— Боже, ну разве можно быть таким наивным, Ири, — прошептал Алес в маленькое нежное ушко и, одной рукой продолжая обнимать Ара, отобрал у него одеяло, отбросив на пол, и давая Ильту возможность продолжать начатое. — Ты хоть немного представляешь, насколько ты красив, малыш? И как легко из-за тебя потерять голову?
Ар испуганно охнул, осознав, что Ильт раздвигает его колени, а Алес, обняв поперёк груди, припадает к шее, одновременно поглаживая пресс.
— Не надо никуда уходить. Если хочешь забыть Мистраля, сейчас самое время попытаться это сделать. Избить тебя? Дурашка. Тебя не избить, за тебя драться надо. А теперь расслабься и просто получай удовольствие. Выкинь мысли из головы. Всё. Просто чувствуй.
Ири откровенно растерялся, а когда попытался ответить, губы Алеса накрыли его рот, а язык проник в бархатистую пещерку рта.
Ар задёргался, не зная, куда ему податься: то ли вперёд, то ли назад, продолжать бессмысленное сопротивление или последовать совету Алеса. Но в это мгновение руки Ильта подхватили его за ягодицы, приподнимая, а проворный язычок коснулся внезапно пробудившейся очень сильной эрекции, тогда как один из пальцев, очень осторожно и аккуратно проскользнул внутрь, уверенно отыскивая самое чувствительное местечко.
— Алес, там всё очень узкое, — непонятно зачем сообщил Ильт и почти простонал, вновь обхватывая его плоть, — бог мой, такой горячий, восхитительный! Малыш... Не сжимай так... глупенький, ты же хочешь этого.
Ар пытался бороться из последних сил, но то, что вытворяли с его телом эти двое, было невероятно. Водопад ласки в четыре руки, Ири буквально утонул, захлебнулся в нём, растворяясь в ощущениях и перестав различать, кому принадлежат те или иные прикосновения, слившиеся в непрерывный ряд движений двух опытных любовников, взявшихся за него всерьёз с целью заставить выбросить из головы Грандина Мистраля.
Алекс целовал его, не давая разбить поцелуй и высказать протест до того, как ему совершенно не захочется протестовать. Сравниться с Мистралем в искусстве любви представлялось сложным, но двое против одного — вполне уравнивало шансы.
Ири почти задыхался, понимая, что ему не хватает воздуха, ибо уже буквально через минуту, он стонал во весь голос, потому что своим проворным языком Ильт вытворял нечто немыслимое. То втягивал целиком, почти прикусывая, то нежно скользил по венкам, обрисовывая их, как художник рисующий кистью, не забывая ласкать яички и чувствительную кожаную перемычку на границе света и тьмы, которые сейчас мелькали и кружились перед глазами.
Алес на мгновение оторвался от него, не переставая растирать ладонями, совмещая ласки с поцелуями, покрывая шею, плечи и грудь. Атаковал нежное ушко лёгкими, но удивительно чувствительными укусами.
Это было странно и, одновременно, слишком здорово. Настолько здорово, что от острого мучительного наслаждения хотелось кричать, а когда Ильт, посмеиваясь, разжал губы, выпуская его окаменевшую плоть на свободу, Ири разочарованно всхлипнул, подаваясь бёдрами ему навстречу, насаживаясь на его пальцы, которых каким-то образом оказалось уже два, беззвучно умоляя продолжать и в то же время стыдясь этого продолжения.
— Не бойся, тебе понравится, — пообещал Алес, останавливаясь, чтобы сбросить с себя рубашку, и снова принимаясь ласкать, переходя на грудь, слегка выкручивая и пощипывая соски, достаточно умело и технично, чтобы это не причиняло боли, а будоражило, раззадоривая удовольствие.
— Давай же, милый... не закрывайся, — недовольно пробормотал Ильт, видя, что Ар тщетно пытается ускользнуть от его пальцев, — тебе ведь это нравится. Ах, так! — Ири почти закричал от пронзительного наслаждения, когда Ильт, мстительно усмехнувшись, вновь втянул его в себя и принялся двигать внутри него пальцами, раздвигая их, работая ими более интенсивно, чтобы, выбрав момент, ввести уже три пальца. — Вот тебе, непослушный мальчик, — пробормотал он удовлетворённо.
