Все течет, все изменяется(Общий Файл)

Глава 1.

Солнце не выглядывало из облаков уже несколько дней. Тусклый свет, рассеянный низкими седыми тучами, уныло лился на пластиковую столешницу университетской столовки. Ничего не значащий веселый щебет о каком-то 'красивом Павлике' уже с час звенел у меня в ушах счастливым Маринкиным голосом.

Маринка — это моя подруга. Еще в детском саду мы обсуждали цветочки на горшках, потом, в школе — значки, а вот сейчас, в институте, обсуждаем, как и положено, мальчиков. Вернее, обсуждает Маринка. Я только участливо внимаю. И как это ей удается постоянно так радостно щебетать ни о чем? Я вот так не могу. Особенно сейчас. Эта хмурая декабрьская погода вызывает у меня мигрень и полное нежелание что-либо делать.

-Так вот, Кать, он пришел к ней, и застал ее с Филиппом! Представляешь? Этим красавчиком из гран-магов! — Маринка на минуту замолкла, переводя дух и помешивая порошковое пюре в тарелке.

Я натянуто улыбнулась. У меня есть несколько секунд тишины, если так можно назвать обычный студенческий гомон во время свободной пары.

Отправив вилку с пюре в рот, Маринка продолжила рассказ в лицах о мыльном сериале в университетских стенах. И о гран-магах -богатеньких сыночках больших шишек. Уже упомянутый Филипп был сыном главы аналитической компании 'Вельс', самой крупной в мире. Предсказания и прогнозы, взлет котировок на бирже... Сколько заплатите, столько и скажем.

Да, фамилия у Филиппа, как не сложно догадаться, тоже 'Вельс'. Бизнес-то семейный. Деточку, дабы понимал, чем ему руководить, отдали в наш университет на факультет прогнозов и предсказаний. Слава богам всех континентов, он на год старше, я с ним не на одном потоке. А то б я удавилась, ей-богу. Спесивого мажорчика боялся весь университет. Даже руководство. Семейный бизнес — это по папе, а по маме -государственная управляющая палата. Стоит леди Миневре Вельс щелкнуть изящными пальчиками, как наш ректор прямой наводкой отправится предсказывать падение листьев в ботанический сад или на границу пополнять своими хилыми силенками занавес с Онницей. Вот такая она — третья леди государства. Кстати, ни разу не маг. Ее сыночек тоже не маг. Пока. До появления диплома. Только вот те, кто ему об этом сообщал, уже давно магичат в кирзовых сапогах на вышеупомянутой границе. Или поехали домой, в родные села-деревни, где их даже в уборщицы на работу не берут. Самое интересное, что несчастных никто не выгоняет. Они уходят сами. А как не уйти, когда все в университете оборачивается против тебя. Сначала ты лишаешься друзей. Ну еще бы, у всех семьи, в конце концов. Филиппу даже мамочке жаловаться не надо, достаточно самому достать холеной ручкой дорой телефончик, нажать кнопочку и все. Твоя мать пробкой вылетает с работы, отец лишается всех своих поставщиков, а брата выгоняют из школы. Если же это тебя не устрашает, то все университетские службы перестают с тобой работать. Тебе не дают книг, никто не одолжит конспект, доступ к университетской сетевой системе сам собой заблокируется. И жаловаться бесполезно. Никто не хочет на мороз. Все разведут руками и скажут, что ничем не могут помочь, и отправят в другое окошечко. Если скажут. А то будут просто в упор не видеть. Если же ты гений, и все-таки, как-то умудряешься держаться, то тебе объявляется красная война. Это не бойкот или игнор, это травля. Твою одежду будут рвать, тебя — подкарауливать у выхода и бить... прямо как в школе белую ворону. .. Не приведи Боже. Минуй нас, барский гнев!

Естественно, такой знаковый студент не может ходить в одиночку. У него есть пара дружков. И все, как на подбор, наследники чего-то капитального. Магическо-транспортирующей компании за рубеж или сети отелей. Все уж и не помню, как-то не досуг было выяснять. Мое дело с ними не сталкиваться, закончить универ по специальности 'аналитик -предсказатель' и устроиться в какой-нить банк проверять легитимность клиентов по кредитам. И тогда моя бабушка сможет уйти, наконец, на пенсию. Вот таким вот был мой скромный жизненный план...Да, именно был, потому что только что Маринка уронила на пол тарелку со свекольным салатом. Это который со сметаной и сыром. Эдакие мозги усердного студента.

Тарелка упала на пол с глухим стуком. Свекла разлетелась бордовыми ошметками. Один кусочек, крупный, плохо нарезанный, улетел дальше остальных и картинно застыл на бежевой коже дорого ботинка.

В столовой сразу же повисло гробовое молчание.

Ну да, что же еще могло произойти, что все голодные студенты даже чавкать перестали. Как говориться, вспомнишь, вот и оно.

-Ты испортила мне ботинок, — раздался хрипловатый негромкий голос, от которого у несчастной Маринки, уже догадавшийся, кто стоит за ней, сжались пальцы. Медленно, словно на нее давила великая Берейская стена, она поднялась из-за стола, не осмеливаясь оглянуться.

-Прости..те, я почищу, ....куплю в замен новые — не проговорила, пропищала Маринка. Тонкие плечи, обтянутые вязанным мамой свитером, поникли.

Раздался презрительный смешок, от чего несчастная девушка пошла красными пятнами.

-Простите, — еще раз пролепетала Маринка. Лицо ее из красного стало белым, и я поняла, что сейчас она упадет в обморок.

-Прощу.... — протянул Филипп. Он явно наслаждался ситуацией. Еще бы, он и его компашка опять в центре внимания. И все в страхе и восхищении замерли, желают увидеть развязку. Будущий король всего и вся не стал разочаровывать благодарную публику.

-Прощу, если оближешь, — краешек лепных чувственных губ дрогнул в торжествующей усмешке.

Маринка остолбенела, затравлено заозиралась. Все молчали и ждали. Где-то сзади хихикнула какая-то раскрашенная девица, поклонница гран-магов.

-Я жду, — Филипп даже ногу выставил, — только не пускай слишком много слюней. Я этого не люблю.

Взгляд Маринки кинулся на миг ко мне, потом на ботинок. Она вздрогнула, явно собираясь подчиниться.

В тишине замерившей столовой скрипнул стул.

-Может, хватит издеваться над человеком? — услышала я свой голос. Холодный и спокойный, вопреки резавшим меня изнутри эмоциям.

Серые насмешливые глаза Филиппа отпустили свою жертву, уже сломленную. Я не отвела взгляда. Брови в разлет нахмурились.

-О, да тут целая очередь на оральную чистку обуви.

По залу прокатился одобряющий смешок.

Я ничего не ответила, просто молча смотрела в красивое и породистое лицо этого подонка. Он, у кого есть все, и деньги, и титул, и внешность, и связи, сейчас издевался над девушкой из бедной семьи. Над моей подругой.

Эта встреча поставила на жизни Маринки жирный крест. Что бы сейчас она не сделала, ей уже не остаться в этих стенах. Выживут. Или сначала засмеют и выживут. Да и она себе не простит. Дело закончится на койке в психушке или на крыше штатной девятиэтажки, куда пойдет накладывать на себя руки моя подруга. И самым ужасным было то, что этому выродку за это ничего не будет. Для него это всего лишь развлечение, способ потешить свое самолюбие.

-Ну что же, желание дамы для меня закон, — улыбнулся Филипп.

С этими словами он поставил ногу на стул, на котором я только что сидела. Колено в дорогих светлых штанах из кожи задело стол, стакан в моей руке слегка колыхнуло.

Солнце, столько дней скрывавшееся за облаками, вдруг неожиданно вышло из-за туч, ударило мне в глаз. Вспышка головной боли вдруг переросла в приступ неудержимой ненависти к человеку напротив. Захотелось броситься на него, впиться ногтями в это красивое лицо и вырвать глаза. Рука со стаканом взметнулась вверх. В воздухе резко запахло дешевым растворимым кофе.

Маринкины глаза оказались размером с блюдца. Маленькой ручкой она прикрыла сорвавшийся вскрик. По залу прошелся шепоток.

Филипп молчал. Капли кофе медленно стекали по длинной челке, по подбородку и падали на дорогую ткань бежевой водолазки. С моих губ сорвался нервный смешок. Еще один. И теперь я смеялась в голос, осознавая, чего наделала, и понимая, что мне за это будет, но еще пока не жалея ни о чем.

* * *

Это только в сказках бывает, что если Золушка нахамит принцу, то тот сразу начинает видеть в ней личность, влюбляется, дарит замок с садами, фонтанами, мраморными статуями, брюлики и белого коня. Сердце и рука идут в комплекте. В жизни, увы, все не столь романтично. И участь такой вот Золушки ой как не завидна. Я ни на минуту не сомневалась, что сегодня моя спокойная жизнь подошла к концу, и что с завтрашнего утра для меня начинается бесконечной ад. Тут ведь не только дело в чашке остывшего кофе на голову. А в том, что это было при всем честном народе. Тут уже положение обязывает наказать нахалку. Интересно только, выживание будет проходить по штатной схеме, или меня сразу до смерти изобьют еще на подходе к университету?

Осознавая необратимые изменения в жизни я, тем не менее нисколько о них не жалела. Вернее, не я, а моя совесть. А вот инстинкт самосохранения бил во все колокола. А еще очень саднили три царапины на щеке и огромный синяк под глазом. Нет, Филипп мне ничего не сделал. Даже пальцем не тронул. Он так и стоял, обтекая, посреди столовой и ошарашено смотрел на меня, посмевшую такое. Это поклонницы только решились проявить инициативу. Не дожидаясь команды 'фас' три девицы бросились на меня воздавать по заслугам. На шум прибежал весь персонал столовой, и драку успели предотвратить. Но одна из девиц таки смогла мне заехать по лицу сумкой, кстати, чисто случайно. Все стали расходиться, и вот именно тогда я поймала взгляд Филиппа. Если бы глазами было можно убить, то я бы сейчас эти строчки не писала, а тихонечко лежала себе в морге с дыркой промеж глаз.

Глава 2.

Утро началось с анонимной смски. С пожеланием сдохнуть и маленьким самодельным, плетенным дома под одеялом, на свечке, втихаря от родителей, проклятием. Ну это какой-то детский сад, товарищи. Вряд ли это указка Филиппа. Для такой школьной убогой инсинуации он дойти не должен. Скорее фанатки рвение проявляют. Дуры, не оценит же, а вы себе ауру попалите. А это неврозы, страхи и дурдом сразу после 30-ти лет.

Далее дверь, старая и ободранная, стоявшая уже не одно десятилетие на страже моей квартиры, в очередной раз отказалась открываться, и я с час провозилась с замком. Нет, Филипп тут тоже был ни причем, замок давно пора было менять. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы я опоздала на первую пару. Преподаватель, проигнорировавший влетевшего вслед за мной запыхавшегося студента, накинулся на меня как тираннозавр.

-Катерина Стрежанова, — прогундосил он лилейным голосом, — это благо для всех, что вы снизошли до посещения нашего скромного научного сборища.

Голова сама вжимается в плечи. Похоже это первый звоночек от Филечки. Ну что же, может, мне только кажется.

-Прошу прощения, Николай Львович, этого не повторится, — мямлю я.

-Конечно, не повторится, так как на следующую лекцию вы сможете попасть только при наличии допуска, подписанного деканом.

Ах вот как ты заговорил, старый козел! Видать, не можешь простить мне инцидент годовой давности, а тут дали отмашку, и ты решил отыграться за все. В ту зиму я заболела и пропустила начало сессии. Курсовую о роли белого магического шума в теории вероятности разрешили сдать попозже. Когда же я ее принесла, то уважаемый кандидат маг-мат наук Селеванов Николай Львович закрыл дверку, перевернул мой труд страницами вниз и принялся усердно трясти. Я долго не могла понять, зачем это он делает, пока преподаватель не спросил меня в лоб:

-Катенька, а вы хотите, чтобы я это читал?

-Да, а что такого? — начала уже догадываться я.

-Ну как же, а вы уверены, что уровень курсовой соответствует, так сказать, стандарту качества?

-Уверена, — резко сказала я, — и если вас моя работа не устроит, то, согласно кодексу нашего университета, я могу спросить мнения ректора о моей работе. Он тоже, как и вы, преподает магию вероятностей на другом потоке.

Ответом мне послужил ненавидящий взгляд и 'отлично' за экзамен. Тем не менее, ректора я в известность поставила. Стало просто обидно за институт. Эти же люди потом работать идут. И от знаний многих зависят жизнь и здоровье людей, и меня зло берет, что какой-то жадный до лишних денег никчемный старикашка, с отличной, между прочим, зарплатой, вымогает у студентов взятки. Ректор тогда отвел меня в уголок и сказал помалкивать, намекнув, что это скандал глобального уровня, и что у университета будет множество проблем, если узнают. Но Селиванова тем не менее к себе вызвал.

После этого случая, если нам случалось пересекаться с Николаем Львовичем на экзаменах, то я знала на перед, что предмет должен от зубов отскакивать. Так как допусти я хоть маленький промах, так тут же мне вкатят пару, лишат стипендии, и самое главное, я не смогу пойти к другому преподавателю пересдать. Нет, физически-то смогу. И меня даже поймут. Но мне совесть не позволит. А стипендии мне лишаться нельзя. Живем мы на бабушкину учительскую зарплату, мою стипендию и мои небольшие подработки. Сайты делаю. Заговоренные от взлома. Это куда как проще, чем защищать их технически и не требует больших навыков. Всего лишь средние магические способности и знания магической теории вероятности. При попытке взлома сайта, у хакера то нога заболит, то рука, то голова, то чайник на кухне упадет и на кота приземлится. В общем, не трогай, милый, проблемы будут. Боты, кстати, тоже не справятся.

Обойти такую защиту можно, только очень уж болезненно. Можно, кстати, еще как-то на смерть и смертельные болезни заговаривать, но этому, разумеется, в институтах не учат, а кто научился сам, отлавливают, и больше их никто и никогда не видит.

В телефоне тренькнуло — пришла смска.

'Катенька, тут такое дело, но высшее начальство неожиданно сказало отказаться нам от твоих услуг. В приказном порядке. За последний проект я тебе перевела денежку. Прости, я ничего не смогла сделать. Рекомендации, хоть и босс запретил мне, я тебе, разумеется, подпишу'.

