Будь у нас больше времени, — Алес поморщился от стылого ветра, с безразличием констатируя, что абсолютно равнодушно воспринимает собственную будущую смерть, позволив себе размышлять о вещах, совершенно далёких от подготовки души к вечному.
Неприятно ощущать себя подлецом в глазах бывшего друга. И бесполезно оправдываться, просто не за что. Все они стали жертвой собственных обстоятельств. Глупо. Но случившееся произошло. Его не отменить. Пришла пора платить по счетам.
В том, что всё закончится здесь, Александр даже не сомневался.
Взгляд Мистраля в дверях — маленькая личная смерть, откровенный приговор.
Оправится ли он от увиденного, сможет ли простить — не имело значения, этот взгляд дал ясно понять одно: Мистраль не оставит в живых никого, кто посмел прикоснуться к его возлюбленному.
Ири Ар... Может правильно ты сделал, что ушёл от него. Ведь каждый раз при взгляде на тебя в глазах Грандина читалась лишь одна надпись: "Собственность Мистраля". Ты всё правильно понял, малыш. Абсолютно всё правильно понял. Для Грандина ты не более чем игрушка. Личная вещь. Прихоть эгоизма и самолюбия. Но возможно ли быть настолько одержимым вещью? Прихотью без любви?
Алес грустно усмехнулся. Он единственный, кому на краткий миг болезненного прозрения была открыта очевидная истина, и теперь он унесёт эту тайну с собой в могилу. Слабость Мистраля. Ири Ар, будет ли тебе когда-нибудь дано понимание, что же ты сотворил с ним?
Александр посмотрел на часы. "Ожидание смерти хуже самой смерти" — вот уж великая истина, которую теперь не донести до потомков. Но он сам виноват, что пришёл на место встречи раньше, и теперь мёрз в одиночестве у реки, созерцая унылый пейзаж, постепенно приходя в состояние раздражения, нетерпения и почти сарказма от мысли, что сдохнуть окажется не самым худшим вариантом альтеративе мокнуть под дождём.
Он искренне надеялся, что Мистраль проявит благородство не отказать в "последней просьбе" и удовлетворится одной жертвой.
В собственных глазах Александр не считал себя подлецом или подонком, а мнение самого Мистраля вряд ли может служить единственно показательным. До всего случившегося они считались почти друзьями, если только в лексиконе Грандина Мистраля вообще существует понятие "друзья".
Я ни о чём не сожалею. Мне не за что винить себя, — подумал Алес с внезапно проснувшейся злостью и почти улыбнулся, когда увидел остановившуюся карету и выходящего из неё Мистраля.
Грандин велел кучеру подождать.
Вот как?! Надеется управиться быстро? — с неприятным раздражением Алес откинул плащ и положил руку на эфес шпаги, демонстрируя полнейшее понимание собственных и чужих намерений. — Что же, вынужден тебя разочаровать, ледяной принц, может я и подохну, но не так скоро, как ты надеешься. Не одному тебе приходилось тренировался с Ири. Хоть это и было до тебя. А потом появился ты и забрал его себе. Присвоил, чтобы сломать, погасить его свет. Пожалуй, за это тебя стоит ненавидеть. Вот только... не получается.
До чего же паскудно осознавать себя винтиком, угодившим в жернова чужих разборок.
Грандин подошёл небрежной походкой. Ветер трепал роскошные волосы, тщательно собранные в хвост, безуспешно пытался сорвать длинный плащ, демонстрируя великолепный камзол и шпагу, придерживаемую, чтобы не била по бедру.
Тёмные прищуренные глаза созерцали Алеса в нехорошей задумчивости, но в них не было ни капли неуверенности и сомнения, а лишь окончательное принятое решение. Жребий брошен. Осталось перейти реку судьбы. Мистраль остановился напротив, слегка кивнув в знак приветствия — скорее дань приличиям, чем желание общаться с противником.
Лишь теперь Алес разглядел глубокие синие круги, залёгшие под глазами Грандина, неестественную мертвенную бледность лица и глубокую, ранее не замеченную горькую складку в области губ, морщину, которая вряд ли сможет разгладиться.
