Все течет, все изменяется(Общий Файл)

Я уже узнала, что в тот день родственница президента пришла чуть позже обычного.

Упоминание Марии Павловны заставило Николая Львовича сжать от злости зубы. Смерив меня ненавидящим взглядом, он отодвинулся, пропуская меня в аудиторию. Плохо все это, теперь придется фотографировать все мои контрольные работы и курсовые, а то ухом чую, будут их 'терять', а потом говорить мне, что я и не сдавала их вовсе. Даже свидетелей найдут.

На переменах я выбегала в коридор в надежде увидеть Александра, и все-таки извиниться, но, как оказалось, гран-маги имеют очень много общего с городскими автобусами. Когда не надо, они ходят один за другим, а когда надо, их днем с огнем не сыщешь, и с сывороткой вечной жизни не дождешься! Извинения пришлось стихийно отложить.

Наконец, день закончился. Я с тревогой перехватила долгий изучающий взгляд Валерчика, наблюдавшего за мной с первой парты. Маринка сегодня с ним не сидела, а жалась в противоположном углу, среди девочек параллельной группы. Так, вот и приехали. Видать, сказала, где вчера провела вечер. Вот умная же девка, но язык... Сегодня вечером буду Маринку утешать... Во всяком случае я надеялась, что буду. Вельс мне пока не звонил со скабрезными предложениями, а переодетые в плащи гопники не отсвечивали под окном, так что вечер был пока свободен.

Однако, выйдя на улицу я поняла, что рано расслабилась.

На лестнице меня ждали. Нет-нет, это были не вчерашние сопящие 'духи' рода. Это были высокие подтянутые молодые люди с короткими стрижками, строгих и дорогих костюмах. На лице каждого отражали свет фонаря темные стильные очки. И как они только на углы не натыкаются, на дворе же ночь! Хотя, может, это знаменитые очки 'Мерлин и пространство', позволяющие видеть все, всегда и везде. Можно было даже сквозь стены подсматривать. Во всяком случае так гласила реклама из телевизора. До чего только не доходит магия и технический прогресс...

-Госпожа Катерина Стрежанова? — спросил меня хорошо поставленный голос одного из мужчин.

-Нет, — лучезарно улыбнулась я, — а кто это?

На какое-то мгновение на лице спрашивающего отразилось легкое недоумение. Однако, не зря, видимо, молодой человек носил такой дорогой костюм, очки и галстук.

-Госпожа Катерина, вы должны будите проехать с нами, — он взял меня за локоть и подтолкнул к припаркованной черной машине.

-Это с какой стати? Что вам от меня надо? — разозлилась я, пытаясь выдернуть руку из его цепких пальцев. — И кто, черт возьми, вы такие?

-Вам все объяснят на месте, — ответил мне мужчина, впившись в локоть словно клещ, — уверяю вас, нет никаких поводов для страха. С вами просто хотят поговорить.

-Да не хочу я ни с кем разговаривать, — на меня стала накатывать паника, — Что вы себе позволяете!

-И тем не менее, вам придется проехать с нами. Вы же не хотите, чтобы что-то случилось с Варварой Кузьминичной, верно? — раздался рядом другой голос.

Упоминание бабушки подействовало на меня словно удар обуха топора, перед глазами предстал единственной близкий мне человек на всем белом свете... Я сразу перестала вырываться и беспрепятственно позволила усадить себя на заднее сидение черного безликого автомобиля.

Глава 7.

Ехали мы и правда не долго. Я даже не успела толком рассмотреть сопровождающих, зажавших меня с двух сторон на заднем сидении словно две книжки -сувенирную статуэтку. Так как никаких удостоверений мне не показывали, то данные люди, скорее всего — чья-то частная охрана, а не сотрудники государственной безопасности. Да и зачем я могла понадобиться последним, обычная студентка-вероятница? А вот чья-это частная охрана, я, пожалуй, догадываюсь...

-Вы от Вельса, — не спросила, констатировала я. Ответом мне было молчание. Ни один из сопровождавших даже не повернул ко мне каменного лица. Но мне в общем-то, ответ и не требовался. Видимо, Вельс решил еще раз меня припугнуть.