Так, а вот и первый серьезный ответ на кофе в рожу. Компания, где я подрабатывала, развивалась на деньги того самого Вельса. Без меня они проживут, а вот без финансирования, пока не развились — нет. Ну что ж, МарьВанна, спасибо за зарплату и рекомендации. Хотя не думаю, что я ими воспользуюсь. Как прознают ваши начальники, останетесь вы без работы. Отчаиваться, тем не менее, я не собиралась, все-таки не все в городе принадлежит Вельсам. Но об этом я подумаю вечером. А сейчас, раз уж меня турнули с лекции, попробуем выбить допуск из деканата. Мария Павловна, старшая секретарша, прочитает мне нотацию, я ей пожалуюсь на дверь и на Селеванова, и она мне все сразу подпишет. В университете помимо Николая Львовича есть люди, чхавшие на капризы вельсовского мажора. И эта женщина была одной из них. Все дело в том, что тронуть тетку главы государства дерзнет не каждый. Даже Вельсы. Уж не знаю, почему она всего лишь старшая секретарша в деканате нашего университета, но это не мое дело. Однако у двери деканата интуиция, мой будущий (надеюсь) рабочий инструмент, болезненно кольнула меня в грудь. Я насторожилась, и как оказалось, не зря. За столом, заваленным кучей бумаг, вместо строгой Марии Павловны, сидела совершенно незнакомая мне девица, полированная по всем правилам глянцевых журналов. Я застала ее в тот момент, когда она пыталась подцепить сверху пачки бумажный лист тоненькими пальчиками с длинными загнутыми розовыми ноготками. Длина ногтей была такой, что, я невольно задумалась, как эта барышня даже не посуду моет, а банально в туалете застегивает и растягивает свои белые в облипочку джинсики. Кто она такая, я не знала, зато она прекрасно знала, кто такая я. Ах, ну да, я же теперь та самая...

-Здравствуйте, а где Мария Павловна? Девица подняла на меня круглые злорадные глаза и, оскалившись, поведала, что Мария Павловна в отпуске, и не видать мне допуска как своих ушей.

-Почему? — спросила я скорее для проформы.

-Такой дуре и уродине как ты, не место в этом университете, — пропела секретарша елейным голоском, — лучше сама забирай документы и вали в свои трущобы, пока цела. Тебя все равно после сессии отчислят.

-Это с какой стати меня должны отчислить? -начала злиться я.

-Как за что, за неуспеваемость и профнепригодность. Пересдач вон сколько было. И оценки все — не выше тройки, — притворно удивилась барышня и принялась полировать краешек длинного розового ногтя.Вот уж за что меня не могли отчислить, так это за прогулы и за неуспеваемость.

-Какие, в задницу, пересдачи и тройки, — взорвалась я, — у меня пока красный диплом.

— Это и правда пока, — ухмыльнулась канцелярская дева и развернула ко мне монитор, обклеенный розовыми сердечками и совместными фотографиями с Филиппом. Вот кто, значит, у нас — девушка месяца. Одно нажатие на клавишу, и моя пятерка по линейной магии превратилась в неуд. На сей раз была моя очередь злорадно ухмыляться. Не с тем контингентом ты, Вельс, связываешься.

-Девушка, какое сегодня число? — спросила я спокойным голосом.

-Декабрь, десятое, вторник — озадачено хлопнула накладными ресницами секретарша.

— Я сдавала экзамен два года назад! Изменения в базе данных, сделанных тобой только что, отразились в логах, просматриваемых в министерстве образования инспекционной службой. И там зададутся вопросом, почему это оценка была исправлена через два года, на неуд. Почему меня, так и не пересдавшую ее, не отчислили еще тогда? Они отправят запрос на предоставление ведомости и зачетной книжки студента, заговоренных от подделки и уничтожения. Обнаружат несоответствие. Вы знаете, что бывает в этой стране за подделку данных об образовании?

Бывало за это многое. И хотя тюрем в нашей стране уже давно нет, но иные предпочли бы клетчатое небо и парашу в углу современным 'гуманным' методам наказания. По приговору суда на обвиняемого насылалось умственное помешательство на некоторый срок, зависящий от степени провинности, после чего он запирался в тихом месте с садиком, фонтанчиками и статуями, называемым исправительным центром на недельку — другую. Ну что бы не отсвечивал, пока в процессе. Сознание приговоренного каждый день кушают придуманные страхи и невыносимые боли. И хотя это всего лишь плод воображения несчастного, последствия в мозгу происходят вполне себе необратимые. После такого перевоспитания, разум человека уже совсем не тот. В довершении всего, судьба человека подвергается вынужденной корректировке. На всякий случай. Удачные случайности исключался из него полностью.

Это означало, что ни хорошей работы, ни семьи выходцу из такого вот центра уже не светило. И остаток жизни он проведет за станком на заводе. Должен же там кто-то, в конце концов, работать. Ведь желающих с нормальной головой совсем не столь уж достаточно, чтобы обеспечить государственные нужды. Есть, конечно, один маленький минус, с точки зрения государства. Чисто статистический. От такой безысходности, многие не выдерживают и кончают с собой. Именно поэтому, в нашей стране такой большой процент самоубийств... Но родина большая, нарожает еще.

Девица, однако, оказалась не из робкого десятка, ее умело подведенные и накрашенные глаза лишь на миг расширились от промелькнувшего страха.

-Вельс даст указание, и никто ничего не заметит! Это тебя обвинят в подлоге, а не меня. Ха-ха! — рассмеялась она, но уже немного наигранно.

Я вздохнула, и в тишине кабинета раздалось скрежещущее:

— Вельс даст указание, и никто ничего не заметит! Это тебя обвинят в подлоге, а не меня. Ха-ха!

-Это сегодня же появится в сети, — сказала я, доставая из кармана телефон с диктофоном, — а завтра утром газеты и информационные сайты будут смаковать новость о том, что сыночек всесильной леди Миневры Вельс вынуждает заниматься секретаршу магического физико-технического университета противозаконным исправлением оценок. Минерва Вельс — женщина умная и хочет на третий срок, а потому, деточка, уже послезавтра везде напишут, что Инга Кузина (такое имя было на бэджеке), безответно влюбленная в Филиппа Вельса, решилась привлечь внимание всеобщего любимца подобным образом. Накажут тебя по всей строгости и крайне быстро, чтобы не сболтнула лишнего. И не попортила третьей леди рейтинг. Если не сойдешь с ума в исправительном центре, то фабрика по производству мыльниц будет венцом твоей карьеры, а спившийся алкоголик — любимым мужем.

Я конечно, блефовала. Такие сообщения про Вельсов в сети появлялись чуть ни через день. И скорее всего всесильная Миневра даже не обратит на это дело внимания. Собаки лают, караван едет. Но на Ингу это подействовало, и я увидела в ее глазах то, что хотела и надеялась— панику и страх. Надо брать ее тепленькую, пока не одумалась.

-Допуск, живо! — скомандовала я и протянула руку. В нее сразу опустилась заветная бумажка.

-Оценку меняй, и я, твое счастье, сегодня добрая, сделаю вид, что ничего не видела и ничего не скажу Марии Павловне, когда она приедет. Упоминание Марии Павловны, женщины суровой и справедливой, и, что самое для Инги страшное, от Вельсов не зависимой, добило секретаршу. Злые слезки бессилия потекли по розовым как персики щечкам. Два клика мышки, и моя честно заработанная пятерка вернулась в положенную ячейку. Ну вот и все! Справедливость восторжествовала.

Покинув деканат, я устало прислонилась к стене. Не часто мне приходилось до этого качать права подобным образом, знаете ли. Из-за двери кабинета раздался плачь. Инга белугой ревела в телефонную трубку с розовыми котиками.

-Филипп, я...я не смогла ... она шантажировала меня! Исправительным центром! За подло-о-ог! Мировая огласка! ... прости! ....Да-да! Прости-те! , — мямлила она.

-Да, я понимаю. Я все понимаю, простите! Да, напишу! — рыдания перешли в подвывания.

Меня передернуло. Девицу мне жалко не было. Не даром пишут классики, 'минуй нас, барский гнев и барская любовь'. Любовь ее не миновала, во всяком случае плотская. Иначе с чего бы ей назвать его на 'ты'. Но теперь не миновал и барский гнев, так как он ее явно одернул. Больше всего я боялась, что он заставит ее перебить мои оценки. На положительный исход дела в министерства образования я не особо рассчитывала. Не известно, какие рычаги он задействовал, когда лишал меня работы. И если это у него так легко прошло, то и с министерством образования, вероятно, будет то же самое. Я в досаде закусила губу. Признаться, глубоко в душе все-таки надеялась, что дело ограничится мелкими неприятностями. Филиппа уймет такая месть, он благополучно продолжит заниматься своими делами и оставит меня в покое. Но, видать, он еще не наигрался. А я только что еще больше его раззадорила, прищемив хвост его ручной кисе. И черт меня дернул пойти за этим допуском сейчас. Сходила бы в пятницу. Он бы подостыл, интерес бы начал терять. Чего доброго, возьмется за меня всерьез. Ну пропустила бы еще одну лекцию этого взяточника. Я там и так все знаю. А Вельс бы потешил свое самолюбие мелкой пакостью. Я б даже подыграла ему. Изобразила бы для виду на лице скорбь и крайнюю озабоченность. Пусть фанатки каждые десять минут инспектируют мое лицо на наличие вселенской печали и строчат ему рапорты. Все-таки девушек у нас в университете обычно не травили, чтобы до конца. Да и затевалась эта вся канитель, как правило, только если девушка была не сговорчивой на внимание кого-нибудь из гран-магов. И хватало их в большинстве своем на пару дней, не более. В конце концов, поговаривали, что, мол, вся тройка— замечательные любовники и щедры на подарки. Девушки, решали, что от них не убудет, и соглашались. Хотя, пару критически принципиальных девочек я все-таки припомню. Не хочу думать, где они сейчас.

Дверь деканата неожиданно распахнулась, и Игна пулей выскочила, на ходу утирая слезы и размазывая потекшую тушь. У меня полегчало на душе. Оценки она не успела мне подпортить, на это надо больше десяти минут. В ее руках я заметила заявление об увольнении. Ах вот что ты там писала. Ну извини, родная, жалеть я тебя не буду, не надо на меня смотреть побитой собакой и говорить, что я своего добилась. Равнодушно посмотрев ей в след и пожав плечами, я пошла на следующую пару.

Остаток дня прошел практически без приключений. Пару раз кто-то пытался растворить у меня под попой стул, из-за чего он приятно нагревался и сиял. Вот бестолковые. Подобного рода шутки практиковали с древних времен, а потому уже давно во всех зданиях стены и мебель были сурово и бесповоротно обработаны антимагестиком — составом, исключающим применение магии. Одно дело, когда абстрактный студент Вася Табуреткин плюхается на пол во время лекции веселя народ задранными вверх пятками, а другое дело, когда это уважаемый преподаватель. Со стенами все еще более понятно. Лет эдак двести назад, когда антимагестиков еще не было, воры обносили целые замки, растворив стену, а потом вернув ее на место. Да и в случае войны наличие в войске мага сильно повышало шансы армии на успех, как раз по причине скорой ликвидации любых ограждений. В наша время необработанный предмет встретить практически невозможно. Каждый гвоздь обрабатывают, пищу, посуду. Да даже женские прокладки. А то были, знаете ли, казусы, по началу. Доброжелатели, покушавшиеся на мой стул, видать, рассчитывали на его ветхость. Спасибо за бесплатный подогрев, на этой лекции я точно не подхвачу цистит.

Однако, никто за этот день не сказал мне ни слова. Даже Маринка. Про нее на волне моего холодного кофе все позабыли, и она сегодня весело, как ни в чем не бывало, щебетала со своим парнем на первой парте. Но смска, пришедшая мне перед последней парой, заставила меня позабыть все страхи. 'Катя, не подумай ничего. Филипп тут такое устроил! Я к тебе зайду вечером, часов в девять. За одно и конспект пропущенной лекции принесу'.

Я подавила счастливую улыбку. Доложат еще Филечке, что я улыбаюсь. А ну как пойдет и выяснит, и вспомнит про Маринку. Нет, чтобы там Филипп не делал, а дружба крепкая не сломается.

На одной из пар обнаружила еще одну подлянку от гран-магов. У меня 'неожиданно' заблокировали доступ к университетской сети, лишив меня учебников и заданий. Но этого я как раз ждала и не боялась. Был у меня небольшой рояль в кустах. Нет-нет, я ни в коем случае не хакер. А мои способности к работе с магическими вероятностями весьма скромны. Угадать пароль администратора я, конечно, не смогу. Все просто объяснялось криворукостью и глупостью девиц, делавших мне доступ в сеть четыре года назад. Канцелярские девы с первого раза не смогли меня завести под правильной фамилией, написав вместо 'СтрежАнова' 'СтрежЕнова'. Удалять записи тогда они не умели, только добавлять новые.

Усевшись подальше от всех с ноутбуком на коленках, я попробовала зайти в систему под Стреженовой. Гы, конечно меня пустило. Плохо ты, Филипп, фильтруешь свои кадры. Правда в отдел поддержки сходить-таки придётся. Для виду, и чтоб работницы перекуров и пасьянса отрапортовали гран-магам о проделанной работе. А то ведь заинтересуются, а чего это я не иду и не выясняю. Еще на Маринку подумают. А у нас строжайше запрещено говорить свой пароль кому-либо. Доступ мне, правда, так просто не восстановят. Процесс и без препон занимал две недели, а с подачи Филиппа, в моем случае, и вовсе грозил растянуться на века.

Глава 3.

Как только последний звонок отгремел, я, подождав, пока все вывалятся из аудитории, направилась к выходу. В тот момент, как я переступала порог, у меня внутри что-то екнуло. Сердце забилось быстро-быстро, словно ему стало тесно в грудной клетке. И тут раздался телефонный звонок. Я вытащила из рюкзака свой потрепанный телефон. На экране с трещиной засветилось 'номер заблокирован', но мне не нужен был определитель, чтобы понять, кто сейчас мне звонит.

Пальцы с мгновение помедлили перед тем как нажать кнопу приема вызова. Шершавый пластик скользнул по подушечке пальца, звон прекратился, и я медленно поднесла трубку к уху. На том конце молчали. Молчала и я. Наконец, в трубке раздался смешок. Потом еще один. Красивый бархатный баритон не проговорил, проворковал:

-Неплохо, Катерина, очень неплохо для первого дня.

Я по-прежнему молчала. Как-то в голове не складывались этот завораживающий голос и его сволочной обладатель.

-Если надумала попросить прощения, поднимайся на последний этаж главного здания. Будем принимать твои извинения. Только поторопись, я не люблю ждать. Да, тебе на заметку, я люблю белый цвет и кружева.

На миг в голове проскользнуло малодушное 'а ну его к чертям всех континентов'. Пойду, извинюсь, и все станет как и прежде. Пока не поняла, что он имел в виду под извинениями. Кровь ударила мне в щеки.

