Хроники Дебила. Свиток 1

...А дальше.... В общем мне чуть морду не набили. ...И наверняка бы набили, если бы я не наводил на окружающих жуть, своим невероятным колдовством. ...А всего-то и делов, — забрал у помирающих от жажды людей, несколько последних плошек воды.

Но я же ее не выпил. И даже раны Лга*нхи, про которые мне честно говоря даже думать было страшно, насколько они воспалились, не стал промывать. (На это мы с Осакат пустили по четвертинке собственных порций). — А честно вылил в глину.

Потому как единственная найденная мной глина была слишком сухой и крошилась при попытке что-либо с ней сделать.

....Я уж изгалялся как мог. И разного мусора в нее добавлял, и болван из веток сплел. Но обмазав болван глиной, — получил статуэтку верблюда не более чем сантиметров тридцать высотой. Выскребя последние крошки "краски" и разбавив ее последними каплями слюны, — придал своему верблюду особо устрашающий "вампирский" вид. Вроде как не только глаза у него кровью налиты, но и морда ей обмазана.

А утром мы окончательно покинули перевал и спустились в долины. Напоследок, я поставил свое жуткое творение на видном месте. Идея была в том, что даже если преследователи не испугаются его настолько чтобы убежать, — то потратят кучу времени на поиски ловушки. А поскольку ее нет, — то искать они будут очень долго. А колдовство штука такая, — достаточно амулет величиной с ноготь в землю под тропой зарыть, и кранты любому кто сверху наступит. — Рванет похлеще мины, хотя эффект может и не сразу почувствуется. ...Я по крайней мере, очень надеялся что у горцев тоже есть подобные предрассудки.

По мере спуска, воздух становился посвежее, травка зеленее, солнышко..., солнышко жалило по-прежнему без всякой жалости. Но к обеду Мсой куда-то отлучился собрав все наши бурдюки. ...Если бы за нами плотно шел отряд преследования, его скорее всего бы завернули. Но видно мой замысел сработал, — в пределах видимости, за спиной врагов не было. Отряд Накая виднелся где-то впереди. Но их задачей было предупреждать встречные селения о нашем прибытии, портить источники воды, и информировать случайных путников, и о том что с нами надо обращаться как с прокаженными. Да и сложновато контролировать ситуацию затылками, на которых, как многим изучавшим анатомию людям известно, — глаз нету. Так что спустя час Мсой вернулся с полными бурдюками воды.

...Это было Щастье с большой буквы ЩА! ...Да я бы наверное так не радовался, даже если бы вдруг снова очутился в Москве, запертый в подсобке магазина, наедине с полными холодильниками запотевших бутылок пива. — Холодная вода! Свежая! Пусть и слегка пованивающая кожей бурдюка, зато ее много! Ну пусть не так много чтобы можно было умыться. Но вполне достаточно чтобы напиться вволю.

А еще вволю напоить Лга*нхи, который уже перешел в стадию горячечного бреда. Рана на его ноге сильно воспалилась и начала пованивать гниющим мясом. И хотя другие раны вроде бы пока были в порядке, но при отсутствии антибиотиков вполне хватит и одного очага заражения, чтобы убить весь организм. Гангрена была смертельно опасной даже в мое время, чего уж говорить о местных, доисторических условиях?

Я жевал как сумасшедший и плевался почище верблюда, меняя повязку каждые два часа. ...А может и чаще, — солнце не слишком точный хронометр. Я допросил Ортая, Мсоя, Осакат, и вообще всех, на предмет их знаний по части полезных травок, наплевав на осторожность и необходимость поддерживать репутацию. — Тоже без особых результатов.

В их представлении во всем были виноваты духи, а против духов, травки не канают. Так что Ортай предложил устроить большое камлание с принесением в жертву верблюда..., после того как мы пересечем границы Иратуга, а Мсой, — утешил меня словами что "Такое со всяким бывает, видно уж ничего не поделаешь, — духи оказались сильнее", и порекомендовал надеяться на лучшее. Впрочем, — пообещав подержать верблюда, когда я буду перерезать ему глотку во время жертвоприношения.

