. Закрыв глаза, он прислушался к себе— поясницу ломило, боль пульсировала в ноге, которую он сильно подвернул при падении, кровь из носа стекала на подбородок.
— Где она?— услышал он голос Асель, которая исчезла сразу после того, как на него напали.
Сигвальд лишь молча развел пустыми руками.
— Что, ты не достал ее?— злобно прошипела степнячка.
— Я почти в порядке, спасибо, что спросила,— он укоризненно глядел на Асель.
— В порядке? В каком, к черту, порядке ты можешь быть, если ты всю жизнь портишь все, к чему прикасаешься?! Ты мне не просто флейту сломал, ты мне жизнь сломал и не намерен ничего исправлять! Это был последний шанс, и ты его угробил! Хотя чего я могла ждать от такого неудачника, который не смог быть даже оруженосцем на побегушках у какого-то рыцаря?— выпалила Асель, и злые колючие слезы стояли у нее в глазах.
Сигвальду стало невыносимо обидно от ее слов. Помолчав немного, воин с досадой плюнул на землю и побрел прочь, не сказав ни слова.
Асель провожала взглядом сильно прихрамывающего Сигвальда, который решительно удалялся от нее, не оборачиваясь. Она хотела что-то сказать ему вслед, но слезы душили степнячку, перехватывая дыхание и превращая слова в невнятные всхлипы. Когда воин скрылся за поворотом и она осталась одна, Асель медленно опустилась на колени и, роняя слезы на брусчатку, в отчаянии ударила кулаком по дороге— она плакала впервые за много лет.
"Это конец,— думала Асель.— Окончательный, бесповоротный чертов конец. Больше не будет все, как раньше. Жизнь под откос".
— Ну здравствуй, подруга,— прошептал Анвил жирной серой крысе, сидевшей в двух шагах от него.
Изголодавшийся сыщик находился на грани помутнения рассудка— около четверти часа он неподвижно стоял на коленях с вытянутой вперед рукой в ожидании, что крыса подойдет к нему на достаточно близкое расстояние. Она же, к его великому сожалению, лишь наблюдала за ним издалека, опасаясь приближаться к столь странному человеку.
— Ну же, иди сюда, я тебе дам что-то вкусное,— уговаривал он крысу.
Моргнув глазками-бусинками, толстенькая зверушка сделала неуверенный шаг вперед. В это время входная дверь в темницу шумно распахнулась, и внутрь вошел один из тюремщиков. Крыса, которая едва прониклась доверием к сыщику, быстро юркнула в нору, оставив своего голодного друга ни с чем.
— Анвил Понн Месгер!— крикнул солдат, постучав по решетке окованной дубиной, и Анвил ответил ему крайне недоброжелательным взглядом.— На выход.
— Что?! Уже?! Но как? Я же считал! У меня есть еще два дня, не меньше!
Солдат удивленно пожал плечами:
— Я, конечно, догадывался что ты со странностями, если не сказать, что совсем дурак... Всё, не морочь мне голову! Встал и вышел, а то я сам тебя сейчас и встану, и выйду.
Глубоко вздохнув, Анвил с трудом поднялся и, перешагнув злосчастный порожек, покорно протянул тюремщику руки, чтоб тот надел на них кандалы. Но солдат проигнорировал этот жест и, смерив пленника презрительным взглядом, приказал ему пошевеливаться.
Солнечный свет так резанул по привыкшим к темноте глазам Анвила, что тот чуть не закричал от боли, закрыв лицо руками. Он не знал, чего ждать, потому внимательно прислушивался к окружению.
— ... вы же знаете, людей мало,— узнал он голос начальника тюрьмы.— Так что эти двое очень кстати, тем более со своими доспехами и оружием.
— Да к тому же, они отличные бойцы и просто честные ребята, верьте моему слову,— отвечал незнакомый голос.
— Разве можно не верить слову алтургера Кеселара!..
Превозмогая боль, Анвил открыл глаза— перед ним стоял старый рыцарь с клиновидной бородкой на худом усталом лице.
— Здравствуй, Анвил,— сказал он, дружелюбно улыбнувшись.
— Алтургер... Кеселар...— только и смог выговорить сыщик.
После того, как отшумел праздник Сторхет Сидри, Анвил уже потерял всякую надежду на освобождение, решив, что Кеселар за ним все-таки не приедет. Сыщик уже не злился, он смирился со своей судьбой в ближайшем будущем бесславно сгинуть безвестным каторжником на какой-то галере. А теперь шутница-судьба, вдоволь пощекотав ему больные нервы, решила сжалиться над бедным парнем и подарить ему избавление от горькой участи.
Не помня себя от радости и не отдавая отчета в своих действиях, Анвил с разбега обнял Кеселара, едва устоявшего на ногах.
— Алтургер! Кеселар! Вы приехали! Вы меня не бросили! Вы спасли меня!..— бессвязно бормотал сыщик.
Кеселар стоял с разведенными руками, переводя удивленный взгляд с грязного, заросшего щетиной Анвила, прилепившегося к его груди, на начальника тюрьмы, который не знал куда себя деть, потому уткнулся носом в свою регистрационную книгу, лежащую на письменном столе, который уже неделю назад переехал из подвала на улицу.