-Да пошел ты!

Хотелось сказать больше, назвать его тем, кто он есть, сволочью и подонком, но я сде. Наконец, он прекратил хихикать в трубку.

-Подойди к окну.

Мне стало страшно. Неужто он следит за моими перемещениями по институту? С него станется! На всякий пожарный покрутила головой, но никого не обнаружила — я была одна в аудитории.

В трубке раздался еще один смешок.

-К любому окну. Я пока не слежу за тобой.

Черт, противно чувствовать себя предсказуемой! Захотелось было броситься в противоположную от окна сторону, но ноги сами несли к облезлой деревянной раме. Обшарпанный подоконник с облупившейся краской уперся мне в бедро.

За окном, на первый взгляд, не было ничего необычного. Цвел заурядный декабрьский вечер с мутно-синим небом, еле видным за шпилями старых зданий и глянцевыми боками стеклянных новостроек. Небольшой парк вокруг университета тонул в вечерних сумерках. Несколько студентов играли в снежки и пытались скатать из испуганной девочки, случайно проходившей мимо, снеговика. Девочка визжала. Ей очень не хотелось становиться снежной бабой. И тут я заметила их. Странные фигуры в плащах. Они стояли неподвижно в тени деревьев и выжидающе смотрели на окна. В отблесках магических светильников и натриевых ламп сверкнули красные огоньки глаз. Что это за чертовщина? В вампиров и зомби я давно не верила.

Они только на страницах романов для школьниц встречаются. На минуту в голове мелькнуло, что это умело наведенный морок. Ну тот, что в кино для спец-эффектов применяют. Куда, знаете ли, дешевле компьютерной графики. Но тут одна из фигур задела дерево, и снежная шапка покинула насиженные ветки. Нет, не морок! Он бы прошел сквозь ствол. А раз не морок, то что же это?

-Они окружили все здание, — опять заговорила трубка голом Филиппа.

-Не хочу думать, что с тобой сделают слуги нашего рода, если догонят.

Ах вот что это такое. Мда, как-то умалчивают биографы рода Вельс и СМИ, что они владеют некромантией. И караулят меня за стенами школы, ничто иное, как полувоплощенные духи должников бесчисленной вереницы предков Филиппа. Сами по себе эти существа абсолютно безвредны. Когда свободны. Но если они при жизни не выплатили долг своему благодетелю, то поступают в его полное распоряжение после смерти. Согласно вводному курсу в некромантию, изучаемую у нас только теоретически, происходит это примерно так. Вася Табуреткин одалживает у Пети Сушикорыто сто условных единиц денег. Чтобы обезопасить свой вклад, Петя требует от Васи клятвы на алтаре в любой церкви, что тот вернет двести единиц, скажем, через месяц, и только после этого дает деньги на руки. Но Васе на голову при выходе из церкви падает кирпич и зашибает его прямо на смерть. Вместе со ста единицами денег. Дух Васи поднимается над телом симпатичным мыслящим сгустком, летает какое-то время по округе, пугая безутешных родственников падающими вазами и кастрюлями, а затем устремляется в космос рассматривать трещины на Марсе. Если Петя обладает некоторыми, скажем так, способностями, и отсутствием совести, то он может зажечь свечечку, сложить ножки бубликом, произнести некоторые волшебные слова, и таким вот образом испортить Васе планы изучения Марса неоплаченным долгом. И на неопределённый срок. Дух сразу обретает некоторое подобие плоти, лишается воли и выполняет все, что скажет хозяин, пока тот не признает, что долг оплачен.

Вроде как-то так. Мне вообще-то казалось, что лет сто назад всех владельцев духов обязали отпустить их в приказном порядке. Уж очень сложно раскрывались преступления с участием таких вот недоприведений. Это сильно портило статистику полицейским, куда магов принципиально не брали. Но, видимо, для власть имущим закон не писан.

Ясное дело, к Филиппу, даже после такой демонстрации силы, ложится на упругий диванчик в кружевном белом белье я не собиралась. Тем более, что ни белого, ни кружевного я никогда и не носила. Сталкиваться с духами, о которых написано столько ужастиков, тоже не хотелось. Решение пришло само. А не позвонить ли мне просто в полицию. Не прикажет же Филипп духам нападать на стража порядка. Это чревато. Даже сыночек всесильной Минервы получит по полному уголовному кодексу за такие шутки.

-В полицию звонить бесполезно. Они сегодня отмечают день внеурочной премии, — опять усмехнулась трубка бархатным баритоном.

Я скрежетнула зубами. Он что, телепат? Обложил со всех сторон.

-Да пошел ты ко всем чертям вместе со своими карманными приведениями!

Пальцы сам нажали на клавишу, обрывая связь. Нет, ну какая все-так сволочь! Кстати, а почему духи не заползают внутрь университета? Ах, ну да, тут же глушители магии стоят. Чтобы студенты колдовали только в специально отведенных для этого местах, не сильно усердствовали, и ничего не разворотили. Юношеский максимализм, как известно, может и до апокалипсиса довести. Истории знакомы такие случаи.

Глушители, конечно, не полностью лишали возможности колдовать за пределами лабораторий, однако допустимого уровня энергии едва хватило бы для кипячения стакана воды. В общем, не могут духи сюда зайти, Филипп сразу же потеряет над ними контроль.

Нет, надо все-таки выбираться отсюда. Не могу же я остаться жить в университете. Так, проверим все-таки полицейских. Вдруг Вельс просто пытается развести меня как первоклассницу. Набираем '02'...

-Лейтенант, Самотыков, в смысле, Самопихов слушает, — проикало в трубке. На заднем плане послышался глупый пьяный смех и звон бутылок.

-Самохвалов, не бузи, а пойди еще выпей.

Я повесила трубку. Не наврал. Он им сам налил, или дал, чтоб налили? Ладно, попробуем подумать головой. Где должны ждать меня духи? Правильно, у всех выходов. А что, если я выйду не через выход, а, скажем, через крышу? Перелезу на соседнее здание, и там выйду. Не может же он поставить духов у всех проходных в этом дворе? Ну только в том случае, если ему должна половина городского кладбища.

Сказано, сделано! Уже на крыше выяснилось, что я кое-чего не учла. А именно того, что до меня Филипп уломал не одну упрямую студентку, и уже наизусть знал все их способы увильнуть от его внимания. Хорошо, что мне пришло в голову сначала посмотреть на крышу в окно. Там, среди размокшего рубероида, пустых бутылок и вороха тряпья меня уже поджидали несколько полупрозрачных клубков размером с лошадь. Черт! Попробуем пробиться боем и вылезти в окно на первом этаже. Мне бы только добежать до автобуса. Они тут, за углом. Стоят допоздна стройными рядами.

В автобусах, как и в университете, стоял магический блок. Очень уж были одно время популярны теракты с применением магии. Да и вообще во всех городах нашей страны практически нигде нельзя колдовать. По причине тех же глушителей. Пользоваться ею можно было как в университете, только на рабочем месте, да еще и при условии наличия лицензии и диплома. Так что мне просто надо попасть в зону действия блоков, и Вельсовы духи могут идти лесом. Наш университет находился чуточку за городом, а потому зоны, свободные для магии, тут были практически повсюду, что и позволило, по-видимому, Вельсу развести тут этот духовный, так сказать, зоопарк.

Окно оказалось неожиданно высоко от земли, а сапоги на шпильках — не самой удачной обувью для прыжков с высоты. При встрече с землей в левой ноге что-то хрустнуло, резкая боль пронзила ступню, коленки подкосились, и только наличие плохо стриженного куста под окном спасло меня от больших увечий. Вставая и потирая исцарапанную ветками щеку, я неловко повернулась, и чуть не вскрикнула от усилившейся в ноге боли. О том, чтобы куда-то бежать, не могло быть и речи. Теней еще не было видно, но это вопрос времени. Вот тут-то я начала осознавать, во что влипла, и страх, липкий и вязкий, словно патока, заворочался в груди неповоротливым слоном.

Сейчас даже перспектива встречи с диваном Вельса в кружевных белых трусах уже не казалась мне столь ужасной. Во всяком случае по сравнению со встречей с должниками. Как я знала, они сдирают с жертвы кожу. Ленточками. Пока жертва не умрет. Не приятно звучит, еще более не приятно выглядит, а ощущается, чую, и вовсе паршиво. Я уже приготовилась заорать, принимая свое поражение, когда сзади меня послышались глухие шаги.

-Не ушиблась? — тихий низкий голос заставил меня вздрогнуть.

Я медленно повернула голову, боясь увидеть за спиной Филиппа. Мой взгляд уперся сначала в высокие шнурованный ботинки, потом поднялся выше, по черным джинсам, остановился на миг на пряжке ремня в форме черепа, прошелся дальше по широкой груди в косухе с заклепками и остановился, пойманный ярко-синими напряженными глазами. Мое сердце провалилось в пятки. Нет, это был не Филипп, но для меня это ничего не меняло. Передо мной стоял наследник той самой маго-транспортной империи 'Дорога'. Лучший друг Вельса. Один из гран-магов. Вчера он скучающе зевал, когда Филипп издевался над моей подругой, а сейчас с чего-то интересуется моим здоровьем. Издевается, сволочь! Захотелось заплакать. В глазах предательски защипало. Я хлюпнула носом.

За его спиной вдруг раздался шелест веток, и серая тень тихо и неторопливо выплыла из-за мокрого куста. Я зажмурилась, готовясь, что гран-маг отойдет в сторонку, пропуская должников рода Вельс к их цели и будет наслаждаться зрелищем.

-Тут никого нет, — раздался его голос, — плыви отсюда.

Тень как-то совсем по-человечески засопела, хмыкнула, и ветки послушно зашелестели вновь. Я удивленно открыла один глаз все еще не веря в происходящее. Он меня...спасал? Вопрос, КАК это у него получилось, пришел мне на ум заметно позже. Это же не его должники...

-Встать можешь? — друг Вельса протянул мне руку в черной кожаной перчатке.

Я тупо уставилась на нее, не понимая, что он от меня хочет. Гран-маг глубоко вздохнул, наклонился, поднял меня на руки, словно пушинку, подхватил мою сумку с ноутбуком и понес к автомобильной парковке. Металлические заклепки на его куртке неудобно впивались мне в бок, в носу щекотал терпкий запах дорого одеколона. Очень приятный, сказать, запах. Очень дорого одеколона. Я ничего не понимала. Что это за приступ рыцарства? Они поссорились? Или это такой хитроумный трюк?

Наконец, он опустил меня, поддерживая рукой за талию, чтобы я не упала. Очень кстати. На левую ногу я не могла даже наступить без вскрика, а стоять на одной правой с подломленным во время падения каблуком тоже не получалось. Порывшись в кармане, он нашел брелок-ключ от машины. Рядом с нами мигнул фарами неприметный седан цвета мокрого асфальта. Я удивилась еще больше. Наследник целой империи ездит на обычной машине, марки 'Дайтон', онницевского производства!? Как девяносто процентов белых воротничков в это стране!? Мне всегда думалось, что мажор такого калибра будет рассекать ночной город, как минимум, в спортивном купе, ручной сборки, с бесчисленными табунами под капотом и широкими удобными, легко откидывающими креслами.

Меня бережно сгрузили на потертое переднее пассажирское сидение. На колени упала сумка с ноутбуком и конспектами. Дверь с другой стороны хлопнула, и я опять почувствовала уже знакомый запах. Мотор тихо зарычал, машина тронулась, и я, наконец, очнулась.

-Куда мы едем? — спросила я и не узнала свой дрожащий голос.

Мне казалось, что он сейчас ответит что-то вроде 'А куда бы тебе хотелось, крошка?' и уже внутренне сжалась. Но он удивил меня еще раз.

-В травмпункт.

Глава 4.

Его ответ поставил меня в тупик, и всю дорогу я просидела молча с открытым ртом. Гран-маг умело припарковал машину у хмурого заснеженного здания с единственным освещенным окном. Я порывалась, было, проявить самостоятельность и доковылять до двери своими силами, но стоило мне ступить на заснеженный асфальт, как больная нога подломилась, и я с громким ойканьем села прямо в снег. Гран-маг опять вздохнул и снова взял меня на руки.

В приемной нас встретила заспанная толстая и злющая, как голодный птеродактиль, медсестра.

-Чегось приперлись? Миловаться по книге Вильяуса не получается?

Мои щеки вспыхнули. Книга любовных поз Вильяуса, представляющая собой руководство по фигурному занятию сексом.

В школьную пору, мы с Маринкой, под одеялом, с фонариком, рассматривали картинки в этой книге, одолженной у знакомой. Глупо хихикая, мы тыкали пальцами в гигантские причинные места чернокожих мускулистых дядь, лапающих томных спелых теть за огромные круглые, как школьные глобусы, бюсты. Маринке, тогда увлекавшейся чтением медицинской энциклопедией, казалось, что у героев на лицо явные признаки терминальной стадии столбняка, ибо в нормальном состоянии так не сложишься. Под каждой картинкой значилось поэтичное название, вроде 'черный волк покоряет строптивую лань на фоне красного восхода' и пошаговая инструкция воспроизведения нарисованного. Маринка даже похвасталась, что как-то в ванной попыталась повторить женскую часть на одной из картинок, но запуталась в ногах, упала и расшибла себе лоб о раковину.

— Покупають срамоту эту похабную, повторить пытаются, а нам потом лечи вас, развратников. — не унималась медсестра, сверля нас злым завистливым взглядом.

Гран-маг хмыкнул, сгрузил меня на облупленную кожаную банкетку и подошел к стойке медсестры. О чем они говорили, я не расслышала. Только заметила, как гран-маг извлек что-то из кармана куртки, протянул медсестре, и та расцвела счастливым летним подсолнухом.

-Да, конечно, мы сделаем для вашей девушки все возможное, — басовито проворковала она.

'Вашу девушку' покоробило. Разобраться бы в причинах такой отзывчивости и доброты богатенького мальчика к безродной едва знакомой ему девице, опозорившей при всех его друга.

Откуда-то выскочил круглый упитанный дядечка с бородкой клинышком. Картаво представившись доктором Шпигелем, глав-маг врачом, он схватил мою ногу словно бультерьер — — кость. Я попробовала отбиться. У меня нет ни денег, ни разрешения на оплату маг-докторов! Студенческая медстраховка была самой дешевой и едва покрывала только услуги традиционной, не магической медицины. Большего я не могла себе позволить. Маг-доктора, колдуны от капельниц и скальпеля, были богами в своем деле. В считанные минуты они могли лечить практически любые болезни, от рака до сифилиса, всего лишь прикосновением руки. Их услуги и так стоили баснословных денег, но богатые решили, что нам, обычным людям, и вовсе не престало пользоваться такой медициной. Хватит и обычной. А потому к маг-докторам разрешалось обращаться только если твой месячный доход был равен трехгодичному доходу всего нашего квартала.