Ар вскрикнул, готовый кончить, и застонал от разочарования, осознав, что садист Ильт отпускает его на свободу и перестаёт двигаться. Он рванулся ему навстречу, изо всех сил желая получить облегчение, но жестокость Ильта, похоже, не знала границ.
— Я... ннеее...
— Расслабься, Ири. Не захочешь — ничего не произойдёт. Принуждать тебя никто не будет. Но, похоже, ты не против, — Алес снова приник к его губам, вызвав судорожный прерывистый стон и не давая Ири продолжить.
— Совершенно не против, — подтвердил Ильт, с удовольствием наблюдая за результатом своих действий.
Ири бешено двигал бёдрами, беззвучно умоляя, извивался в неудовлетворенной истоме. Но Ильт, неумолимо бросив его в секунде от рая, неторопливо двинулся выше, вызывая желание придушить его за подобную подлость.
Ар протестующее вскинул руки, желая вернуть гадского Ильта на место. Алес мягко перехватил его ладони, сплетая пальцы со своими и покрывая его запястья лёгкими, как бабочка, поцелуями, одновременно запуская пальцы в шевелюру Ильта и лаская своего любовника, методично вылизывающего живот Ири.
Через несколько минут Ири перестал понимать, откуда приходят прикосновения, они просто вспыхивали повсюду. Он полностью растворился в них, покорно и податливо отдаваясь во власть чужих рук и губ, отвечая на эти ласки и щедро даря свои, даже не пытаясь контролировать процесс разумом, а полностью положившись на волю ощущений и инстинктов.
Лишь на одно мгновение он протестующее сжался, ощутив вновь проникающие в себя неожиданно уверенные и сильные пальцы — Алес. В это время член Ильта начал методично и настойчиво толкаться к нему в рот и заполнил его целиком. Ильт, уговаривая, придерживал его за волосы, ласково поглаживая спину и ритмично двигая бёдрами, вбиваясь до самого горла, в то время как Алес, не забывая ублажать, растягивал его пальцами.
Ощутив болезненное проникновение, Ири застонал, пытаясь освободиться, но ему не позволили, уверенно фиксируя одновременно с двух сторон. Алес оказался слишком большим, заполняя собой до самого основания, и Ири казалось, что он сейчас не выдержит. Было неудивительно, что они так долго готовили его к вторжению, ибо принять Алеса в себя оказалось достаточно проблематично. Ар протестующее мычал, двигая ягодицами, и в итоге сжимал Алеса так плотно, что тот буквально зарычал сквозь сжатые зубы, понимая, что Ири своими поспешными действиями лишает его всяческого удовольствия, и он не сможет сдержаться и кончит, так и не успев войти во вкус.
Размахнувшись, он со всего размаха шлёпнул Ара по ягодицам, оставляя на его попке алый след. Ири вскрикнул, и в тот же миг всё внутри него сжалось короткими неистовыми судорогами наступившего оргазма, заставив Алеса взорваться феерическим стоном удовольствия от убийственно возбуждающего зрелища и, одновременно, от обхвативших его ствол тугих горячих стенок. В глазах замелькали точки. С другой стороны со стоном кончил Ильт.
— Нет, Ири! Не смей! Проглоти всё до конца, — услышал он умоляюще-приказное. — Да, милый. Вот так. Ты чудо. Умница.
Ильт нежно и благодарно обхватил лицо, Ири целуя его. Алес обессилено привалился к его спине, прижимая к своему телу и не покидая этого блаженного уютного рая, зная, что через несколько минут он подарит ему ещё одно, гораздо более долгое удовольствие, целуя Ара и начиная возбуждаться снова.
Остановился, лишь услышав внезапный мучительный стон, и понял, что стон этот не принадлежит никому из них. Вскинул глаза и замер, похолодев на мгновение, встретившись взглядом с белым, как простыня, Грандином Мистралем.
