— Не надо никуда ходить, Олие. Ты поправишься. Ты и сейчас уже не та, что была в первый день...
— Да плевать мне, как я выгляжу, Уэйдо! Вас вот только пугать не охота, больно вам жалко меня, — я выдернула зло руку. — Если бы я могла идти, меня бы уже здесь не было! Сколько ты готов сидеть здесь, лишь бы было всё тихо и спокойно, сколько ты просидел в шалаше на болоте?! Неужели у тебя там никого не осталось?! Мать, отец... Девушка, наконец?!
Уэйдо мрачно слушал мою тираду и, когда я, запыхавшись от такой большой проделанной работы, замолчала, усмехнулся и изменившимся, в раз будто просевшим голосом сказал:
— Девушка моя была из рабов, — я поморщилась от злости на себя, поняв, что залезла в запретное, а ивенг, начав, уже остановиться не мог, — из семьи обедневших ивенгов. Её продали моему отцу за долги брата. Отец Изении не смог расплатиться за него, слишком был велик долг. И Изения стала наложницей моего отца. Отец знал, что мы с Изенией хотели пожениться, но его это не остановило. Последний наш разговор с отцом был страшен, я очнулся в тот момент, когда занёс руку с ножом на отца. Понял, что чуть не убил его, и... убежал. Да, я бежал, — с вызовом посмотрел он на меня, — куда глаза глядят... А потом был бунт в усадьбе, и их всех убили, и отца, и мать, и сестер. Изения погибла в огне. Она была заперта в самом нижнем ярусе дома.
Он отвернулся. Холодный ветер завывал в высокой сухой сушенице, росшей стеной возле озера, гремел её полым стеблем. И ещё тоскливей становилось от этого. Гадская страна Ивенога. Неужели, дьюри, нам никогда не выбраться из её липких лап...
— Страшная твоя история, Уэйдо, — тихо проговорила я, понимая, что любые слова сейчас сделают ему ещё больнее, — прости меня. Я сделала тебе больно, не желая этого. Нет, вру, — задумчиво добавила тут же, — желая. Я же такая вся разнесчастная. Тьфу... Прости дуру.
И замолчала.
— Но именно ты примирила меня и с теми, и с другими, когда появилась там, на болоте, — Уэйдо улыбнулся, — ненависть к восставшим за мать и сестер, к своим — за отца и ему подобных, изводила меня. Как я оказался там, на островке, даже не помню. А, когда стал приходить в себя, выбраться с разбегу не получилось. Несколько раз начинал тонуть. В итоге завис там, в шалаше, — ивенг рассмеялся. — Когда вы появились, да ещё вас было так много, я разозлился страшно, что кто-то нарушил моё одиночество.
— А я подумала, вот наглец, когда ты стал мочиться перед нами, — улыбнулась я.
Уэйдо захохотал громко, запрокинув голову. Сейчас в нём было что-то от того самодовольного ивенга, которого я увидела в первый раз на островке.
— Смешная, так ведь это принято так! В Ивеноге учат мальчиков из богатых семей, что естественные потребности для воспитанного человека не могут быть постыдными.
— Ничего себе, — пробурчала я.
Уэйдо вдруг обхватил меня за плечи, притянул к себе и прошептал:
— Ты ведь никогда не оставишь меня?
Ну, что тут можно сказать? Я смотрела на него и думала: ну, чего ты так "застрял" на мне, зачем я тебе такая, и ведь знаешь, что мысль о дьюри съедает меня и вряд ли это когда-нибудь кончится.
Я освободилась от ласковых рук Уэйдо. Мысли о дьюри всегда заслоняли от меня всё настоящее. Вот и теперь я не видела, как помрачнел Уэйдо, замолчал. Я вздохнула, вернувшись на землю, опять вспомнив, как бессильно моё настоящее. Захотелось зареветь в голос. Резануло больно глаза.
— Ну, чего ты, Уэйдо, — глухо проговорила я, — чего ты со мной, старухой делать-то будешь?..
Голос противно сорвался.
— Да не старуха ты! Ну, то есть... — тут он как-то подозрительно замялся, — не всё так плохо, — и осторожно добавил, — мы справимся.