Вскоре машина остановилась перед яркой неоновой вывеской 'Катящийся пингвин', самого дорого и популярного ночного клуба в городе.

'Прошу, Вас уже ждут', — сказал один из сопровождавших, галантно подавая мне руку, чтобы помочь вылезти из низкой машины.

Ломаться смысла я не видела, и вокруг моей руки сомкнулись шершавые пальцы охранника. Так, за ручку с суровым дядей в костюме, в темных очках и галстуке, я и вошла в мерцающее и громыхающее современной популярной музыкой чрево 'Катящегося пингвина'.

В узком сумеречном коридоре толпились странные полуголые люди. В латексных штанах и на высоких каблуках. Пока мой провожающий о чем-то разговаривал с человеком за стойкой, я пыталась определить половую принадлежность этих маргиналов. Получалось плохо. Каблуки, походка и манерная жестикуляция выдавала их в полутьме за женщин. Однако блики бьющего из общего зала разноцветного света играли на прокаченных прессах, рельефной, явно не женской груди, фактурных руках и бритых затылках. Завершить изыскания мне не дал резкий рывок за руку — мой провожатый потащил меня в общий зал. Мда, среди полураздетых, блестящих, напомаженных, немного пьяных и чуточку укуренных гостей мы оба, что я в пуховике, что он в своем строгом костюме, смотрелись белыми воронами. На нас косились, тыкали пальцами и интересовались, кто же нас пустил, и, главное, зачем. На последний вопрос я бы и сама хотела знать ответ. Меня потянули по узкой боковой лесенке, протащили по еще одному коридору, расписанному святящееся краской — отовсюду на меня смотрели люминесцентные пингвины, наконец, толкнули за махровую штору на стене, и я оказалась на небольшом затененном балкончике.

Какого-либо специального освещения не было, но ярких вспышек с танц-пола, и едва светящихся белесых магических кристаллов 'под лед', мне хватило, чтобы рассмотреть низкий стеклянный столик, пару кресел и обжимающуюся парочку. Девушка, видимо, здешняя официантка, в короткой белой манишке, черном боди, кружевной подвязкой на бедре и детской шапочке с пингвинами сидела на коленях у молодого человека. Герои представшей передо мной сцены вдохновенно целовались, не обращая на нас никакого внимания. Мой провожатый деликатно покашлял в кулак, и девушка сразу же подскочила, ойкая и поправляя съехавшую на бок манишку — видимо кавалер не упустил случая прикоснуться к внушительным, как мне виделось, девичьим персям.

Тусклый свет упал на, судя по позе, ничуть не смутившегося, юношу... Ну так я и думала. Вельс, собственной персоной.

— Отличная работа, Виктор, можешь идти, — бодро ответил гран-маг, — только далеко не уходи, держись у входа. Наша гостья может быть очень прыткой.

Меня проводили к одному из кресел и чуть толкнули, заставив сесть. Ну что же, давайте сядем, послушаем, что же ты мне скажешь, Филипп Вельс.

Кресло оказалось странно и неудобно мягким, я сразу провалилась, и столешница оказалась на уровне носа. Пришлось неуклюже карабкаться, пристраиваясь на самый край. Занавеска чуть качнулась, и упомянутый Виктор послушно испарился.

-Оленька, — обратился Вельс к замершей за спиной официантке, — организуй нам белого Онницевского, 'Ичнина', лет эдак десяти. И устриц. На твой вкус, — его рука легла девушке на выставленное бедро с подвязкой и по-хозяйски его потрепала. Та кивнула, и, кинув в мою сторону подозрительный взгляд, также скрылась за занавеской. Вельс откинулся в кресле, вальяжно разбросав руки по спинке, и уставился на меня. В его пальцах материализовалась длинная тонкая самокрутка, алевшая на конце. В носу сразу же определился сладкий запах паленого сена. Ну да, куда же вы, мажоры, без мафриуса, легкого курительного наркотика. Меня за это посадили бы на пятнадцать суток.