Врач отмахнулся от меня, словно от надоедливой мухи, устало сказав, что 'мой молодой человек' все уладил. Я сцепила зубы и угрюмо покосилась на широкую спину в кожаной куртке — гран-маг изучал пожарный плакат с напоминанием выключать свет. Поколдовав минуту над моей лодыжкой, врач меня заверил, что все, я здорова, небольшое растяженьеце больше меня не должно беспокоить. Я аккуратно поднялась с банкетки. Нога чуток ныла, но уже не подкашивалась.

До машины дошла сама. Пару раз поскользнулась, правда, — сломанные каблуки не добавляли мне устойчивости. Оба раза гран-маг успевал меня ловко подхватить еще до того, как мой тощий зад встретится с заснеженным асфальтом. Предав мне вертикальное положение, гран-маг сразу же убирал руки.

Наверное... следовало сказать ему 'спасибо'... Но я не могла. Вчера он стоял там, у столика, и зевал. Ему не было никакого дела до того, что со Маринкой или со мной сделает его друг. А сегодня — прямо Лансель, спаситель Ирлиль. (Это такой романтический миф о молоденькой ведьме, в которую влюбился инквизитор, что характерно, тоже молодой — граф Лансель. Все было бы обычно и банально, да в это время на ведьм была охота, и Ирлиль, за вылеченную от чахотки бабульку чуть не сожгли на костре. По счастью, в то время мимо проезжал Лансель с инспекцией приходских священников, узрел в свете пламени обнаженные плечи молоденькой ведьмы и не устоял, заработав этим себе кучу проблем.)

Но времена благородных инквизиторов уже миновали, магия стала неотъемлемым атрибутом жизни, а рыцарство в мире банковских кредитов, сетевого маг-банкинга и фондовых рынков встречалось только в сети, в ролевых компьютерных играх. От того и казался мне поступок гран-мага до жути подозрительным. Может, он и правда решил разыграть благородного кабальеро, помогающего прекрасной даме. А может, злит Вельса. Или это хитрый план, игра? В доброго и злого полицейского? Нет ли расчета на то, что я, испуганная и польщенная, брошусь на шею моего спасителя?

Хлопнувшая дверь вывела меня из раздумий. Знакомый запах одеколона опять защекотал нос. Маг, не глядя на меня, деловито разыскивал что-то под креслом. Мне стало страшно! Моя врожденная мнительность начала набирать обороты. А что, если он презервативы ищет? Может, это план такой был, сделать меня должной большую сумму и заставить отрабатывать натурой? Маг-врачи... это же я даже не могу представить себе, сколько стоит! Я вжалась в дверь. Гран-маг удостоил меня косого взгляда.

-Адрес? — устало спросил он, и в блеклом свете парковочного фонаря я увидела обычный онницевский навигатор.

-М-м-ой? — растерялась я, наблюдая как его длинные красивые пальцы пристраивают на торпеду автомобиля творение техно-гениев этой планеты.

-Мой мне известен.

Вот истеричка! Он же меня просто до дома хочет подвести. Надо прекращать на ночь читать новости.

-Левифанова, 33.

* * *

Всю обратную дорогу я просидела, уставившись в окно и избегая смотреть на водителя. Мимо пробегали желтые фонари, мокрые кусты и обшарпанные дома спальных районов, однако я едва уделяла им внимание. Вопреки взгляду, все мои мысли были сосредоточены на человеке за рулем, устало следившем за бегущей в даль дорогой. Мне все не давал покоя его мотив. Почему он мне помог? Дополнительную остроту ощущениям придавала, скажем, сногсшибательная внешность гран-мага. Клянусь своим обедом, но за то, чтоб прокатиться с ним в машине женская половина страны многое бы отдала. Демонстративно уткнувшись в боковое окно, я таки отметила, хоть и против воли, тонкое породистое лицо, длинные ресницы, лепную форму губ, роскошные густые темные волосы до лопаток, собранные в небрежный хвост... Все-таки, хорошо же быть богатым! Состоятельная мамочка, как только дозревает до продолжения рода, первым делом несется в отдел планирования семьи. Там с нее и ее мужа сдирают кучу денег, берут анализы, и снимают маг-карты. После этого вероятности судьбы будущего наследника всего и вся подхимичиваются, чтоб выпали самые удачные гены. Таким образом можно подгадать способности к математике, к магии, гуманитарным наукам. Ну и разумеется, с рождения заполучить весьма выигрышную внешность. При условии, что есть из чего химичить, конечно. А то, если в роду одни крокодилы да бегемоты, грациозный гепард все-таки не выйдет, как не колдуй. Естественно, манипуляции с генами — привилегия сильных и богатых мира сего. Простые смертные, вроде меня и Маринки, по-прежнему довольствуются обычной теорией вероятности.

Глава 5.

Родной подъезд я узнала не сразу — никогда не видела его с подобного ракурса, немного снизу. Исчезнувшая, было, паника, стремительно возвращалась. Вот сейчас он мне и огласит стоимость своего великодушия и благородства!

-Спрашивай, — его голос, негромкий и хриплый, застал меня врасплох. От неожиданности я вздрогнула.

-Что?

-У тебя есть ко мне вопросы, как я полагаю, — гран-маг развернулся ко мне в пол-оборота. Желтый натриевый фонарь (откуда у нас и наших соседей деньги на магический?) выхватил его тонкое лицо. Несколько прядей, выбившихся из хвоста, небрежно вились вдоль щеки. Я не видела его глаз, но всей кожей чувствовала взгляд. Заинтересованный и изучающий. По спине пробежали мурашки.

-П-п-почему ты мне помог? — решилась я, наконец. Он ответил не сразу, словно взвешивая что-то.

-Не знаю. Может, потому, что мне не нравятся методы моего друга? Пойдет?

Нет, не пойдет. Это объяснение звучало слишком правильно, слишком очевидно и сопливо-романтично, словно в дешевом женском романе. Канонический сюжетный треугольник проступал явнее некуда. Тут и злодей всего и вся, несчастная барышня и рыцарь-спаситель. Коня, только не хватает. Белого, с парчовой попонкой. Не забываем, что злодей и рыцарь у нас закадычные друзья детства...

-Нет. Я помню твою скучающую физиономию, там, в столовой. Тебе не было никакого дела до методов Вельса.

Он смешливо фыркнул и склонил голову на бок. Выбившаяся кудрявая прядка сползла ему на грудь.

-И какова же твоя версия?

— Вы меня разводите! — вырвалось у меня, — Сначала травите должниками рода, потом спасаете, и я, по закону жанра, должна кинуться в объятья спасителя. А если излишне очумею от счастья и сразу не догадаюсь, то мне можно напомнить, сколько стоит лечение у маг-доктора!

Он отпрянул. Неверный свет фонаря осветил на миг сжатые губы...Кажется, я его обидела... И что теперь будет? Я начала лихорадочно шарить по двери в поиске ручки.

Ты права, — голос стал холодным и металлическим. — Я поспорил с Филом, что ты к нему сегодня не придёшь. Только завтра!

Он отвернулся к окну, убирая мешающие волосы за ухо.

-Выметайся.

Кровь хлынула к щекам уже в который раз за день. Мои слова его явно задели. И правда хотел помочь? НЕ ВЕРЮ!

-Про..., — начала я неуверенно извиняться скорее на всякий случай, нежели чувствуя раскаянье...

-Выметайся, я сказал!

Правда обиделся, или оскорбленная невинность мне только кажется? Я открыла, наконец, дверь. Снежный ветер сразу же больно хлестнул по щекам.

-У меня еще один вопрос, — решилась я прояснить еще кое-что.

-Денег мне не надо! — он завел двигатель, — Закрой дверь.

-Как у тебя получилось управиться с духами рода Вельсов? — вопреки моему ожиданию мой голос задрожал.

Открывшаяся дверь включила в салоне свет, и теперь я видела его лицо, злое и перекошенное. Левая бровь удивленно приподнялась.

— С ума сошла? Какие духи рода? Это были гопники с соседней улицы. В плащах -невидимках для школьных утренников.

Я почувствовала себя идиоткой! Ведь заметила же, что очень уж по-человечески они сопели, духи эти... Провели как дуру!

Дверь я закрывала в растрёпанных чувствах. Сомнение, что я-таки обидела человека ни за что, пусть и гран-мага, острым коготком шкарябнуло по душе. Мотор заурчал чуть ниже, и машина тронулась с места. А я все стояла и смотрела вслед удаляющимся фарам ... Ладно, завтра извинюсь!

Вдруг, открылось окно одной из квартир на первом этаже.

-Катя, давай домой! Ужин стынет, а ты где-то бродишь. Маринка тебя уже час ждет! Мы уже в полицию хотели звонить.

Я хмуро побрела домой.

* * *

Здравствуй, родная железная дверь подъезда, резко пахнущая пьяницами с четвертого этажа, изрисованная школьниками и помеченная котами. Доброй ночи, выбитая лампочка.

-Здравствуй, Ба! Я дома!

-Явилась, не запылилась, — раздался молодой звонкий голос моей бабушки, Варвары Кузьминичны, — давай к столу, лялька загулявшая, там борщ стынет.

Чуть сладковатый, бордовый, наваристый борщ с бараниной хорошо шел под бабушкин размеренный стук кастрюлями у мойки и Маринкин щебет. На повестке дня, разумеется, был Вельс, ввалившийся в аудиторию за десять минут до начала первой пары. И не поленился, ты смотри, в такую рань подскочить! Это на шестом-то курсе!

-Он сказал, что все, кто тебе будет отказывать поддержку, — с лихорадочным блеском в глазах рапортовала моя подруга, — могут пенять на себя.

Я покосилась на бабушку, та задорно мне подмигнула и поправила седую выбившуюся из-под косынки прядь. Я не хотела ей говорить про Филиппа. Во всяком случае сейчас. Вот же у Маринки язык без костей! Сердце у Варвары Кузьминичны не очень. Завтра вот опять на прием к врачу. Волноваться ей вредно.

-Катенька, я горжусь тобой! — подлила мне борщевой добавки бабушка, -так им! А то мыслют, что если бедный, то не человек, издеваться можно.

Я только хмыкнула. Что тут скажешь.

Пока я заканчивала со второй тарелкой, Маринка поведала заговорщицким шепотом, как радовался Селиванов, заявив при всех, что наконец-то меня выгонят, и как за все это переживает Валерчик, ее парень. С Селивановым все было понятно, а вот этого самого Валерчика я терпеть не могла по причине излишнего прогибания под богатых мира сего. Не верилось мне в его сочувствие. Он до безумия боготворил гран-магов, и для меня даже стало сюрпризом, что после инцидента в столовке, он не бросил Маринку. Однако, ей он нравился, и я предпочитала не лезть. Слава богам, Маринка, при всей влюбленности и восторженности карими очами своего кавалера, догадалась не говорить ему, где она проводит нынче время. И то хлеб, но еще не вечер.

-Марин, а как зовут друга Вельса, сыночка транспортного короля? — полюбопытствовала я, облизывая ложку. Мне как-то не ловко было, что даже не помню имени человека, кто сделал мне большое одолжение. Я же все-таки надумала извиниться.

-Александр Ильинский. А тебе зачем? — удивилась Маринка, — У него же невеста есть, давно и безнадежно.

Мда, Маринка, как мыслила ты сериалами, так и мыслишь. Но я все равно тебя люблю. Пожалуй, дальше поостерегусь тебя спрашивать. Иначе ты сразу же из меня вытянешь подробности и про гопников, и про травмпункт и про маг-врачей, да даже про приятный запах одеколона, а потом об этом будут знать все воробьи на крыше. У моей подруги, как вы уже догадались, язык как помело. Причем история обрастет подробностями с беременностями, незаконнорожденным сестрами и еще боги знают, чем. Не Маринка, так другие дофантазируют. И все это, не смотря на мою опалу у Вельса.

Выпив еще пару чашек, и подождав, пока я перепишу конспект, Маринка отчалила домой, не забыв, впрочем, еще раз десять превознести благородство и достоинства Валерчика. Я, вздохнув, отправилась спать.

Глава 6.

Утром на меня упала неожиданная радость. Мне позвонили и пригласили на собеседование! В Альфу, небольшую компанию, занимающуюся разработкой и продвижением сайтов. Это через полгода, как я отправила им мое резюме! Видать, тамошняя канцелярская дева, в редких перерывах между раскладами пасьянса и чтением любовных романов, таки заглядывает почту, и, наконец, дошла до моего письма.

Напялив непромокаемые ботинки (сапоги я выбросила еще вечером), и наведя на голове относительный порядок, я радостно побежала на собеседование, которое еще, о счастье, было всего через два квартала. Слава богам, в области баннеров и открытых ключей дресс-код не нужен, можно было идти хоть в халате и валенках.

Радостно повздыхав от того, что жизнь налаживается, я толкнула железную дверь небольшого серого трехэтажного здания с гипсовыми львами у входа.

Внутри было уютно — лилась вода небольшого фонтанчика в бамбуковых фигурках кошек, на небольших гостевых столиках стояли цветы в изящных вазочках, в прозрачных мисках блестели полированные камешки — сразу видно, декоратор был не чужд Фунша — искусства по звездам расставлять мебель, якобы для создания более удачной рабочей энергетики. Развод, конечно, но красивый.

Мой взгляд упал на стену, и весь мой энтузиазм исчез словно утренний туман над речной гладью. Огромная, переливающаяся всевозможным синим, надпись 'Альфа и Вельс' во всю стену не говорила, кричала, что тут мне ничего не светит.

Охранник на входе окончательно меня добил, угрюмо сообщив, что моего имени нет в списках, допущенных на сегодня. Без всякой надежды, я позвонила по оставленному мне телефону, сообщенным по утру, наткнулась на заикающуюся девицу, извиняюще сообщившую мне, что звонили мне по ошибке. Все ясно... Конечно, впадать в уныние еще рано, я работу-то и не начинала искать, но трудности, предстоявшие мне, уже весьма очевидны.

Очнулась я уже на мокрой и хмурой улице. От толчка в спину. Какая-то девица, замотанная по самый нос, неуклюже проскользнула мимо, держа в руках увесистый мусорный пакет с молнией и формулой закона земного притяжения. Ах ну да, тут же рядом находится Исследовательский Институт Магической Физики имени Лавшица. Бабушка очень хотела, чтобы я занималась наукой именно там, но увы, к маг-физу у меня не лежали ни душа ни способности. Да и становится не выездной и жить под постоянным недремлющим оком государственной службы безопасности мне крайне не хотелось.

