Тот, кто делает шаг

Ирид уже дожидалась деда в кабинете. На столе, прижатые яшмовым прессом, лежали тонкие, плотно исписанные листы бумаги. И, судя по торжествующей улыбке на тонких женских губах, это было не просто письмо.

— Деловое обязательство, — довольно констатировал Ласо, не дожидаясь приветствий. — Скрутила продавца?

— В бараний рог, — с деланной небрежностью подтвердила Ирид и кивнула в такт своим мыслям, точь-в-точь, как делала ее бабка в молодости. Ирид вообще походила на нее необыкновенно — и волосом, и голосом, как говорится. Чернявая, узколицая, нос с горбинкой. Вроде и не красавица, но взгляд такой жгучий, что голову кружит не хуже вина. — Сначала не хотел уступать. Пришлось напомнить о том, что военный налог — штука суровая, а достопочтенный господин Ишин хоть и владеет целой плантацией, а платит как с деревенского огорода. То, что у Кансадоса кресло на совете рядом с креслом уважаемого министра военных дел стоит, он и сам вспомнил.

Ласо тяжело опустился в кресло, с удовольствием отставив надоевшую трость, и усмехнулся:

— А ты, никак, Ишина за олуха держишь?

— А кто он, если не олух? — пожала острыми плечиками Ирид. Даже в домашнем шерстяном платье бросалась в глаза ее болезненная худоба. — Был бы не олух, заплатил бы налог, а потом взвинтил цену на товар, дешевле бы вышло, а нам все равно деваться некуда. "Великаново дерево" мало где растет.

— Дело говоришь, — одобрительно кивнул старик Кансадос, и тут взгляд его упал на карту мира, вместо картины украшавшую дальнюю стену. — Послушай-ка, умница моя, — неожиданно даже для себя обратился Ласо к Ирид. — Если бы ты захотела завоевать Даор, то с чего бы начала?

Ирид подошла к вопросу серьезно. Примолкла, поразмыслила, и только потом ответила остро и дерзко:

— В первую очередь я бы заставила простой люд возненавидеть Промышленный Совет, а потом оседлала бы волну недовольства и бунтов и прямо на ней въехала бы в столицу. Помнишь, дед, как у нас королевскую династию с престола свели?

— Помню, я историю хорошо учил, — усмехнулся в бороду Ласо.

Значит, возненавидеть Промышленный Совет? Почему бы и нет. Благо повод имеется — имел же дурость господин Председатель отправить войска в Лаэтэ, убивать старых богов...

К слову, о богах.

— Ирид, что там из Лаэтэ слышно? Сегодня четный день, от нашего Свистуна радиограмма должна быть с докладом. Шифровальщики еще не приносили?

— Сию минуту проверю, — пружиной развернулась Ирид и, как солдатка, шаг чеканя, вышла из комнаты.

И впрямь, вся в бабку. Южный нрав, непоседливый. Только у черноокой Арраян все силы в строптивость уходили, а Ирид по-мужски деятельная оказалась: каждую минуту на пользу обратит. Ну, да и сам Ласо время терять не любил. Пока радиограммы дожидался, трижды перечитал деловое обязательство. Убедился, что составлено оно было чин по чину, каждая буква на своем месте. Никак Ирид лично над плечом у писца стояла и диктовала.

...Хороша была идея народ на Промышленный Совет спустить, но тогда бы и Кансадос пострадал. А с ним и внуки. Нет, действовать следовало тоньше, хоть без бунта и не обойтись. Самое трудное — сместить Председателя. У Эсмераеса и так не фабрика, а пороховая бочка: кинь спичку — и взорвется. А вот у господина Ираско позиции твердые. Машиностроительные заводы — ему принадлежат, оружейные он тоже под себя подгреб. Половина армии за его счет кормится и на него молится, ведь это Ираско придумал пенсии для военных семей. Такого с нахрапа не свергнешь...

Размышления Ласо оборвал стук в дверь.

— Вот расшифровки, — Ирид вошла, не дожидаясь разрешения, и Ласо едва успел спину выпрямить, чтоб перед внучкой не сутулиться. — Я сама не смотрела пока.

