— И никому не показалось подозрительным, что собачка-то потрёпанная? — хмыкнул я.
— Главное, Гарри, это уметь держаться. Что-что, а напустить на себя вид, как будто всё так и надо, у меня всегда получалось лучше всех. Блэк я или не Блэк в конце концов?!
По лицу Сириуса расплылась самодовольная улыбка. Про свой вопрос о Волдеморте он уже и думать забыл, хотя я не успел на него ответить. Пока я размышлял, как бы поаккуратнее перейти к обсуждению налёта на Азкабан и стоит ли вообще вовлекать в эту авантюру Блэка, с его-то несобранностью, он вспомнил, что в письме я намекал на некое дело, и заговорил первым.
— Ты написал, что замышляешь какую-то гадость для Министерства, — нетерпеливо сказал он, именно так интерпретировав мои слова 'рискованную затею, которую наверняка не одобрит Министерство'. — Давай наконец перейдём к делу, а?
— Давай, — согласился я. — Но перед тем, как мы вообще заговорим о нём, с тебя нужна непреложная клятва о неразглашении.
— Гарри, я и так никому ничего не скажу! — вскинулся Блэк, углядевший в этом проявление возмутительного недоверия. — Да это же Министерство, которое засадило меня в Азкабан! Знал бы ты, сколько лет я мечтал сделать им всем хоть какую-нибудь гадость!
— В этой затее замешан не только я. Да и мало ли, вдруг она тебе не понравится и ты откажешься в ней участвовать.
Несмотря на всю свою импульсивность, Блэк оказался рассудительнее, чем могло бы показаться. Он задумался, прикидывая про себя кое-что.
— Я только одно могу сказать, — выдал он через несколько секунд размышления. — Если ты сомневаешься в моём участии, значит, в этом замешан Люциус Малфой. Гарри, ну почему ты связался с Малфоем, почему именно с этим хитрым и скользким типом, который всегда был себе на уме?
Я невозмутимо встретил его укоризненный взгляд, добавив в свой ответный самую чуточку осуждения.
— Я не спрашиваю тебя, Сириус, почему ты погнался за Петтигрю вместо того, чтобы оставить это аврорам, а самому позаботиться о сыне своего лучшего друга. Я не спрашивал Дамблдора, почему он отправил меня к маглам вместо того, чтобы отдать в магическое семейство. Я не спрашивал Люпина, почему он ни разу не навестил меня у маглов и почему записал меня в тёмные маги, когда обнаружил, что у меня нет ни одного счастливого воспоминания детства. Я и сейчас об этом не спрашиваю, Сириус — в конце концов это ваш личный выбор. Я спрошу тебя — как получилось, что Малфой оказался для меня лучше всех вас, вместе взятых?
— Но очевидно же, что он использует тебя в своих интересах!
— Да сколько угодно, если при этом он соблюдает мои интересы. Каким бы Малфой ни был хитрым и скользким, своих он никогда не предавал.
— Но он же сказал на суде, что был под Империо!
— Он не выдал ни одного имени, не подтвердил ни одного компрометирующего факта. Он сказал, что почти ничего не помнит, и суду пришлось поверить. Так бывает, если заимперенный получил приказ ничего не помнить. Сириус, что ты вообще имеешь против Малфоя? У тебя с ним личные счёты?
Сириус озадаченно замолчал. Было видно, что он пытается что-то вспомнить.
— Да нет... лично с ним никаких счётов, — признал он наконец. — В школьные годы я его видел только издали, он же на седьмом курсе был, а я на первом. Просто у нас все говорили — Малфой такой, Малфой сякой... И родители мне вечно его в пример ставили — сил нет, как достали. Кроме того, он же Пожирателем стал.
— Это он по молодости, а теперь сам об этом жалеет, как и многие из них. Ты мне ответь — лично тебе есть за что его ненавидеть? Он сделал тебе что-то плохое, оскорблял, подставлял, применял на тебе что-нибудь хитрое и скользкое?
— Нет. Это у нас так о нём говорили, — со вздохом признал Блэк.