...В отчаянье, я даже пару раз спел "Если хочешь быть здоров" и про "Доктора Айболита", над раной. А потом, понимая какой же это идиотизм, — со стыда поперся по лугам параллельно дороге, в надежде найти какую-нибудь суперисцеляющую травку, которую я опознаю...., ну наверное инстинктивно. ...Говорят собаки и кошки, во время болезни жрут траву которая идет им на пользу, находя ее неким волшебным чутьем. — Хрен их знает, — я готов был на все.

Даже на.... Вонял труп суслика ужасно. Было странно почему его до сих пор никто не сожрал, — зазывный аромат падальщики должны были учуять с противоположной стороны долины. И тем не менее труп валялся в траве, а под лопнувшей кожей копошились отвратительные белые черви.

...А ведь еще там, в Москве я слышал байку про то что черви в ранах даже очень полезны, поскольку выедают гниющее мясо, оставляя здоровое.... Вот только бы еще знать, — те ли это черви? И можно ли их вытащить из этой мерзости, и засунуть в рану Лга*нхи не перетащив заодно и миллиарды жутких микробов?

На всякий случай выковырял несколько штук и осторожно пересадил в кожаный кисет, где раньше хранил "золото Пивасика", — те немногие золотые и серебряные вещицы что нашлись в его "закромах". (Только не надо думать что я выкинул свои богатства, не настолько я был в отчаянии, — просто пересыпал его в кошель из-под красок). (Блин. — Теперь понятно почему наш шаман был весь обвешан разными кисетами, туесками и сумочками, — а я-то раньше думал это часть униформы Шамана, для большей понтовитости).

Вечером я увидел что мой приятель совсем плох. Лоб пылал, бред почти не прекращался, его то трясло от холода, то бросало в жар. ...Сволочь, — Он и раньше-то был не слишком хорош. Но старательно делал вид что все в порядке. — Еще бы, — разве эта скотина дубовая позволит себе хотя бы тень жалобы, пока находится в сознании? — Нет, оно будет из себя хрен знает чего изображать, терминатора блин, жидкокристаллического, на котором раны сами собой затягиваются, а батарейки пердячим паром заряжаются.... А вот потом, потеряв сознание, начнет стонать и скрипеть зубами. — У тварь, — ненавижу!

Так что изрядно помучившись я решился. — За время пребывания в этом мире, я уже успел насмотреться на мучительные смерти от заражения, так что понимал что просто надеяться на чудо бессмысленно. — Надо предпринимать любые, пусть даже и самые безнадежные попытки.

...Поначалу попав сюда, я долго не мог поверить насколько же хрупка человеческая жизнь. ...Знал, — но поверить и смириться не мог очень долго. Ни йода, ни зеленки, не даже просто спирта. ...Да тут даже мыла не было, не говоря уж про антибиотики.

Потому, — иногда даже сильный и крепкий воин, загибался от, казалось бы пустяковой раны, а то и царапины в которую попадала грязь. Чуть ли треть родов заканчивались смертью роженицы, а уж когда раны принимали такой вид как сейчас у Лга*нхи, — это почти всегда означало смерть. Неудивительно что все так боялись духов проникающих через "лишние" отверстия в теле, — смерть от гангрены была мучительна, а возможности лечения не существовало. Разве что ампутация, к которой прибегали чуть ли не в ста процентах случаев, даже в двадцатом веке.

Но ампутация, даже если представить что я смогу ее сделать, (а я точно не смогу), в данном случае делу не поможет. Жиль калекой Лга*нхи не станет, гордость и воспитание не позволит. Оставалось только надеяться на чудо и червей.

Хорошенько наточив нож и подготовив бинты и травки, — велел накипятить воды. Кто-то пискнул, но я глянул на него таким взглядом, что он сразу заткнулся..., — надеюсь не навеки, но в случае чего, готов разработать для него и других местных глухонемых язык жестов.