— После меня сразу и глянешь, — рассеяно откликнулся Ласо, пробегая глазами ровные машинописные строки.

"Свистун", его собственный соглядатай в армии и вечная головная боль. Командование как нюхом чуяло, что он двум хозяевам служит, и всячески пыталось его от военного дела отстранить. Если бы не знакомство Кансадоса с нынешним ран-генералом, упрямым стариком, знавшим еще его отца, то Свистун бы не дошел даже до границы с Лаэтэ.

И тогда недополучил бы сегодня Ласо прелюбопытнейшие вести.

— Слушай-ка, Ирид, — окликнул он внучку. — У нас тут первый пленный лаэтиец... то есть лаэтийка. И даже не пленная, а вступившая в гражданство.

— Наверное, какая-нибудь девчонка, которая умирать побоялась, — сморщилась Ирид. Ласо вчитался в доклад:

— Нет. Слушай-ка. Ланга Куэрдо, практикующий химик и врач. И теперь — гражданка Даора. Понимаешь, что это нам дает?

Ирид схватывала все на лету.

— Химик и врач, говоришь? Нам бы в компании она пригодилась. В Лаэтэ секретами, к сожалению, не торгуют. А химическая наука там на три-четыре поколения вперед нашей ушла. Если эта Куэрдо не откажется на нас поработать... что? — всполошилась Ирид, заметив, как стремительно побледнел Ласо, сползая в кресле. — Дед, врача позвать? Сердце?

— Оставь, — прохрипел Ласо, прикрывая глаза. — Оставь. Оклемаюсь и без врачей. И так знаю, что они скажут. Лучше порошок мой разведи в воде и принеси.

Ирид не стала спорить. Молча выдвинула ящик, откупорила склянку и принялась отмерять нужную дозу прямо в "дежурный" стакан — на глазок. Она, в отличие от Армати, Университет закончила, в один срок отслушав два курса — и медицину, и химию.

А Ласо так и цедил кисловатый воздух сквозь зубы. Только что благодаря этой лаэтийке — Лане, Ланге? — встал на место последний кусочек в схеме захвата Даора. Пока простой, без деталей, грубой и шаткой, но — законченной.

— Спасибо, Ирид, — сипло произнес Ласо, принимая из рук внучки стакан с лекарством. — Не хмурься, все хорошо, я еще повоюю, — нашел он в себе силы отшутиться, и губы Ирид тронула несмелая улыбка — редкая гостья. — Ты сегодня с дороги, устала, наверное. Иди сейчас отдохни, к делам вечером вернемся, когда стенограммы заседания привезут. А пока позови ко мне Шиочи. Мне с ним переговорить надо.

— Я не нужна?

— Ты мне всегда нужна, — Ласо глотком допил горькое лекарство и отставил стакан. Привычка подействовала быстрее, чем химия — сердце не так уже щемило, хотя порошок должен был помочь только через полчаса. — Но сейчас нам нужно мелочи обсудить, от которых одна морока, а толку чуть. Тебе не пригодятся потом, а утомят так, что стенограмму заседания читать не сможешь. Иди, не спорь. Отдохни лучше, на тебе лица нет.

— Кто бы говорил, дед, — только вздохнула Ирид, но послушно отправилась к двери. — Сам когда будешь отдыхать?

— Какой отдых? — притворно удивился Ласо. — Я же только с заседания. Два часа там проспал...

Ирид засмеялась, и хмурая складка между бровей у нее наконец разгладилась. Ласо позволил внучке забрать и стакан, и деловое обязательство, на котором уже красовалась размашистая виза "Кансадос". Оставалось только дождаться теперь Шиочи и с ним обсудить то, что Ирид знать не полагалось.

Пусть если уж и не выгорит дело, то полетит голова только у Ласо. Если Ирид ничего не знала, то какой с нее спрос?

— Хозяин, можно? — раздался тонкий, для мужчины так и вовсе писклявый голос.

— Входи, Шиочи.

