Конец ноября, но солнечно. Да, солнечно, но конец ноября. Мужчины храбрятся, все в одних мундирах, а дамы уже в мехах. Горностаи, черно-бурые лисицы, но головы не покрыты, ибо на замужних диадемы, а у барышень — цветы в волосах.

На запятках некоторых карет — ливрейные лакеи, но им вход во дворец запрещён. В вестибюле верхнюю одежду принимают дворцовые лакеи, в мундирах, шитых галунами с государственным орлом, в белых чулках и лакированных башмаках. К каждой ротонде или накидке прикрепляется визитка владельца, и лакей вполголоса говорит, где именно будет он находиться с вещами.

Далее следует подняться по лестнице и разделиться. Чины церемониальной части зорко наблюдают за порядком. Кого-то поймать за рукав и направить в правильную сторону, кому-то указать на недопустимость того или иного — это их работа.

Придворные и приглашённые направляются в Николаевский аванзал, причём придворные занимают место в середине, а прочие располагаются вдоль стен. В принципе места хватает всем, площадь зала более тысячи квадратных метров.

В этот раз среди приглашённых были члены Государственного Совета. Высшие сановники Российской Империи, все при мундирах и орденах, стояли группками и вполголоса беседовали. Несколько особняком от всех стояли четыре очень представительных господина, сплошь увешанные орденами и муаровыми лентами. Сравнительно молодые, Сергей Юльевич Витте, министр финансов и Иван Николаевич Дурново, министр внутренних дел, и двое старцев, министр иностранных дел Николай Карлович Гирс, и обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев.

— Шо же Вы, Константин Петрович, думаете относительно нашего нового Императора?— обратился к Победоносцеву Витте с сильным южнорусским, можно сказать, одесским, выговором, — Ведь Вы были его наставником.

Победоносцев ответил не сразу. Пожевал сухими старческими губами, поглядел поверх голов собравшихся, и только после этого, вздохнув, ответил:

— Как к своему ученику, я отношусь к нему любовно, но больше всего боюсь, как бы Император Николай по молодости своей и неопытности, не попал под дурные влияния.

— А Вы что думаете? — в свою очередь обратился Дурново к Витте.

— Ну, шо я могу сказать, я о делах с ним говорил мало, — заговорил министр финансов, — разве шо, в Комитете по постройке Транссибирской железной дороги. Он на меня производил всегда впечатление хорошего и весьма воспитанного молодого человека. Да, он совсем не опытный, но и не глупый. Действительно, я редко встречал так хорошо воспитанного человека, как наш новый Государь. Воспитание это скрывает все его недостатки.

— Ошибаетесь Вы, Сергей Юльевич, вспомяните ещё меня — это будет нечто вроде копии Императора Павла Петровича, но в настоящей современности, — Дурново заговорил, понизив голос, — и может, даже, с чертами Александра I, с хитростью, мистицизмом и коварством. Только без образования Александра I. По достоверным сведениям, он не интересуется государственными делами.

Победоносцев и молчавший Гирс недовольно посмотрели на Дурново. Было заметно, что им не понравился отзыв министра внутренних дел. Сергей Юльевич Витте, молча, с непроницаемым лицом, смотрел в сторону. Ему уже доложили, какую суматоху учинил в Москве молодой Самодержец. Агенты Министерства финансов, подчинённые лично Витте, находились не только в крупных городах Империи, но и во всех крупных странах мира. Поэтому Сергей Юльевич узнавал важные новости, гораздо раньше, чем те, кому это было положено по службе.

И вот теперь у него было тревожно на душе. "Не интересуется государственными делами, говорите? — размышлял Витте, — А для чего он прогнал Московского коменданта из Кремля? В любом случае, для всего нужны деньги. А деньги у него, у Витте. Так что очень скоро обо всём узнаем...".

Члены Императорской Фамилии, между тем, собирались в Малахитовой гостиной, доступ в который охраняли придворные арапы в парадных костюмах и больших тюрбанах. Настоящие арапы, негры. Традиция заведена ещё Петром Великим.

Николай вошёл в Малахитовую гостиную последним. Сочетание малахита с обильной позолотой свода, дверей, капителей колонн и пилястр заставляло замирать сердце. Красота неописуемая.

Вся Императорская Фамилия уже в сборе. Повернулись к вошедшему Императору и поклонились, дамы сделали реверанс. Их много: два брата, четверо двоюродных братьев, девять троюродных братьев, четверо дядей, десять двоюродных дядей и двоюродный дед. Тридцать. Не считая женщин. И сколько же бойцов, из этого взвода Императорской фамилии, солидарных с монархом по династическому принципу, встали рядом с Русским Царём в феврале семнадцатого? Ни одного. Николай покривился и поклонился им в ответ, скрывая гримасу.

* * *

Пожалуй, следует разобраться, почему многочисленная и полная сил Императорская Фамилия погибла, не сделав ни одного телодвижения, что бы спастись. Если отбросить шелуху мелочных обид и докопаться до первопричины жестокого раздора, то с большой долей уверенности можно заключить, что династию погубила одна статья в "Своде Законов Российской Империи".

