Быстро, под руководством самого Дмитрия Ивановича, солдаты развернули вокруг лагеря гуляй-город и успели забить ядра в столы пушек и запалить фитили. Ничего не подозревавший Ибрагим-мурза, атаковал лагерь Хворостинина, именно там, где тот его и ожидал. Не мудрствуя лукаво, татары попытались прорвать дощатое сооружение русских, и с удивлением для себя были вынуждены отступить, понеся серьезные потери.

Засев за стенами гуляй-города, Хворостинин сумел не только отбить нападение сначала татарской конницы, а потом и турецкой пехоты, но и внезапным фланговым ударом, обратил противника в бегство.

Прекрасно помня, что недорубленный лес вырастает, Хворостинин приказал преследовать бегущего противника и на протяжении десяти верст, непрерывно его атаковал, нещадно рубя турок и татар направо и налево.

Как результат этого сражения, гарнизон Арабата столь существенно сократился, что атаковавший его по приказу воеводы, атаман Иван Кольцо, сумел с легкостью захватить стены Арабата, чем ещё больше приумножил печаль турецкого султана Мурада.

Только после этого, договорившись с донцами и казаками о том, что они останутся зимовать в Керчи и Кафе, так как атаман Байда, несмотря ни на какие уговоры собрался идти к себе на Днепр с захваченной добычей. Оставив часть своих войск в захваченном Арабате, Хворостинин покинул Крым и предстал перед грозными очами русского самодержавца.

Зная, что своей задержкой несколько прогневил царя, Хворостинин первым делом выставил перед государем, богатые трофей. Они состояли частично из даров и подношений Ивану Грозному от донских казаков и частично из личной доли добычи воеводы.

Отдав должное подаркам и расспросив подробно о судьбе и успехах отправившихся воевать с ханом ватажников, царь, обведя взглядом сложенное у его ног добро, наполовину в шутку, наполовину в серьез спросил воеводу:

— А где обещанная мне Ивашкой Кольцом шапка крымская? Что-то я её не вижу среди этих трофеев.

— Твоя, правда, государь, нет здесь шапки крымской, — признался Хворостинин. — Не сумел Кольцо её для тебя достать.

— По что так? Мало каши ел? — усмехнулся царь. — А когда передо мной стоял, то таким сильным казался, что Луну был готов с неба достать, лишь бы только я ему поверил.

— Каши он, государь, исправно съел и тому порука татарские головы, что он порубил в Крыму за эти два года. А что касается крымской шапки, то не все так просто. Шапку он достанет, да только сила ему нужна, ничуть не меньшая, чем та, что Казань и Астрахань взяла.

— А ты что, Дмитрий Иванович, разве не сила, которую я ему послал и которая одну победу за другой одерживает? — удивился Грозный.

— Я конечно сила, да только сейчас атаману Кольцо иная сила требуется.

— Какая иная сила, говори точнее — потребовал царь, у которого начали ныть колени. длительное путешествие не прошло даром.

— Татар разгромили, турок остановили, но это только половина дела. Чтобы окончательно татар замирить нужно на ханский трон нужного человека, посадить, который тебе в рот смотреть будет, и на турок никакого внимания обращать не будет.

— Где же нам такого человека найти!? — удивился государь, — да такого в жизни никогда не будет. Ибо мы далеко, а турки под боком, обязательно в крымские дела влезть попытаются.

— Можно найти, — заверил Грозного воевода, — только перед этим, надо всех детей Давлет Гирея, либо в плен захватить, либо жизни лишить и при этом, себе кровных врагов не нажить.

— Это как же?

— Силу мы уже показали, теперь пришла пора денег. Ногаев надо нанять, государь, чтобы они за нас всю черную работу сделали.

— Ногаев, — протянул Грозный. — Ногаи — это палка о двух концах. Могут сделать, а могут и предать. Сколько раз они меня в верности заверяли, и что вышло? Сколько раз они вместе с татарами на нас нападали! Пальцев на руках не хватит, чтобы пересчитать!

— Согласен с тобой государь, да только на этот раз все по-другому выходит. Перекоп наш, в Кафе и Керчи Кольцо с донцами сидит. Если денег хорошо ханам отсыпать, согласятся на татар напасть.

— Согласятся? Не уверен. Деньги возьмут, а потом на нас нападут. Не уверен.

— Денег можно не очень много дать, но зато пообещать в добычу весь Крым. Всех татар, за исключением тех, кто тебе государь присягнет.

— Хитро стелешь, Дмитрий Иванович, хитро стелешь, да жестко спать. Подумать надо, время пока еще есть.

— Подумать надо, — согласился воевода, — да только к ногаям послов в январе засылать надо.

— Поживем, увидим, — неопределенно молвил государь. Уж слишком необычно было для него предложение Хворостинина, но с ним полностью согласилась королевна, когда узнала о предложении воеводы.

— Ослабить врага своего руками другого врага — правильное решение, государь. Так всегда делали римские Цезари и Августы на благо своей империи. Так рекомендует делать Николо Макиавелли в своем трактате "Государь" — твердила "ночная кукушка", вновь оказавшаяся в интересном положении.