О-о, нет! Только не жалость, это противнее всего. Думают, убиваюсь из-за внешности, а мне бы силенок набраться да на болота. Там — Бру, Никитари, там дьюри, там жизнь моя.
— Так куда, ты говорил, надо пойти? — спросила я, устало поведя плечами.
Спина устала и противно ныла, хотелось согнуться пополам и не разгибаться вовсе. Но если раньше в позе эмбриона я могла пролежать сутки, то теперь вот уже больше часа сижу. Это мое достижение. Не зря я по несколько раз в день болтаюсь, как поплавок, в ледяном озере и брожу из последних сил по тропинке от дома до околицы Слюк и обратно.
Ивенг же скептически усмехнулся. Его передернуло то ли от холода, а солнце зашло и стало заметно холоднее, то ли оттого, что он сказал:
— Ох, уж эта мне ваша магия, волшебство или колдовство! Не верю я в это все.
— Но в живую воду ты же поверил.
— Это можно объяснить свойствами источника, — назидательно ответил он.
— Короче, Уэйдо, что тебе еще сказал Баккару? — оборвала его я.
— Он мне все твердил о каком-то заброшенном капище фрагов, — недовольно выдал ивенг. — Откуда ему здесь взяться? В Уллалии? Значит, он имел ввиду храм фрагов в Ивеноге, а туда ты не доберешься. Поэтому не о чем и говорить.
И встал. Я посмотрела на него снизу вверх.
— Уэйдо, — медленно сказала я, — для меня это очень важно. Передай мне дословно, что тебе сказал Баккару. Как он тебя нашёл?
Ивенг хмыкнул недовольно и запахнул полушубок, поежившись от пронизывающего ветра.
— Старик меня нашёл сам. Я уже был на выходе из Лиеза. Одни боги ведают, как он про меня разузнал, но думаю, Саломея или кто-то из мальчишек мог ему сказать.
Я кивнула, а про себя подумала, вспомнив про тонкий мир, странный дом старика дьюри и то, как он меня отыскал в Михайловке: "Один Бог ведает, как Баккару о тебе узнал, первые слова твои, Уэйдо, были больше близки к истине".
— ...Он появился словно из-под земли, и я сначала с перепугу долго злился и нёс чепуху.
Вот это мне в ивенге всегда нравилось, он считает ниже своего достоинства что-то скрывать, хитрить. Испугался, и смеётся над этим.
— А потом старик поднес ладонь к моему лицу. На ладони лежала ты, вытянувшись, словно в каком-то очень узком пространстве, прижав руки к груди и с закрытыми глазами. И сказал: "Будешь давать ей воду, пусть пьёт только её" и дал бутылочку. Я, как идиот, ещё спросил: "Да на сколько этой склянки хватит?". "На сколько надо, на столько и хватит", — отрезал старик. "Передай ей, что отыскать надо старое капище фрагов, найти свою склянку и оборвать нить времени. Но это лишь малая часть того, что надо сделать. Надо найти тень и соединиться с ней, а лучше всего убить фрага..." "Да ты, старик, представляешь, о чем ты говоришь, пойти, найти, соединиться, убить... Ты видел ее? Она двинуться не может!.." "Болтаешь много, ивенг, ты главная помеха на ее пути, но без тебя ей сейчас не обойтись... ". Ты представляешь?! — Уэйдо возмущённо развел руками, — я — помеха!
А другой на его месте эти слова Баккару мне ни за что бы не передал. Я улыбнулась:
— На этот раз ты всё рассказал?
— Нет, — Уэйдо наклонился и подхватил меня на руки, — хватит на холоде сидеть, пошли в дом, что-то Рута задерживается.
— Зря ты с ней не пошёл, — ворчала я, благодарно чувствуя тепло его, согреваясь.
— Она не хочет. Рута сразу оговорила, что на охоту будет ходить она одна, а то придётся меня потом из болота вылавливать, а я буду ходить в Лиез раз в три дня за хлебом и всякой ерундой, которой в наших дорогих Слюках нет.
— Когда ты пойдёшь в Лиез?
— Завтра.
— А ты там кого-нибудь из моего отряда встречаешь? — говорила я, забираясь под лоскутное старое одеяло.
