Ваше сиятельство (полностью)

— Вижу, вам есть, что скрывать...

И вовсе хан не казался таким страшным, а милым и домашним дедушкой, про которого даже не скажешь, что он служил в армии всю жизнь. Жан был весёлым и забавным, флиртовал со мной, рассказал, как я его пыталась соблазнить. Вот тут вогнали в краску Мира, а два других мужика хохотали, схватившись за животы. Правда, чем всё кончилось, Жан не поведал, но и оба брата остались в этом солидарны. Я скромно потупила глазки, пытаясь подавить смех. Потом положила голову на плечо мужа и всё ж расхохоталась. Стоит ли говорить, что внутри купола, Жан снял в лица никаб, так что два одинаковых парня глядели друг на друга.

В общем, мы мило так пообщались. Разрядили обстановку. Потом Жан оделся и хан снял полог, после чего забрал Жана и ушёл восвояси, не как нормальный человек, через дверь.

Глава 38

Время неумолимо истекало. Куда? Словно отведенное мне время... На что? Не могла я понять. Беременность длилась спокойно, без происшествий. Малыш уже толкался, периодически доставляя мне неприятные ощущения. Пузико уже было заметно. Но домочадцы не обращали на это внимания, хотя старались вовсю помогать.

Меня слушались, что было приятно, словно меня приравняли к мужу.

Но я всё равно старалась делать всё сама по мере сил. Наклоняться было трудно. Мне даже предложили помогать одеваться. Ну уж нет, не дождётесь. Беременность — не болезнь.

— Здравия, княгиня? Как самочувствие? — послышались низкие, чуть хриплые нотки.

— Здравствуй, Волк.

— Терпимо.

— Может что беспокоит? Давайте осмотрю...

— Не стоит, всё хорошо.

Он подошёл вплотную. Вспомнила, как он говорил о своих чувствах. Что он сейчас ощущает? Постоянно видеть девушку, которую любишь, знать, что она принадлежит другому — твоему другу, и что она носит под сердцем его малыша. Каково это?

Он протянул ко мне руку, попытался притронуться к моей щеке. Ощутила, как прогнулся щит, истончаясь в месте прикосновения.

Интересно, он может видеть мой щит?

Прикосновение, мимолётная ласка и попытка считать моё состояние. Защита сработала.

Волк скривился от боли и рухнул на колени.

— Прости, я не специально.

— Что это? МАС? — почти угадал, это щит, но об этом я не скажу.

— Да, он почувствовал угрозу.

— Извини, я хотел лишь удостовериться, что всё хорошо.

— Не нужно, прости. Мне пора.

Я проскочила мимо Волка и выскользнула в коридор. Там было пусто, словно все вымерли. На пороге своего кабинета появился Мир. Он бросил оценивающий взгляд, кивнул. Я подошла.

— Княгиня? — в голосе чувствуется власть. В одном слове сквозит столько вопросов...

— В-всё с-случайно в-вышло, — я оправдываюсь?

Я и правда не хотела. И это не я его током ударила. Я как могла старалась оттянуть это, даже щит утончился по моему желанию.

"Больше так не делай. Пусть лучше щит обнаружат, а ты подвергаешь себя риску."

— Похоже, он до сих пор сохнет по Вам. Может стоит отослать его куда подальше? В больницу, например?

— Нет-нет, думаю, это больше не повторится.

— Не стоит бродить искушению коридорами дворца. Я поговорю с Волком.

Я сглотнула. Во рту пересохло.

— Пройдёмте, нужно поговорить о Вашем поведении, — муж отошёл в сторонку, пропуская меня в помещение.— Все свободны, — бросил муж ребятам из свиты. Из-за стола поднялись сидящие дедки, муж кивнул им, заставляя оставить нас наедине.

Когда дверь за моим отцом затворилась, щёлкнул замок.

Муж прошёл на своё место.И что, зачем было всех выгонять?

Поманил меня жестом, усадил на колени. Ощутила, как вливается в меня энергия мужа. Ох, неужели у меня такой упадок сил? И ведь пополнять из природы сейчас не могу. Защита не даёт, лишь энергетику мужа пропускает. По телу разливается сила, которая вызывает скользящую щекотку во всём теле.

