Путь на Землю

Человек неловко лежал на грязном полу и напоминал брошенную помятую куклу, театральный реквизит. Охваченный жалостью, утратив осторожность, Смит сомкнул пальцы на прутьях. Жалобно завизжал разрываемый металл, вампир шагнул в камеру, потянулся к Лорану, но тут сильнейшим образом закружилась голова, вампир потерял равновесие, Лоэ исчез из поля зрения, и ловушка замкнулась.

Со всех сторон: сверху, снизу и с боков — вампира окружила сила, противостоять которой, он был не властен. Смит попытался сдвинуться с места — сила отбросила. И вот тогда он почувствовал настоящий страх.

— Вот мы и встретились опять, — услышал вампир знакомый, отвратительно ласковый голос.

Бердет выступил из темноты. Вероятно, он был настоящим, но выглядел монстром. Смит постарался в очередной раз взять себя в руки. Надо искать выход, а не слушать бредни сумасшедшего адепта. Смит сосредоточился, сделал осторожное движение, пытаясь противопоставить силе врагов собственную. Враждебную сферу почти удалось прорвать, но Бердет, немного утратив ласковую самоуверенность, выхватил и поднял высоко над головой крестообразный серебряный кинжал.

Боль пронзила с головы до пят. Смит утратил равновесие, и каменные плиты пола встретили жёстким ударом. Задыхаясь, вампир посмотрел на роковой предмет. Клинок извилистый и острый, а рукоять сплошь покрывают чёрные изломанные узоры. Смит прикрыл глаза и отвернулся. Нежное сияние серебра — взгляд смерти. Всё потеряно. Или нет? Что если попробовать потянуть время, завязать разговор. Те, прежние адепты были молчаливы, а эти любят болтать языком. Нужно драться до конца, до последней надежды, до безнадёжности. Смит сказал:

— Браво! Ты выиграл. Перевес на твоей стороне, и ты меня получишь, но отпусти человека, какая теперь в нём корысть?

Бердет засмеялся радостно и легко.

— Разве нужно объяснять? Благо происходит из очищения от греха. Запятнавший себя служением злу обретает свет через искупление вины. Душу надлежит очистить, прежде чем выпустить её на волю.

— Нет! — воскликнул Смит. — Ты задумал слишком большую мерзость! Так не бывает! Нельзя настолько погрузиться в безумие. Ты тоже человек, и обладаешь душой, если это вообще случается.

— Ты ослеплён злом! — высокомерно ответил адепт. — Из-за этого лишён способности увидеть величие дела, совершаемого здесь.

— Если то, что вытворяет ваша секта — добро, я безоговорочно предпочитаю ад, — ответил Смит.

— Ты напрасно упорствуешь. Неизбежное возмездие совершится.

— Мне всё равно, адепт. Ты безумен, и говорить с тобой скучно. Убей собственной рукой, если в тебе достанет мужества.

Любуясь светом серебра, Бердет улыбнулся.

— Я с величайшим наслаждением совершил бы обряд, но смиренно уступлю честь тому, кто более моего нуждается в покаянии.

Он посмотрел на бесчувственного Лоэ не как на живого человека, а как на абстрактную идею, и охваченный яростью вампир рванулся, пытаясь ослабить оковы злых сил. Мучительная тяжесть снова прижала к камню, он застонал, и когти прочертили плиту, оставив на ней глубокие борозды. Лицо Бердета исказил на мгновение неосознанный ужас.

Вампир затих, отдыхая, вслушался в тишину подземелья, прикрыл глаза. Адепт кажется крутым и продвинутым, но он всего лишь человек, и на дне его души жив унаследованный от предков страх перед тёмными силами. Нужно напугать его. Когда он отступит хоть на шаг или опустит клинок, у вампира появится шанс. Летняя ночь коротка, и времени осталось мало. Вырываться предстоит сейчас, или они с Лоэ погибнут. Смит распластался на полу, почти не дыша, лишь иногда пальцы конвульсивно вздрагивали, и когти скребли камень. Бороздки от них теперь были едва заметны. Закрыв глаза, Смит слушал. Громко, сильно и часто билось сердце Бердета, а у Лоэ стучало совсем тихо. Лоран увяз в наркотическом сне, недоступный настоящему. Смиту показалось, что личность его друга утрачена навсегда. Может быть, следует пожелать этого, потому что самое страшное обоим ещё предстоит.

