Глава 20. Просчет Асколя
Вечером я уже морально был готов к предстоящим пыткам. Со всеми мысленными удобствами распушил волосики в астрале, подготовил к повторному просмотру все номера с близняшками, бои на аренах. Смущал только буквально распятый между всеми вещами пушок в подкармане, который теперь только и мог, что контролировать прорву шмотья, да в режиме реального времени просматривать эпизоды памяти, приносящие разве что эстетическое наслаждение.
Переодевшись в свои уже обычные шортики, я пошел в Зал. Смущала полная тишина и отсутствие кого-либо. Асколь голым неподвижно висел в позе лотоса в центре антигравитационной комнаты, которую все называли леталкой. И его неподвижный взгляд упирался прямо во входную арку. Я потоптался у входа, не зная, как поступить.
Мы как-то ночью немного занимались в этой комнате. Но тогда мастер стоял у входа, а я кувыркался, пытаясь от мягкого камня стен — специальное заклинание — перемещаться в нужных направлениях. Тогда это не слишком получалось — невесомость была для меня полной неожиданностью. Я даже поначалу боялся удариться о стены, чем вызвал несколько улыбок.
Да, похоже, будет нечто подобное. Где-то на потолке появился красный круг примерно метрового радиуса. Предположения оправдались, но не совсем. Я хотел сделать шаг вперед, как ногу, перешедшую черту невесомости, пронзила боль, заставившая ее отдернуть. Терзецу был воплощением статуи. Я уже потянулся почесать затылок, в растерянности соображая, что не так. Взгляд упал на шорты, переместился на мастера. После их снятия я спокойно вошел на полусогнутых. Арка за моей спиной подернулась мутноватой пленкой, обозначая закрытие комнаты для предотвращения случайных вылетов. Она была неотличима по свойствам со стенами.
Подпрыгнув, я почти без усилий попал в круг, который тут же пропал. Терзецу из воображаемого центра комнаты, имевший вид пещеры с весьма неровными стенами и потолком, развернут был в мою сторону. Да, он был как будто где-то в районе солнечного сплетения привязан к одной точке пространства, вокруг которой и поворачивался, постоянно оставаясь ко мне лицом. Это я уже понял на следующей попытке.
Еще через одну попытку я заметил, что радиус круга имеет тенденцию к уменьшению, грозя превратиться в точку через несколько десятков попыток. И следующую ницию я перемещался по комнате во всех направлениях, но центр так ни разу и не пролетал, только по касательным к некоторой сфере, ограничивающей пространство вокруг Терзецу. Разные кульбиты, сальто, толчки руками и ногами, иногда спиной. Но в круг я частично, но попадал.
В первый раз, когда я почувствовал дикую боль, сразу и не сообразил, что не так на этот раз. Боль прошла так же, как и появилась, круг метрового радиуса лежал на полу. Хотя я уже несколько попыток назад почти перестал соображать, где что. Только ОСМО и помогала. Значит, будем играть в молчанку с кнутом? Пакет с пряниками показал дно? А мне было и не из чего выбирать. Иначе я окончательно паду в его глазах, да и в своих тоже. Он — мастер. Я — неродивый ученик. Если ученик хочет и дальше заниматься под началом мастера, он должен доказать это. Я не мог отказаться.
Третий болевой удар пришелся по месту появившейся капли пота, когда я уже достиг круга размером с ладонь. Пока я соображал, четвертый удар возместил о смене месторасположения круга. Причем все удары пришлись в разные болевые центры.
Дальше я вроде дошел до размера круга в точку с кулачек размером, и следующие несколько попыток ничего не менялось. На эту мою мысль ОСМО выдала, что уменьшался радиус сферы в центре. А скорость смены положения точки не особо поменялась. Боль в коленке, краешком прошедшей сквозь тело Терзецу, была настолько сильной, что я сделал несколько резких движений и ударился головой о стенку, чуть не свернув шею. Пропустил боль в ягодице, очухиваясь от столкновения. Более сильный удар в пятку выбил слезы, тут же резанувшие болью. Несколько ниций я только и делал, что пытался заглушить боль. Включение функции болеуменьшения в ОСМО лишь сделало ее многократно сильнее, чтоб она и так доставала меня.
ОСМО предложила рискованный шаг — вообще отключить обработку нервных сигналов этого типа. Это помогло, но ненадолго. Боль от усиков силы, нарушающих циркуляцию энергии, была намного сильнее, и даже не принадлежала к разряду физической. После первого же такого удара тело само полетело в сторону круга. Еще несколько прыжков я сделал на автомате, еще полностью не отойдя от болевого шока. Дальше я решил снять все блокировки — физическую боль все же легче переносить, как мне показалось.
Но следующая оплошность показала, что теперь все тычки будут только по энергетике. Тело уже привычно устремилось к красному кругу.