Муж кладёт руки мне на живот, подпитывая и малыша тоже. Он начинает толкаться, отвечая папочке. Но сейчас мне приятно, всё же бьёт не под рёбра или печень... Удары уже ощутимы, вырос малыш.

Сеанс прерывается.

— Ясь, ты поосторожней будь, ладно? Постарайся, чтоб к тебе никто не притрагивался. Одно дело, когда щит угрозу чует, а другое — когда ты сама уменьшаешь защиту. Ты помнишь, что отвечаешь сейчас не только за свою жизнь?

Я молча кивнула, Мир прав, даже ради выманивания врагов рисковать не стоит.

А потом завертелось. Не успела я отойти от кабинета, как меня схватили.

"Мир!" — успела мысленно пикнуть я и мiр* внезапно наполнился тьмой.

Очнулась. Открыла глаза, голова кружится. Удар по голове? Но щит должен от такого защищать. Тогда что? Пытаюсь просмотреть своё состояние, вроде бы всё цело. Вокруг темно, пахнет сыростью. Холодно. Бр... Одежда на мне. Пояс верности тоже. Муж не отпускал меня без него. Правда, пришлось его доработать, чтобы не натирал и был растягивающимся. Я лежу на чём-то... Пытаюсь сесть, но мне плохо. Отравление? Как всё достало. Ощупала свой животик, спросила у малыша, как он. Я спокойна, мне нельзя волноваться. Меня обязательно спасут.

'Мир!' — зову мысленно.

'Любимая. Где ты?'

'Не знаю.'

'Координаты? — Запрашиваю у МАСа их. Отправляю мужу. — Попробуй перенестись.'

Сосредоточиваюсь и переношусь в наше место. Вздыхаю свободно, свежий воздух вокруг. Открываю глаза, жмурюсь от яркого солнышка. Хух. Сюда никто, кроме Мира перенестись не может. Это радует.

Села на берегу, тут же согрелась. Даже в моих зимних тяжёлых одеждах стало жарко. Сняла верхнее плотное бархатное тёмно-синее платье, У меня таких несколько. Муж предлагал разных цветов, но я предпочла одного. Беременные причуды.

Любимый ничего не говорит. Где он?

'Мир?'

'Ты на месте?'

'Да. А ты?'

'Ясь, слушай внимательно. Еда у тебя там есть, я занёс на несколько дней. Отсидись, ладно. Не высовывайся. Я буду на ночь приходить, подпитывать тебя. А сейчас извини, но времени просто побыть с тобой — нет. Поэтому я буду при возможности с тобой связываться, но ты меня не отвлекай, ладно?'

'Хорошо, любимый.'

'Передавай привет нашему малышу или малышке. Подумай насчёт имени, а то мы всё не можем определиться. И не беспокойся, тебе это вредно.'

'Как скажешь.'

'Люблю тебя.'

'И я люблю, Мир мой.'

На этом связь прервалась. Сунулась в шатёр, там стояла сумка-холодильник с едой. Неплохо бы выделить место, где будет поддерживаться нужный мороз.

Созидание. Приятно чувствовать себя творцом.

Можно было и дом представить, но не хотелось этого делать без мужа. Погреб тоже не хотелось представлять. Что же придумать?

Ледник на горе... Но взбираться туда не буду. А устройства ваять совершенно не хотелось. Чем шатёр и прельщает, что влияние человека на природу самое маленькое. Ничего в голову не шло.

Перекусила и лежала просто глядя в небеса.

Вспомнились законопроекты, которые мы разбирали с Жаном. А ведь то была лишь малая часть, их перевезли из кабинета мужа в книгохранилище. Там вот и надо было разобрать и внести в общий каталог. Моя задача лишь обрабатывать сборник документов в целом и составлять оглавление, а вот Жан разбирался в самом законодательстве. Мы тогда довольно долго провозились со всем. Но документов за тридцать лет накопилось слишком много. Чтобы всё прочитать, надо было потратить уйму времени, а если ещё и вникать во всё это, то не знаю, сколько нужно лет потратить. Но Жан не просто так проводил проверки, он учился на правоведа. И это как раз его практика и возможность заработка. Но платил ему хан из Сибирской казны. Жану оставалось, как и нам, последнюю учебную ступень окончить, правда, там в основном практика шла. Вот он и проходил практику, у хана и у нас.