Говорят, люди стареют от горя, и сейчас перед ним стоял яркий живой пример. Но даже невыспавшийся и измученный, столь ясно отмеченный печатью страдания, Мистраль оставался прекрасен как божество, что, наверное, невозможно было у него отнять. Сейчас он казался даже более притягательным, чем раньше. С его лица впервые исчезли надменность и высокомерие и та почти неуловимая мина брезгливости, которая удерживала желающих преклониться перед ним людей на тонкой, едва ощутимой грани, позволяя им сохранять собственное достоинство перед откровенной демонстрацией того, что они не более чем пыль под ногами Мистраля, никчемный человеческий мусор, на который ему было откровенно плевать. А вот сейчас, сейчас перед Александром стоял обычный человек, такой же, как и все, простой смертный, знающий горе и страдание, понимающий, что он ничем не лучше остальных, разве что более удачлив, познавший, что значит боль падения, увидевший меру собственной души. Но за этим человеком, вот за таким вот новым Мистралем Алес, не задумываясь, мог бы последовать на край света, отдать свою жизнь...
Но нужна ли ему моя жизнь? — пришла внезапная мысль. Смутное, начинающее просыпаться осмысление, вызванное печатью страшной бесконечной усталости, лежащей на лице Мистраля, прямого как струна. Но какой же ценой давались ему эти прямота и естественность? Грандин стоял ровно, небрежно, но одновременно горбился, потому что ноша, тянувшая его к земле, оказалась слишком тяжела.
— Будем драться? — спросил Алес севшим голосом, мысленно ругая себя за неожиданную слабость голосовых связок, но вдруг чётко понял: как только Мистраль достанет шпагу, Александр без колебаний даст себя убить. Хотя бы ради того, чтобы никогда и никому на свете не рассказать, что однажды увидел этого ангела павшим. Мистраля Грандина больше не существовало. Он был мёртв. Ходячий живой труп. Такой же абсолютно безжизненный, как и тот другой, светловолосый раздавленный бог, чью веру осквернили, а алтари разбили в прах, переплавив статуи в золотые монеты, чтобы отметить учинённое разорение шампанским. Смутная тень того, кого он видел всего лишь несколько часов назад.
Да есть ли в этом смысл?
Алесу захотелось кричать. Сказать что-нибудь, схватить Мистраля за плечи, трясти, в кровь измочалить прекрасное, лишённое выражения лицо, чтобы вложить в него понимание, смысл, смутный проблеск сознания.
Ну сделай же что-нибудь!!!!! Сделай хоть что-нибудь, Мистраль. Останови это безумие!!! Неужели на свете не существует вещей более важных и ценных, чем ваше неуёмное тщеславие. Ты же всегда был честен, Мистраль, неужели сейчас станешь лгать в очевидном. Вы же убиваете друг друга... Глупцы... Слепые безумные глупцы.
Но Алес молчал, не в силах произнести ни слова. Словно, решившись издать первую фразу, его горло оцепенело, перехваченное спазмом отчаяния и раздирающего душу осознания.
Всё кончено. Бесполезно. Вряд ли Мистраль пожелает выслушать его, а если и пожелает, воспримет эти слова, как попытку оправдаться и избежать неизбежного.
Александр молчал, отчаянно кусая губы. Вот иногда, бывают такие моменты, когда приходиться постигать цену собственных мыслей и поступков. Он безумно желал заговорить, но... Собственная гордость не позволяла ему совершить этот порыв. Его убьют через несколько минут, а всё, о чём он способен думать, — не о сохранении своей жизни, а о том, чтобы остаться достойным уважения в глазах собственного палача. Вот она — правда человеческой натуры, закалённой в горниле упрямства и характера, когда разум становится настолько совершенным, что преодолевает любые животные инстинкты самосохранения. У дураков хотя бы есть оправдание, они идут на смерть ради высоких идей. Ради чего здесь стоит он, Алес? Почему могущий спастись упорно молчит?
