Он не закончил, столкнувшись, нос к носу с Ливитаром, притаившимся за толстой елью.
— А я ждал тебя, — прошептал он. — Знал, что не выдержишь и придешь.
— Что?
— Не строй из себя дурака, мальчик.
Ладонь северянина лежала на рукояти меча. Элаикс остановился, и также потянулся к своему оружию.
— Я знаю, чего ты хочешь, видел, как смотришь на мою женщину. — Ливитар поднялся. — И я знаю, кто ты такой, меченый. Мало кто помнит, что означают следы на твоей руке. Мало кто... Но не я.
Элаикс слушал его спокойно, не прерывая, а сам тем временем занимал удобную для атаки позицию. Он уже все для себя решил.
— Плевать на клятву. Плевать на честь. Плевать на все, — шептали его губы.
— Что ты говоришь, я плохо слышу? — меч со свистом вылетел из ножен, и в следующий мил в Элаикса полетели ножи.
Он отбил их без особых проблем, но потратил драгоценные мгновения, за которые Ливитар с поразительной скоростью разорвал дистанцию и кинул еще один нож.
Элаикс отбил его с огромным трудом, но плечо дернула вспышка боли, и по нему потекла кровь. Юноша выругался и разорвал дистанцию. Он отразил очередной метательный снаряд, и, не тратя время, запустил в Ливитара самой обычной еловой шишкой, которую сорвал с ближайшей ели.
Он попал. Пущенная с огромной скоростью шишка врезалась мужчине в плечо и развернулся того вполоборота, оставляя открытым для атаки, чем Элаикс и воспользовался. Однако Ливитар с восхитительным проворством отразил атаку, и отскочил, стараясь не попадаться под сокрушительные удары Элаикса и прячась за деревьями. Юноша взревел, точно раненный вепрь, и побежал на своего противника.
У него было преимущество в силе, скорости и выносливости, однако не доставало и десятой доли опыта, которым мог похвастаться Бочка, всю свою сознательную жизнь проведший с мечом в руках. Вот и теперь тот ловко избегал яростных атак тимберца, уворачиваясь одинаково хорошо и от его меча, и от ног и от рук. При этом сам он использовал каждую предоставляющуюся возможность, чтобы нанести молодому воителю очередной порез или метнуть в него что-нибудь.
Кожаные доспехи юноши защищали его тело, однако на его руках и ногах уже было полно ран разной глубины, которые просто отлично кровоточили. Да, мелочевка затягивалась почти сразу, а вот о серьезных порезах этого сказать было нельзя, и Элаикс понял, что задумал его оппонент — тот, прекрасно понимая, что достаточно будет пропустить один удар, чтобы отправиться на тот свет, старался измотать его, заставить истечь кровью. И, пожалуй, эта тактика работала — вряд ли потерянная кровь восстанавливалась с той же скоростью, что заживали царапины.
— Значит, надо торопиться, — прошептал он.
И нарастил темп атак, стремясь хоть разок зацепить Ливитара по-настоящему.
Юноша подцепил ногой трухлявый пень, и пнул его в сторону Бочки, метя тому в голову. На это его противник ответил, скрывшись за деревом и кинув очередной нож, которые, кажется, у него не заканчивались.
Элаикс поднырнул под ножом и рванулся вплотную к Ливитару. Тот отшатнулся, перепрыгнул через поваленное дерево, и с невероятной для простого человека скоростью резанул своим мечом, вновь пройдясь по плечу Элаикса.
— А метил ты в шею, — прошептал тот, с размаха вскочив на ствол и пнув противника в лицо.
На этот раз он почти достал его, Ливитар в последний момент отклонил голову, а потому Элаикс лишь чиркнул мыском сапога по носу северянина.
Тот грязно выругался и совершенно неизящно отбежал, швырнув в Элаикса еще один нож. Юноша уже привычно отбил его, и тут заметил палку, валявшуюся на земле. Спрыгнув с дерева, тимберец подскочил к ней, схватил, и со всей силы запустил ее, но опять не попал.
