| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Но технология получения каучука из кок-сагыза — ну о-о-о-о-чень трудоемкая. Корешки, в которых и содержится каучук — мелкие, крепко сидят в земле. Семена — как и одуванчиков — белые парашютики. Фиг соберешь — до войны этим занимались дети. И чуть зазеваешься с прополкой — появляются сорняки, прежде всего — родственник кок-сагыза — одуванчик, который тоже, в принципе, каучуконос, но только еще более худший. Впрочем, с потерей основных источников каучука в США тоже занялись разведением кок-сагыза — семена и технологии были переданы туда в начале 1942 года и под посевы там отвели уже тысячи гектаров — в Америке кок-сагыз назвали 'русский одуванчик' (СССР также передал американцам и технологию производства морозостойкой резины — а то с их самолетами и автомобилями, предаваемыми в СССР по ленд-лизу была просто беда — резина сыпалась). Правда, по урожайности американцы пока не дотягивали до советских показателей, получая до сотни килограммов каучука с гектара (сейчас в США на экспериментальных полях и с генно-модифицированными сортами получают до полутора тонн каучука с гектара ког-сагыза). Хотя те же американцы провели сравнительные испытания шин, сделанных из разных каучков — так шины на каучуке из мексиканской гваюлы пробежали 8 тысяч миль, из гевеи — 18 тысяч, а из кок-сагыза — аж 23 тысячи миль (то есть почти весь экватор !), причем эксперимент был остановлен, когда шины были еще вполне работоспособные.
Англия, Германия, Италия — все эти страны также подумывали о выращивании кок-сагыза или уже делали это. Впрочем, с пробитием коридора на восток Италия и Германия снова получили доступ к натуральному каучуку, а то до этого они получали его только на так называемых 'прорывателях блокады' — быстроходных судах, которые могли увернуться от англо-американских судов и подводных лодок. Хотя порой становились жертвами собственных — эти прорыватели шли под нейтральными флагами, меняли контуры надстроек, перекрашивали названия своих судов — все в попытках обмануть англо-саксов. Но при этом также обманывали и своих, немецких подводников. Тем не менее, с 1940 по 1942 год немцы стабильно ввозили в среднем по 25 тысяч тонн каучука — и это несмотря на то, что шла война (до лета 1941 года в основном ввоз был через территорию СССР). Да, это не сравнить с 90 тысячами довоенных тонн, но немцы быстро наращивали производство синтетического каучука — с 5 тысяч тонн в 1938 до 67 в 1942 (в РИ к 1944 подняли производство до 94 тысяч тонн, обогнав даже Советский Союз — как сказал 'великий' Эдисон — получить 'синтетический каучук невозможно, поэтому сообщения из Страны Советов — очередная ложь'. Корифеи они такие... Впрочем, 'сам' Эйнштейн выступал против квантовой механики, так что нужен глаз да глаз — где-то знатоки правы, а где-то лучше их не слушать). Да еще в оккупированных странах немцы захватили более десяти тысяч тонн каучука. Так что несмотря на боевые действия на море товары шли. А после захвата Ближнего Востока они пошли еще активнее (в РИ в 1943 смогли завезти всего 5 тысяч тонн, в 1944 — только две, всего до апреля 1943 было завезено 30 тысяч тонн и потеряно 93 тысячи — после этого от надводных прорывателей блокады решили отказаться, всего же 18ю прорвавшимися надводными кораблями было доставлено более ста тысяч тонн грузов, причем начиная с конца 1940 года действовало всего 12 судов).
