Итак, Вудсток предупреждает меня о серьезных опасностях, но этим его помощь не ограничивается. Он помогает не только мне лично, но еще и всему человечеству, иначе нельзя объяснить, почему он предупредил меня, что планетарный узел Земли захвачен чужими. А если вспомнить кое-что из того, что Вудсток написал моими руками на консоли дежурного оператора, становится ясно, что Вудсток не мог сразу обнаружить, что узел Земли попал под чужой контроль. Чтобы обнаружить то, что он обнаружил, надо вначале провести с узлом кое-какие специальные манипуляции, а если их не проводить, то ничего и не заметишь.
Вудсток не просто оценивает ситуацию и оказывает помощь, когда признает ситуацию критической. Вудсток активно ищет потенциальные опасности и своевременно реагирует на них. При этом в число опасностей, на которые он реагирует, входят не только те, что угрожают лично мне, но и те, что угрожают всему человечеству. Хорошо было бы еще и Эзерлей включить в круг защиты...
Подумав об этом, я попытался поговорить с Вудстоком на эту тему, но он проигнорировал мой мысленный вопрос. Он идет на контакт только в критических ситуациях.
Непонятно, почему Вудсток мне помогает. Только из-за того, что я чуть не погиб по его вине? Или потому, что я сумел его разжалобить, явившись к нему во второй раз? Или у него есть какие-то планы на человечество в целом и на меня в частности? Непонятно.
Я закончил отчет, перечитал написанное и понял, что вопросов в тексте больше, чем ответов. Даже если на время забыть о Вудстоке, непонятного остается более чем достаточно. Кто все время пытается меня убить? Кто убил Гиви? Это одни те же личности или против нас играют сразу несколько игроков? Чего они хотят — получить доступ к тайнам Вудстока или, наоборот, окончательно изолировать разумную планету от остальной вселенной? Или Вудсток им до фени, а настоящие их интересы на Земле? Тогда какие у них здесь интересы?
Я позвал Санька, проследил, как он копирует отчет на флэшку, и приказал Сети вернуть меня в Убежище. В свете последних событий Земля представляется довольно опасным местом.
6.
Когда я вернулся в Убежище, Эзерлей уже проснулась. Она сидела на кровати, поджав колени к подбородку и, казалось, медитировала. Ее поза напомнила мне тот момент, когда после возвращения с Шотфепки она сидела на полу в гостиной нашей квартиры на Блубейке. Но сейчас она не борется с подступающей истерикой, сейчас она просто блуждает в недрах поисковой системы Сети.
Увидев меня, она отключилась от Сети, повернулась ко мне и ее лицо расплылось в улыбке, ослепительной, потому что искренней. Я вернулся, и этого достаточно, чтобы сделать ее счастливой, это похоже на то, как собака радуется возвращению хозяина, но это совсем другое, потому что я не хозяин, а она не собака, мы равноправные разумные личности и это прекрасно. Краем сознания я отметил, что мои мысли в отношении Эзерлей в последнее время становятся все более и более бредовыми. Наверное, это и есть любовь.
— Как дела? — спросила Эзерлей. — Что случилось? Я проснулась, а тебя нет.
— Уже все нормально, — сказал я. — Пока мы с тобой бродили по мирам, на Земле построили планетарный узел, но его атаковали какие-то гады и установили над ним контроль.
— Это как? — не поняла Эзерлей.
— Если честно, я и сам не понимаю технических подробностей. Чужие как-то добились, что им становилось известно все, что известно на земном узле, и еще они могли заставлять узел делать все, что им нужно. Пришлось перемещаться на Землю и исправлять ситуацию.
— Ты так быстро разобрался, как работают планетарные узлы? — изумилась Эзерлей.
— Нет, — сказал я, — я не разобрался, тут все сложнее. Я тебе рассказывал про Вудсток?
— Рассказывал. Это такой мир, где можно научиться всему. Ты научился драться, а еще Вудсток вложил тебе в душу какую-то вещь, про которую ты хотел рассказать, но так и не рассказал, потому что нас тогда подслушивал компьютер Блубейка. Что это за вещь?
— Честно говоря, я и сам не понимаю, — сказал я. — Это как бы душа, но маленькая и несамостоятельная. Она защищает меня от всяких опасностей, а сегодня вдруг решила помочь всему моему народу и предупредила, что узел Земли захвачен.
— Ты еще говорил, что Вудсток обеспечил тебе доступ в Убежище, — добавила Эзерлей.
Я говорил? Неужели? Насколько я помню, я об этом даже не думал. Но это вполне может быть правдой. Допустим, в те времена, когда Вудсток еще не был изолирован от остальной вселенной, он каким-то образом получил доступ к Убежищу и теперь предоставил этот доступ мне. Или, быть может, Убежище было построено Вудстоком. Или вообще находится на Вудстоке. Нет, последнее маловероятно, потому что в фольклоре Сэона Школа и Убежище — два разных мира. Что, впрочем, ни о чем не говорит, сказки и легенды могут искажать информацию очень сильно.
— Может, и Вудсток, — сказал я. — Не знаю.