Бердет начал успокаиваться, дыхание его выровнялось, ослабло мышечное напряжение, раритет слегка сместился с оси атаки. Смит понял, что Бердет плохо знает, как правильно держать кинжал или допустил небрежность от присущей сектантам самоуверенности. Надо отвлечь его внимание, заставить сделать ошибку, тогда появится возможность действовать.

— Господь рассудит, допустимо ли спасение для тебя, — с привычным апломбом говорил Бердет, — но смирением ты можешь проложить дорогу к нему. Начни с покорности...

— Закончишь склепом, — продолжил его мысль вампир. — Ты думаешь, что я могу быть спасен?

Правдивый по натуре, Смит с трудом заставил себя выговорить явную ложь, но Бердет жадно схватил наживку.

— Да! Милосердию Творца нет предела. Ты должен раскаяться и молить о прощении.

— И грехи спишутся со счёта? А зачем?

Как и следовало ожидать, вопрос поставил Бердета в тупик. Подобно всем фанатикам, он быстро ездил только по накатанным рельсам. Кинжал ещё чуть сместился. Смит продолжал:

— Разве правильно простить меня, воплощение зла, и обойти этой милостью кого-то другого, лишь потому, что он опоздал или поленился попросить?

— Что ты хочешь сказать? — справившись с замешательством, спросил Бердет.

— Я хочу сказать, что собственная судьба имеет для меня меньшее значение, чем судьба друга. Ради его спасения я готов отдать не только деньги, а это солидный приз, но и душу, к торговле которой ты призываешь.

— Торговле?!

— Перестань спорить о терминах. Зачем нам лишняя суета? Хочешь, я сделаю тебя вампиром? Ты обретёшь вечную молодость и бессмертие, поднимешься выше людей, и тебя перестанет терзать измученный запретным желанием разум. В одночасье ты проникнешься покоем, недоступным смертному, забудешь о страстях, вступающих в противоречие с глубинной натурой, и узнаешь, наконец, что такое подлинная власть. Разве ты не хочешь этого? Разве не этого хотят все?

— Нежить! Ты смеешь надо мной издеваться!

— А что ещё мне остаётся делать? — сказал Смит.

Привычка жестикулировать сыграла с Бердетом злую шутку. На мгновение он забылся, взмахнул рукой, клинок сместился с оси воздействия, и сила, вжимавшая вампира в пол, исчезла.

Собрав вместе всё, что оставалось в нём, вампир взметнулся, воздев чёрные крылья, и предстал в самом ужасном из своих обличий. Метаморфоза почти удалась. Он рванулся вперёд. Бердет дрогнул, отшатнулся, и серебро, бессильно погаснув, ушло в сторону. Вампир настиг человека, сбил с ног. Один взмах когтистой лапы, и голова слетит прочь. Хлынет густая, красная, сладкая волна...

Он поднял лапу и удержался. Что-то исчезло в нём, растворилось или, напротив, появилось новое? Вампир всего лишь выбил из руки проклятое оружие. Душа его не хотела больше убивать, всё, что она просила — это отшвырнуть адепта прочь и забыть о нём.

Смит шагнул к Лоэ, нагнулся, и сразу сознание померкло, ему показалось, что тело утратило вес, а душу скрутило в спираль, он очутился внутри гигантского кристалла. Беспощадные грани сияли как лезвие рокового ножа. Мир вокруг поразил нестерпимой остротой. Смит растерянно огляделся. Иллюзия? Реальность? Или то и другое вместе? Клетка... Он взмахнул крылом, ударил, но накрыла боль, и Смит снова очнулся в подземной камере. Над ним, сжимая в руке проклятый нож, склонился Бердет. Урок пошёл на пользу адепту, клинок он держал теперь абсолютно правильно. В спешке человек порезался, и кровь просачивалась между пальцев. Капли отрывались, падали на пол. Вампир видел их сгустками огня. Боль скручивала и разрывала одновременно. То ли желая отомстить, то ли из бессознательного усердия Бердет наклонял клинок, заставляя вампира корчиться на полу в новых муках. Сознание временами меркло, рассыпалось, вытекало по капле как кровь. Боль вкатывала вампира в камень, из груди рвался крик, но в лёгких кончилось дыхание. Временно ушла способность мыслить. И даже когда Бердет опомнился и отступил назад, вампир ещё долго из бреда перемещался в реальность.