По мере уменьшения радиуса сферы, когда я безошибочно достиг размеров точки, я стал рассчитывать траекторию при помощи ОСМО. Я уже достаточно сильно устал, мышцы болели, появились и синяки как в тех местах, где я особенно сильно ударялся о стены, так и в местах, связанных с энергетическими участками, по которым наносились удары. Они особенно ныли. По красивой пунктирной линии я спокойненько летал. Надо было сразу такое сделать. И даже значительное уменьшение радиуса просчитывалось и выдавались указания, как согнуться и разогнуться в определенные моменты, чтобы рыбкой проскочить в тот момент, когда его тело поворачивается так, что я пролетаю у него около груди или живота, не задевая. И даже когда расчетная траектория от одной точки до другой должна была пройти через центр его тела, ОСМО выдала вариант, где мне придется хорошенько вытянуться и сильно удариться о пол, чтобы достать до точки. Еще две попытки прошли аналогично. Ничего не поменялось.
На четвертый раз не произошло ожидаемого поворота тела мастера, и я со всего маху сквозь него, захлебнувшись в волне боли. Организм не выдержал напряжения и один из потоков сознания резко переключился в третье тело пушка, находящегося в подкармане. Терминалы ОСМО так же погасли. Я чуть не поддался панике целиком. Сказалось то, что я таки готовился уже давно к чему-то подобному. И потеря связи с основным телом не означала смерть полную и окончательную.
Утянув в подкарман третьего пушка, я рискнул один из потоков вытряхнуть из тела, надеясь достичь той же скорости мышления, что и в самый первый раз. У меня был план по переделке одного из пушков для увеличения его возможностей. Сделать что-то типа летающего мозга с кучей сенсоров.
На Асколя я обиделся. Да, он дал свои воспоминания о занятиях, но не поделился своими выводами и размышлениями. Только то, что давали ему учителя. Да, я почти сразу нашел подобную тренировку и увидел, что с определенного момента он стал немного отклоняться от прямолинейной траектории, летая по дуге, огибая своего непонятным образом огибая своего учителя. Видимо этого и добивался от меня Асколь. Но ему хотя бы о чем-то таком говорили, предупреждали. Да, я не проанализировал всю его память, упустив и этот момент. В общем, я по-детски обиделся. Я не обещал ему быстро разобраться, хотя ситуация предполагала именно это.
Эксперимент с треском провалился, точнее я провалился всеми потоками в подкарман. А из него тут же вылетело все остальное. Я теперь не ощущал ни вещей, ни тел пушков , ни даже запаса энергии. Имея уже опыт, панике я не поддался.
Методично еще раз проанализировал все. Да, я успешно последовал совету раба сапфира, пропустив мимо ушей слова Асколя. Мне нужно выработать золотую середину между чувствами и действиями. Придется разделить это между потоками сознания. Обсосав мысль, отправил ее в утиль. Это расколет личность, породит двойственность. С этим шутить нельзя.
Обида прошла. Кругом виноват я. Предсказать, что произойдет, если переместить сознание непосредственно в подкарман, я не мог, не хватало знаний. Теперь уже поздно. И пушков жалко. Выйдя из их тел, и не находясь в глоровском, я окончательно утратил над ними контроль. И они уничтожились, затратив на это остатки энергии. Возможно, иначе бы они просто превратились в мертвые тушки. Но тут оставалось только гадать. Радовало, что хоть вещи в момент утраты контроля просто вывалились обратно в тварный мир. Пришло воспоминание о пережитой боли, и во мне поселился иррациональный страх, с которым я не смог справиться. Каждый раз, когда приходила мысль об оставшемся теле, меня скручивал страх. Только благодаря разделенному сознанию, я не скатывался в то безумие, что охватило меня в самый первый раз.
Я нашел спасение в воспоминаниях Асколя. Один поток был за него, второй за учителей, третий почти сразу зациклился на страхе, и у меня ничего не получилось с этим сделать. На втором и третьем проходах по воспоминаниям отдельно собранных тренировок в невесомости я смог примерно оценить моменты, когда его хлестали болью. Она стимулировала память тела, как я сообразил, которая почему-то включалась в моменты болевых ощущений. Я и их степень оценил — Асколя начали бить по энергоцентрам только во время тренировок на скорость, когда он уже научился азам работы с памятью тела и умел использовать свою энергию для отклонения тела во время полета. Да, примерно к тому времени он как раз и научился полностью отключать физическую боль.
Ощущение времени пропало, чувство голода отсутствовало в принципе. По своему прошлому опыту я знал, что время все же как-то здесь течет. Но в прошлый раз я слишком мало соображал, и сейчас не мог сопоставить объем мысленной работы со временем в тварном мире. Ну и ладно. Главное, мне не скучно. Еще много в памяти того, что можно еще раз пережить, осмыслить, проанализировать. А там глядишь, смогу разобраться и с третьим потоком сознания, и с башней, которая сейчас снова ощущалась где-то далеко-далеко, почти неуловимо, на самой грани.