— Может, пора узнать? — предположила Эзерлей. — Ты уже который день нудишь: не знаю того, не знаю сего, не пора ли все узнать?
Эзерлей все сказала правильно, но ее слова вызвали у меня раздражение. Она права, мне давно пора поговорить по душам с Вудстоком, не с той его частью, что прячется в моей душе, а со всем планетарным разумом в целом. Но неприятно, что эта идея пришла в голову не мне. Я привык считать Эзерлей не то чтобы тупой, но однозначно не такой умной, как я, а теперь непонятно, кто из нас тупее.
"Связь с планетой Вудсток в режиме телефона", мысленно произнес я и снял трубку телефонного аппарата.
Телефон молчал, из трубки не доносилось даже гудков, зато в моем мозгу прозвучал голос:
Положи эту дрянь на место. Не люблю излишних иллюзий.
"Вудсток?"
Да, Вудсток. Я давно жду, когда ты догадаешься со мной поговорить.
"Почему ты сам не позвонил?"
Это невозможно, ты ведь В убежище.
"Оно блокирует все входящие звонки?"
Оно блокирует все. Чтобы с тобой связаться, ты должен дать явное разрешение.
"Даю тебе разрешение связываться со мной в любой момент".
Спасибо.
В голосе Вудстока прозвучал сарказм.
"Неужели даже ты не мог сюда пробиться?" спросил я. "И почему твой агент ничего не сказал мне?"
Мой, как ты говоришь, агент не способен к самостоятельным действиям.
"Но он самостоятельно просканировал планетарный узел Земли".
Он действовал в соответствии с программой. После того случая на Шотфепке он стал немного параноиком.
"Откуда ты знаешь, что было на Шотфепке?"
Он мне сказал.
"Когда? Только что?"
Нет. В отличие от тебя, он не упускал ни одного случая, чтобы поделиться информацией.
"Ты знаешь все, что со мной происходило?"
Да.
"Тогда почему ты не вмешивался? На Шотфепке твоя помощь пригодилась бы".
На Шотфепке моя помощь была не нужна, ты и без меня справился. Да и не мог я помочь.
"Почему? Ты же только что сказал..."
Слушай внимательно, что я говорю. Про барьеры забыл?
"Которые окружают твою планету?"
Можно и так сказать. Вообще-то, моя планета и я — практически одно и то же.
"Да, конечно. А кто поставил эти барьеры?"
Мне показалось, что Вудсток улыбнулся.
Все повторяется, сказал он. Каждый раз все повторяется, детали другие, но суть остается все той же самой. Вначале разумные существа тянутся к знаниям, жадно хватают все, до чего могут добраться, они думают, что вместе со знаниями получают всемогущество, но это не так. И когда они понимают, что это не так, они отгораживаются забором. Один философ твоего мира сказал, что тот, кто умножает знания, умножает печали. Он прав, но разве это повод отказываться от знаний?
"Не знаю. С одной стороны, в знании самом по себе ничего плохого нет. Но людям свойственно превращать любое знание в орудия уничтожения".
Не только людям, таковы все гуманоиды и рептоиды. А если брать в целом, около половины разумных рас имеют критический уровень агрессивности. Люди не являются исключением.
"По-моему, яхры гораздо агрессивнее".
Ты неправ. Ты видел на Шотфепке только один притон, а судишь обо всей планете. На твоей любимой Земле подобных заведений не меньше.
Я вспомнил многочисленные сюжеты новостей про то, как красивой девушке обещали работу танцовщицы, а по приезде отобрали паспорт и продали в бордель, и решил, что слова Вудстока недалеки от истины. Но как-то неприятно думать, что мы, люди, в масштабах галактики такая несимпатичная раса.
Вы не самая несимпатичная раса. И вообще, это понятие в масштабах галактики неприменимо. У каждой расы своя система понятий, то, что нормально для одних, у других считается преступлением. Во вселенной все относительно.
"Ладно, пусть будет так. Давай лучше поговорим вот о чем. Ты говорил, что общение с тобой для всех разумных рас заканчивается одинаково".
Я этого не говорил. Я говорил, что оно развивается в одном направлении, но множество мелких деталей, накапливаясь, поворачивают ход событий в ту или иную сторону и конечный результат не могу предугадать даже я.
"Даже? Ты считаешь себя самым умным существом во вселенной?"
В отношении разумных существ понятие "самый умный" неприменимо. Все, доступное одному разуму, доступно и другому, разница только в скорости мышления и объеме памяти, но это не главное. Главное у всех одно.
"И что же?"
Способность решать задачи, решение которых неизвестно. Способность открывать и изобретать новое. Способность изменять законы бытия.
"Изменять законы бытия — это магия".
В каждом разуме есть нечто магическое. Разум, неспособный примириться с собственной ограниченностью, рождает понятия, выходящие за рамки познаваемой вселенной. Большинство рас придумывают богов, некоторые придумывают магию, у вас есть и то, и другое. У вас религия и магия противопоставлены друг другу, но это просто случайное отклонение от основной линии. В других мирах случаются и большие извращения.