И из этого каучука немцы производили сто тысяч шин для грузовиков ежемесячно. Ну и еще по 20-30 тысяч шин для легковушек, для самолетов и для легких грузовиков, десять — для мотоциклов, и еще где-то треть от этих объемов получали восстановлением изношенных. Большие объемы. В Советском Союзе Ярославский завод до войны выпускал 12 тысяч покрышек в сутки (в РИ за войну выпустили 8,3 миллиона покрышек, по ленд-лизу получили 3,6 миллиона). Нам же такие показатели и не снились — только в середине 1943 года мы вышли на показатели в пять тысяч покрышек в сутки, хотя и начали мы шинное производство зимой 1941 года — сначала занимались только восстановлением шин, затем установили и наладили оборудование по производству шин, что было завезено в Барановичи перед войной, затем восстановили такое же производство на Бобруйском химзаводе. Впрочем, мы много времени потратили на отработку технологии односкатных — как более проходимых — колес с развитыми грунтозацепами. Да и металлический корд потребовал много опытно-конструкторских работ. Зато наши шины были минимум в два раза долговечнее советских, не говоря уж о немецких.
Под эти-то производства мы и увеличивали посевы кок-сагыза, тем более что заодно развивали механизацию. Посадка выполнялась строго рядами, что облегчало и дальнейшую прополку, и уборку. Сбор семян — навешенными на трактора пылесосами, сбор корешков — пахотным способом с просеиванием земли на прицепных решетах. Все это снизило трудоемкость работ на порядок, если не больше, при увеличении потерь и снижении урожайности процентов на десять по сравнению с полностью ручной обработкой — вполне неплохой размен. Мы даже поставили несколько десятков комплектов прицепных и навесных устройств на восток, а то Советский Союз как получил в 1941 году 38 тысяч тонн каучука от Англии — так и все — лавочка накрылась (в РИ всего получил 108 тысяч тонн), вплоть до того, что в 1942 году тридцатьчетверки стали выпускаться без резинового бандажа на колесах — только внутренние втулки — а это плохо сказывается на подвеске. Да и полуторки выходили только с одной шиной на каждом заднем колесе вместо двух шин. И это несмотря на то, что каучуконосы выращивались не только в БССР — Казахстан, Башкирия, центральная Россия — везде существовали посадки кок-сагыза. Впрочем, в снижении выпуска еще играла роль эвакуация Воронежского завода синтетического каучука — так-то с предвоенными сорока тысячами тонн СССР был на первом месте в мире по производству синтетики. Но все-равно — даже с такой механизацией было муторно. Так же муторно было потом и извлекать каучук. Сначала надо избавиться от древесины корней — сбраживанием либо выщелачиванием, примерно как при производстве бумаги. Затем из этой массы надо отделить каучук на центрифуге, промыть, очистить от смол нагреванием в воде. Ну и еще получаем инулина — аж 45 процентов от сухой массы — то есть в три раза больше по весу, чем каучука. А инулин — это сырье для получения фруктозы и спирта, подходит и как кормовая добавка для скота. Тоже полезный продукт. Но возни ...
То ли дело гевея. На гектаре высаживают порядка четырех сотен деревьев, и уже начиная со второго-третьего года их начинают понемногу 'доить', и примерно с семилетнего возраста каждое дерево дает в год от двух до шести тонн латекса, постепенно снижая продуктивность до тонны — это случается в двадцать пять лет, когда дерево выкорчевывают и сажают новое. Затем из этого латекса — водной взвести каучука, которого в ней всего треть — выделяют каучук коагуляцией — в течение двенадцати часов обрабатывают латекс какой-нибудь органической кислотой — муравьиной или уксусной — и затем кладут в печи, на просушку. То есть с гектара посадок можно получать от семисот до двух тысяч килограммов каучука в год. Гораздо выгоднее, чем с кок-сагызом. И мороки меньше — работники ходят по плантации, подновляют надрезы на коре или делают новые, и затем, через пять-шесть часов собирают натекший в чашечки — как правило половинку скорлупы кокоса — сок в ведро — по 40-60 грамм с одного дерева. Колонизаторы установили норму выработки более двух гектаров на человека в день — девятьсот деревьев — и пятнадцать часов 'пролетают' незаметно. Мы, понятное дело, эти нормы сразу же сократили, подняли оплату, но и все-равно производить каучук из гевеи было выгоднее, чем из кок-сагыза. Думаю, мы оставим получение натурального каучука и у себя, но не в таких количествах — больше для исследований и сохранения навыков, а то мало ли что, но основную часть натурального каучука будем получать из Юго-Восточной Азии — надо же им будет как-то расплачиваться за наши товары и услуги. А мы снизим нагрузку на землю и людей.