— А ты пошёл на поводу у чужого мнения вместо того, чтобы составить собственное, верно? Но теперь-то, узнав на себе, что такое чужое мнение и чужая предвзятость — почему ты рассуждаешь так же?
— Ну... — он развёл руками. — Умеешь ты, Гарри, огорчать. Так я, пожалуй, поверю, что Люциус идеален...
— Никто из нас не идеален. Но с Люциусом можно сотрудничать, за три года я достаточно убедился в этом.
— Ладно. Пусть будет Малфой. — Сириус произнёс эту фразу с решимостью, словно кидаясь в пропасть. — Ну теперь-то мы наконец перейдём к делу?
— Да, как только ты принесёшь непреложную клятву.
— Да что там у тебя такого секретного?! Даже если надо убить Дамблдора, я его и так убью. Мне незачем для этого клясться своей магией!
— Не магией. Жизнью. От этой тайны будут зависеть жизни людей, так что обмен честный. От тебя не потребуется ничего, кроме как не болтать об этом деле и не препятствовать ему никакими способами, если ты его вдруг не одобришь. Ты действительно считаешь себя неспособным не проболтаться даже ради сохранения собственной жизни?!
Моя подначка удалась. Сириус перестал упрямиться.
— Ну если так... — он всё еще был недоволен моим недоверием, но снизошёл к моей осторожности. — Но ты хоть намекни, что надо сделать, не могу же я клясться совсем неизвестно в чём!
— Нужно спасти человека. Кого, почему и откуда, я скажу только после твоей клятвы.
Цель показалась бывшему гриффиндорцу достойной, недовольство на его лице сменилось заинтересованностью.
— Ладно, принимай. А это ничего, что без свидетеля?
— В непреложной клятве третий нужен для того, чтобы свидетельствовать её перед людьми, — напомнил я. — Призовём магию, нам двоим этого будет достаточно.
Я сформулировал клятву чётко и коротко, постаравшись, чтобы отсутствие лазеек в ней не бросалось в глаза. Блэк повторил её за мной, лёгкая вспышка подтвердила, что клятва магически зафиксирована.
-Теперь-то ты можешь сказать мне, кого спасаем? — спросил он, договорив клятву.
— Ты должен знать его, это твой бывший однокурсник, слизеринец.
— Снейп?! — взвыл он в ужасе.
— Нет, не он. Это Мелвин Мальсибер.
В первое мгновение на лице Сириуса отразилось огромное облегчение от того, что ему не придётся спасать Снейпа, с которым Мародёры враждовали все семь лет учёбы в школе, начиная с Хогвартс-экспресса. Но он тут же сообразил, кто такой Мелвин Мальсибер.
— Гарри, это же Пожиратель!
— Сириус, я в курсе.
— Он же сидит в Азкабане!
— Сириус, не поверишь, но я и это знаю.
Блэк уставился на меня, как на полного идиота. Могло бы быть и хуже. Он мог бы уставиться на меня, как на тёмного мага, поставившего уничтожение мира целью всей своей жизни.
— Гарри... — ошеломлённо проговорил он, когда к нему вернулся дар речи. — Гарри, ты хочешь спасти Пожирателя?
— Не такой уж он и Пожиратель, — я не был уверен в этом, но надеялся.
— Но метка у него есть? — после моего кивка он продолжил: — Значит, он Пожиратель. Нельзя быть немножко Пожирателем — либо да, либо нет.
— Почему нельзя? Это не половая принадлежность.
— Но метка — это навсегда!
— А говоришь, газеты читал. У Малфоя уже нет метки — как там пишут, благодаря чистосердечному раскаянию. Может, Мальсибер тоже чистосердечно раскаялся... ну, или раскается, когда ему подскажут, как.
— Как же, раскается он... — с невыразимым пренебрежением протянул Блэк.
— Ты же раскаялся в том, что слушал Дамблдора? По-твоему, ты один такой догадливый?
Он опустил голову и засмеялся негромким, горьким смехом.
— Что ж, пусть будет так. По крайней мере этот Мальсибер не такое говно, как Снейп, хоть и слизеринец. Но почему тебе вообще понадобилось спасать его?
— Он протянет в Азкабане ещё не больше двух-трёх месяцев.