— Вижу иногда Гани, больше никого, — ивенг подбросил хворост в очаг.
Сухие ветки затрещали. Поплыло тепло жаркое, щедрое.
— Передай ему от меня привет... Или нет. Лучше, не надо.
— Да, я думаю, не надо.
— Ну, что вы тут без меня вытворяли? — хлопнула дверь, — Олие, лентяйка, поди, спала весь день? — звонкий голос нарушил сонную тишину дома, но ивенг зашикал, и стало тихо.
Рута пришла. Забегала байса, виляя пушистым хвостом, поднялась на задние лапы и заглянула мне в лицо. Лизнула в нос. Я улыбнулась и провалилась в сон...
Часть 13
* * *
...Лошадь неслась во весь опор. Мокрый лес тянул ко мне свои колючие лапы. Хлестал больно. Лошадь оступалась, попадая копытом на корни деревьев, оскальзывалась, храпела.
На мне мужской, расшитый золотом камзол. Пышные манжеты, теперь грязные и мокрые, светлым пятном они мечутся в сумерках ночи.
Город остался далеко позади. Аруазия, сверкающая огнями тысяч свечей, праздничная и шумная. Мать, такая любимая и такая надменная, красавица Ребелия Аруазская, полновластная хозяйка самого богатого поместья в окрестностях города... наверное, теперь стоит в башенке, что выходит окнами на подступающий близко лес. Смотрит мне вслед, давно потеряв из виду. Я знаю, она любит меня, но сожалеет ли она сейчас о своих словах? Или сожалеет о моей глупости?..
Обида, тяжёлая, гнетущая гонит прочь от города. Но эти мысли долго не задерживаются в голове. И жарко делается от тихих слов дьюри, сказанных всего пару часов назад: "Разве я могу забыть тебя?" Если бы не он, я бы никогда не ослушалась матери, никогда не забыла о своём долге, никогда...
Если бы не дьюри... Вазиминги только появились в городе, а город уже гудел словно муравейник, полнясь новостями и слухами о них. Семья нового короля небольшая. Жена, двое детей. Сыновья. Один — малыш совсем, другой... "Красавчик", — шипела мне на ухо подружка Инольда, забежав на верхний этаж башенки в детской половине нашего дома. "Сейчас они проедут под твоими окнами", — тараторила она и тянула к окну.
Мне лень было по-дурацки таращиться в окно. К тому же характер несносный не позволял показать интерес к этим отпрыскам древнего рода дьюри. Потому что мы и сами были из старого клана этого народа.
Я стояла, упрямо уставившись в свод правил для хранителя флейты, которые зубрила вот уже третий день. Руками затянув распустившуюся ленту на хвосте, потянула к себе камзол.
— Почему ты в последнее время всё носишь мужские штаны и камзолы? — хихикнула Инольда, тронув концом круглоносой туфельки широкий ремень, упавший к её ногам.
— Ты же знаешь, что я не люблю ходить пешком, — пожала плечами я, — к тому же Асниету должна всё время носить с собой флейту, а в тех платьях, что носишь ты, я с дудкой на шее буду выглядеть ещё смешнее, чем в мужском камзоле.
— А сегодня на бал, устраиваемый новой королевской семьей во дворце, ты тоже пойдёшь в... этом? — Инольда смешно сморщила нос.
Я хмыкнула. В это лето мы с ней виделись редко, разговаривали ещё меньше, и она вряд ли знала, что Асниету не положено появляться в шумных многолюдных местах, ей положено жить в уединении и вечно. Статус вечной жизни прилагался к дудке в комплекте с мечом Визару. Дудку с вечной жизнью я уже получила, а меч должна была получить возле камня Вересов от нового теперь короля. И произойти это должно сегодня. После чего я отправлюсь в ссылку с дудкой. Всё это не было чем-то неожиданным, меня готовили к этому с рождения, как любую девочку в нашей семье.
Предыдущая Асниету сбежала в мир Хезов, просидев в глуши аруазских лесов двести пятьдесят лет, один месяц и три дня. В нашей семье её осуждали, потому что она была моей двоюродной прапрабабкой. Осуждали за то, что она нарушила сотворённое слово у священного камня Вересов, объединившее её с Флейтой. Осуждали за то, что обесчестила имя нашей семьи, которая испокон веков считалась хранительницей Флейты. А совсем недавно, когда я уже начала готовиться к посвящению, узнали, что прежняя Асниету погибла...