Бродя по чужим образам, я не переставал удивляться красоте сольфов. Их точеным фигурам, нереально прекрасным лицам. У Асколя было не такое. Тусклое, тлеющее. Молодое, но утратившее все свои краски и прелести. Я уже научился определять эмоции по их лицам, оказавшимся не такими каменными ликами, как мне почудилось в самом начале. Не все мне нравилось — пропускал тренировки с холодным оружием. С необходимостью развития тела я смирился. Да, мечи и луки тоже делали большой вклад, но ведь можно и без них, подобрав аналоги, например, или еще как.
Асколь был прилежным учеником. У него почти все получалось слету. А для меня все эти намеки, полуслова и жесты наставников казались вырванными из контекста. Непонятными и бессмысленными. Почти все, что касалось магии, или чародейства, как они это называли, мне было непонятно. Я видел дивные магические конструкции, идентифицировав только те, что относились к пройденным мною на занятиях атс Ноцуца. Наставники Асколя объясняли ему только намного более сложные вещи, а эти оказывались для него интуитивно понятными и простыми. Только тренировки с телом были понятны и наглядны. Да и он не стал передавать все, что касалось Чародейства. Только самые азы.
Зато теперь мне стало намного легче. Я видел причины, протекающие процессы, следствия. Весь жизненный цикл, течение энергий... Совместились знания Асколя с моим брожением по энергоканалам тела.
Воспоминание о теле резко усилило испытываемый третьим потоком страх боли. И даже понимание почему, как и для чего она была, не возымело эффекта. Пришлось долго успокаиваться. Мне помог пришедший из ниоткуда образ подземного водопада. Он удивительным образом омыл взбудораженный поток, успокоив его. Хотя и не вывел в нормальное состояние. Я никогда его не видел, но решил не заострять на этом внимание. После работы с памятью Асколя он не вызвал подозрений, просто тихую благодарность за то, что вообще есть.
Захотелось сменить направление. Множество пролистанных книг приглашающе зашелестели воображаемыми страницами. После первых страниц стала остро ощущаться нехватка инструментов, разработанных в ОСМО. И следующую бесконечность я начал тратить на думы над пропавшей операционной системе мозга, такой удобной ОСМО.
Пока вспоминал интерфейс, поймал себя на мысли о том, что пустота воспринималась мной сразу, целиком. Элементы интерфейса ОСМО располагались повсюду. Я решил проверить догадку, представив себя в центре куба с пронумерованными гранями. Радостное удивление с примесью ошеломления. Я видел все, сразу и одновременно. И это обстоятельство не вызывало никаких проблем, было естественным и само собой разумеющимся. Тихо ликуя, я беспорядочно разбрасывал вокруг непрочитанные книги, превратив куб в сферу с полками, заполняющимися разными книжками. Внутри сферы летали и элементы интерфейса ОСМО, которые я пытался представить в трехмерном виде.
Игра с воображением увлекла настолько сильно, что мысль о недоступности ОСМО забылась, исчезла, ее больше не стало. И некоторые элементы стали оживать. Появилась некая упорядоченная совокупность элементов, облегчающая мыследеятельность, как бы аналог ОСМО. Стало легко и удобно обращаться к конкретным отрывкам памяти, одновременно наблюдая несколько магических структур. Правда, все равно остался некий фокус взгляда, шаровой сектор, на котором сосредоточено внимание.
После долгого мельтешения и суеты, наконец-то успокоился, созерцая новую обстановку, легко появляющуюся и исчезающую по моему хотению. Поставил фильтр на мысли о своем теле, дабы не усугублять состояние третьего потока, даже случайно. Удивительно, но осознание того, что все подобные мысли идут через тот мигающий красненьким шарик, болтающегося на противоположной стороне от шарового сектора, не вызывало болезненных спазмов и вспышек неконтролируемого страха.
Остался единственный неизвестный объект в моей системе — это башня. Книги — вот они, читай — не хочу. Они были доступны. Не башня. Своей недостижимостью она создавала дискомфорт. Портила стройность системы. Я ее никак не назвал, она воспринималась как неотъемлемая часть меня, в отличие от ОСМО. Я — это я, и баста. Только башня была инородной занозой, мешающей мой самости. Неизвестность ее окончательного статуса и любопытство таки увеличили ее приоритет до максимального. И стал пытаться как-то представить ее, позвать, притянуть её, подлететь к ней. Все остальное ушло на задний план. Шаровой сектор все сужался и сужался, фокусируясь на ощущении башни.
В какой-то момент произошел прорыв — в мгновение ока я оказался рядом с гигантской иглой. Именно на нее походила представшая башня. И крыльцо с проходом играло роль ушка, а непонятная пирамидка наверху — острия. Как ни странно, но я воспринимал цвета так, как если бы светило солнце, причем сразу со всех сторон. Постепенно башня из иголки начала превращаться в величественное сооружение, приближаясь. Или я к ней двигался. Не разобрать было. Вот она заполнила все пространство, которое когда-то могло считаться телесным углом обзора. И тут красный шарик резко активировался, визуализируя нарастающее беспокойство третьего потока. Он витал в непрекращающемся кошмаре, который, к счастью, я не воспринимал, фиксируя только некий коэффициент кошмарности. От только что введенного понятия стало тошно.