Он открыл глаза. Над ним как символ обречённости навис каменный свод. Смит попробовал встать и не смог. Боль почти покинула истерзанное тело, но и силы тоже. Способность мыслить истаяла как снег под дождём: это наверху близился рассвет. Последний рассвет, предваряющий последний день, который ему не суждено увидеть. Солнце вставало. Смит рискнул и проиграл.

— Сопротивляться бессмысленно, — услышал он издалека сорванный пережитым ужасом голос Бердета. — Ты будешь спасён, хочешь этого или нет!

Последним осмысленным усилием вампир засмеялся.

Глава 14

Смит очнулся от забытья в небольшом сводчатом зале. Он лежал на спине, руки и ноги сковало серебро, жертвенный камень холодил спину, а на груди, ломая дыхание, покоилось роковое оружие. Преодолевая слабость и боль, вампир поглядел по сторонам. Мрачно горели свечи, зал был пуст.

Смит напряг мышцы, пытаясь вырваться из кандалов, перетерпел очередной приступ боли, и сразу из полумрака выступила знакомая фигура.

— Это бессмысленно.

— Ну, так что? — сказал вампир.

Бердет покачал головой.

— Ты должен прекратить упорствовать в заблуждении.

— Я готов умереть, хотя бы ради того, чтобы избавиться от твоих вздорных речей.

Бердет подошёл вплотную. Он был одет в красный с золотом тяжёлый балахон. Тень какого-то недоумения слегка омрачила лицо.

— Я не верил, что завладеть тобой окажется так просто. Ты пришёл выручать человека из беды. Это невероятно.

— Почему? — спросил вампир, разглядывая интерьер подвала.

— Никто не может любить вампира, и он не может никого любить! — твёрдо сказал Бердет.

Смит искренне рассмеялся.

— Один из тех смехотворных догматов, на которые ты положил жизнь? Это ты потерял любовь, адепт. Оттолкнул от себя всё, что мог иметь: радость бытия, любовь женщин и дружбу мужчин. Или наоборот, если так больше нравится. Может быть, тебя пожалеть? Хотя, признаться, ты для этого недостаточно смешон, а я недостаточно жесток.

Адепт мрачно посмотрел на него, он утратил прежнюю слащавость и стал приятнее в общении.

— Ты мог прикончить меня. Почему упустил шанс?

— Претензия? Извини, претензии не принимаются. Мне хватает других проблем.

— Ответь. Разве трудно?

Смит вздохнул.

— Я устал от ненависти, адепт. Ты такой, какой есть и делаешь то, во что твёрдо веришь. Любой образ мыслей заслуживает известного уважения. Так случилось, что мы по разные стороны фронта. Ты мешал, я отбросил прочь, хотя мог и убить.

— Ты мне сломал несколько рёбер! — пожаловался Бердет.

Вампиру почудилась в голосе человека отзвук почти детской обиды. Он невольно улыбнулся.

— Надеюсь, поймёшь и простишь, если я скажу, что меня данное обстоятельство радует.

— Радует? — переспросил адепт.

— Разбить голову иногда единственный способ вправить мозги. Впрочем, здесь, кажется, не сработало. Меня убьют сейчас, или ты намерен растянуть удовольствие на несколько дней?

Ответ последовал чёткий:

— Ты умрёшь сегодня.

— Так я и думал.

— Боишься смерти?

Какая трогательная способность задавать самые банальные из всех возможных вопросы. Как он, должно быть, наскучил умнице Лорану! Вампир вздохнул. Боль прокатилась по телу, с каждой минутой всё труднее становилось скрывать, что чувствуешь её.