— Смотри, вон он, — прошипела Инольда, подтащив меня всё-таки к окну.
Да, говорила мне мама, не смотри на красивых парней, не разменивайся на мелкое, ведь тебя ждут великие дела... Я исподлобья смотрела на всадника, медленно следующего за королевским кортежем. Уже в профиль было видно, что лицо этого человека привлекает к себе взгляд невольно, притягивает. И тут зараза Инольда бросила в него ветку гардении, стоявшую в вазе на подоконнике.
Принц поймал ветку, поднял голову и, увидев нас, двух идиоток в окне, улыбнулся.
— Говорят, он колдун необычайного мастерства, — шептала замирающим голосом Инольда, а я с багровеющими ушами отпрянула в комнату.
— Преле-е-естно, — протянула я, пытаясь скрыть полыхающий огнем румянец, и зачем-то промямлила, — хорошо держится на лошади.
— Всем известно, что Вазиминги отличные воины и наездники, — укоризненно посмотрела на меня Инольда, — к тому же про старшего сына короля рассказывают, что он из Вечных странников.
— Откуда ты знаешь, таких уже не осталось, наверное, только сказки, — отмахнулась я от неё и продолжила натягивать камзол.
— Вчера об этом говорила твоя мать, чем ты слушала? — Инольда теперь стояла у окна, и её оттопыренные пушистые ушки забавно светились на солнце.
Уллалийцев в Аруазии всегда было полно. А теперь, когда в Северной Уллалии так неспокойно, их здесь особенно много. Вот и отец Инольды пять вёсен назад приехал с семьей в Аруазию.
— Так ты идёшь на бал?
— Нет. Сегодня я опять иду к мастеру Шуюзу.
— О-о, значит, мне придётся идти с этой болтушкой Ямсой.
— Ты же знаешь... — по которому разу я приготовилась повторить ей, что от обязанности стать Асниету мне никуда не уйти, что я горжусь этой древней привилегией нашей семьи и обязательно сделаю всё, что в моих силах.
— Знаю, — Инольда выставила передо мной пушистую ладонь и рассмеялась, — в пятый раз я этого не вынесу! Но у тебя дивные перчатки для стрельбы и лук очень красив.
— Ну, да, и меч ростом с меня, — рассмеялась я в ответ.
Из изогнутого уллалийского лука стрелять мне нравилось, и мастер Шуюз даже хвалил иногда, но в то же время сокрушался, что меч для меня слишком массивен, что ему не удастся научить меня владеть большим двуручным мечом, а только короткими лёгкими. Но Асниету должна уметь постоять за себя, если не хочет, чтобы с ней повторилось то, что произошло с последней хозяйкой Флейты, повторял он каждый раз и гонял меня безжалостно по двору возле своего дома то на лошади, то наступая с оружием...
— Правда, не думаю, что хозяйка Флейты в наше время очень уж кому-то нужна, — говорила я, натягивая высокие кожаные сапоги, — это скорее старомодный обычай, просто чтобы она была.
— Не скажи, — протянула Инольда, — отец говорил, что когда в стране война, эта дама очень часто вершит историю. Это его слова. И я думаю, он прав. Просто ты ещё ничего не знаешь об этом. Поэтому твои родные и пытаются научить тебя всему, но всё-таки лучше бы они это начали делать раньше.
— Не положено, — пожала плечами я, — ребёнок должен достичь совершеннолетия и дать согласие. Да и сотворение тех магических заклятий, которым меня теперь обучают, не под силу ребенку.
— И ты уже умеешь творить огонь? — Инольда недоверчиво прищурилась.
Я протянула руку вперёд и раскрыла ладонь. Прошло мгновение, ещё одно. Заклинание пелось легко, но не всегда удавалось в точности. А-Ши-Хо...
Светящаяся точка закрутилась над ладонью вдруг, стала расти, быстро превращаясь в маленький смерч. Поплыла в воздухе. Добралась до подсвечника и коснулась свечи. Свеча вспыхнула.