Вдруг, толи из ее кармана, толи из дырки в пакете вывалилось что-то блестящее. Я попробовала, было, окликнуть девицу, но та, завидев меня, нервно подпрыгнула прямо с мешком, кинула его в ближайшую урну, и припустила вдоль улицы, перескакивая словно заяц, через лужи. Бегать мне за всякими дергаными, да еще и по талым лужам , вовсе не хотелось. Я неторопливо подошла к упавшему предмету. Очистив от талого снега и налипшей грязи, я долго крутила в руке теплый металлический комочек из множества мелких намагниченных шариков. Шарики легко слипались и разлипались, позволяя придать составной фигуре различные формы вроде кубика, трубочки или пирамидки. Так бы я и стояла посреди дороги и занималась фигурной лепкой, если бы не минус семь на улице. Руки начали коченеть, и я, наконец, собрала шарики в небольшой браслет, быстро скрывшийся под вязанной варежкой. Потом поиграюсь. Я, кажется, видела что-то подобное в сувенирных магазинах. Сама бы себе ни за что не купила, а тут вот нате, на халяву. Что, как говорится, с возу упало...

Меня опять толкнули. Толстый грузный, одетый в дорогое нутриевое пальто, мужчина деловито подошел к урне, выудил оттуда мешок и резво зашагал по дороге. Хм, интересно, это зачем же такому импозантному и хорошо одетому дядечке понадобился мусор из закрытого исследовательского института?

-Трринг, — заголосила телефонная трубка.

Это звонила бабушка. Оказывается, я забыла дома ключи. Ничего страшного, бабушка все равно приходит раньше меня. Она звонила, чтобы я не беспокоилась и не истерила, вытряхивая сумку перед входной дверью. Ключи терять у нас было очень опасно. Все замки регистрировались в ближайшем отделении полиции. В случае потери ключа неизвестный, подобравший его, по уникальному номеру и по купленной в переходе базе данных жителей города, мог без проблем найти адрес и обнести квартиру. Можно, конечно, поменять замок, но тот может быть выдан только полицией, а у них и так много дел...

Когда я закончила разговор, мужика с мешком и след простыл. Пожав плечами, я направилась в институт.

День прошел насыщенно. Сначала я забежала в тех-поддержку студенческой сети — создавать видимость озабоченности своим доступом. Канцелярские девы, завидев меня, злорадно заулыбались и запереглядывались, вручили мне бланк заявки на восстановления пароля.

Я честно заполнила все поля, включая необязательные и вручила крайней наполированной девице. Та недоуменно хлопнула на меня глазами, потом на товарку, и приняла у меня бланк. Я отвернулась, и сразу же отметила краем глаза, как моя заявка отправилась прямиком в помойное ведро. Сценарий ясен, через две недели я приду опять, и мне скажут, что в первый раз меня видят, о чем потом доложат в деканат.

-Девочки, а дайте-ка мне на минуточку взад мое заявление, -лучезарно улыбнулась я, оборачиваясь.

— Я там дату рождения неправильно написала, по-моему, — поведала я доверительно всем присутствующим.

Щечки всех дев разом покраснели. Та, что выкидывала мой бланк, замерла словно статуя на городском кладбище. Глазки, аккуратно подведенные и ярко-накрашенные, расширились в страхе. Одно дело подстроить случайность, а другое — быть пойманной за руку. Не хватает ей пока наглости.

На пол упала розовая ручка, прямо рядом с помойным ведром. И смех, и грех.

-Вот он, — промямлила девица, протягивая мне скомканный листок с моей заявкой.

-А почему он у вас такой мятый? — непосредственности моего тона позавидовали бы даже первоклассницы.

Девица покраснела до корней волос, не зная, что ответить, завертела головой, ища поддержки у подруг. Новенькая, видать...

-Так почему мятая -то? Я же только что бланк вам отдала? Так же и потерять его можно, или выкинуть нечаянно. А мне очень надо, я там даже галочку о срочности заявки поставила.

Не рассмеяться бы.

-Давай, исправляй, что хотела, и проваливай, — пришла на помощь новенькой более опытная и наглая товарка.

-Сию же минутку, — улыбнулась я в раздраженное наштукатуренное лицо, доставая телефон.

Несколько легких нажатий пальцев на кнопки, и файл с фотографией приобрел защитный электронный сертификат, подтверждающий неизменность даты создания файла.

-На всякий случай, — я безмятежно улыбнулась, наблюдая как вытягиваются от злости накрашенные лица присутствующих, — во избежание недоразумений. А то мало чего может случиться.

Офис тех-поддержки я покидала в атмосфере безмолвного бешенства. За дверью моя улыбка медленно угасла, высвобождая истинные эмоции. Это маленькое представление ничего по сути не меняло. Даже приняв заявку, по договору, менять пароль они могут бесконечно долго, так как нужно повреждение множества институтских инстанций. В какой-нибудь из них точно 'потеряют'. Я даже не смогу выяснить где.

На этом испытания не закончились. Мне предстояла пара Селиванова. На пороге аудитории я втянула живот, и предала лицу выражение пролетаркой уверенности в себе и своих силах.

— Катенька, вы принесли допуск? Если нет, то прошу покинуть наше скромное сборище. — проворковал сочувствующим голоском Николай Львович.

-Разумеется, товарищ лектор! — бодро отрапортовала, вручая ему заранее заготовленный листок.

-Гусь свинье — не товарищ, — пробормотал Селиванов, изучая мой допуск, словно перед ним был вексель государственного займа на очень крупную сумму.

-А мы, гуси, птицы — не гордые, — понизила я голос, отвечая известной студенческой шуткой. Сзади послышались сдавленные смешки.

-Стрижанова, а вы не на принтере его дома напечатали? — ответил Николай Львович, сделав вид, что не расслышал ни моего ответа, ни смеха за нашими спинами.

— Что вы, профессор, — деланно удивилась я, — Мария Павловна лично пропесочила меня за опоздание и дала указание выписать допуск.

Я уже узнала, что в тот день родственница президента пришла чуть позже обычного.

Упоминание Марии Павловны заставило Николая Львовича сжать от злости зубы. Смерив меня ненавидящим взглядом, он отодвинулся, пропуская меня в аудиторию. Плохо все это, теперь придется фотографировать все мои контрольные работы и курсовые, а то ухом чую, будут их 'терять', а потом говорить мне, что я и не сдавала их вовсе. Даже свидетелей найдут.

На переменах я выбегала в коридор в надежде увидеть Александра, и все-таки извиниться, но, как оказалось, гран-маги имеют очень много общего с городскими автобусами. Когда не надо, они ходят один за другим, а когда надо, их днем с огнем не сыщешь, и с сывороткой вечной жизни не дождешься! Извинения пришлось стихийно отложить.

Наконец, день закончился. Я с тревогой перехватила долгий изучающий взгляд Валерчика, наблюдавшего за мной с первой парты. Маринка сегодня с ним не сидела, а жалась в противоположном углу, среди девочек параллельной группы. Так, вот и приехали. Видать, сказала, где вчера провела вечер. Вот умная же девка, но язык... Сегодня вечером буду Маринку утешать... Во всяком случае я надеялась, что буду. Вельс мне пока не звонил со скабрезными предложениями, а переодетые в плащи гопники не отсвечивали под окном, так что вечер был пока свободен.

Однако, выйдя на улицу я поняла, что рано расслабилась.

На лестнице меня ждали. Нет-нет, это были не вчерашние сопящие 'духи' рода. Это были высокие подтянутые молодые люди с короткими стрижками, строгих и дорогих костюмах. На лице каждого отражали свет фонаря темные стильные очки. И как они только на углы не натыкаются, на дворе же ночь! Хотя, может, это знаменитые очки 'Мерлин и пространство', позволяющие видеть все, всегда и везде. Можно было даже сквозь стены подсматривать. Во всяком случае так гласила реклама из телевизора. До чего только не доходит магия и технический прогресс...

-Госпожа Катерина Стрежанова? — спросил меня хорошо поставленный голос одного из мужчин.

-Нет, — лучезарно улыбнулась я, — а кто это?

На какое-то мгновение на лице спрашивающего отразилось легкое недоумение. Однако, не зря, видимо, молодой человек носил такой дорогой костюм, очки и галстук.

-Госпожа Катерина, вы должны будите проехать с нами, — он взял меня за локоть и подтолкнул к припаркованной черной машине.

-Это с какой стати? Что вам от меня надо? — разозлилась я, пытаясь выдернуть руку из его цепких пальцев. — И кто, черт возьми, вы такие?

-Вам все объяснят на месте, — ответил мне мужчина, впившись в локоть словно клещ, — уверяю вас, нет никаких поводов для страха. С вами просто хотят поговорить.

-Да не хочу я ни с кем разговаривать, — на меня стала накатывать паника, — Что вы себе позволяете!

-И тем не менее, вам придется проехать с нами. Вы же не хотите, чтобы что-то случилось с Варварой Кузьминичной, верно? — раздался рядом другой голос.

Упоминание бабушки подействовало на меня словно удар обуха топора, перед глазами предстал единственной близкий мне человек на всем белом свете... Я сразу перестала вырываться и беспрепятственно позволила усадить себя на заднее сидение черного безликого автомобиля.

Глава 7.

Ехали мы и правда не долго. Я даже не успела толком рассмотреть сопровождающих, зажавших меня с двух сторон на заднем сидении словно две книжки -сувенирную статуэтку. Так как никаких удостоверений мне не показывали, то данные люди, скорее всего — чья-то частная охрана, а не сотрудники государственной безопасности. Да и зачем я могла понадобиться последним, обычная студентка-вероятница? А вот чья-это частная охрана, я, пожалуй, догадываюсь...

-Вы от Вельса, — не спросила, констатировала я. Ответом мне было молчание. Ни один из сопровождавших даже не повернул ко мне каменного лица. Но мне в общем-то, ответ и не требовался. Видимо, Вельс решил еще раз меня припугнуть.

Вскоре машина остановилась перед яркой неоновой вывеской 'Катящийся пингвин', самого дорого и популярного ночного клуба в городе.

'Прошу, Вас уже ждут', — сказал один из сопровождавших, галантно подавая мне руку, чтобы помочь вылезти из низкой машины.

Ломаться смысла я не видела, и вокруг моей руки сомкнулись шершавые пальцы охранника. Так, за ручку с суровым дядей в костюме, в темных очках и галстуке, я и вошла в мерцающее и громыхающее современной популярной музыкой чрево 'Катящегося пингвина'.

В узком сумеречном коридоре толпились странные полуголые люди. В латексных штанах и на высоких каблуках. Пока мой провожающий о чем-то разговаривал с человеком за стойкой, я пыталась определить половую принадлежность этих маргиналов. Получалось плохо. Каблуки, походка и манерная жестикуляция выдавала их в полутьме за женщин. Однако блики бьющего из общего зала разноцветного света играли на прокаченных прессах, рельефной, явно не женской груди, фактурных руках и бритых затылках. Завершить изыскания мне не дал резкий рывок за руку — мой провожатый потащил меня в общий зал. Мда, среди полураздетых, блестящих, напомаженных, немного пьяных и чуточку укуренных гостей мы оба, что я в пуховике, что он в своем строгом костюме, смотрелись белыми воронами. На нас косились, тыкали пальцами и интересовались, кто же нас пустил, и, главное, зачем. На последний вопрос я бы и сама хотела знать ответ. Меня потянули по узкой боковой лесенке, протащили по еще одному коридору, расписанному святящееся краской — отовсюду на меня смотрели люминесцентные пингвины, наконец, толкнули за махровую штору на стене, и я оказалась на небольшом затененном балкончике.

Какого-либо специального освещения не было, но ярких вспышек с танц-пола, и едва светящихся белесых магических кристаллов 'под лед', мне хватило, чтобы рассмотреть низкий стеклянный столик, пару кресел и обжимающуюся парочку. Девушка, видимо, здешняя официантка, в короткой белой манишке, черном боди, кружевной подвязкой на бедре и детской шапочке с пингвинами сидела на коленях у молодого человека. Герои представшей передо мной сцены вдохновенно целовались, не обращая на нас никакого внимания. Мой провожатый деликатно покашлял в кулак, и девушка сразу же подскочила, ойкая и поправляя съехавшую на бок манишку — видимо кавалер не упустил случая прикоснуться к внушительным, как мне виделось, девичьим персям.

Тусклый свет упал на, судя по позе, ничуть не смутившегося, юношу... Ну так я и думала. Вельс, собственной персоной.

— Отличная работа, Виктор, можешь идти, — бодро ответил гран-маг, — только далеко не уходи, держись у входа. Наша гостья может быть очень прыткой.

Меня проводили к одному из кресел и чуть толкнули, заставив сесть. Ну что же, давайте сядем, послушаем, что же ты мне скажешь, Филипп Вельс.

Кресло оказалось странно и неудобно мягким, я сразу провалилась, и столешница оказалась на уровне носа. Пришлось неуклюже карабкаться, пристраиваясь на самый край. Занавеска чуть качнулась, и упомянутый Виктор послушно испарился.

-Оленька, — обратился Вельс к замершей за спиной официантке, — организуй нам белого Онницевского, 'Ичнина', лет эдак десяти. И устриц. На твой вкус, — его рука легла девушке на выставленное бедро с подвязкой и по-хозяйски его потрепала. Та кивнула, и, кинув в мою сторону подозрительный взгляд, также скрылась за занавеской. Вельс откинулся в кресле, вальяжно разбросав руки по спинке, и уставился на меня. В его пальцах материализовалась длинная тонкая самокрутка, алевшая на конце. В носу сразу же определился сладкий запах паленого сена. Ну да, куда же вы, мажоры, без мафриуса, легкого курительного наркотика. Меня за это посадили бы на пятнадцать суток.

Вот сидим, смотрим друг на друга. Молча. Уже песни четыре к ряду на танцполе поменялось. Филечка, родненький, я уже оценила по достоинству твою мускулистую шею в неверном свете ледяных светильников, широкую гладкую грудь в распахнутой рубашке. Тебе так не холодно вообще? И даже вверх прокаченного пресса... Интересно, с теми ...э, клоунами из коридора, ты не из одного театра?

Ожидание затягивалось. Филипп, по-прежнему, не сводил с меня глаз, лишь изредка затягиваясь сигаретой. Становилось жарко — шутка-ли, в пуховике ведь сижу и шапке. Начала коситься на занавеску. А если я просто встану и уйду? Может, у него приход от мафриуса, он и не заметит?

Раздался издевательский смешок. В воздух взвивается очередное облачко пахучего дыма.

-И не надейтесь. — лепные губы растянулись в ехидной полуулыбке, — никто вас от сюда не выпустит. Пока я не разрешу.