"Ты говоришь о магии, как будто она существует".
Она существует. Ты делаешь то, чего не понимаешь, и это и есть магия. Когда ты впервые привел в действие деструктор, это была магия.
"Деструктор — это техническое устройство".
Тогда для тебя это была магия.
"А вот и нет. Я сразу понял, что это техническое устройство".
Ты веришь в то, что говоришь, но это неправда. Каждый раз, когда разум сталкивается с непознанным, в душе активируется магическая категория. И только потом, когда непостижимое постигается, разум навешивает на осознанное другой ярлык. Незнакомое техническое устройство, неизвестное природное явление, новая элементарная частица, единство и борьба противоположностей... Ярлыков много, разумные существа придумывают их на все случаи жизни. Ни один ярлык не отражает сути явления, к которому он приклеен, но без ярлыков труднее мыслить. Чтобы предсказывать поведение первооснов бытия, люди решают дифференциальные уравнения, они решаются только в частных случаях, но эти случаи дают людям основание полагать, что вы докопались до истинной сути вещей. Но это не более чем иллюзия, истинная суть вещей непостижима. Если мыслить в религиозных категориях, можно сказать, что бог непознаваем. Ваши философы любят говорить, что природа тоже непознаваема, но они не понимают, что природа и бог тождественны. Ты зря так реагируешь, в этих словах нет ничего обидного. Рано или поздно тебе придется понять, что лишь на словах ты признаешь свое несовершенство, а на деле все еще нуждаешься в иллюзиях, и главная из них — иллюзия значимости. Ты не готов признать себя безымянной каплей в океане вселенной, ты хочешь думать, что твоя жизнь и твоя душа имеют ценность не только для тебя. Разум говорит, что это неправда, и тогда ты перестаешь мыслить и начинаешь верить. Вера помогает жить, она дает опору в пути к горизонту. Жизнь разумного существа подобна путешествию по голому люду, малейшая оплошность либо уводит тебя в сторону, либо сбивает с ног. Но у тебя есть вера, она подобна костылю, который ты втыкаешь в лед на каждом шаге. Вера не дает тебе сбиваться с пути, это так удобно, что ты больше не мыслишь своего бытия без костылей, хотя и догадываешься, что, отбросив их, ты сможешь не ковылять, а идти или даже бежать. Это получится не сразу, вначале ты долго будешь набивать шишки и никто не даст гарантию, что ты не сломаешь шею. Но если тебе повезет и твоя жизнь не прервется, ты научишься скользить. И тогда, если у тебя еще останутся силы, ты начнешь учиться летать.
"И что мне это даст?" спросил я.
Ничего, рассмеялся Вудсток. Ты повторяешь типичную ошибку молодых рас, которые ищут во всем выгоду. Но выгода имеет смысл только тогда, когда желаемого не хватает на всех. Стоит удовлетворить базовые потребности и понятие выгоды уходит в прошлое. Яхры не ищут выгоды, они вообще не понимают, что это такое.
"Они ищут развлечений".
Это лишь одна из сторон их пути. Их путь отличается от вашего, но кто может сказать, какой из них правилен?
"Чаще всего из двух путей не правилен ни один".
Сам придумал?
"По-моему, да. А может, и нет, может, это кто-то другой придумал до меня".
В разных мирах эти слова повторяли множество раз. Ты прав, из двух путей чаще всего не правилен ни один. Хочешь узнать единственно правильный путь?
"А он вообще существует?"
Вудсток снова рассмеялся.
Конечно же, нет, сказал он. С тобой приятно общаться, ты удивительно быстро все схватываешь. Было бы обидно, если бы ты не смог выбраться с Шотфепки.
"Мне тоже. Кстати, я так и не сказал тебе спасибо".
Это лишнее. На Шотфепке я ничем тебе не помог, я отрезан от Шотфепки барьером.
"И не можешь его обойти?"
Могу, но не хочу. Если мир не хочет иметь со мной дело, я тоже не имею дел с таким миром. Яхры считают, что я опасен, я могу их разубедить, но не хочу.
"А на самом деле ты не опасен?"
Любое знание опасно, а знание персонифицированное опасно вдвойне. Жизнь полна опасностей, со мной или без меня. Зубов бояться — в лес не ходить.
"Волков бояться", автоматически поправил я.
Можно и так сказать, согласился Вудсток. Да, я опасен, но не сам по себе, а только как носитель опасных знаний. Моя личная агрессивность близка к нулю, я никогда не нападаю первым, я только отвечаю ударом на удар. Есть расы, которые считают, что недопустимо даже это.
"Лицемеры".
Нет, не лицемеры. Во вселенной достаточно рас, не приемлющих никакого насилия в принципе. Взять хотя бы тех амебообразных существ с планеты, которую ты назвал Трилар.
"То-то они показались мне такими доброжелательными".
Они и есть доброжелательные. Легко быть доброжелательным, когда тебе ничто не угрожает. Слон имеет право быть добрым, но добрая крыса долго не проживет.
"Намекаешь, что люди похожи на крыс?"