Дело в том, что Павел I Петрович, после чехарды непонятно кого на Российском престоле в 18 веке, решил упорядочить сей скользкий момент и 5 апреля 1797 года издал Акт о престолонаследии, который вводил в России примогенитуру по австрийской (полусалической) системе. Салическая система предполагала престолонаследие исключительно по мужской линии, полусалическая дозволяла, при отсутствии наследниКА, передавать трон наследниЦЕ. Жизненная, в принципе ситуация, женщины на троне сидят не хуже мужчин, но в этом Акте была статья, о которой я и говорю. Вот она:

— ст. 188 Лица Императорской Фамилии, вступившие в брачный союз с лицом, не имеющим соответственного достоинства, то есть, не принадлежащем ни к какому царствующему или владетельному дому, не может сообщить ни оному, ни потомству, от брака сего произойти могущему, прав, принадлежащих Членам Императорской Фамилии.

Там много ещё чего написано в этом Акте, и что браки дозволяются только с разрешения царствующего Императора, и с какого боку незаконнорождённые относятся к Императору, но самое главное, на мой взгляд, в этой статье. Запрет женится на женщинах, не принадлежащих ни к какому царствующему или владетельному дому, учитывая, что Европа маленькая, привёл к тому, что через сто лет Великие князья начали женится на двоюродных сёстрах. К чему это приводит, понятно. Браки внутри семьи приводят к вырождению, и как следствие, к всевозможным наследственным болезням, в том числе и к "царской" болезни, гемофилии.

Или... Или бунт. С последующими репрессиями. В царской семье и репрессии были царские. Выслать из страны, запретить появляться при Дворе, не признать детей. Но и обиды были соответствующие, царские.

Но это если молодой Великий Князь колобродит, то мудрый Император пожурит его и простит, бывало и такое. А если самому Императору, или наследнику вожжа под хвост попала?

Первый сбой в программе произошел уже через 26 лет после принятия Акта. Великий Князь Константин Павлович, наследник престола, между прочим, в 1823 году женился на польской графине Грудзинской. Хотя такой морганатический брак не лишал лично его прав на престол, Константин был вынужден подписать отречение. Очень уж кушали живьём его братья, старший брат Император Александр I и младший брат, будущий Император Николай I. Отречение было делом незаконным, поэтому братья оставили его под сукном, чтобы достать в нужное время. Это сыграло злую шутку, общественности об отречении Константина ничего не было известно, и когда после смерти Александра I на трон залез Николай I, его посчитали узурпатором. Тут и декабристы подсуетились. Гренадёры выходили на Сенатскую площадь под лозунгом: "За Константина и жену его, Конституцию".

Это был ещё не раздор в Императорской Фамилии, это был прецедент, тихий звон, правда, погребальный.

Серьёзный удар по солидарности царской семьи был нанесён вторым супружеством Императора Александра II. Брак с княжною Долгорукой был вторым морганатическим браком в семействе. Указом от 5 декабря 1880 года ей жаловался титул Светлейшей Княгини Юрьевской, что соотносилось с одним из фамильных имён бояр Романовых. Их дети (трое, все рождённые вне брака, но узаконенные задним числом) получали фамилию Юрьевские. Одновременно с этим Александр II подписал удостоверение, что министр двора граф Адлерберг вложил в государственный банк 3 302 910 золотых рублей на имя княгини Екатерины Михайловны Юрьевской и её детей.

Мнения разделились, компромисс между двумя соперничающими партиями: княгини Юрьевской и наследника Александра Александровича, будущего Императора Александра III найден не был.

После смерти Александра II княгиня Юрьевская была вынуждена эмигрировать в Ниццу. А Александр III немедленно сменил министра Двора и разогнал ближайшее окружение отца. Очень уж он был недоволен отцом, обидевшим мать и нарушившим Закон. Однако именно Александру III суждено было заколотить последний гвоздь в гроб единства династии.

Видя разрастание Императорской фамилии, и решив оградить Великокняжеский сан от чрезмерного расплывания, Александр III изменил закон "Учреждение об Императорской Фамилии" в том смысле, что отныне участвовали в Уделах только дети и внуки императора. Правнуки получали титул князя крови со званием "Высочества" и миллион рублей. Остальные потомки титуловались всего лишь "Светлостями" и от кормушки отодвигались совсем.

Деление Высочайших особ на "белых" и "чёрных", присосавшихся к Уделам и обделённых, никак не могло способствовать единению семьи. Со сменой государя, Императорская Фамилия, сидевшая как мыши при суровом Александре III, надеялась получить большую свободу действий и ближе пододвинуться к Уделам. Новый царь был молод, и старшие родственники рассчитывали влиять на него. Как показала история, этого не произошло и отчуждение Императорской Фамилии и Монарха усилилось.