Он томно потянулся, расстёгнутая рубашка совсем разошлась.

-Я что, сюда пришла смотреть стриптиз в твоем исполнении? — подумалось мне, но не сказалось. Я по-прежнему сидела молча. Пусть сам все скажет.

-Разговор, Катя, нам предстоит с вами долгий, — он опять улыбнулся, — и не простой.

На стол лег стамп-подченитель — маленькая легкая штучка, выдаваемая полицейским. Одно нажатие кнопки, и вы послушны и смерены словно овечка в стае. Ментальная магия, чтоб ее! Намек понят. Это на случай, если я прямо сейчас начну упрямиться.

Объявилась недавняя официантка с парой пузатых винных бокалов, бутылкой вина и здоровенным блюдом со льдом на внушительном подносе. В колотых осколках замерзшей воды лежало множество продолговатых бугристых раковин. Внутри каждой блестело в свете прожекторов и тусклых 'ледяных' светильников что-то студенистое и мокрое. В воздухе запахло сырой рыбой. (Какая гадость!) Официантка манерно налила вино в два бокала. Свет прожекторов блеснули в замирающей винной глади.

Вельс медленно отлип от спинки кресла, стрельнул в меня насмешливым взглядом из-под полуопущенных ресниц и потянулся к устрицам. Вот пальцы Филиппа, тонкие и красивые, как у пианиста, берут дольку лимона, лежащую на блюде, ловко выжимают в раковину... Затем Вельс маленькой вилочкой с двумя зубцами ловко подцепляет содержимое ракушки, медленно подносит ко рту кажущийся шевелящимся сгусток...взгляд по-прежнему обращен на мое лицо... Я не выдержала и отвернулась. И как это можно есть? Они же сырые! На сопли похожи. И воняют! Котами! Брр!

-Угощайтесь, Катя, — раздался его бархатный голос, — они не пищат.

— Благодарствую, но я уже ужинала, — я отшатнулась от тарелки. Мне даже приступ тошноты примерещился. Я не буду это есть!

Вельс опять замолк, положив локти на стол, взял бокал с вином и принялся изучать меня поверх кромки. От такого взгляда мне стало не по себе. Где-то в районе позвоночника почувствовалась испарина. Казалось, струйка холодного пота бежит вниз, по позвонкам и останавливается на копчике. Я крепко сжала варежку, лежащую у меня на коленях. Его глаза, серые, насколько мне удавалось разглядеть при таком освещении, заметив мое движение, смешливо сощурились. Кажется, вечер перестает быть томным...

— У меня никогда не было девушки с первым размером груди, — промолвил он наконец, чуть обнажив в улыбке великолепные ровные зубы.

— Это вы жалуетесь или хвастаетесь? — не поняла я, опять косясь на выход.

— Этот месяц я свободен. — продолжил Вельс, -А вы, кажется, все равно собирались попросить прощение. Вот я вам предоставляю величайшую возможность совместить приятное с полезным.

Кровь бросилась мне в щеки. Ах, возможность, значит, величайшая. Прощения попросить! Вот уж и правда, снизошла неземная благодать...! Надо не забыть помолиться в храме за такое счастье!

Что-то произошло. Исчезли звуки, свет, остался только этот взгляд. Взгляд, торжествующий, уверенный и ... зовущий. Яркие искрящиеся, красивые до безумия, глаза, длинные ресницы, обнаженные в улыбке лепных губ белые зубы... Мне жарко, очень жарко. Пространство вокруг стало зыбким и тягучим как плавленый сыр. Горячие пальцы касаются головы, вязанная шапка с кошачьими ушами медленно соскальзывает с взлохмаченных волос. Приятный сладковатый аромат дорого парфюма и молодого мужского тела щекочет в носу, глаза сами закрываются... Левого уха касается теплое дыхание, пахнущее мятой.

— Тебе понравится, — глубокий, бархатный обволакивающий голос. Прикосновение к шее ...плавлюсь как льдинка на солнце.

С моих губ почти готово слететь 'я согласна', когда в сознании возникают испуганные глаза Маринки, и я вижу, как выражение ужаса сменяется презрением... И лицо бабушки, брезгливо закрывающей за мной дверь...

Это потребовало усилий, невероятных усилий. Зато дальше все было куда проще. Ну я и дура! Он же, оказывается, природный менталист. Ему и подчинитель-то только для виду нужен с таким-то талантом. В академии федеральной службы безопасности его бы с руками оторвали, там такие люди на вес золота. Он бы сейчас из меня не просто бы веревки вил, а целые корзинки узорные, если бы не заговор моей бабушки, вплетенный в нитки варежки. Вот уж не думала, что это мне когда-либо пригодится. С менталистами обычным людям сталкиваться приходится очень редко и, как правило, только если судьба занесет в полицейский участок. Ясно, никогда больше не смотреть ему в глаза! Второго заговора у меня в запасе сейчас нет.

Досада сменяется запоздалой злостью!

— Филипп, а что на вас надо вылить, чтобы вы на мне женились? — слышу я свой злой голос.

-А то вам, вижу, нравится, — я кивнула на бокал, — это подойдет? Или надо еще и бутылкой в лоб засадить?

Истерический смех вырвался сам собой, когда я увидела, как сходятся на переносице его брови. Надо отдать Вельсу должное, он замечательно умел себя контролировать. Во всяком случае, явного недовольства от того, что его фокус не прошел, он не высказал. Ограничился только пристальным взглядом. Видать, маленькая месть за только что брошенную издевку. Но я уже ученая, и поспешила уставиться в сторону.

-Так я могу услышать ваш ответ? -на сей раз его голос был жестким, утратив всяческие игривые нотки, звучавшие прежде.

Что же делать? Прямой отказ не мыслим, он сразу же ткнет в меня подчинителем. А против него не то что заговоры, смерть не помогает. Вельс явно привык получать то, что хочет, тут и сразу. Однако, согласиться я тоже не могу. Остается только тянуть время.

-Филипп, это так неожиданно, — замямлила я, теребя в руках варежку.

-Я никогда не думала, что смогу чем-то заслужить ваш интерес...Это такая честь.

-Не увлекайтесь, — рассмеялся он, — 'такую честь' не поливают кофе и не обещают огреть по голове бутылкой.

Я смутилась. И правда, переусердствовала.

-Продолжайте, — Вельс опять взял бокал с вином, — я не хотел вас сбивать.

Издевается, гад. Но что мне еще делать...

-Мне нужно подумать, — закончила я, наконец, мысль, — пару-тройку дней.

На несколько секунд повисло звенящее молчание, прерываемое звуками музыки на танцполе. С каждым безмолвным мигом мне все больше казалось, что он не согласиться, и мне придётся решать прямо сейчас. Вельс — бабник со стажем, наверняка уже разгадал мою уловку.

-Конечно думайте. В нашу следующую встречу сообщите мне свое решение. — ответил он мне с вежливым аристократическим кивком.

И это все? Так просто? Он так легко согласился? Не говорите мне, что он меня сейчас еще и отпустит.

-Так я могу идти думать? — я не узнала свой голос, так заискивающе он пищал. Самой стало противно.

-Конечно можете, — ответил безразлично Филипп, не глядя на меня и вновь зажигая сигарету.

* * *

Меня действительно выпустили без каких-либо проблем. Никто меня не остановил, когда я покидала балкон. Никто не окрикнул, когда выходила из клуба через черный ход. И вот я на людной центральной улице. Идет снег, мимо идут люди. Сияют витрины. Небо хмуро смотрит на меня сверху, всем своим суровым видом отказываясь вмешиваться в происходящее. До дома всего час ходьбы... Что же мне теперь делать?

Ежу понятно, мое решение Вельса нисколько не волнует, мне просто дали смириться с фактом, перед которым поставили. Согласиться я не могу. Это было бы предательством не только моей подруги, но и, в первую очередь, себя. Ложиться под Вельса, чтобы он оставил меня в покое ... после такого мне только один путь останется — на крышу и вниз. Не согласиться тоже не могу.

Что же все-таки делать? Может, ногу сломать? Зачем ему любовница в гипсе?

Только в этом случае он сразу же потащит меня к маг-докторам, и даже если я себе шею сломаю, меня быстро починят...

-И снова здравствуйте, Катерина? — мурлыкнул за спиной знакомый бархатный голос. Я аж подпрыгнула от неожиданности! Завертела головой по сторонам в робкой надежде, что мне померещилось.

-Я-таки жажду услышать ваш ответ на мое предложение? — Филипп вырос у меня прямо перед носом словно атомный гриб. Я тупо уставилась на молнию его кожаной косухи, не рискуя посмотреть в лицо.

-Эта куртка у них с Александром одна на двоих??? — проскользнула абсолютно неуместная мысль.

Черти всех континентов, а я-то думала, где же подвох...

-Эээ, -замямлила я, — мне же вроде бы как дали время подумать.

Я отступила на шаг и чуть не споткнулась о низкий бампер. Да, в плане машины Вельс оказался очень предсказуем — спортивный 'орфель' конечно же черного цвета упирался мне в колено.

— Мы договаривались, что вы мне скажете ответ в нашу следующую встречу, — улыбнулся Филипп, приближаясь ко мне в плотную. Его явно веселила эта ситуация.

Я вздохнула. И как только такой красавец может быть таким засранцем?

Не понимаю! Ему же только улыбнуться, и все бабы его. Зачем устраивать все эти игры? Или это он от скуки...

Что же, у меня нет выбора. Я прекратила пятиться, тем более, что и так было некуда, и смело встретилась с его взглядом. Какое-то мгновение я спокойно смотрела в смеющиеся своей победе серые глаза, отмечая зачем-то про себя темную кайму вокруг зрачка. Снежинки ложились на его длинные пушистые ресницы, на чуть вьющуюся черную челку, и будь я в другой ситуации, я бы не удержалась и потрогала, но ...

— Мой ответ, нет. — в душе сразу же растеклось умиротворяющее спокойствие. Такое бывает, когда твои действия в полной гармонии с твоими чувствами.

— Это ваше окончательное решение? — на лице Вельса не дрогнул ни единый мускул...

Я закрыла глаза, боясь, что он опять будет пытаться воздействовать на мое сознание...

И тут в лицо мне сунулась мерзкая, сладко-пахнущая тряпка. Перед глазами заплясали черные мушки, в горле запершило, ноги, неожиданно ставшие ватными, подкосились. Какой-то миг я еще отрешенно наблюдала, как приближается к лицу бампер 'орфеля', и тут мир исчез.

Глава 8.

Пробуждение было не из приятных. Мир вернулся в виде образа каких-то мешков, кучи дров и табуретки, на которой что-то дымило. Противный терпкий запах, казалось, проникал в мозг, вызывая рвотные позывы. Меня бы и вырвало, если бы я что-то перед этим всем съела. Реальность происходящего в дополнение ко всему вышеперечисленному дополнялась жуткой головной болью.

Я попробовала пошевелиться. По рукам и ногам пробежала болезненная судорога, видать давно я тут лежу! Руки болели особенно ощутимо и абсолютно не слушались. Несколько минут я пыталась понять, что же со мной такое, пока не увидела узкую измочаленную веревку вокруг запястий. Это что за бандаж и подчинение?

Подо мной вдруг что-то глухо застонало. Несколько мгновений я тупо смотрела на грязное плотное одеяло под ногами, пока, наконец, не сообразила, его поднять. Связанными руками это было делать жутко неудобно. От резкого движения у меня закружилась голова. Борясь с дурнотой, я закрыла лицо руками. Стон повторился, и мне пришлось убрать от лица руки...

Нет, этого просто не может быть! Я даже глаза протерла. Два раза! Каждый! Вельс, лопните мои щеки! Странно блестящий, полупрозрачный, словно разбухший желатин в чашке с водой! Даже пол деревянный видно. Меня на миг мутить перестало.

На сколько это было возможно со связанными руками,я попробовала дотронуться до его плеча. Страх жаркой испариной выступил на позвоночнике и отозвался спазмом под грудью. И было от чего. Мои пальцы прошли сквозь Вельсово тело, словно сквозь туман. Лишь легкое мановение воздуха. Я даже пола коснулась. Будто и нет тут никого. И в то же время я почувствовала тепло. Нормальное обычное тепло, исходящее от человеческого тела. Такого просто не может быть. Науке известны способы растворять объекты в воздухе, однако, это явно не тот случай. Хотя бы потому, что при таком количестве исчезнувших клеток, он уже давно должен быть мертв, а то, что осталось, было бы алым от множественных кровоизлияний и очень нелицеприятным на вид.

Вельс же выглядел просто полупрозрачным словно новогоднее желе...На это все есть только один ответ — я сплю! Во всяком случае я на это очень-очень надеюсь.

Так, в книжках советуют, если сон явно переходит границы желаемого, и хочется назад, в реальный мир, надо себя ущипнуть. Сказано— сделано. Теперь на ляжке будет синяк. Но увы, картинка вокруг и не думала меняться. Грязные одела и дощатый пол отказались перевоплотиться в мою комнату, ковер и плюшевого кота Арсика на полке. Туманный, как тюлевая штора, Вельс по-прежнему лежал на прежнем месте.

Он опять застонал. Ресницы чуть дернулись, видимо, парень попытался открыть глаза.

Убери ловушку. Лампу погаси! Прошу тебя! — тихий свистящий шепот.

Знакомая испарина начала опять пробираться к копчику...

— Какую еще лампу? — завертела я головой. Неопрятная комната, метра два на два. Стены, обитые чернеющий вагонкой. Ворох одеял. Какие-то дрова и консервные банки в углу. Табуретка с стоящим на ней кувшином. Ничего такого, что можно было бы назвать лампой, я не видела. Разве что лампочку на проводе, сиротливо свисавшую с деревянного потолка. Но не это же он имеет в виду.

— Я...я...не ... могу ...больше.... — тихо-тихо прошептал Филипп. Я еле слова разобрала. Ой, мамочки!

-Чего ты не можешь? — взвизгнула я. Мне никогда в жизни не было так страшно.

— Погаси лампу ...— у него не хватило дыхания. Я прочла по губам.

-Да какую лампу, черти тебе в ребра?

Вельс не ответил. Лишь слегка дернулся, пытаясь вздохнуть, обмяк. В тусклом свете комнаты блеснули белки закатившихся глаз. Я в ужасе закрыла открытый рот рукой! Боги всех континентов! Уж не помереть ли он тут собрался? Да так и есть, вон, губы, прозрачные и серые. Я в сети на фотографиях трупов видела!

Лампочка на потолке игриво мигнула. Я на миг отвлеклась, снова посмотрела на Филлипа. Если меня не обманывают глаза (я так надеялась, что обманывают), он стал еще прозрачнее. Да, точно, раньше вон тех полосок на одеяле под ним я не видела. Надо же что-то делать!