— Умирание — предмет, выходящий за пределы моего опыта. Ты часто думал о конце земного пути, я знаю. Может быть, там пустота, тишина и мрак. Тогда всё напрасно, адепт.

Бердет хотел что-то сказать, но сдержался. Лицо помрачнело, резче обозначились немногочисленные морщины. Смит усмехнулся.

— Видишь, и тебя посещают сомнения. Ты разменял жизнь на мелкую монету, а если всё напрасно?

Адепт опять уклонился от ответа. Тени легли глубже, в них утонули глаза. Смит наблюдал, едва заметно улыбаясь. Бердет расправил мантию, проверил оковы, ладонь крепче прижала к груди пленника серебряный клинок, вырвав-таки из неё сдавленный стон.

— Скоро начнётся церемония, — сказал адепт и ушёл.

Оставшись один, вампир снова попытался освободиться, но боль так изматывала, выцеживая последние силы, что он вскоре затих.

Ему ещё предстоит прилично умереть, следует поберечь мужество до этой роковой минуты. Пока лежишь неподвижно, боль опускается до почти терпимого уровня. Она медленно сжигает рассудок, прокрадываясь глубже в мозг.

Сойти с ума Смит боялся больше всего. Он прошёл однажды через пытку на жертвеннике и знал, что скоро здравый смысл начнёт сдаваться. Придёт ещё не безумие, но состояние наркотической смутности, и утомит оно сильнее, чем любая боль.

Чтобы отдалить неизбежное растворение разума, Смит попытался сосредоточиться на мыслях, далёких от настоящего мрачного момента. Он вспомнил космос, великую пустоту, полную звёзд, своё преклонение перед раскрывшимся на излёте пути чудом. Воскрешение из гроба произошло так вовремя. Словно кто-то специально столкнул тяжёлый ящик с гранитного постамента. Смит увидел огромный мир. Он побывал в нём, жил, сражался, и почти победил. Если смерть — конечная реальность, а шансов выбраться из переделки что-то не видно, Смит умрёт, познав жизнь, испробовав её в полной мере. Он преодолел страх. Собственно говоря, теперь дела настолько плохи, что бояться уже бессмысленно. Возможно ТАМ безмолвие и мрак, что ж, хорошо. Тишина и темнота — это покой.

Лорана он спасти не сумел. Единственная последняя печаль. Перед Лораном виноват: проявил глупое милосердие. Прикончи он Бердета — всё могло обернуться иначе. Конечно, было откровенно мало шансов выбраться живыми из Сада Смерти, но Смит мог убить Лоэ сам и избавить от того, что теперь предстоит обоим. Ведь впереди страшное: чудовищная театрализованная казнь, где бедняге Лорану отведена главная роль. Бердет выразился однозначно, и у него наверняка хватит безумия осуществить принятый план.

Мысли запутались, вампир засыпал. День, назначенный для казни, прошёл, наверху садилось солнце. Через несколько минут он освободился и от боли и от тоски, впал в забытье.

Когда очнулся, адепт сидел в углу, одетый в нелепый балахон, и оттуда мрачно смотрел на вампира.

— О, нет! — сказал Смит. — Опять ты! Я так надеялся, что это всего лишь моя смерть. Где она, кстати? Насколько я помню, вы обещали убить меня ещё днём.

Бердет помолчал, потом спросил:

— Ты знал, что выручить Лоэ — предприятие безнадёжное?

— Конечно, — сказал вампир, — но я обязан был сделать попытку.

Бердет тяжело задумался. Смит разглядывал его, сожалея, что лишён дара Густава Клейна. Сейчас бы прочитать мысли. Что его мучает, и зачем он явился сюда? Одно хорошо: пока Бердет здесь, призраки не придут. Нет такого призрака, что вынес бы его присутствие.

— Почему я ещё жив? Ты замял ответ. Хотя, может быть, я забыл задать прямой вопрос.

Бердет поглядел на пленника с хорошо различимой досадой.

— Технические сложности, — сказал он вяло.

Смит засмеялся. Беззащитное тело взорвалось болью, и смех сменился стоном.

— Когда-то я знал ваших предшественников, и могу сравнивать.