— Ну, ну,— рыцарь легонько похлопал сыщика по плечу, когда объятия слишком затянулись.
— Вы приехали, приехали!..— продолжал твердить Анвил, вызывая у Кеселара серьезные основания задуматься, не тронулся ли сыщик умом в самом деле.
— Да, приехал. Но может ты отпустишь меня?
Фраза вернула Анвила в реальность, и он тотчас же исполнил просьбу Кеселара.
— Я перед вами в таком долгу! В таком долгу, который вряд ли смогу оплатить. Приказывайте мне что угодно— я все сделаю! Хоть под нож пойду, хоть...
— Тише, тише, остынь,— улыбнулся рыцарь, удивляясь энтузиазму Анвила, который и стоял-то с трудом.— Мне нужно только, чтобы ты закончил дело.
— Да, да, конечно! Будьте уверены, я найду...
— Забери свои вещи, Анвил,— перебил его Кеселар, не дав закончить фразу.
Подождав, пока сыщик дрожащими руками поставит свою подпись в расписке о получении вещей, он указал Анвилу на темноволосого мальчика, стоявшего поодаль.
— Это мой паж Лайхал, он отведет тебя в баню и даст все необходимое. Вечером встретимся в таверне, где я снял для тебя комнату. Лайхал, ты хорошо запомнил, где это?— мальчик кивнул.— Тогда до скорого.
Удивительно легко для своего возраста Кеселар вскочил в седло и, пришпорив породистого вороного коня, он легкой рысью поехал по узким улочкам Рагет Кувера.
Рыцарю не довелось побывать в этом городе со времен последнего большого нашествия Заретарда, когда битва под Рагет Кувером изменила ход войны. Кеселар задумчиво осматривал здания, которые он помнил совсем другими— закопченными сажей и забрызганными кровью. Он автоматически отмечал памятные места— здесь завалили подкоп, а здесь стояла рогатка, на которую толкнули степняка, который едва не убил под ним лошадь, а на этом крыльце после боя нашли бесчувственного Сигвальда.
Практически каждая улица, по которой он проезжал, вызывали перед его мысленным взором картины войны, которую он помнил так хорошо, будто она была вчера. Так, незаметно для себя, он добрался до Делового квартала, в котором были сосредоточены все правительственные и административные заведения, а также банки и конторы нотариусов и адвокатов.
Кеселар проезжал по площади Келлара Великого— артретардского алгарда, участвовавшего в Договоре Шести, чья большая статуя красовалась в самом центре площади. У массивного постамента стоял глашатай, который зычным голосом зазывал всех боеспособных мужчин в Артретардские Добровольные Отряды. Но в данный момент Кеселара не очень волновало артретардское ополчение— он направлялся в банк, желая наполнить карманы, в которых после уплаты залога за Анвила гулял ветер.
— Ба! Кого я вижу! Кеселар собственной сиятельной персоной!
Услышав свое имя, алтургер обернулся— его усталое лицо просияло, когда он увидел рыцаря приблизительно одних с ним лет, лихо гарцевавшего на резвой кобылке.
— Черти меня раздери, Толиар! Сколько лет!
Старые друзья горячо пожали друг другу руки и вместе двинулись по улицам в надежде убежать от звуков голоса назойливого глашатая.
— Мы с тобой, поди, как раз тут в последний раз виделись, тогда, в битве за город.
— Да, да, точно так и было. Славная битва была!
— У тебя тогда еще оруженосец был северянин, как сейчас помню. Толковый парень. Его тогда еще по голове огрели, помнится. Что, неужто помер?
— Типун тебе на язык— жив-здоров, что ему сделается?
— Ну и слава Камтанду! Сам-то как? На войну собираешься? Иль уже решил на заслуженный отдых уйти, а?— хитро прищурив глаза, спрашивал Кеселара его друг, прошедший с ним много войн и сражений.
— Отдыхают пусть старики, а я еще повоюю!
— Достойный ответ— узнаю своего старого вечно молодого друга! Так ты может и женился, раз жизнь бьет ключом?
— Ты же знаешь, мне война невеста, а я изменять не люблю,— улыбался Кеселар с тенью грусти.
— Вот и отлично, а то слышал я, что хивгард ре Исет Ярви уже с собаками собирается искать тебя— без такого вассала ему и война не война.
— Время есть— решу свои дела и явлюсь к нему.
— Без шуток, Кеселар,— внезапно очень серьезным тоном произнес Толиар.— Сейчас грянет такая буря, что по сравнению с ней защита Рагет Кувера покажется тебе отдыхом на водах. Не испытывай судьбу— чем быстрее ты явишься к хивгарду, тем больше шансов получить приличный отряд и попасть куда-нибудь, где тебя убьют не сразу.
— Да какие тут шутки,— вздохнул Кеселар.— У меня в этом городе дела серьезные, как рожи Братьев Скорби.
— Ну, дня за три ты справишься?