Ещё одним поводом к недовольству Императора, было его отношении к постановлениям семейных советов. Председатель, старший из присутствующих членов семьи, должен был доводить до сведения Государя о постановлениях собраний через министра Двора. Это бесило Великих Князей. Но, несмотря на все их старания, Николай сохранял эту форму, чтобы избегать всяких пререканий с родственниками. Тем более что Император часто не только не одобрял желания большинства, но и накладывал прямо противоположные резолюции. Склок он, конечно, так избегал, но отношения с родственниками только ухудшались.

Стали множиться морганатические союзы. Николай рвал и метал, но ему в лицо бросали отречения и уезжали за границу. Через некоторое время "виновных" прощали, призывали ко Двору, некоторые даже возвращались, но прежних отношений восстановить было уже нельзя. У царских отпрысков и самолюбие царское.

Нужно отметить, что русский император, в кругу своей семьи, не считался божественным и вне критики. Это для крестьянина он был царём — батюшкой, а семья его воспринимала как первого среди равных. Если какой император имел жесткий характер и волю поставить себя на недосягаемую для родственников высоту, то с этим, скрепя зубами, мирились. Николай же своей мягкостью и безволием не смог поставить себя морально и властно выше. Он формально пользовался атрибутами власти и поэтому члены императорской фамилии всё чаще задавали себе вопрос: "Нами пытаешься помыкать, а сам то, что творишь?". История с Распутиным окончательно втоптала репутацию Николая и Алисы в грязь.

У Николя Александровича в реальной истории был несомненный талант настраивать против себя не только всё Российское общество до такой степени, что быть монархистом стало неприлично, но и всю Императорскую Фамилию, несмотря на её очевидную неоднородность.

Кланы, на которые делилась династия, наименовались по отчеству родителя — патриарха.

Александровичи — дети Александра II, родные братья Александра III, дяди Николая II.

Константиновичи — дети Константина Николаевича, брата Александра II, племянники Александра III, двоюродные дяди Николая II.

Николаевичи — дети Николая Николаевича, брата Александра II, племянники Александра III, двоюродные дяди Николая II.

Михайловичи — дети Михаила Николаевича, брата Александра II, племянники Александра III, двоюродные дяди Николая II.

Называть каждого из представителей этих кланов поимённо — долго и нудно, тем более, что многие из них — пустоцветы, ничем особенным не выделялись, потихоньку коптили небо и проедали удельные деньги. Тех, кто будет нужен по ходу повествования, будем представлять по мере необходимости.

Сандро, муж родной сестры Николая, Ксении, с кем мы уже знакомы, был сыном Михаила Николаевича, следовательно, имел полный титул такой: Его Императорское Высочество Великий Князь Александр Михайлович. Несомненно, талантливый человек, моряк, при появлении аэропланов, сделал немало для становления русской авиации на крыло.

* * *

В Николаевский аванзал вошли церемониймейстеры и начали выстраивать придворных и приглашённых по рангу, согласно этикету. Когда кортеж был образован, министр Двора вошёл в Малахитовую гостиную и доложил об этом Его Величеству. Николай поблагодарил его, а Великие Князья, в точности, знающие каждый своё место (по близости к трону, по порядку престолонаследия), стали позади него, попарно. Великие Княгини заняли места соответственно рангу их отцов и мужей. В первой паре оказались Николай и Мама, вдовствующая Императрица, поскольку молодой Император ещё не женат. Александру Фёдоровну, Аликс, как наречённую невесту императора, поставили во вторую пару с Георгием, наследником — цесаревичем. Министр Двора стал справа от Государя, на шаг сзади. За ним — друг другу в затылок — почётное дежурство: один генерал-адъютант, один свитский генерал и один флигель-адъютант. Остальные встали парами за Императором.

Из Николаевского аванзала колонна придворных и приглашённых прошла в Концертный зал и остановилась в ожидании Государя. Вельможи повернулись направо, рассредоточились в один ряд и замерли.

Арапы медленно раскрывают двери Малахитовой гостиной, больше похожие на ворота. Оркестр играет полонез, тише и медленнее, чем обычно, герольд читает полный титул Его Императорского Величества. В руках обер-церемониймейстера жезл — длинная трость чёрного дерева с шаром слоновой кости наверху, двуглавым орлом и бантом Андреевской ленты, он трижды ударяет им об пол, и все склоняются в поклоне. После этого из распахнутых дверей выходит колонна Императорской Фамилии и останавливается напротив придворных. И тоже склоняется в ответном поклоне.

В конце придворной колонны — придворные священники. Они выступают вперед, и начинается панихида. Все истово крестятся, а Николай рассматривает стоящих перед ним вельмож новым взглядом. Раньше как-то и не обращал внимания, а теперь толи новый статус действует, толи послезнания.

Военные чины все в белой свитской форме, золотые эполеты, золотые аксельбанты, муаровые ленты крест-накрест, и ордена, ордена... Мундира под ними и не видно.