Уже в конце 1944 года мы восстановили 70% производства каучука, то есть почти миллион тонн. Причем в основном это были плантации голландских и английских фирм — Гаррисон энд Кроссфилд, Гутри, Скиннер, Томас Барлоу, Данлоп — в совокупности они владели сотнями тысяч гектаров плантаций. А за этими фирмами стояли английские банки — Барклайз, Ллойдс, Вестминстерс. Так эти деятели уже послали нам весточку 'вы там поосторожнее с нашими плантациями и как следует считайте что и куда вывозите, чтобы после войны нам все оплатить'. Не, ну наглецы ! И голландцы от них не отставали. Но тут сказалась борьба монополий капиталистического мира — до войны владельцы плантаций из Англии, Голландии, Франции — вели торговые войны с американцами, создавая картели и ограничивая предложение на рынке каучука. Поэтому, когда мы предложили американцам большие партии каучука, они были совсем не против. Нам ведь тоже не нравилось работать на склады — на север, в Советский Союз, много пока не пропихнешь — двести тысяч тонн в год максимум — тоже неплохо, но много и остается. Поэтому, чтобы не забивать склады, мы организовали конвои в США — несколько десятков захваченных в портах Юго-Восточной Азии транспортных судов стали грузовыми лошадками, а семь эсминцев и восемнадцать сторожевиков заделались сторожевыми псами, и количество своры постепенно возрастало — тут и захват трофеев, и покупка за золото у местных князьков, если к их берегам прибивались какие-нибудь посудины, которые удавалось спрятать от японцев, и подъем затонувших кораблей, и даже покупка трофеев у нечистых на руку японских чиновников. Что-то купили и у французов — как в Индо-Китае, так и в Индии. С миру по нитке — русским военно-торговый флот !
Эти конвои мы решили организовать, когда огляделись и поняли, что большинство японских морских и воздушных сил находятся на периметре 'Зоны сопроцветания' — либо на востоке, либо на севере. Поэтому, раз уж немцы могли прорываться через англо-саксов, то и мы сможем прорваться через менее технически вооруженных японцев. Авантюра, конечно, но и куш обещал быть большим. Тем более что мы отправляли все-таки не одиночные корабли, а конвои, причем неплохо вооруженные. Так, на все эти корабли мы установили двуствольные зенитки калибра 23 миллиметра с пристрелочным 12,7 такой же баллистики, новые двухствольные 12,7 миллиметровые пулеметы, которые работали по схеме Гаста — она хотя и не позволяла достичь скорострельности систем Гатлинга, но и 1200 выстрелов в минуту из двух стволов — вполне неплохо — работая по очереди, они изнашивались не сильнее обычных пехотных, а частично используя общие механизмы для двух стволов — были лишь на треть тяжелее, тем более что мы вместо пружин в тормозе отката применили газовые поршни. Установили мы и ЗРК с визуальным наведением — отлаженные на суше, они прекрасно работали и на море, разве что потребовалась защита от соленых брызг.