Ради чего он пришёл сюда... Что ему могло понадобиться в комнате Эргета, и почему он вошёл без спроса и без стука — не имело значения. Главное было в том, что он увидел.
А Ири и Ильт, увлечённые друг другом, не замечали никого и ничего вокруг. Целовались и тёрлись носами, напоминая ласкающихся котят, нашедших соратника в желании дурить и нежиться на пару.
Они не заметили внезапного напряжения Алеса, всё ещё прижимающего Ири к своей груди. Прижимающего и не желающего выпускать, даже если бы в дверях сейчас стояла тысяча Мистралей, и ясно дающего это понять вошедшему.
Мистраль стоял, закусив ладонь, и судя по алой струйке, стекающей по белоснежному манжету, увиденное смогло выбить его из колеи, а затем он повернулся и так же тихо вышел, навсегда пробив барьер эмоционального порога Алеса взглядом. Жутким взглядом абсолютно пустых глаз.
Глава 34
Ири не искал причин для оправдания собственного безрассудства, не испытывал вины, разве что мимолётную горечь от того, что пошёл на это, поддавшись животному инстинкту получить немного тепла, любви, заботы — всего того, в чём он раньше не нуждался. Но вот, открыв для него берега этого бесконечного моря, Мистраль исчез из его жизни...
И там, на том месте, где он был, осталась дыра. Дыра, которую оказалось невозможно заполнить — лишь обмануть себя иллюзией облегчающего боль заблуждения. Нет, он не сожалел. Случившееся не вызвало никаких эмоций, кроме осознания собственной душевной пустоты, вакуума, страшного, затягивающего, бездонного в остром понимании, что им не повернуть назад... Никак. Никогда. Предательство встало между ними непреодолимой стеной, и странно и удивительно оказалось, что пытаясь всё понять и осознать умом, сердцем Ири не мог простить. Он бы желал, но ощущение случившейся мерзости вызывало острую тошноту и непреодолимый отвратный спазм. Не видеть Мистраля было мучительно, но ещё мучительнее было видеть его, соприкасаться каждый день в жутком цепенящем понимании, что Мистраль... Всё это время Мистраль просто использовал его, развлекаясь с ним в угоду собственной прихоти, не считая для себя возможным сказать трёх слов, которые могли бы их спасти... Но, в понимании Мистраля, Ири оказался попросту не достоин их... ...Бутылка шампанского — вот и вся цена этой несуществующей любви. Кому ты поверил, Ири? Кому же ты поверил, глупец... Бутылка шампанского... Мистраль переплатил за тебя, Ири!
Несмотря на то, что Ильт и Алес, готовые щедро поделиться собственным чувством, отчаянно пытались растормошить его всеми силами, Ири внезапно понял, что восхитительная безумная ночь была первой и последней.
Он ушёл. Безумно благодарный обоим за то, что они смогли вытянуть его из чёрной бездонной ямы, на некоторую более-менее устойчивую поверхность безразличия и собственного существования. Теперь ему почти не было больно. Было просто никак, и с этим "никак" оказалось можно жить.
К тому же, Мистраль перестал появляться в Академии. Ири не мог понять, куда он внезапно исчез, но в то же время испытывал облегчение от возможности не пересекаться с ним. Это помогало держаться и как-то начать оживать и даже шутить. Вряд ли он мог стать прежним. Спустя время он снова смеялся, и те, кто не знал его близко, пожалуй, могли бы утверждать, что Ири полностью оправился от нанесённой раны. Но не Ильт, не Алес и не Грандин Мистраль.
* * *
**
Алес и Грандин стояли напротив друг друга на пронзительном речном ветру.
Секундантов не было, да Алесу и не пришло бы в голову пытаться пригласить их.
Он сам назначил Мистралю встречу здесь, вдалеке от людских глаз, зная, что Грандин придёт. Придёт, чтобы убить его. Алес не боялся смерти, он боялся лишь за Ильта. И теперь ради него оказался готов умереть, чтобы своей смертью отвратить кару от него и искупить грех, который они совершили, — они посягнули на то, что принадлежало Мистралю.