Они еще какое-то время играли в пятнашки и швыряли друг в друга всяческую ерунду, но с каждым ударом сердца развязка все приближалась. Элаикс это чувствовал, и думал, что Ливитар также все понимает. Они оба устали. Первый — от потери крови. Второй — от необходимости длительное время сражаться на пределе своих возможностей.
Пузо Ливитара вздымалось, и опадало, а лицо перекосилось гримасой ненависти.
— Да когда же ты сдохнешь наконец? — заорал он, рискуя окончательно сбить дыхание.
Элаикс не ответил, вместо этого рубанул наотмашь, метя своему врагу в ногу. Тот отскочил в сторону, одновременно с этим нанося очередной удар и немного задев запястье юноши, которое тот излишне сильно выдвинул вперед.
Элаикс вскрикнул, но меч не потерял. Вместо этого он крутнулся вокруг своей оси, и нанес новый удар, усиленный вращением. Ливитар, видя, что отбить такую атаку не получится, отскочил еще на шаг, и в этот момент удача покинула его — сильный и опытный воин наступил на обычный гриб, поскользнувшись и потеряв равновесие.
Элаикс действовал моментально. Он ринулся вперед, и насадил Ливитара на свой меч, точно какую-то букашку.
Тот страшно закричал, но постарался рубануть своего противника. Безуспешно — юноша схватил его за руку и со всей силы сдавил. Послышался кошмарный хруст и крик Ливитара перешел в звериный вой, полный боли отчаяния.
Элаикс положил его на землю, и прошептал.
— Знаешь, при других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями.
Ливитар прохрипел что-то на ганнорском, скорее всего — грязное ругательство, и из его рта полилась кровь.
— Что, больно? — Элаикс не скрывал торжества. — Ничего, скоро все закончится.
Он повернул меч в ране, вызвав новый хрип.
— Твои стоны, как музыка для моих ушей, — юноша широко улыбнулся, и сознание словно раздвоилось. Он был тут, но одновременно с этим брел по дороге, почти добравшись до какого-то странного столба, увенчанного человеческим черепом, и остановился, занеся ногу над незримой чертой.
— Будь ты проклят, — прошептал умирающий
.Элаикс расхохотался.
— Моих родных убили, меня сделали рабом, а еще я заключил сделку с Владыкой Хаоса. Я уже проклят.
С этими словами он размахнулся, и со всей силы ударил поверженного противника в лицо, раскалывая его голову, точно переспелый арбуз.
Нога опустилась за черту.
Глава 9.
Новость свалилась на их головы, точно снежный ком. Она не просто огорошила или поразила, она выбила дух и заставила трястись, словно осиновому листу на ветру.
Империя. Империя идет!
Фарийы точно ураган прошли через горные перевалы, сметя считавшиеся неприступными крепости со своего пути, точно пылинки. А затем огромное войско полноводной рекой растеклось по Атериаде, захватывая город за городом.
Когда Трегоран узнал об этом, то он едва не потерял сознание от ужаса. Первой же мыслью было — бежать, однако воплощать ее в реальность уже было поздно. Едва только первые вести о страшном бедствии достигли ушей городского совета, как городские ворота закрылись, а корабли, не успевшие покинуть порт, остались в нем.
Город замер в напряженном ожидании. Слухи плодились и множились, точно личинки в трупе, и каждый последующий был страшнее предыдущего. На самом деле, известно было не так и много, и оттого становилось лишь страшнее. Совет Батерии должен был собраться и принять послов от других полисов в ближайшее время, но, увы, простых людей туда не пускали.
Трегоран уточнил у Нартиаха, когда именно должна состояться встреча — он рассчитывал, что архонт разрешит присутствовать на ней, и не ошибся, старый чародей позволил ученикам занять место в уголочке и наблюдать. Вероятнее всего, они были нужны ему для подстарховки.