В результате наши конвои получили защитный зонтик на дистанциях в два километра — ни о каком прицельном бомбометании и пуске торпед с самолетов речи уже не шло, и более сотни огневых точек в каждом конвое надежно закрывали от нападений с воздуха — на конвой могут одновременно заходить не более двадцати самолетов — больше просто не позволят размеры каравана (а если больше — то даже и лучше — групповая цель — наша любимая !). Поэтому по каждому может вести огонь пять точек — вполне достаточно если и не сбить, то как минимум спугнуть. От нападений из-под воды мы защитились гидроакустическими локаторами с обработкой сигналов на ЭВМ и управляемыми торпедами — бомбардировка по площадям была признана нами неэффективным расходованием средств, а одна-две управляемые по проводам торпедки калибром в тридцать сантиметров и длиной в четыре метра могли на дистанциях до пяти километров догнать подводную лодку любого противника, затем веером — чтобы наверняка — выбросить вперед небольшие снаряды, которые прожигали кумулятивной струей внешний и внутренний корпус любой подлодки и затем грохнуть основным зарядом, чтобы вогнать внутрь корпуса его отперфорированную стенку. Попавшие под раздачу этих снарядов американцы возмущались этим оружием, но мы посоветовали обучить их моряков, что трогать суда под неяпонским флагом не надо, даже если просто всплываешь на перископную глубину чтобы посмотреть кто это там чапает со скоростью торговцев. Для защиты же от надводных судов мы установили на корабли противокорабельные беспилотники — боевая часть от тех же торпед, только аппараты имели воздушный мотор, крылья и запускались с направляющих, установленных на палубах — при дальности полета в тридцать километров — то есть с запасом — они могли потопить сторожевой катер и нанести повреждения даже линкору, если попасть в мостик или башню. На больших дистанциях это было сделать проблематично — у нас было только пятнадцать подготовленных операторов и двадцать стажеров, зато аппарат был малозаметным — уж если самолеты можно разглядеть с дистанций километр, ну с трех если присматриваться, то эти двухметровые штуки, да еще в камуфляжной раскраске, становились заметны только когда начинали падать на цель — времени чтобы развернуть зенитки и открыть огонь почти не оставалось. Та что три аппарата обеспечивали вероятность поражения цели в девяносто процентов, при этом на ошибки оператора отводилось две трети вероятности и лишь треть — на то, что собьют — все-таки положить аппарат вертикально в цель на дистанциях в десять и более километров — сложно, а телекамер у нас еще не хватало.
Но для разведки и превентивных ударов управляемыми бомбами нам пришлось перегнать в Лаос сначала три, а затем еще шесть высотников. Это дало нам воздушное прикрытие от надводных кораблей на две с половиной тысячи километров — в Южно-Китайском море и чуть заходя на восток от Филиппин. Но остальные десять тысяч километров до восточного побережья США оставались неприкрытыми. Непорядок.
ГЛАВА 23.
Поэтому мы решили продвинуться чуть дальше на восток. Остров Хайнань — крупный, 1840 квадратных километров — был захвачен японцами в 1939 году, коммунисты сразу же подняли восстание среди народа ли — таиязычных аборигенов острова. И, несмотря на гибель трети мужского населения, борьба продолжалась и по сей день. У нас как раз в начале 1945 года установилось перемирие с Чан Кайши (о боях с ним — чуть позже), поэтому мы предложили ему сдать нам в аренду остров сроком на 99 лет, а он согласился — остров все-равно он пока освободить не мог, что там будет дальше — неизвестно, а деньги — вот они. И нам это обошлось задешево — всего десять тонн золота, чуть более одиннадцати миллионов долларов — и все законно, так как Чан Кайши по прежнему рассматривался всеми странами как законный глава Китайской Республики. Видимо, диктатор сколачивал себе личный капиталец на черный день. Ну и отлично. Для нас же остров был важен тем, что с него мы могли контролировать северную половину Южно-Китайского моря и Филиппины. Первое что мы сделали, это за две недели выбомбили японские аэродромы и портовую инфраструктуру на севере и востоке Филиппин — именно оттуда японцы делали налеты на наши конвои. Причем наш аэродром на Хайнани начал действовать даже несмотря на то, что на острове еще шли бои с остатками японского гарнизона — до острова было менее четырехсот километров от вьетнамского побережья, так что грузы на него мы таскали не только самолетами, но и кораблями, стараясь проскочить в темное время суток, чтобы не нарываться лишний раз на японцев.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