Жан ещё и пролистывал указы, оцифровывая и внося их в свой МАС. Ну а я присваивала указу номер, вносила ключевые слова и ставила в соответствующий шкаф согласно разделу правоведения и выделенных стеллажей.

Жан потом передал мне на МАС оцифрованные указы, со своими пометками, а я эти документы вносила в АС дворца и передавала в центральное книгохранилице Омска.

Ожидание утомляло. Чем же заняться, чтоб не думать о Мире? Я ходила взад и вперёд, вдоль ручья, ставшего теперь речкой. И не знала, куда себя деть. И руки занять нечем.

Мирослав подписал много указов, отменяющих действие предыдущих или создавал новые. Ставил задачу перед свитой, те и разрабатывали законопроект. После чего Мир знакомился с ним и подписывал или отправлял на доработку.

Учредили школьное образование, а вот высшее пока вводить было рано. Договорились с учителями из Сибири, вести по предмету два лишних часа каждый день дополнительно. Часть задач была решена. Теперь дело было за строителями, которые должны были возвести нужное количество школ. В некоторых селениях организовать учёбу пока было невозможно. Всё же охватить такую большую территорию западной Руси в одночасье было сложно. Но мы прорвёмся. Желающих получить образование было много.

Мир вводил систему штрафов за нарушение тех или иных указов, дабы хоть как-то пополнить казну. Ещё с купечеством пришлось повозиться, торговые дела, подати с продажи товаров. Суды ввели, систему охраны правопорядка. Мелкие вопросы решались на местах, старостой деревни или села. В мелких градах решал вопрос градоначальник, а вот дальше уже суд губернский. Но это ведь тоже не просто. Составить указ правильно, учитывая множество обстоятельств, подписать его, огласить, разослать на места.

Открыли почту, оснастили её почтовыми досмотро-перемещателями. Набрали людей. Ввели правила, пусть и не с нуля их придумывали, а взяли Сибирские, но ведь на это тоже было нужно время. Договариваться, подписывать бумаги, назначать людей, а главное всё упирается в деньги. Хорошо, уже к тому времени казна не пустая была, вот и вылилось всё в школы да почту.

С медициной худо дела обстояли. Лекарей отправляли учиться в Сибирь, повышать своё образование, так сказать. Да только целительскими способностями там и не пахло. Тьму народу ведь извели, которые способности имели, а кто остался. скрывали, даже сейчас боялись высунуться, а вдруг все громкие слова — обман? Мы их понимали, да только находили людей, приходили к ним тайно, уговаривали. Кого-то удалось уговорить, другие — отказались. Не нам их судить за это.

С приютами для детей вопрос решили. Дети оттуда пропадали. Куда девались, было не понятно, по документам мёртвые тела сжигались, но после мужниного вмешательства удалось выяснить, что детей переправляли в провинции. Зачем? Этот вопрос лёг на плечи новой ячейки уголовного сыска.

В общем, жизнь продолжалась и за те месяцы, что мы тут были, многие зёрна заложили. Теперь надо, чтобы они дали всходы и урожай.

— Ясь! — услышала сзади голос любимого. Повернулась: стоит, едва на ногах держится, в руках мешок. Бросилась ему навстречу. Бледный весь, щёки впали. Словно несколько месяцев не виделись. Что с ним стряслось?

Он заключил в объятия. Столько чувств передаёт его взгляд: тревога, нежность, радость встречи. Боги, что с тобой стряслось, любимый?

Подарил лёгкий поцелуй, отстранился, заключил в объятия, присаживаясь на землю. И начал передавать энергию из окружающей природы. Молча.