Из-за этого вот голоска и малого роста Шиочи, пожалуй, можно было принять за юношу. Родители ему достались разных кровей. Мать — коренная даорка, белокожая и стройная, отчего-то прельстилась восточным эмигрантом, невысоким и узкоглазым. Впрочем, если умом Шиочи пошел в отца и болтать языком научился у него же, то Ласо не удивлялся такому раскладу. Хитростью этого прохиндея солнце не обделило, красноречием тоже. Уговорить он мог любого, даже самого неуступчивого человека. Единственным недостатком Шиочи была склонность к аферам. Это его и подвело. По юности он дважды попадал в тюрьму за мошенничество и, наконец, лишился гражданства.

А без гражданства о легальной работе в Даоре можно было забыть.

Тут-то и можно было бы подумать, что щедрый Ласо Кансадос сжалился над Шиочи, вытащил его из грязи в князи, обогрел и дал законную работу. Но Ласо не любил вкладывать деньги в сомнительные предприятия, поэтому никак не подходил на эту роль. Шиочи попал к нему в осведомители и помощники гораздо прозаичнее.

Перекупом.

Проще говоря, Ласо углядел у одного из конкурентов расторопного работника и заинтересовался его биографией. Затем рассудил, что если парень без гражданства сумел устроиться в серьезную компанию и даже удержаться там, то перспективы у него неплохие. Парень действительно оказался не промах — пользу от работы на Кансадоса просчитал сразу и за символическую взятку перешел в новую компанию... вместе с очень важными и ценными документами прежнего работодателя.

Ласо за неожиданный подарок пронырливого нелегала поблагодарил и сухо предупредил, что если тот надумает сыграть такую же шутку с ним, с Ласо, то по законам своей исторической родины лишится обеих рук. По локоть.

Шиочи предупреждению внял и за двенадцать лет не позволил пропасть ни единому документу. Даже стоимостью всего лишь в ноготь.

— Хочешь стать правой рукой в компании? По-настоящему, на должности, скажем, секретаря, — с места в карьер пустился Ласо. Шиочи застыл статуей и так широко распахнул глаза от изумления, что они вместо щелочек стали напоминать нормальные человеческие. Стало даже видно их цвет — светло-синий, от матери доставшийся.

Впрочем, изумление его длилось всего секунду, не больше.

— А как же гражданство? — разумно возразил Шиочи, по привычке закладывая большие пальцы за ремень. — Без гражданства нельзя на такую должность идти, в один миг донесут и из страны выставят. Хорошей же я буду рукой... по локоть.

Ласо подначку привычно пропустил мимо ушей.

— Не волнуйся за гражданство, все устрою, — посулил он. До того в бумажке с печатью и гербом Даора нужды не было, а теперь — самое время поднять кое-какие старые связи. — Получишь фамилию, документ и место в компании. Только не подле меня уже, а подле Ирид.

Лицо Шиочи стало непроницаемым — ни единой эмоции.

— Подле Ирид, значит... Вы, хозяин, решили ей компанию оставлять?

— Ей. Армати не справится, даже если просто для вида сидеть будет.

— А как же закон?

Ласо выпрямился в кресле. Лекарство наконец-то подействовало, и сосущая боль в сердце отступила, спряталась где-то в глубине. Змея ядовитая. Когда укусишь, через год? Или раньше сподобишься?

— А вот закон, Шиочи, нам и надо поменять. Как тебе такая работенка? Можешь отказаться, конечно, — словно бы в задумчивости, в сомнении постучал Ласо пальцами по столешнице, хотя, конечно, никаких сомнений у него не было. Отсомневался уже. — А можешь и рискнуть.

Шиочи колебался всего мгновение.

— У вас есть уже план? Или вы меня проверяете, господин Кансадос?

Ласо удовлетворенно улыбнулся. Если уж в ход пошли "господины Кансадосы" вместо привычного "хозяин", значит, разговор начался серьезный.

— Есть, Шиочи. Можешь мне поверить. В авантюры я не ввязываюсь, но тут шанс верный. Если, конечно, ты хорошо поработаешь. И будет тогда тебе и гражданство, и место помощника рядом с Ирид.

Сейчас Ласо блефовал, и причем вдвойне. Во-первых, план его был шаткий, основанный на удаче и милости солнца больше, чем на крепкой уверенности в победе. Во-вторых, совершенно сознательно в разговоре дважды была упомянута Ирид.