— Это не ответ. Почему именно тебе и именно его?
— Меня убедили, что он пригодится для противостояния и Волдеморту, и Дамблдору.
— Тебя могли обмануть. Или ошибиться сами.
— Не попробуешь — не проверишь. В любом случае я это сделаю, с тобой или без тебя.
Пришлось взять паузу, пока у Сириуса укладывалось в голове всё уже сказанное. Наконец он вскинул на меня взгляд и решительно махнул рукой:
— А, ладно. Всё равно я совсем один и всё равно не знаю, кто прав, кто виноват. А ты мне по крайней мере не чужой. Будем спасать твоего Мальсибера.
3.
Мы договорились с Сириусом, что я пришлю ему сову, когда настанет время действовать. Я не стал ни напоминать ему об осторожности, ни помогать с укрытием — взрослый человек, если он не справится с этим сам, в налёте на Азкабан ему тем более делать нечего. В общежитие я успел до отбоя, дожидавшийся меня Тед еще не встревожился по-настоящему. Увидев меня, он облегчённо заулыбался.
— Всё в порядке, — бросил я ему, интонацией давая понять, что расспросы неуместны, и стал переодеваться в домашнее. — Тут без меня не случилось ничего примечательного?
Тед сразу же насторожился.
— А должно было?
— Нет, как раз не должно, но мало ли...
— Что может случиться за пару часов, если в этом не замешан ты? — мягкая полуулыбочка вернулась на его губы. — Слушай, сюзерен, а ты умеешь ненавидеть?
Я уставился на него долгим, долгим взглядом. Если Тед надеялся, что я не догадаюсь об истоке его вопроса, это он зря. Самая капелька смущения, проявившаяся на его лице, свидетельствовала, что он тоже это понял, но он не отвёл глаз.
Он мог спросить об этом только из-за Ромильды. Но если рассуждать по справедливости, у меня нет ничего, что я мог бы доверить ей и не доверить ему — по крайней мере, сейчас. Даже вопрос о моей любви и ненависти у нас с ним не возникал только потому, что незачем было. Я мог бы довериться в этом Теду, и он считал точно так же.
До недавнего времени я не умел ненавидеть. Но когда Снейп издевался над моими предполагаемыми чувствами к Октавии, я испытал самую настоящую ненависть, которая подвигла меня на ответный ход. Отголосок которой я испытывал и сейчас.
— Да, умею, — ответил я наконец. — Прежде я так не считал, но оказалось, что умею.
Оттенок удовлетворения проскользнул во взгляде Теда. Он, наверное, улыбнулся бы, если бы не был обеспокоен разоблачением.
— Значит, ты умеешь и любить, — сказал он, даже не пытаясь замаскировать источник вопроса. — Человек умеет ненавидеть ровно настолько, насколько он умеет любить.
— Вот как? — я приподнял бровь. — И как ты это объяснишь?
— А это нужно объяснять? Каждый ненавидит врага настолько, насколько он любит себя и своих близких.
— Но бывают же люди, которые ненавидят весь мир, включая себя. Бывают и такие, кто любит, но не ненавидит.
— 'Умеет ненавидеть' и 'ненавидит' — немножко разные вещи, ты не находишь, сюзерен? Точно так же, как 'умеет любить' и 'любит'.
Я усмехнулся, соглашаясь.
— Ты это сам придумал? Про любовь и ненависть?
— Нет, в тёткиной библиотеке прочитал, еще до школы. Умные люди написали, я обдумал и согласился. — Тед понял, что я не сержусь, и расслабился. — Диана с Ромильдой заходили ко мне недавно. Интересовались, почему я сижу здесь безвылазно, я ответил, что жду тебя. Посидели немножко, чтобы мне скучно не было, затем ушли. У меня завтра экзамен по истории магии, нужно было лекции напоследок перелистать. Они еще зайдут сюда перед самым отбоем — убедиться, что ты вернулся.
— И много ты им рассказал?
— Только то, что ты ушёл по делу. Не беспокойся, я всегда знаю, что можно говорить, а что нельзя. Если бы ты не вернулся до отбоя, я сказал бы, куда ты пошёл, и Ромильда дала бы задание Живоглоту.