— Любимая, слушай внимательно. Я сейчас ухожу. Сейчас очень многое стоит на кону. Не вздумай соваться. Родителей я тоже отослал обратно домой, отец забрал всех. Если вдруг со мной что-то случится, вот тебе одежда обычная, серьги, чалма, и прочие вещи, которые могут тебя погасить. Вот тебе документы, ежели что. Муж протянул мне электронные устройства. — Если совсем тяжко придётся, Жан тебя заберёт. Моих денег хватит, чтобы тебе с малышом безбедно жить всю жизнь в Сибири. Но если вдруг что, уходи в Восточную Русь.

У меня не было слов. Поняла, что молча глотаю слёзы. Что там творится такое? Что происходит? Неужели я мужа больше никогда не увижу?

'Останься, Мир, прошу. '

— Я не могу, солнышко моё, ты ведь знаешь, не могу бросить людей, мне надо идти. Пообещай, что не пойдёшь за мной. Пообещай.

— Мир, я не могу.

— Ради нашего малыша, обещай. Ради нашей любви. Если я выживу, я вернусь за тобой. Тут еды хватит на долгое время. Сухой паёк — армейский, но он разбухает.

И муж дарит мне поцелуй, долгий, нежный, вливающий в меня очень много энергии. Мир, что ж ты творишь?

'Накапливай, не упирайся, бери.'

И я беру силу, приходящую от него. Сжимаю её, пытаясь вобрать всю в себя.

Он отстраняется. глядит на меня, словно пытается запомнить каждую чёрточку моего лица.

— Обещаю, — ему ведь это нужно, чтобы быть спокойным за нас, то я дам ему слово. — Люблю тебя.

— И я тебя люблю, вас люблю.

Он отходит на шаг назад и исчезает.

Эпилог

— Мама, мама! — я грустно посмотрела на дочку и улыбнулась. Черты лица у неё мужнины, каждый раз, глядя на неё, сердце пропускает удар. А потом улыбаюсь, ведь мы живы, и как я могу грустить, если моя девочка мне улыбается?

Пять лет прошло с той поры, как я в последний раз с ним виделась. Хоть бы сообщил о себе что-то. Я два месяца отсидела в нашем месте, а потом чутьё подсказало идти в Восточную Русь. При упоминании Сибири меня сковывал страх. Рожала уже по новым документам там же. В доме, который был оформлен на меня. С помощью своего МАСа влезла в их систему, и навела о себе справки. Работала учительницей в местной школе. И муж имелся. Да только пропал без вести. Я разок явилась в местную школу. Меня узнавали, спрашивали, когда на работу выйду. Подивилась я такому положению вещей, меня даже спрашивали, не нашёлся ли мой муж. А я лишь грустно вздохнула. Мир славно потрудился, планируя мой уход.

— Что, лапочка? — вернулась мыслями к дочке.

— Мам, смотри, как я научилась делать?

Доченька забирается на горку на самый верх, на крышу паровозика (и как умудрилась забраться?) и стоит на одной ноге. А я не дышу, боюсь пошевелиться, чтобы не отвлечь её. Она стоит, а потом прыгает, словно ласточка из гнезда, делая кувырок в полёте. И я понимаю, что весь привычный уже мне мiр рушится.

Я подбегаю к ней, и вижу малышку на руках у кого-то. С волосами, собранными в белый длинный хвост до пояса.

— Б-бла-г-го-да-рю, — выдавливаю из себя, стараясь утихомирить бешенную скачку своего сердца.

Мужчина встаёт с корточек и оборачивается. И свет темнеет перед глазами.

— Ясь, Ясенька, очнись, — шепчет любимый чуть хриплый голос.

— Мама, мама, очнись, — вторит звонкий родной голосок.

Я поднимаю веки и встречаюсь с встревоженными двумя парами серых глаз. Сглатываю подкативший к горлу ком. Исследую взглядом изменившиеся любимые черты лица. Он постарел — морщинки уже были вокруг глаз. Весь седой: и голова, и брови, и усы с бородой. И не скажешь, что мы ровесники. Лет на двадцать, если не больше старше меня.

Я села, а сказать ни слова не могу. Окинула взглядом окружающее пространство. Наше место.

Нисколечко не изменилось. Тот же шатёр, речка.

— Мамочка, ты как? — доченька забирается ко мне на ноги и обнимает меня. По моим щекам текут слёзы.