Грандин смотрел на Александра с удивлённым, слегка рассеянным недоумением, словно этот внутренний монолог отпечатался на лице Алеса, а может быть, всё было гораздо прозаичнее, и Мистраль, погружённый в собственные мысли, попросту вспомнил о его существовании, озадачившись тем, что рядом с ним есть посторонние.
На мгновение Алесу захотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что он не спит и это не кошмарный сон, пробудиться от которого юноша оказался не в состоянии, пойманный в плен жуткой властью магнетических, лишённых души глаз Грандина — зрелищем невыносимым, словно видишь перед собой покойника или существо из потустороннего мира. И вряд ли Мистраль сам понимал, насколько чудовищным он воспринимается сейчас.
Грандин, не замечая его реакции, безразлично покачал головой и спросил до тошнотворного просто, так просто, что у Александра подкосились ноги:
— Зачем?
Усталость, безумная, опустошающая, почти высасывающая душу, в каждом жесте, в каждом слове, затягивающая за собой всех, кто рискнул приблизиться к этой бездне.
Мистраль, что тебе сказать? Сможешь ли ты понять и простить... Хотя бы... понять.
— Действительно... зачем? — повторил Алес, некрасиво кривя рот.
А потом, опомнившись, сделал то, что хотел и должен был сделать давным-давно. Подлетел к Мистралю и схватил его за плечи, ударив по лицу наотмашь, заорал, сотрясая за отвороты плаща, пытаясь стереть это страшное безразличие ударом кулака.
— Действительно, зачем? Зачем... Это же не я трахал Ара! Не я засаживал ему по самое горло... Не...
Слова исчезли, оборванные короткой тусклой молнией стального взгляда. Но ничего не произошло, только ладонь Мистраля жёстко и болезненно перехватила его кулак, останавливая, но не мешая ему говорить.
— Продолжай, — сказал Мистраль спокойно и равнодушно, — только не размахивай кулаками. Мне бы всё-таки не хотелось убивать тебя.
— Что? — Алес растерялся, не понимая, что здесь происходит.
Он специально провоцирует Грандина, но вместо этого....
Лицо Мистраля внезапно исказила болезненная судорожная гримаса, из горла едва не вырвался задавленный в зародыше всхлип, но справившись со слабостью, ледяной принц, взял себя в руки, оставляя гадать: было или показалось.
— Всё кончено, Алес, — бесцветно сообщил он, — между мной и Ири всё кончено. Больше не существует ничего, что можно разрушить, — прибавил он с каким-то мазохистским сарказмом.
— Мистраль... Я не смог остановиться... Мне больше нечего сказать, — с горечью отозвался Алес, медленно опуская руки и высвобождая его одежду. Грандин кивнул, автоматически убирая ладонь. — Но извиняться я не стану, единственное сожаление ко...
— Избавь от подробностей, — Мистраль пренебрежительно фыркнул, обрывая монолог, на мгновение являя себя прежнего, и прибавил, снова исчезнув под маской нового уставшего Мистраля. — Тебе не нужно передо мной оправдываться. Ты только за этим меня вызвал?
— Но... я думал... — Алес снова поплыл, испытывая головокружение и острую неуверенность в происходящем, потому что всё происходило совершенно иначе, чем должно было быть. — Я думал, мы... будем драться. Разве ты не собирался... убить меня? — окончание далось с трудом, но Алес заставил вытолкнуть из себя последнюю часть фразы.
-Тебя?! — в глазах Мистраля снова отразилась вся агония мира. — За что? За то, что ты сумел сделать то, что не сумел сделать я? — он судорожно, неестественно расхохотался и резко оборвал смех, слишком похожий на истерику. — Позаботься о нём, Алес.
Грандин повернулся и пошёл, не оборачиваясь.
— Перекладываешь свою ответственность на других? Как я смогу позаботиться о нём теперь? — хотел ответить Алес, догнать, крикнуть.
Но Александр ничего не сказал, поднимая голову к небу и радуясь, что полил дождь, ливень, хлынувший стеной, и что Мистраль не смотрит на него, а он не видит в эту секунду выражения лица Мистраля.