Страх заставил мозг работать быстрее. Лампа! Мне нужна лампа! В глаза опять бросилась трехногая табуретка, с кувшином. Из узкого горлышка вверх поднималась сизая струйка дыма. Вот черт, я же его сразу заметила! По ходу, именно эта штука и была источником того противного приторного запаха, от которого меня мутило. К чувствую тошноты неожиданно прибавился противный привкус во рту. Словно я только что жевала ржавый гвоздь. Ну если это не лампа, тогда лягу рядом с Вельсом, закрою глаза, и мы вместе окочуримся. Когда нас найдут... если найдут. Даже одежды, смотрю, не останется.

Попытка подняться на ноги не прошла, видно, те долго были без движения, а потому затекли и едва слушались. От резкого движения тошнота противным комком подкатилась к горлу. Пришлось сесть, и закрыть лицо руками. Ну что ж, не получается стоя, придётся ползком. Со связанными руками это дело тоже оказалось не простым. Я выбрасывала вперед руки, а потом как гусеница, пододвигала к ним зад. Ворох одеял задачу делал еще более проблемной — я постоянно в них вязла.

Наконец, мне-таки удалось добраться до кувшина, едва цепляясь за остатки сознания.

Собрав волю в кулак, и сфокусировав глаза, я уставилась на кувшин. Странная шутка, нечего сказать. Сделан, вроде бы из глины. На теруанскую джезву похоже. Пузатое круглое основание. Устойчивое и неказистое, оно заканчивалось узким горлышком, разделенным на три секции. Видимо, это был сосуд 'три в одном'. В одной секции покрывалась пленкой застоялая вроде бы вода. Я не рискнула трогать это пальцем. Вторая секция выглядела пустой. А вот из третьей, наполненной по самый край золой и пеплом, как раз и поднимался этот вонючий дым. Беглый осмотр стенок кувшина выявил рисунок — две вертикальные полоски пересекались с двумя горизонтальными. Похоже на решетку. Вельс как раз упоминал какую-то ловушку. Лампа-ловушка? Ну... при некой доле фантазии... И как ее гасить-то? Она же не горит. Она воняет!

Я попыталась сначала легонько дунуть. Пепел разлетелся во все стороны, в том числе и в лицо. В носу сразу же защекотало. Дым даже не колыхнулся и по-прежнему продолжал струиться вверх. Хм ... Мои пальцы слегка коснулись стенки кувшина. Ой! Горячий! Видать, там, внутри, что-то тлеет. Эх, приступ тошноты, как же ты не вовремя!

Слава богам всех континентов, меня не вырвало. Рвотный позыв на этот раз отступил. Только слюна, горькая и вязкая, противно чувствовалась во рту. Недолго думая, я сплюнула на ровный слой пепла. В аккурат в то место, откуда поднимался дым. Слюни сразу же ушли в глубь, оставив на поверхности мокрое пятно. Дымить перестало. Он это имел в виду, когда просил выключить? Вряд ли,... если там и правда что-то тлеет на дне, то пепел скоро высохнет, и кувшин продолжит вонять.

Вот же я дура! Можно же окно просто открыть!

Хе, все оказывается, не так просто. К моему ужасу в комнате не было нормальных окон. Только небольшая форточка под самым потолком. До нее я даже допрыгнуть не смогла бы.

Я покосилась на табуретку. Нет, не рискну! Интуиция шепчет — не трогать. Не знаю, что это за магия, но с большой вероятностью, подобное творилось на пересечении предварительно заданных энергоканалов. Сниму кувшин, не то, что от меня, от домика и пары километров земли вокруг останется гладкая дымящаяся воронка. Дверь же предсказуемо оказалась закрыта на замок — я ее, было, попыталась дернуть.

Телекинез еще в школе давался мне через силу. Хорошей оценкой я была обязана только отменной посещаемости и зубрежке всех определений. Моего энергетического запаса и концентрации хватало, в лучшем случае, на вытаскивание спички из коробка. Двигать стулья, столы, а тем более шкафы, у меня не получалось никогда. Так что речи о виртуозном выбивании форточки вместе с частью стены, разумеется, не шло. На мое счастье, рама не оказалась забита, и на ней обнаружился старый заржавевший шпингалет. После пустых усилий минут на десять, когда я уже почти отчаялась, звезды надо мною сжалились. Ржавая железка поддалась, окно распахнулось, и свежий морозный воздух, наконец-то проник внутрь.

Кислород, товарищи, это замечательно. Сразу перестала кружиться голова, тошнота поутихла. Жизнь прекрасна! Так, теперь, как там Вельс?

Мда ...стоя до Филиппа добираться было также сложно, как и ползком. Я чуть не завалилась прямо на него, запутавшись ногами в одеялах.

Больной уже скорее живой, чем мертвый, прояснялся на глазах. У меня аж от сердца отлегло. Как раз вовремя, руки же у меня связаны, я и забыла. Да и выбираться надо. Интуиция говорила, что время у нас еще есть, но его не так уж и много. Так, попробуем зубами...

-Это ты меня так приложила? — раздался недовольный, но достаточно бодрый голос.

— К софафефию, неф, — ответила я, силясь одновременно перекусить уже изрядно обслюнявленную веревку и повернуться к гран-магу лицом.

Видимо, мне не стоило делать это столь резко — мы чуть не столкнулись с Вельсом лбами. Филипп, воссевший из одеял, словно канонический вампир, сверлил меня лихорадочно блестящими глазами. Цвет лица также роднил его с литературными кровопийцами. По крайней мере, выйди он в таком виде на кладбище, вурдолакопоклонники, вечно там ошивающиеся, точно принесли бы ему парочку жертв.

Запутавшись пятерней в спутанных волосах, Филипп принялся хмуро осматривать ворох одеял, дрова и разбросанные консервные банки. Ему явно не нравилось, что он видел. Я полностью разделяла его мнение. Еще бы, очнуться запертыми черти где, в растворяющем магическом дыму — явно не к счастливой и долгой жизни.

— Что произошло? Где мы?

Надежда на то, что он как-то прояснит ситуацию, испарилась, так и не родившись.

-Понятия не имею. Самой очень интересно. — ответила я, расстроено рассматривая измочаленный и намертво затянутый узел. Мерзкая веревка уже окончательно промокла, разбухла, и теперь больно врезалась в запястья. Легкое покраснение, результат моих собственных попыток освободиться, вдруг показалось мне признаком застоя крови. К горлу неожиданно подступила паника. В голове болевыми искрами, как по заказу, всплыли красочные картинки черных, перетянутых леской, сгнивших пальцев и перебитых до состояния отбивной ног, подсмотренные мной в Маринкиной медицинской энциклопедии. Я в истерике, жалко хныча, задергала руками, силясь их разъединить, чем еще больше затягивала узлы.

— Что ты делаешь?! Дай сюда, — Филипп схватил меня за руки. Я, не ожидавшая от него помощи, послушно протянула вперед стянутые запястья. Вельс, сосредоточенно хмурясь, принялся ощупывать веревку.

— Боги всех континентов, зачем же ты ее так затянула?! — раздраженно выдохнул он, с третьей попытки таки подцепив упрямый узел ногтем. Веревка скрученным червяком упала мне на колени. Я сцепила зубы, выдавливая благодарность. Получалось плохо и сухо — за ввязывание меня в незаказанные неприятности, пусть даже с последующим избавлением, благодарствовать я не умела.

— Спасибо.

— Пожалуйста, — также сухо ответил Вельс, тяжело поднимаясь на ноги. — Нам надо отсюда выбираться.

— Надо! — согласилась я, -Только вот дверь закрыта. И замок, того, заговорен. Ни выжечь, ни сломать.

Последнего можно было и не сообщать. Не заговоренных от взлома, коррозии и прочих фантазий обычных домушников замков в нашем мире уже давно не водилось. Еще на фабрике выпускник магического техникума, обнявшись с энергонакопителем государственного образца, зачитывал оберегающие мантры над готовыми к поставке партиям. Иначе любой замок открывалась бы щелчком пальцев, как старых сказках.

Предлагать выбить дверь я не стала. Вельс и так стоял, пошатываясь. Вынести косяк, судя по всему, дубовой, прочной двери, он точно не в состоянии.

— Придётся через окно. — Вельс подобрал с пола консервную банку.

Я с сомнением покосилась на предложенный выход из ситуации. Мне тоже приходило это в голову. Но...Маленькое оконце, скорее вентиляционная отдушина, находилось под самым потолком. Едва ли нам удастся его достать, даже подпрыгнув. Ровно, как и пролезть. Застрянем, ей богу, застрянем. Как тот злой медведь-колдун из сказки, пролезший в логово короля кроликов за волшебным горшком меда. Ему еще принц, в свинью обращенный, голову отрубил.

Мои размышления прервал странный свистящий звук. Форточка, на которую я как раз смотрела, захлопнулась. Сама! Я даже не успела испугаться. Только удивиться. В секунду разницей звонко щелкнул запирающийся шпингалет, с таким трудом мною отодвинутый. По носу мазнул знакомый противно-сладкий запах. В то же мгновение Филипп, словно подкошенный, со стоном упал на колени, закрыв лицо руками. По телу гран-мага прошла крупная дрожь.

На этот раз я уже знала, откуда растут ноги, и в два прыжка очутившись у табуретки, уверенно плюнула во вновь задымившийся пепел. Чадить тут же перестало. Капельки слюны, случайно попавшие на стенки горлышка, тихо зашипели, испаряясь. Я нахмурилась, приглядываясь внимательнее. Глиняный бок лампы еле-заметно светился блеклым серо-оранжевым светом. Будто бы дешевая электрическая конфорка, оставленная включенной на ночь. А вот это очень плохо. Очень, очень... И где была моя интуиция, не подсказавшая такого варианта? От страха в груди стало резко холодно, как в холодильнике. Стенки кувшина, раскаленные до красна, в любой момент могут не выдержать и треснуть. И это-то на пересечении энергоканалов... Не так я хотела заканчивать свою жизнь. Во всяком случае не в виде легковесной угольной пыли. Хотя, ее тоже может не остаться.

— Окно... выбить ... сможешь? — прошелестело позади меня.

— Нет. Могла бы, давно бы выбила, — я обернулась. Вельс сидел, тяжело дыша и прислонившись боком к стене. Взлохмаченная голова свесилась на грудь. Распахнутая рубаха, мятая и приспущенная на спине, прилипла к телу. На коже проступила испарина.

— Я его даже открыть сейчас не смогу, — добавила я, подходя ближе и пытаясь помочь ему встать. Но он оттолкнул мою руку и поднял на меня запавшие, горящие лихорадкой глаза.

— Сколько... у тебя осталось... в колодце?

Я прислушалась к себе, оценивая свой магический резерв. Проклятый телекинез всегда высасывал меня под завязку. Однако, в этот раз я ошиблась. То ли с возрастом и правда маги эволюционируют во всех областях, то ли шпингалет оказался податливее ложек из школьных лабораторок, но в моем распоряжении имелась ровно треть запаса.

— Сотня единиц. У тебя?

— Я пуст, — прохрипел Филипп, тяжело прислоняясь спиной к стене и закидывая голову назад. Теперь понятно, почему его так крутит. Магическое истощение -препаршивейшее состояние, я вам скажу. Помнится, еще в школе я сама загремела в больницу по той же причине. Вовремя лабораторки по тому самому телекинезу, будь он не ладен, я так увлеклась, что рабочая ложка расплавилась, а меня, в глубоком обмороке, увезла скорая. Как же потом рвала и метала моя классная руководительница, отчитывая меня за глупость... Подобное истощение очень опасно. Не замечаешь, как начинаешь черпать силу из ауры— неприкосновенного запаса организма. Истощённая, или, как врачи называют, паленая, аура грозила очень многим. В самом легком проявлении — синим светом, тихой музыкой и трехразовым питанием в небольшой комнатке с мягкими стенами в обществе людей в белых халатах. Иными словами — сумасшедшим домом. А в общем случае — Маринкин папа заколачивал бы крышку недорого гроба на городском кладбище.

— А ты сможешь его выбить? — я села рядом.

— Да, — ответил Филипп, не открывая глаз, — но мне понадобится все, что у тебя есть.

С минуту я колебалась. Природная мнительность шептала, что высосет все, как вампир и бросит. Но здравый смысл пересилил— так у меня есть хоть какой-то шанс выбраться от сюда. Ну или почить в беспамятстве. Что тоже меня привлекало больше, чем знакомство с хозяевами этого интересного места. Во всяком случае мне уже не будет больно. Глубоко вздохнув, второй раз за день, я протянула Вельсу руку. Вокруг моего запястья снова сомкнулись холодные пальцы гран-мага.

Мне уже приходилось делиться магической силой ранее. Я периодически одалживала ее Маринке во время тех самых школьных лабораторок. Поэтому вовсе не испугалась легкого, даже приятного головокружения. Словно дышишь чистым кислородом. Донаслаждаться так, правда, можно и до смерти. Филипп, видимо, ловко чувствовал момент, и оставив мне единиц десять, разжал пальцы, не дожидаясь, когда я хлопнусь от истощения в обморок. Хотя, может, он просто угадал. Встряхнув лохматой головой, отгоняя дурноту, он, прищурившись, уставился на окно.

Да, вот уж у кого была заслуженная пятерка по телекинезу. С первой же попытки окно не просто распахнулось, нет, раму вынесло мощной силовой волной. Вместе с частью стены. Расширив тем самым дырку до приемлемых для человеческого тела размеров. Будь мы на занятьях, я бы ему даже восхищенно похлопала.

— Ты лезешь первая.

Мне повторять дважды было бы не нужно, если... если бы я умела прыгать как заяц. Окно, ставшее шире, вовсе не сделалось ниже, и по-прежнему было вне зоны моей досягаемости. Тем не менее, я старательно подскочила, но лишь едва мазнула пальцами по грубому дереву выбитого проема, загнав под ноготь занозу.

-Ядрены рога, — вырвалось у меня.

-Понятно, — сказал Вельс, и тотчас же меня оторвало от пола, словно конфетный фантик. Возмутиться я не успела, ибо уже пробкой вылетала из окна вперед ногами. От домика меня отнесло шагов на двадцать, неудачно закинув в огромный сугроб. За шиворот сразу набился снег и принялся таять, мерзко сползая по позвоночнику. На сей раз я не удержалась и матерно выругалась. Хоть бы предупредил! Нет, понимаю, это, вероятно, был единственный выход для меня из ситуации, вернее из окна, но вообще-то перемещать людей подобным образом строжайше возбраняется. В виду повышенного травматизма. Достаточно хоть чуточку ошибиться с определением центра тяжести или векторами действия сил, и летун может не дочитаться руки или ноги. А то и головы.