Я хмыкнул.
— Заговорщики...
— Ты меня знаешь, твои интересы для меня ещё важнее, чем мои собственные. Сюзерен, нельзя же взваливать всё только на себя. У тебя есть мы, и мы тоже кое-что можем. Даже если ты в одиночку справляешься, вместе всё равно легче. И... — он чуть отвернул лицо в сторону и осторожно покосился на меня. — Не осуждай Ромильду, что она откровенничает со мной. Это я уговорил её пригласить тебя на бал.
— ...и давно спелись, — я сам уже об этом догадывался.
— Я сделал для тебя только то, что ты когда-то для нас с Дианой.
— Всё в порядке, Тед. Я слишком привык еще до школы, что за меня некому переживать. У каждого из нас свои недостатки, но на то мы и вместе...
Стук в дверь оборвал меня на полуслове, и я пошёл открывать. Это были Диана с Ромильдой. Уставились на меня совершенно одинаково, переглянулись, мило улыбнулись и сказали, что зашли пожелать нам спокойной ночи. Они и прежде так иногда заходили — ничего подозрительного, если не знать подоплёку.
Когда они ушли, Тед первым пошёл принимать душ на ночь, а я улёгся на кровать, заложил руки за голову и стал ждать, когда освободится наша ванная комната. Я всегда был слишком занят своими делами, чтобы вникать, чем занимаются мои друзья, когда меня нет рядом. Я и сегодня был занят не меньше, но сейчас почему-то не мог не задуматься об этом.
Я никогда не считал, что Нотт должен стоять в битве плечом к плечу со мной. Нет, при необходимости он встал бы, но, с его мирным и теплолюбивым характером, Тед относился у меня к тем, кто стоит у меня за спиной. К тем, кого я защищаю чем могу и как могу, поэтому у меня и в мыслях не было тащить его за собой в Азкабан. Это было просто не его, даже его патронус был безобидной ласточкой.
И эта славная ласточка усердно укрепляла утёс, на котором она поселилась. За моей спиной, не ставя меня в известность, Тед делал для меня то, без чего я считал, что обойдусь. А он считал по-другому и, как мог, обустраивал мирную сторону нашей жизни, привлекая к этому тех, кого считал достойными доверия, и гоняя тех, кто его доверия не заслуживал. И, нужно признать, великолепно с этим справлялся.
В конце концов, не всем же воевать, верно?
Тед вышел из ванной, порозовевший после тёплого душа, в длинной ночной сорочке и в незапахнутом махровом халате поверх неё. Бросил на меня взгляд на полпути к своей кровати и остановился, словно наткнувшись на что-то невидимое.
— Ты... улыбаешься, — произнёс он так, словно хотел убедить в этом сам себя. — Лежишь и улыбаешься.
— Почему бы и нет? — мои губы раздвинулись чуть пошире. — У меня хорошие друзья.
Два дня спустя Люциус снова появился в Хогвартсе. За время моего чемпионства все привыкли, что мой опекун зачастил в школу, и это давно не вызывало никаких вопросов. К его приходу я полностью подготовился для конструктивного обсуждения, выучив наизусть план здания азкабанской тюрьмы, количество охраны и местоположение постов. Главной охраной там были дементоры, а людей было немного. На острове держали постоянный тюремный гарнизон в две дюжины охранников, чья роль сводилась к конвою заключённых и присмотру за всевозможными дверьми и запорами, а предотвращение побегов с острова было на дементорах, которыми управлял начальник Азкабана и двое его помощников.
За исключением времени подкормки, являвшейся также карательной акцией для узников, дементоры круглосуточно бродили вне здания тюрьмы, патрулируя остров и окрестные воды. Это позволяло свести к минимуму их вредное воздействие на тюремный персонал. Всё попавшееся этой нежити считалось её законной добычей, а охрана, ежедневно совершавшая обход острова под защитой управляющего артефакта, обнаруживала уже обездушенные тела. Бывало даже, что дементоры выпивали души неосторожных охранников, но это, разумеется, не просачивалось в прессу.