В главный зал один за другим входили члены совета, рассаживаясь по своим местам. Последним занял место архонт.
Перед ними — на том самом месте, где Трегорану пришлось сражаться, чтобы доказать свое мастерство, в почтительном поклоне склонились несколько запыленных человек — те самые послы.
— Встаньте и говорите, — приказал Нартиах.
Мужчины повиновались.
— Достойные, — обратился один из них. — Моя родная Гилисия дала право говорить от имени всех ее граждан.
— Достойные, — произнес второй. — Я реку голосом Марполиса.
— Достойные, — в тон ему пробасил третий. — Вилиртия позволила мне говорить своими устами.
— Батерия слушает, о достойные — коротко, но с уважением — по крайней мере, на словах, — ответил им архонт.
Послы переглянулись, и слово взял первый.
— Чтобы сэкономить время в этот тяжелый час, я буду говорить за всех. Наше предложение просто. Полисы должны объединиться, выставить войско и прогнать империю. Поодиночке мы не выстоим, вместе же — победим! Имперцам придется какое-то время потратить на захват западных городов, а потому мы успеем собрать войска.
Он умолк, гордо глядя на старика. Первый среди равных мужей Батерии некоторое время ничего не произносил, а на его губах блуждала усмешка.
— Достойный Вилираг, — произнес он, наконец. — Твои слова мудры и правдивы, но есть несколько вопросов, ответы на которые я хотел бы узнать.
— Спрашивай, о достойный, — склонил тот голову.
— Ты говоришь: "собрать войска", это правильно. Но, — тут взгляд старика стал очень внимательным, — где мы будем делать это?
Посол смущенно коснулся ладонью бородки, однако в его взгляде промелькнула злость. Некоторое время он ничего не говорил, наконец кашлянул и проговорил:
— Мы полагали, что мудрее всего собрать объединенное войско севернее озера богини Элинии. Во-первых, оно находится на одинаковом расстоянии от большинства городов, во-вторых будет прикрывать наш фланг. В-третьих, позволит атаковать фарийцев почти в любом из нужных нам направлений.
— А в-четвертых, если мы станем лагерем севернее озера, то намертво перегородим проход к Гилисии, Марполису и Вилиртии, как бы приглашая фарийцев войти в центральную и южную Атериаду и разгромить, к примеру, Батерию, оставшуюся без защитников, — продолжая улыбаться, закончил старый маг. — Не так ли, достойные?
На лицах дипломатов отразилось дружное возмущение, отчего-то показавшееся Трегорану крайне наигранным. Видимо, нечто подобное они и планировали. Юноша за прошедшие дни успел немного разобраться в хитросплетениях местных интриг. В принципе, ничего чересчур сложного тут не было. Говоря кратко, в последние лет тридцать шаткое равновесие, установившееся в Атериаде, рассыпалось. Батерия добила своего извечного противника — Разилию, контролировавшую южные области Атериады, став после этого сильнейшим полисом и подмяв около трех сотен городков поменьше, в основном в центре и на юге страны. Но батерийцы не остановились на достигнутом и начали усиливать свое влияние на севере. Поэтому, очевидно, оставшиеся противники Батерии, у которых не было ни малейшего шанса справиться с армией и флотом блистательного города, решили пойти на хитрость, как бы приглашая фарийцев вглубь страны, а точнее — в те ее области, что контролировались недавними врагами.
Скорее всего, правители этих городов рассудили, что раз уж все равно придется воевать, то пускай основные тяготы войны лягут на сильнейший город. Естественным минусом подобного плана была его очевидность.
"Если уж я все понял почти сразу, то что говорить об умнейших и сильнейших людях в Батерии"? — подумал юноша.
— Нас глубоко печалят и огорчают твои слова, о достойный, — продолжал посол. — Ты подозреваешь нас в страшном и мерзком деле, и мое сердце плачет от этого.