— Посмотрим — отвечал ей Грозный, но королевна была настойчива и в январе наступившего года, послы к ногаям были отправлены.

* * *

Много хлопот и неожиданностей принес новый год для атамана Ивана Кольцо, вторую зиму встречавшего на крымской земле. С одной стороны ватажника распирала гордость от того, что он находится в проклятой Кафе, на рынке которой было продано в рабство так много русских пленников. С другой стороны, эта зимовка рачительно отличалась от той, что была в Перекопе. Тогда татары и ногаи редко беспокоили ватажников и русских воинов своими набегами. Теперь, атаману приходилось держать ухо востро. Каждый день к нему приходили известия о том, что Пулад-мирза вместе ханом Саадаком активно прибирают к рукам наследство Дауд Гирея. Что они прочно укрепились в Бахчисарае, что заняли Кыри-Ер, Акмессджит и Гезлев. Что медленно, но верно подбираются к Карасу-базару и Кырыму, угрожая смертью всем тем, кто согласился признать над собой власть русского царя.

Неспокойно было и в самой Кафе. Нет-нет, да и пропадали под покровом ночи в городе, одинокие загулявшие ватажники или донцы. По этой же причине Кольцо больше двух раз в одном доме не ночевал, опасаясь заговора или пожара.

Также, часто напоминали о себе и турки. В декабре паша Судака организовал вылазку против ватажников и казаков, в надежде на то, что они плохо несут караульную службу, но жестоко просчитался. Согласившись остаться зимовать в Кафе, Кольцо перво-наперво обратил внимание на караульную службу, видя в ней залог успеха зимовки во враждебном окружении.

Атаман сам лично обходил караулы, вырабатывая среди ватажников и казаков убежденность, что в любой момент может их проверить. В одну из таких проверок, турки и попытались проникнуть в крепость, и были жестоко биты. Чем очень сильно подняли авторитет атамана Кольцо как среди своих, так и среди врагов и убедили казаков и ватажников в необходимости, правильного несения караула.

Так, они просуществовали декабрь, январь и февраль, после чего наступил март, когда в Крыму все зацвело и запахло. Вместе с природой пришел в действие и турецкий султан Мурад. Не имея возможность двинуть в Крым свою многотысячную армию, прочно завязшую в Закавказье, он решил пойти иным путем. Во-первых, он признал Саадака Гирея ханом Крыма, что должно было прекратить всякие шатания среди татар, а во-вторых, решил отправить к берегам Тавриды новый флот.

Флот был своеобразной навязчивой идеей султана, уже дважды ставившего на него в борьбе за Крым. Не отказался Мурад от идеи послать в третий раз турецкие корабли к его берегам, но на этот раз, султан решил действовать несколько иначе.

Объявив атаман запорожцев Байду разбойником, он решил выпустить против него тоже разбойника, да ещё какого. Выбор султана пал на пирата южных морей — "Льва Берберии". Под ударами его кораблей погибло много испанских, итальянских и французских галер и каравелл, что оказались в алжирских водах, где этот могучий "Лев" и промышлял. Никто не мог устоять перед его натиском. Едва завидев вымпелы его кораблей, капитаны в страхе обращались в бегство, или пытались укрыться в портах, не думая оказать какого-либо сопротивления. "Лев Берберии" держал в ужасе все Западное побережье Средиземного моря, включая как христианские земли, так и магометанское побережье.

Дважды потерпев фиаско в водах Крыма, Мурад считал своим первейшим долгом как можно скорее вернуть себе лицо перед местными татарам и ногаями. Вызвав к себе во дворец "Льва", султан осыпал его всеми милостями, начиная от титулов капудан-паши и санджаков до дождя из золотых монет. Оба участника встречи остались довольны. Мурада очень впечатлил облик легендарного пирата усилено красившего свою роскошную бороду хной. "Лев Берберии" очень обрадовался деньгам от султана, но больше всего титулам, которые возвышали его над всеми остальными пиратами Алжира.

В порыве охватившей его гордости, пират поклялся привезти султану его заклятого врага Байду в железной клетке, если тот в третий раз явиться в Крым. Помня несчастную участь Али-паши и Сулеймана паши Мурад попытался предостеречь "Льва" от подобных заявлений, но тот гордо повторил свое обещание слово в слово и султан не стал с ним спорить. У каждого своя судьба.

Готовясь к новому походу на Крым, Иван Грозный очень рассчитывал на помощь запорожцев Байды, но не сложилось. Новый король Польши Стефан Баторий был деятельным человеком и, начав войну со шведами за Ливонию, не забыл о реестровых казаках. Ещё до наступления нового года Байде и его старшинам было приказано явиться в Варшаву к королю, но атаман не спешил ехать, зная, что к нему обязательно приедут посланники Ивана Грозного.

Посланники действительно явились и тут Байда начал торговаться, откровенно заламывая цену, за свое участие в новом походе. Конечно, слава победителя двух турецких пашей подняла его значимость в глазах русских и поляков, но так как себя повел атаман реестровых казаков с боярином Захаровым, переходило все разумные границы.