А за "место рядом с Ирид" Шиочи готов был побороться даже скорее, чем за должность секретаря.

— Я согласен.

— Прекрасно, — Ласо перевел дух. Если Шиочи с ним, то полдела сделано. — Что ж, начнем тогда сегодня. Ты внимательно читал доклады нашего Свистуна? Особенно те, в которых он живописал, как лаэтийцы к солнцу возвращаются?

— Конечно, господин Кансадос, — склонил голову Шиочи. Традиционная куцая косичка встопорщилась за спиной.

— Распространи эти сведения по столице — для начала, — распорядился Ласо уверенно. — Знаю, знаю, что они относятся к категории секретных. Тем лучше. Можно даже приукрасить, добавить описаниям торжественности и трагичности... понял?

— Понял, все сделаю наилучшим образом, — хитро улыбнулся Шиочи. Задание пришлось ему по вкусу.

— Это еще не все, — Ласо невольно оглянулся на окно. Над городом постепенно сгущались сумерки. — Найми... нет, лучше просто найди каких-нибудь сумасшедших кликуш. Внуши им мысль, что вскоре наш народ постигнет суровая кара за то, что мы покусились на детей богов и на священную Лаэтэ. Я хочу, чтобы уже завтра на всех площадях сумасшедшие кричали о грядущем конце света.

— Сделаю, хозяин, — Шиочи, как и другие обитатели дома Кансадос, не задавал лишних вопросов.

Когда он вышел, Ласо откинулся на спинку кресла. Сердце снова щемило, но это была не болезнь. Это было предчувствие.

Все получится. Просто не может не получиться...

Лаэтэ, 1431 год, весенний период, день 24

Ярви Доронго

Согласно размышлениям полководца древности Ёси Нуры, самая смертоносная армия быстра, как лошадь, гибка, как древесная змея и свирепа, как степной волк. Суждениям этим следовало доверять. О мудрости Нуры говорило не столько то, что он создал величайшую империю древности, простиравшуюся от моря до моря, сколько то, что империя пала под своей тяжестью лишь через девяносто шесть лет после его смерти. Ёси Нура оставил после себя девятерых разумных сыновей, сумевших не перессориться за власть, самый совершенный в то время управленческий аппарат и два тома сочинений — "О государстве" и "О воинстве". И если первый из них не раз переводили на цивилизованные наречия, то второй считался редкостью. Лишь немногие ценители могли позволить себе иметь хорошую копию.

Ярви Доронго не относил себя к ценителям, но свой экземпляр, старинный, еще рукописный, перечитывал не раз. Вот и сегодня, перед выступлением, рука сама потянулась к обтянутой черной кожей обложке.

"Быстра, как лошадь". Да, пожалуй, назвать армию Даора медленной не додумался бы даже самый рьяный противник. Но все же скорости не хватало. Тормозили передвижение самоходные машины, эти бронированные чудовища — "латники". Плелись, как похоронная процессия, обозы. Медицинский отряд... Всего не перечислить. Конечно, можно было бы попенять на сложные условия, на труднопроходимость горных перевалов — да мало ли на что еще! Но реальность бы это не изменило, а она была такова: армия Даора быстра недостаточно.

"Гибка, как древесная змея". Как же. Не змея, а кочерга какая-то кривая — залегла между двумя хребтами, и ни вправо вильнуть, ни влево. Того и гляди, появится враг — и в узел завяжет, как пожелает... Впрочем, нет. Кочергу согнуть — дело хитрое, силы требует недюжинной. В этом и спасение даорской армии.

"Свирепа, как степной волк". Нет, еще свирепей. Ни женщин, ни детей не щадит. А ведь в армии тоже люди. Когда сдадут нервы, когда ослабеет разум у тех, кто не войну делает — бойню?

Пока Даор побеждал. Давил численным перевесом, тяжелыми гусеницами "латников" — медленных, да, но мощных, бесстрашием молодых безбожников, не боящихся лаэтийских проклятий... Но долго ли это продлится? Ярви Доронго понимал, что нет. Всеми силами он старался укрепить сильные стороны своего батальона и подлатать дыры.