Что было потом, лучше вспоминать не буду. — Вскрыть раздувшуюся рану, осторожно подрезав почти скрывшиеся в воспаленном мясе швы, вытащить остатки ниток, выдавить и убрать из раны хлынувший гной вперемежку с кровью, отмывать в теплой воде червяков и запихивать их в рану.... Бр-р-р....Если учитывать что все это делалось при мерцающем свете факелов, под сдерживаемые стоны и скрежет зубовный Лга*нхи и под ненужные комментарии Ортая, Мсоя и еще пары воинов, держащих пациента за руки за ноги. Хорошо хоть, что воспитание наших девчонок, так же ассистировавших при операции, заставляло их сдерживать языки в присутствии взрослых уважаемых мужиков.... Иначе бы у меня точно крыша съехала.

.

...Потом, долго думал, — зашивать снова рану или нет. — В конце концов решил пока оставить открытой, — ведь мне еще червяков убирать, так что я запихал в рану тампон из прокипяченной в отваре целебной травки ткани, и плотно замотал все это безобразие.... Вся операция, не считая подготовки, заняла от силы минут сорок, но ощущения были такие будто сутки без остановки разгружал вагоны с гнилым мясом. — И тяжко, и мерзко и беспокойно....

...Никогда не чувствовал в себе пристрастия к медицине! И если бы не отчаяние, ни в жизнь бы, на что-то подобное не решился. И во второй раз, даже если от этого будет зависеть моя собственная жизнь, я таким делом точно заниматься не стану. — Попеть песенки, поприкидываться шаманом, — вот это по мне. Слепить там чего-нибудь, нарисовать, — этому я учился. А вот болячки и раны, — извините, нет. Впредь ребятушки, я исключительно шаман промышленного типа. А по части лечения и прочих там дел, — ищите себе настоящего специалиста.

Утром я опять устроил бучу. — Ехать на верблюде, Лга*нхи больше не может. — Категорично заявил я Ортаю с Мсоем. — Потому как он лежит без сознания, и свалится с этакой громадины. Да и кровь в сидячем положении будет сильнее притекать к ране, а она даже не зашита. Так что мы его понесем. — Быстро делайте носилки, и чтобы без возражений. ...Груз? — Верблюд свободен.... Вместо Лга*нхи на него центнера полтора повесить можно.... Что такое "центнер", — ...Вот только и забот у меня, что вас таким премудростям учить. — Ну-ка живо за работу!

Я был на взводе, и наплевав на все условности и авторитеты командовал и распоряжался окружающими словно своими рабами. — И пофиг. — Извиняться и наводить дипломатию буду позже, сейчас главное вытащить Лга*нхи, и если ради этого мне надо будет набить морду самому Мордую, — набью без сожалений и благоговения перед авторитетом Царя Царей. А когда Лга*нхи внезапно выйдя из небытия, — заявил что он видите ли, не позволит себя нести, а пойдет своими ногами..., — я обложил его такими словами, за которые мне, при других условиях, лучше было бы убиться самому. Не дожидаясь страшной, но справедливой мести лучшего друга.

Но нервы мои были воспалены почище чем раны Лга*нхи, и сейчас меня несло так, как Остапу Ибрагимовичу даже не снилось, и смертным было лучше не вставать мне поперек пути, когда я в таком состоянии.

Потому, — идею убрать моего приятеля подальше от демона, — Ортай с Мсоем одобрили. — Дураку, (и даже дебилу), должно быть понятно, что ездить раненному человеку на демоне, — не лучший выбор, — проще уж в муравейник закопаться. — Количество муравьев и духов будет примерно одинаковым, а вот опасность муравьи представляют меньшую, — максимум обглодают тело до косточек, в то время как духи.....