Позабыв приличие, Байда потребовал от посланника царя двойное жалование против того, что ему было положено от польского короля. Петр Захаров подобными полномочиями не обладал и потому, встреча закончилась безрезультатно. Боярин отбыл к царю за дальнейшими указаниями, оставив атамана в приподнятом настроении.

— Вот увидишь, приедет и привезет согласие царя на двойное жалование для реестра — хвастливо говорил Байда, Барабашу.

— А вдруг откажет? Уж слишком прижимист Грозный царь. Не ровен час осерчает, на такое требование.

— Осерчает, говоришь?— недобро усмехнулся атаман. — Царь государь может, но только тогда пусть не взыщет, если мы от турецкого султана тройное жалование получим.

— А это разве возможно? — испуганно переспросил Барабаш.

— Чем черт не шутит, когда господь спит. Поживем, увидим.

Слова атамана моментально стали известны казакам и моментально разделили их на две неравные части. Большая часть вместе с Наумом Головней резко осудила атамана, равно как и тех, что согласились с возможностью взять деньги у турок.

Среди запорожцев наметился серьезный раскол, и Байда был вынужден отыграть, заявив на сходе, что дурак Барабаш неправильно его понял.

— Я сказал, что если царь Иван не согласиться дать денег, то мы сами их добудем, навестив султана Мурада в его дворце. А то, что Барабаш вам тут с пьяных глаз наплел, то простите его братцы, черт попутал. Верно, я говорю Барабаш?

— Верно, батька. Не так я тебя понял, пьян был, бес попутал — испуганно затараторил помощник атамана и на этом сход разошелся.

Когда Захаров доложил царю, требование Байды, Грозный, естественно, рассердился. Рассердился от тех требований, что выдвигал атаман и от того, что рушились планы похода. Малая дума начала ломать голову, где взять деньги для выплаты казакам, но воевода Хворостинин отговорил царя от этого шага.

— Не хочет Байда со своими казаками в поход на татар идти и не надо. Плакать не будем, значит не судьба. Пусть с польским королем против шведов идет воевать. Пусть там, свои сребреники отрабатывает. Без него вместе с донцами и ватажниками с татарами управимся. Нам главное ногаев под себя подгрести, тогда все дело сладится.

— Уж больно ты в этих ногаях уверен Дмитрий Иванович. А вдруг они откажутся идти на своих единоверцев, и останемся мы бобах. Что делать будем? — цедил государь недовольным тоном.

— Пойдут государь, — убежденно отвечал Хворостинин. — Уж больно ты им хороший барыш пообещал. А что касается единоверцев своих резать, так это у них за милую душу, этого их вера им не запрещает. В рабство продавать единоверцев нельзя, это верно, а все остальное, можно.

— Ну а донцы с ватажниками? Вдруг подобно ... Байде выгнутся и в поход идти откажутся? — не унимался Грозный.

— Да что ты, государь! После того как ты донцам свое уважение и милость выказал в пограничное войско записал и содержание определили, да они за тебя в огонь и в воду.

— А если, пользуясь, случаем, денег с подарками дополнительно будут требовать?

— Нет, государь, не потребуют. Донцы в отличие от вольных людей и ватажников на земле сидят, хозяйство имеют и каждую копейку считают, а не в гульбе проматывают. Нет, они хорошо знают, где остановиться. Так чтобы и честь соблюсти и капитал приобрести, разумные люди.

— Ну, ну, разумные люди. Посмотрим, что у тебя получится — продолжал бурчать царь, но уже скорее из вредности, чем из-за несогласия. Хворостинин не спорил, а делал и у него получилось.

Отправленный к ногаям Федор Устьянцев вместе с Корнеем Юрьевым, сумели договориться с вождями ногайских родов, пообещав им царскую добычу на полях Крыма. Когда наступил апрель, ногаи привели к стенам Перекопа двадцать тысяч воинов, готовых попытать счастье по его иную сторону.

Существовала серьезная опасность, что в самый последний момент ногаи изменят свое решение и попытаются захватить Перекоп силой, благо численный перевес был на их стороне. Чтобы этого не случилось, Хворостинин заранее привел в Перекоп всю дворянскую конницу, общей численностью в пятнадцать тысяч всадников. Возглавлял их князь Алексей Иванович Мстиславский.

Прибыв за полторы недели до появления ногаев, князь Мстиславский разместил, свою конницу за стенами Перекопа, что избавило ногаев от соблазна ударить в спину гарнизону Кузьмы Петрищева, назначенного по личному приказу царя.

Два дня приходили ногаи через укрепления Перекопа. Первые десять тысяч под командованием Шейбани мурзы мирно прошли крепость и встали лагерем рядом с лагерем князя Мстиславского. Вторым перешло войско Аблай хана и в тот же день, объединенная армия выступила в поход.

Отправляя вместе с ногаями всю дворянскую конницу, Дмитрий Иванович сильно переживал в правильности этого шага. Хорошо изучивший тактику татар, воевода был полностью уверен, что русское войско под прикрытием гуляй-города, если не разобьет противника, то точно не будет бита. А что касалось чистой кавалерии, то Хворостинина терзали сомнения, сумеют ли кавалеристы князя Алексея найти общий язык с ногаями.