Вот сидим, смотрим друг на друга. Молча. Уже песни четыре к ряду на танцполе поменялось. Филечка, родненький, я уже оценила по достоинству твою мускулистую шею в неверном свете ледяных светильников, широкую гладкую грудь в распахнутой рубашке. Тебе так не холодно вообще? И даже вверх прокаченного пресса... Интересно, с теми ...э, клоунами из коридора, ты не из одного театра?

Ожидание затягивалось. Филипп, по-прежнему, не сводил с меня глаз, лишь изредка затягиваясь сигаретой. Становилось жарко — шутка-ли, в пуховике ведь сижу и шапке. Начала коситься на занавеску. А если я просто встану и уйду? Может, у него приход от мафриуса, он и не заметит?

Раздался издевательский смешок. В воздух взвивается очередное облачко пахучего дыма.

-И не надейтесь. — лепные губы растянулись в ехидной полуулыбке, — никто вас от сюда не выпустит. Пока я не разрешу.

Он томно потянулся, расстёгнутая рубашка совсем разошлась.

-Я что, сюда пришла смотреть стриптиз в твоем исполнении? — подумалось мне, но не сказалось. Я по-прежнему сидела молча. Пусть сам все скажет.

-Разговор, Катя, нам предстоит с вами долгий, — он опять улыбнулся, — и не простой.

На стол лег стамп-подченитель — маленькая легкая штучка, выдаваемая полицейским. Одно нажатие кнопки, и вы послушны и смерены словно овечка в стае. Ментальная магия, чтоб ее! Намек понят. Это на случай, если я прямо сейчас начну упрямиться.

Объявилась недавняя официантка с парой пузатых винных бокалов, бутылкой вина и здоровенным блюдом со льдом на внушительном подносе. В колотых осколках замерзшей воды лежало множество продолговатых бугристых раковин. Внутри каждой блестело в свете прожекторов и тусклых 'ледяных' светильников что-то студенистое и мокрое. В воздухе запахло сырой рыбой. (Какая гадость!) Официантка манерно налила вино в два бокала. Свет прожекторов блеснули в замирающей винной глади.

Вельс медленно отлип от спинки кресла, стрельнул в меня насмешливым взглядом из-под полуопущенных ресниц и потянулся к устрицам. Вот пальцы Филиппа, тонкие и красивые, как у пианиста, берут дольку лимона, лежащую на блюде, ловко выжимают в раковину... Затем Вельс маленькой вилочкой с двумя зубцами ловко подцепляет содержимое ракушки, медленно подносит ко рту кажущийся шевелящимся сгусток...взгляд по-прежнему обращен на мое лицо... Я не выдержала и отвернулась. И как это можно есть? Они же сырые! На сопли похожи. И воняют! Котами! Брр!

-Угощайтесь, Катя, — раздался его бархатный голос, — они не пищат.

— Благодарствую, но я уже ужинала, — я отшатнулась от тарелки. Мне даже приступ тошноты примерещился. Я не буду это есть!

Вельс опять замолк, положив локти на стол, взял бокал с вином и принялся изучать меня поверх кромки. От такого взгляда мне стало не по себе. Где-то в районе позвоночника почувствовалась испарина. Казалось, струйка холодного пота бежит вниз, по позвонкам и останавливается на копчике. Я крепко сжала варежку, лежащую у меня на коленях. Его глаза, серые, насколько мне удавалось разглядеть при таком освещении, заметив мое движение, смешливо сощурились. Кажется, вечер перестает быть томным...

— У меня никогда не было девушки с первым размером груди, — промолвил он наконец, чуть обнажив в улыбке великолепные ровные зубы.

— Это вы жалуетесь или хвастаетесь? — не поняла я, опять косясь на выход.

— Этот месяц я свободен. — продолжил Вельс, -А вы, кажется, все равно собирались попросить прощение. Вот я вам предоставляю величайшую возможность совместить приятное с полезным.

Кровь бросилась мне в щеки. Ах, возможность, значит, величайшая. Прощения попросить! Вот уж и правда, снизошла неземная благодать...! Надо не забыть помолиться в храме за такое счастье!