...А вот идея тащить носилки со здоровенной тушей Лга*нхи, почему-то была воспринята без всякого энтузиазма. Пришлось закачивать энтузиазм вручную, обещаниями дождя из жаб, нашествия саранчи, превращения всей окрестной воды в кровь, и исполнения моих личных трактовок репертуара группы "Руки вверх". ...Я даже наорал-навыл что-то типа "Ай-яй-яй девчонка....", в результате чего на солнышко набежала какая-то тучка, в траве примолкли кузнечики, и в возникшей тишине стало слышно, как где-то далеко в горах, предвестником ужасной смерти, тоскливо завыл шакал. — Публика сочла мои доводы убедительными, и больше не осмеливалась возражать. — Носилки сделали, и мы наконец-то снова двинулись в путь.

...Ух.... Дошли! — Всего-то пара дней топанья по долинам, и вот за этим ручьем начинаются земли Улота. Воды хватало благодаря вылазкам Мсоя. Хватало настолько, что последний бурдючок, что оставил Накай, я отдал верблюду. — Хлебай парень, — заслужил! Да и Лга*нхи ты нравишься. А поскольку он, (тьфу-тьфу-тьфу), кажется идет на поправку, (ну по крайней мере, ему точно не стало хуже за последние пару дней), ты будешь его верным скакуном до окончательного заживления ноги. ...Потому как тащить себя дальше, эта сволочь не позволит. Как только у него появится достаточно сил чтобы слезть с носилок, — будет пытаться ползти сам. — Увы, такое тут воспитание, что загнанные лошади пристреливают себя сами.

— Значит говоришь Мсой, — вон за тем ручьем эти сучьи потрохи напасть на нас не посмеют? ...Уверен? ...Пролить кровь на чужой земле, — дать повод к войне с Улотом, а на это Виксай не решится? ...Тогда давай те бурдюки что подобрали по дороге. ...Как это зачем? — Вернем хозяевам. А то будут потом врать что мы их у них украли.

...Мсой в некотором недоумении собрал чужие бурдюки и передал мне. ...В краже у врага он ничего дурного не видел, скорее уж это доблесть. А то что Иратуг после всего произошедшего точно враг на многие-многие годы, можно было не сомневаться. Нарушение законов гостеприимства, это не то что можно простить. В данном обществе гостеприимство один из краеугольных столпов взаимоотношения между людьми, — коли уж ты кого принял в гости, но хоть сам подохни, а гостя защити от опасности. А уж напасть на гостя самому.... Даже степняки, во время осенних ярмарок свято соблюдали этот принцип. Что уж говорить о горцах, активно торгующих друг с другом.

Законов тут не так много. Особенно так сказать, международных. И создает их не кучка вороватых политиков, — а сама жизнь, столетиями прописывая каждую букву, каждую запятую, — кровью, потом и человеческими жизнями. Пренебречь законом, означало погрузить мир в хаос. ...В первую очередь свой мир. И расплата за это пренебрежение будет неотвратима и ужасна.

...И понимание этого, ясно написано на рожах провожающих нас вояк. Они небось надеялись что мы сдохнем в пути, ан хренушки. Теперь терзаются мыслями о том что мы расскажем в Большом Мире про их делишки.

Ну так я вам терзаний добавлю.

— Здравствуй дорогой дружище Кифсай. — Дождавшись когда все наши люди окажутся уже в Улоте, я радостно улыбаясь пошел навстречу предводителю столпившегося возле дороги перед пограничным ручьем, отряда.

Кифсай растерянно посмотрел на меня. — Он ждал от меня чего угодно, — проклятий, угроз, оскорблений, только не такого искреннего расположения. (Какой же все-таки юный и неиспорченный еще тут мир). — Вот. Хочу вернуть вам ваши бурдюки. — Больше они нам не понадобятся.

Он удивленно уставился на связку пустых бурдюков у меня в руках. Наверняка они уже давно заметили, что стала пропадать тара. Но вот объяснить как она оказались у меня....

— Как? Почему? — Залопотал Кифсай, испуганно и подозрительно оглядывая своих людей, видимо ища предателя. К счастью я подгадал момент когда Накай оказался прямо у него за спиной, и тот не смог прочесть на его физиономии все те, проявившиеся при виде бурдюков чувства. — Кажется Накай решил что я собираюсь его заложить.