Благословенный дождь, милосердный, господний дождь, позволяющий мужчинам плакать, не боясь позора собственной слабости.
Глава
Эргет нашёл Ири после время завтрака. Ар собирал чемоданы и готовился к отъезду, разложив вещи на кровати и размышляя, что имеет смысл взять, а что разумнее будет оставить. Роскошный гардероб занимал много места и не всегда мог пригодиться.
Позавчера в Академию прибыл посыльный от министра Лана и, наверное, даже он был смущён откровенным облегчением, промелькнувшим в глазах юноши при известии о том, что министр желает видеть его незамедлительно.
— Ты как? — Эргет зашёл в комнату, прикрывая за собой дверь и осторожно обходя царивший разгром — книги, учебники и прочие полезные и не очень мелочи и безделушки, что составляли нехитрое вещественное бытие каждого студента.
Ири рассеяно улыбнулся и кивнул на единственный свободный стул, продолжая складывать вещи. Эргет, преодолев комнату тремя шагами, обнял его, притягивая к себе спиной. Неестественная застывшая поза Ара с рубашкой в руках сообщила ему гораздо больше, чем слова.
Юноша отстранился и потерянно сел на краешек кровати, преданно заглядывая Ири в глаза:
— Малыш... мы совершили ошибку? Ты почти не разговариваешь со мной после... той ночи.
Ар повернул голову, наградив его слегка удивлённым взглядом, и с неуловимым вздохом, отложив багаж в сторону, присел рядом.
— Я ни о чём не сожалею, Ильт, не бери в голову, — твёрдо ответил он, — вы с Алесом — единственное, о чём я вообще никогда не стану сожалеть.
— Тогда... почему? — в отличие от Мистраля или того же Алеса, Ильт был очень осторожен в соблюдении дистанции и сейчас мучительно гадал: можно ли ему обнять Ири, взять за руку, и как он поведёт себя. Если оттолкнёт, это будет очень больно. Словно осознав чужие сомнения, Ири первый накрыл его пальцы ладонью:
— Ильт, не надумывай. В наших отношениях ничего не изменилось. И по-хорошему, я вам сильно благодарен, даже если за подобные вещи не принято благодарить, но... вы мне помогли, это так. Просто сейчас обстоятельства изменились. Мне стоит уехать. И я думаю, ты сам понимаешь, как жестоко пытаться меня здесь удерживать.
Ильт грустно кивнул.
— Ты прав. Но и не прав. Ири, нам было бы неплохо вместе. Тебе было бы неплохо с нами, поверь, мы могли бы...
— Прости, но я так не считаю, — Ар вздохнул, проведя ладонью по лицу, пытаясь содрать с себя любое упоминание слова "поверь", отозвавшееся в груди болезненной резью. Ильт с внезапным страхом осознал, что Ири повзрослел. Очень повзрослел и изменился, жутко, почти до неузнаваемости. Сидящий рядом мальчик, внезапно показался совершенно чужим и далёким.
— Третий — лишний, Ильран. Иначе и быть не может, — губы Ири тронула странная гримаса, почти неуловимая игра света и тени. Он снова взялся за рубаху, машинально складывая рукава, как если бы это могло успокоить или отвлечь, придав вид бездумной деятельности в тяготящих разговорах, к которым не то чтобы не был готов — просто не видел в них смысла и не понимал, зачем Ильт вообще затрагивает эту тему в её кажущейся очевидности.
— Но только не ТЫ!! — пылко воскликнул Ильт и смутился, внезапно осознав, что даже после всего того, что было, вряд ли Алес спокойно примет его стремительное увлечение Ири Аром. Они вместе, и Ар прав — невозможно принять, что у одного из них может появиться кто-то другой, даже если этот другой — Ири, мысль об этом окажется непростой для понимания. И это сейчас кажется лёгким и простым, но вполне возможно, что в дальнейшем станет сложным и мучительным, потому что Ири Ар не из тех, с кем можно просто завести интрижку. Да и не ассоциировалось с ним это низменное плебейское слово.