В каких бы отношениях ни находились сейчас он и Ири, то, что сделали Алес и Ильт, не могло пройти бесследно, не могло быть оправдано в его глазах.
Подставляя лицо стылому ветру, с безразличием рассматривая серое небо, из которого накрапывал мелкий холодный дождик, Алес мысленно прогонял перед собой свою жизнь, и раз за разом приходил к выводу, что ему не о чем сожалеть.
Скандал в Академии разгорится нешуточный. Всё-таки, в отличие от Реама, он был из очень благородной семьи.
Говорили, что Грандин убил Андреаса в честном поединке. Но какой это, к дьяволу, честный поединок, если Мистраль на голову выше всех владеет шпагой, и если, кто и может противостоять ему, то это Ар?! Но идти к Ири после того, что было между ними? Да Алес бы и не унизился никогда до подобного.
Единственное, о чём он сожалел сейчас, — о том, что не смог попрощаться с Ильтом, потому что не мог сказать. Эргет бы попытался остановить, не отпустил, но, защищая жизнь любимого, Алес не мог не пойти. Написал прощальное письмо, которое, возможно, найдут в его комнате. Письмо, в котором впервые не сказал рыжеволосой язве, что любит его. Зачем слова? Зачем Ильрану знать причину? Винить себя, ненавидеть Ири и Мистраля. Возможно, дуэль удастся скрыть. Мист никогда не болтал языком, и смерть Алеса останется загадкой для окружающих. А Ильран... Рано или поздно Ильран утешится, сможет это пережить. Может быть рядом будет Ири — единственный, кого Алес мог представить с ним, не испытывая волны ревности и боли. Правда, имеет ли это значение теперь?
Ещё Александр сожалел о том, что в ту ночь увидел выражение глаз Мистраля. Взгляд, который невозможно забыть или стереть из памяти. Словно удар под дых острым ножом. Может быть, смерть станет желанным избавлением от пожирающего чувства вины, которое можно рационализировать, оправдать, но... оно грызло изнутри, как ни верти.
Теперь этот взгляд не позволял ему испытывать ненависти. И хотя Алес пытался себя накрутить перед предстоящим поединком, не желая исполнять роль покорной жертвы на заклании, накрутить не удавалось. На душе было погано, пусто и удивительно гадко.
Винить оказалось некого. Абсолютно некого. Как же странно, смешно и нелепо способна сложиться жизнь, выбросив пустые карты в колоде абсурда. Когда не существует причин и следствий, просто неудачное стечение обстоятельств. И ты вроде бы всё ещё можешь сыграть и попытаться изменить этот расклад, но понимаешь, что уже проиграл и выхода действительно не существует, разве что сбежать, бросив всё. Но есть такие поступки и действия, которые мужчине невозможно совершить даже ради спасения собственной жизни, потому что настоящий мужчина должен понимать, что значит слово "честь". Всего лишь слово. Слово, ради которого он шёл на откровенное самоубийство, потому что никогда не смог бы жить, презирая и не уважая самого себя.
Вспоминая ту ночь, полную сумасшествия, Алес с горькой ухмылкой констатировал факт, что повторись всё это снова, вряд ли бы его выбор стал другим.
Мистраль, сломавший то, что оказалось нельзя ломать, свершивший святотатство в храме, загасивший извечный огонь, согревающий людей... Винить ли Прометея в том, что его тронули человеческие страдания, и он пошёл наперекор воле Зевса, украв у него собственность?
Хотелось надеяться, что они сумели "вытащить" Ири. Может он и не стал счастлив, но в одном Алес был твёрдо уверен: в том, что после случившегося, юноше стало гораздо легче, как бы это не звучало, не выглядело и не воспринималось со стороны.
Вряд ли они сумели бы по-настоящему исцелить его. Исцелить Ара мог только Мистраль. Но Грандин отныне умер в его глазах, а трупы души не обладают чудодейственной силой.