— Очень на то надеюсь,— сказал Кеселар, уповая на мастерство Анвила.
— Если так, можем встретиться на той же площади на рассвете четвертого дня— отправимся к нашему хивгарду вместе.
— Нашему? Ты же, как мне помнится, служил какому-то демгарду?
— Уж не в лесу ли ты жил, Кеселар? Демгард-то приказал долго жить еще зимой, и такая там каша с наследниками заварилась, что до войны ее не расхлебать, а там уже не до дележки будет. Так что пока суд да дело, хожу в алтургерах хивгарда.
— Мои поздравления! За это надо выпить!
— Так не пойти ли нам, друг мой, в кабак и не вспомнить ли нам молодость?— снова шутливым тоном предложил Толиар.
— Ну наконец-то! Я уж думал, не предложишь.
— Да за кого ты меня держишь? Просто слышал я, что брат твой только недавно устроил пир на весь мир, а я тут с каким-то паршивым кабаком к тебе приставать буду.
— Да мне на его пирах от тоски удавиться хочется...
— Тогда вперед! Только уговоримся сразу— наши беретрайские подвиги повторять не будем.
Помедлив секунду, оба рыцаря раскатисто рассмеялись, припомнив свои похождения двадцатилетней давности, за которые в свое время им было ужасно стыдно.
— Не будем, не будем. Не к лицу нам уже такие развлечения. Да и бегаем мы теперь не так быстро— догонят еще, чего доброго,— сквозь смех проговорил Кеселар.
После бани Анвил чувствовал себя новым человеком— впервые за последние дней двадцать ему удалось согреться, помыться и отдохнуть. Местный цирюльник вернул сыщику приличный вид, а Лайхал отдал ему собственный запасной комплект одежды взамен той, которая безнадежно пропиталась неповторимыми тюремными ароматами.
И теперь, направляясь к таверне, где его ждал обед и кровать, Анвил мог бы чувствовать себя счастливым, если бы его не терзало чудовищное осознание того, что он совершенно не владеет ситуацией. За это время с Сигвальдом из Ралааха могло случиться что угодно, и быть он может уже за несколько сотен паллангов от Рагет Кувера или в трех локтях под Рагет Кувером.
"Даже если представить, что он жив и находится здесь (что и так можно приравнять к чуду), то найти его в таком огромном городе практически невозможно. Здесь сотня трактиров, тысячи домов, а еще канализация. А еще есть такие места, после посещения которых искать будут уже меня. И найдут где-нибудь на дне канала дней эдак через десять— синим и распухшим. Брр. Ох и вляпался же я с этим Сигвальдом... И где его только нечистая носит?"
Анвил поглядывал на молчаливо идущего рядом с ним Лайхала: он питал какое-то доверие к мальчику, но не мог понять, то ли это от того, что он человек хороший, то ли от того, что он купил сыщику горячий пирожок с капустой по дороге в баню. В любом случае, Анвил расценивал пажа как знакомого Сигвальда, а значит как источник информации. Но, с другой стороны, Лайхал был преданным слугой Кеселара и мог рассказать своему хозяину о неуверенности сыщика, а этого Анвил не хотел. Правда, еще меньше он хотел провалить задание и подвести своего спасителя.
— Лайхал, можешь рассказать что-нибудь о Сигвальде?— осторожно начал он, заглянув в ярко-голубые глаза мальчика.
— Ну... Он хороший— и боец, и вообще. Он учил меня обращаться с мечом— скоро я тоже стану оруженосцем и буду уметь намного больше, чем остальные... Правда, я не часто понимаю, что у него на уме. Того, что он на пиру отстегнул, я не ожидал, да и никто не ожидал.
— На пиру? А что было на пиру?— заинтересованно спросил Анвил, не посвященный в подробности дела.
— Ничего. Ничего не было,— пошел на попятную Лайхал, которому, очевидно, не велено было рассказывать об этом происшествии.
— Лайхал, это может быть важно,— паж промолчал.— Это может быть очень важно,— снова молчание.— Да ради всего святого, помоги мне! Чтобы найти его, мне могут пригодиться любые сведения.
— Да?— паж с подозрением взглянул на него.— Раньше вы вроде бы справлялись и без них.
По едва заметной нахальной усмешке Анвил понял, что такое упрямство Лайхала— это не что иное, как попытка выведать чужую тайну взамен своей, которую он чуть было не выболтал. "Вот упрямый паразит, не любит проигрывать",— с досадой подумал сыщик, подбирая слова для ответа, чтобы он прозвучал так, будто у него все под контролем.
— Доброго вам денька!
Дорогу Анвилу и Лайхалу перегородил внезапно обогнавший их последний рыцарь-менестрель Итантарда его сиятельство алтургер Доувлон Котопупский. Сыщик молча моргал, пытаясь понять, действительно ли перед ним стоит человек, одетый в странную смесь доспехов и кухонной утвари, или пребывание в тюрьме не прошло даром и помутнение рассудка все-таки его настигло. Когда Котопупский ткнул его в грудь пальцем, версия о помешательстве отпала.