— Прошу меня простить, о достойный, — в тон ему проговорил архонт, хотя голос его даже на мгновение не намекал на прощение. — Я не хотел тебя обидеть. Заверяю, что не подозреваю ни тебя, ни твоих достойных спутников, ни ваших в высшей степени благородных и честных граждан ни в чем подобном. Разве могу я, к примеру, обвинить вас в сговоре с империей? Или в желании разорить мой город, а заодно и пройтись по землям тех полисов, что признали верховенство Батерии? Конечно же, нет!
А вот сейчас на лицах дипломатов отразилось неподдельное изумление, ибо слова, произнесенные под высокими сводами, были недопустимым, почти неприкрытым оскорблением. Нартиах едва ли не прямым текстом назвал северных соседей предателями, сговорившимися с империей для того, чтобы погубить Батерию. Да, власть мага была велика, но он не являлся ни императором, ни тираном, а значит, его мысли разделяло большинство граждан города, имеющих право голоса. И послы это поняли.
"Значит, все было решено заранее", — догадался Трегоран. — "Наверное, еще до того, как первые слухи поползли по улицам, и, естественно, до того, как прибыли послы. Кстати, а интересно, сколько они добирались"?
Последняя мысль вовсе не была праздным любопытством. От нее зависело то, как давно фарийцы вторглись в пределы Атериады, и скоро ли Батерия окажется окруженной. А в том, что войну империя поведет сразу же против сильнейшего полиса, сомнений у Трегорана не было.
Поражало другое...
"Проклятье, они вот-вот повторят историю моего народа, но продолжают цепляться за свои распри"! — сердито думал юноша глядя вслед удаляющимся послам. — "Как такое может быть"?
Впрочем, вопрос этот был чисто риторическим, как сказал бы не в меру болтливый Димарох. Трегоран и так знал ответ на него. Его родину не минула чаша сия. Детали он помнил плохо, кое-что удалось узнать от других рабов из Тимберии, кое-что, по разговорам с Маркацием. Последний правитель Тимберии зашел на престол по праву, вот только его младший брат считал иначе, а потому в первый же год после смерти отца, объявил родной крови войну. Он проиграл и должен был по справедливости умереть, но старший брат оказался милостив, возможно, излишне. Он простил родича и даже оставил того при дворе, хотя прежней любви к изменнику уже не было.
А может, и не в любви было дело, а в знатных родах, стоящих за младшим братом, с мнением которых приходилось считаться? Этого Трегоран уже не ведал. Зато наверняка он знал то — это говорил еще отец — что младший брат ни на миг не забывал о троне и постоянно ставил палки в колеса старшему. Вечно прекословил ему, противоречил, хотя на жизнь больше не покушался. До поры, до времени.
И вот стала нарастать угроза со стороны империи. Богоравный Анаториан воззрил свои жадные очи на тучные поля Тимберии. Он счел, что Фару пригодится зерно и оливы, и по своей привычке решил не купить, а взять силой.
И именно в этот момент младший решил, что настал его час. Заговорщики подкараулили правителя, и убили того, а младший брат лично нанес решающий удар. Правда, ему это не помогло — подоспевшие гвардейцы из верных нашинковали всех и каждого, кого застали над трупом горячо любимого правителя, а так как детей у младшего брата не было, то его род прервался и заговорщики остались ни с чем, но дело было сделано. Да, все семьи присягнули сыну убитого владыки, но что значат слова?
И потому, когда фарийская армия подступила к стенам столицы, предварительно разбив неполную армию Тимберии, множество благородных дворян вместе не откликнулись на зов, надеясь отсидеться в своих городах, либо же откупиться от фарийцев. Не получилось ни того, ни другого, и вереницы рабов отправились через море к своему новому дому.
Трегоран вздохнул, стряхивая с себя оцепенение. Он витал в облаках лишь несколько мгновений, однако за это время многое успело перемениться. В зале совета материализовались мужчины в доспехах и при оружии. Суровые, покрытые шрамами, выглядящие опытно и внушительно.