Что-то произошло. Исчезли звуки, свет, остался только этот взгляд. Взгляд, торжествующий, уверенный и ... зовущий. Яркие искрящиеся, красивые до безумия, глаза, длинные ресницы, обнаженные в улыбке лепных губ белые зубы... Мне жарко, очень жарко. Пространство вокруг стало зыбким и тягучим как плавленый сыр. Горячие пальцы касаются головы, вязанная шапка с кошачьими ушами медленно соскальзывает с взлохмаченных волос. Приятный сладковатый аромат дорого парфюма и молодого мужского тела щекочет в носу, глаза сами закрываются... Левого уха касается теплое дыхание, пахнущее мятой.

— Тебе понравится, — глубокий, бархатный обволакивающий голос. Прикосновение к шее ...плавлюсь как льдинка на солнце.

С моих губ почти готово слететь 'я согласна', когда в сознании возникают испуганные глаза Маринки, и я вижу, как выражение ужаса сменяется презрением... И лицо бабушки, брезгливо закрывающей за мной дверь...

Это потребовало усилий, невероятных усилий. Зато дальше все было куда проще. Ну я и дура! Он же, оказывается, природный менталист. Ему и подчинитель-то только для виду нужен с таким-то талантом. В академии федеральной службы безопасности его бы с руками оторвали, там такие люди на вес золота. Он бы сейчас из меня не просто бы веревки вил, а целые корзинки узорные, если бы не заговор моей бабушки, вплетенный в нитки варежки. Вот уж не думала, что это мне когда-либо пригодится. С менталистами обычным людям сталкиваться приходится очень редко и, как правило, только если судьба занесет в полицейский участок. Ясно, никогда больше не смотреть ему в глаза! Второго заговора у меня в запасе сейчас нет.

Досада сменяется запоздалой злостью!

— Филипп, а что на вас надо вылить, чтобы вы на мне женились? — слышу я свой злой голос.

-А то вам, вижу, нравится, — я кивнула на бокал, — это подойдет? Или надо еще и бутылкой в лоб засадить?

Истерический смех вырвался сам собой, когда я увидела, как сходятся на переносице его брови. Надо отдать Вельсу должное, он замечательно умел себя контролировать. Во всяком случае, явного недовольства от того, что его фокус не прошел, он не высказал. Ограничился только пристальным взглядом. Видать, маленькая месть за только что брошенную издевку. Но я уже ученая, и поспешила уставиться в сторону.

-Так я могу услышать ваш ответ? -на сей раз его голос был жестким, утратив всяческие игривые нотки, звучавшие прежде.

Что же делать? Прямой отказ не мыслим, он сразу же ткнет в меня подчинителем. А против него не то что заговоры, смерть не помогает. Вельс явно привык получать то, что хочет, тут и сразу. Однако, согласиться я тоже не могу. Остается только тянуть время.

-Филипп, это так неожиданно, — замямлила я, теребя в руках варежку.

-Я никогда не думала, что смогу чем-то заслужить ваш интерес...Это такая честь.

-Не увлекайтесь, — рассмеялся он, — 'такую честь' не поливают кофе и не обещают огреть по голове бутылкой.

Я смутилась. И правда, переусердствовала.

-Продолжайте, — Вельс опять взял бокал с вином, — я не хотел вас сбивать.

Издевается, гад. Но что мне еще делать...

-Мне нужно подумать, — закончила я, наконец, мысль, — пару-тройку дней.

На несколько секунд повисло звенящее молчание, прерываемое звуками музыки на танцполе. С каждым безмолвным мигом мне все больше казалось, что он не согласиться, и мне придётся решать прямо сейчас. Вельс — бабник со стажем, наверняка уже разгадал мою уловку.

-Конечно думайте. В нашу следующую встречу сообщите мне свое решение. — ответил он мне с вежливым аристократическим кивком.

И это все? Так просто? Он так легко согласился? Не говорите мне, что он меня сейчас еще и отпустит.