Мда, с нашими зимами я почти забыла, какими бывают настоящие сугробы. Оказывается, в нем можно увязнуть чуть ли по шею. Выкапываться из этой кучи оказалось не простой задачей. Снег, рыхлый, когда падает с неба, прессовался под собственной тяжестью в вязкую голубоватую массу. Стоило мне попытаться подтянуться, как руки проваливались и вязли, словно в болоте. Я сменила тактику на копательную, и выбралась, наконец, на утоптанную полянку.

-Вельс, я тебя придушу, если выберемся. Не спасет тебя ни твоя охрана, ни орденоносная мамочка! — шипела я, отряхивая штаны, сплошь в мокрых снежных катышках, — а за то, что мне пришлось побыть снежным кротом, я тебя еще прокляну, чтобы и после смерти не обрел покой!

— В лес! — громкий выкрик со стороны домика прекратил мой поток ругательств, заставив обернуться, — Бегом! Живо!

Убежать я не успела. От оглушительного взрыва заложило уши. Из окна не вылетел, кубарем выкатился Филипп. За ним, словно силясь догнать, вызверились языки пламени. Раздался гулкий треск, затем еще один взрыв. Видимо, в глубине одеял завалялся газовый баллон. Горящие куски дерева, консервные банки и прочее барахло картечью разлетелись во все стороны. Рядом с моим ухом, быстро вращаясь, пролетел топор и глухо воткнулся в дерево. Я, взвизгнув, рухнула в снег, в спасительную темень еловых лап.

Глава 9.

Под ветками оказалось темно и непривычно уютно. Звуки доносились словно издалека, и влажный воздух, пахнущий хвоей, долго отказывался пропитываться едким дымом паленой пластмассы. На несколько коротких мгновений я позволила себе закрыть слезящиеся от гари глаза и перевести дух.

Когда все стихло, я, понадеявшись, что все взлетевшее уже вернулось на землю, рискнула вылезти из своего убежища. И в тот же момент получила по левому плечу шальным падающим поленом. Руку сразу же пронзила боль, заставившая зло сцепить зубы. Жалеть себя было некогда. В любой момент сюда могут вернуться хозяева лампы, и что-то мне подсказывало, мазать мое ушибленное плечико йодом и медом они не будут. Нужно было осмотреться, понять, хотя бы приблизительно, где я. Десяти единиц, великодушно оставленных мне Филиппом, должно хватить для того, чтобы определить направление к ближайшему городу. Да и найти самого Вельса было бы не плохо...

Мда, с 'осмотреться', это я поспешила. Дым и пар, смешавшись, висели в воздухе густой белесой взвесью, едко выедая гарью глаза. Только по треску горящего дерева и едва заметным вдали алым всполохам удавалось догадаться, в какой стороне догорает наша недавняя тюрьма. Мерзкий запах палённой синтетики вызвал слабую и от того еще более мерзкую тошноту. И как тут что-то можно найти? Может, прокричать обычное 'Вельс, ау?'. О том, что его могло задеть взрывом, мне думать очень не хотелось.

Вдруг порыв ветра на короткий миг развеял непроглядную мглу, позволив мне увидеть бурую влажную землю, тлеющие тряпки и неподвижное тело Филиппа.

Мое сердце пропустило удар. Вельс лежал ничком, на чудом сохранившемся островке снега. Лохматая голова, с сухими подпаленными волосами, была чуть повернута набок, являя моему взору огромный кровоподтек на скуле, закрытый глаз и тонкий нос с ссадиной. Смуглая кожа на белом снегу казалась копченной.

Холодный ужас мерзкой изморозью сковал грудь. Я не была готова к тому, что кто-то сегодня умрет у меня на глазах. Пусть это Вельс, пусть из-за него меня сначала чуть не растворило, а потом не разметало по сосновым веткам в лесу, но он человек.... И в тот же миг, эмоции притупились, оставив лишь отстранённую решимость.

В два прыжка я оказалась рядом с Вельсом. Если жив, попробую растрясти, если мертв, то... буду уходить одна. В этом даже есть положительный момент. Похитители, как вернуться, найдут труп гран-мага, и первое время будут искать мое тело вокруг почившей избушки, что даст мне четверть часа форы, учитывая бардак вокруг. Что делать, если жив, но сильно ранен, я пока не знала.

Присев на корточки, я потянулась к шее гран-мага дабы проверить пульс. На мою удачу, четкие и уверенные толчки нащупались крайне быстро. Филипп был жив! Так, теперь бы привести бы его в чувство, и за одно проверить на наличие внешних и скрытых повреждений. Я, конечно, не маг-доктор, но даже моих способностей и десяти оставшихся единиц хватит на то, чтобы понять, доковыляет ли он до ближайшего доктора или нет...

— Не трать силы, — холодные пальцы Филиппа перехватили мою кисть, все еще лежащую у него на шее. — Если ты вырубишься, я тебя не понесу.

Обижаться на это смысла не имело. Я сама также думала минуту назад. Мне тоже хочется жить. А что очнулся, это хорошо. Правда, пока что только на половину.

— Ты идти сможешь? — спросила я, наблюдая как Филипп по-собачьи трясет головой, и как тяжело опирается на руки, с тихим стоном припав на правую, поднимается на колени. Открытых ран, переломов и вытекающих мозгов я вроде бы не заметила...Ой!

— Смогу, — прошипел он сквозь стиснутые от боли зубы, вынимая из предплечья кусок окровавленной деревяшки.

Ничего себе! Она же ему в руку вошла пальца на три! Видимо, когда вылетал из окна, неудачно приземлился на торчащий сук.

Должно быть, это было больно. Я с тихим ужасом рассматривала рваную, сочного алого цвета, рану. Согласно моим познаниям в анатомии, из такой дыры должно хлестать кровью. Вена у гран-мага точно должна была быть задета, однако ничего такого не произошло. Из раны не вытекло ни капли. Не будь сегодняшний день столь богат событиями, мои глаза, в след за бровями, точно бы уехали на копчик.

— Ээ ... может, чем перевязать? — вяло предложила я, допуская уже что угодно, включая отсутствие крови в Вельсе в принципе.

— Не надо, — буркнул Филипп. — До врача дотяну.

Черти всех континентов, неужто это та самая 'вампирья регенерация', новейшая маг-врачебная разработка последнего поколения, основанная на наномагии? Вживляется на клеточном уровне, позволяет уменьшить болевой порог, остановить кровь и ускорить заживление как мягких тканей и костей, так и внутренних органов! До недавнего времени применялась только военными. Единственное место, кстати, где услуги маг-врачей иногда перепадают простым смертным. От прямого удара в сердце эта вампирья наномагия, конечно, не спасет, как и при взрыве разбросанные части тела сами сползаться не будут, но надобность в лазаретах резко снижается.

— Так ты идешь или решила подождать организаторов нашего досуга? — бросил Вельс и зашагал в сторону ближайших заснеженных кустов, закинув по дороге в сугроб окровавленный деревянный обломок. Тот еще в полете вспыхнул зеленоватым пламенем. Лопните мои щеки, у него еще сил на спец-эффекты хватает! Там же всего девяносто единиц было. И это все после телекинеза такой силы! Видать, маг-генетики на славу поработали...

Я уже открыла, было, рот, поинтересоваться, а куда мы, собственно идем, когда наткнулась взглядом на спину Филиппа. Нет, деревяшек, металлических арматур, топоров и напильников из нее не торчало, но, весь, скажем так, образ гран-мага в зимнем лесу был несколько не уместен. На Вельсе помимо джинсов и цветастых ботинок была та самая, в саже и в кровавых пятнах, рубашка. И все! Нет, я понимаю, регенерация — это прекрасно, но ... на улице зима! Судя по рассыпчатому снегу — вокруг где-то минус десять. Это я к тому, что разгуливать по декабрьскому лесу практически топ-лесс — очень эротично, самобытно, но крайне странно. Так же и снеговиком стать не долго. Хотя, вдруг, у него и на этот случай также имеется проплаченная магическая прививка. Вроде волшебной горелки в заднице. Тогда и правда, пора Филиппу ставить храм, статую и молиться как сверх-человеку.

— А тебе так не холодно будет? — я дернула его за рукав. На пальцах остался слой копоти. — И как на тебя в городе посмотрят (я очень надеялась, что мы идем именно в город), в таком-то подбитом и подпаленном виде?

Сама я холода не чувствовала. Не смотря на отсутствие шапки и моего любимого пуховика. По воле судьбы мне частенько приходилось пользоваться общественном транспортном, в котором отопление, стараниями нашего мэра, было предусмотрено только летом. Разумеется, солнечное. Так что по зиме, не желая стать с троллейбусом, автобусом или трамваем единым ледяным целым, я одевала на себя все что можно, а в особенно холодные дни, и что нельзя. Вот и сейчас на мне было два мешковатых, зато шерстяных свитера, водолазка и теплая майка. На ногах — толстые штаны. Варежек, правда, не было, но эта проблема решалась длинными вытянутыми рукавами.

Филипп, не оборачиваясь, молча подобрал с земли местами паленое, но вполне годное одеяло, накинул его на голову, став похожим на городского бомжа. С той лишь разницей, что от гран-мага не несло запахом свободы. Только паленой синтетикой!

Все-таки обернувшись и хмуро осмотрев меня с ног до головы, он снизошел до слов.

— До ближайшего города четыре часа пешего хода. По снегу и по лесу. Три из десяти, что до темноты не дойдем.

— Пошли, — вздохнула я, завязывая развязавшийся шнурок на ботинке, — я уже поняла, что ночевка в лесу для нас равноценна похоронам.

* * *

Зима в нашей полосе, говорят, очень красива. Особенно в густом еловом лесу, едва тронутым жизнедеятельностью человека. Я бы тоже, наверное, оценила и величественные ели в пышных снежных шапках, и стройные березки в инее, краснопузых снегирей и юрких синичек. Но увы, по этому лесу я, усталая, как собака, с мокрыми ногами, увязая по колено в сугробах, уже шла несколько часов. И на все лады материла и колючие лапы тех самых величественных елей, то и дело лупящих меня ветками по лицу, и их снежные шапки, с которых мне в глаза летела колючая ледяная пыль. А от взглядов пролетающих синиц и вовсе хотелось забраться под ближайший куст. Эти безобидные желтопузые птички, большие любители не только крошек и ягод рябины, но и сала, как-то плотоядно посматривали на меня.

Впереди атомным ледоколом топал Вельс. Вот есть же выносливые люди! Ни разу не остановился, не перевел дух, и, как следствие, не дал мне. За что я ему, если честно, была благодарна. Сама бы уже давно рухнула в снег, сложив лапки и смирившись с судьбой страшненького 'подснежника'. Того самого, что находится деревенскими жителями, когда те по раннему марту устремляются в чащу за первыми сморчками.

Мою единственную попытку устроить передышку на удобном пеньке Филипп пресек сразу, схватив за шиворот и ощутимо толкнув вперед. Я попробовала, было, возмутиться и потребовать официального привала, но гран-маг лишь молча обошел меня сбоку, продолжив свой путь по сугробам. Я ни на йоту не сомневалась, что с Вельса станется оставить меня тут, и бросилась его догонять.

Уже смеркалось, когда впереди, наконец, замаячили огни. Однако на радость, что мы почти дошли, сил уже не было. Горло жгло от частого дыхания, ноги весили как два чугунных моста, я едва ими передвигала. Когда мы, слава богам всех континентов, вышли на проселочную дорогу, ведущую к домам, мои колени подкосились. Если бы не рука Филиппа, вовремя подхватившая меня, я бы грохнулась от усталости на мерзлую землю.

— Еще чуть-чуть, — подбодрил он меня, взял за руку и потянул вперед словно муравей дохлую гусеницу.

— До чего? — прохрипела я, спотыкаясь.

— До станции, — ответил Вельс, по-удобнее перехватывая меня за запястье.

* * *

Сама не знаю, как я дошла. В памяти отложилась лишь тупая ноющая боль в руке, стиснутой в тисках пальцев Вельса, изрисованный покосившийся забор да толстая грузная тетка в цветастом пальто и сумкой с батоном, в которую я врезалась, не вписавшись в поворот.

И вот теперь мы с гран-магом, по-прежнему держась за руки, стояли перед расписанием пригородных электричек. Филипп сосредоточенно рассматривал невнятную изрисованную таблицу, стараясь понять, когда и куда мы можем со станции под названием 'Шишевск' уехать. Боги были к нам благосклонны, и в расписании нашлась электричка прямо до столицы, что означало, практически до дома. Да и еще через какие-то десять минут! Наличие людей на платформе, казавшихся в сумерках кладбищенскими приведениями, позволяло надеется, что ее не отменят. Ну что же, десять минут, не десять лет, можно и подождать.

Мимо нас прошел полицейский. Сытый и рыхлый, словно индоский капиталист с карикатур прошлого века, он неспешно прохаживался вдоль платформы с бутылкой пива в одной руке и вафельным стаканчиком мороженого в другой. На нас с Филиппом он не обращал никакого внимания, словно каждый день по платформам бегают сомнительные парни в паленых одеялах и девицы с рожами в саже.

И тут в моем замерзшем мозгу что-то щелкнуло. Какого черта мы, похищенные и чуть не взорванные на смерть, потащились на эту станцию, а не в полицию? Ставлю свои тапки на кон, что орденоносная Миневра Вельс, наверняка нарезавшая от волнения уже не один десяток кругов по потолку родного замка, давно поставила на уши все посты полиции в стране. С экранов телевизора фотографию Филиппа сейчас должны показывать едва ли не чаще, чем нашего президента. Полицейский, наверное, просто не признал в парне с одеялом на башке сыночка государственной шишки.

-Господин по... — хотела я окликнуть упитанного стража правопорядка, когда рука гран-мага грубо закрыла мне рот.

Полицейский меня, тем не менее, услышал и даже обернулся. Однако лишь безразлично мазнул по нам взглядом, куснул мороженного и неспешно продолжил свой променад по платформе, потягивая пивко. Откуда-то слева донеслось недовольное ворчание о распущенных нравах молодежи — это обменивались возмущениями две бабульки в овчинных телогрейках, то и дело бросавшие на нас неодобрительные хмурые взгляды.

— Какого черта ты делаешь? — раздался над ухом злобный шепот Вельса. -Жить надоело?

— Так нас же похитили и чуть не убили, — удивленно промямлила я, когда гран-маг соизволил убрать руку от моего лица.

— Надо обратиться в полицию, написать заявление, — добавила я уже почти шепотом, ничего не понимая. — Должны завести уголовное дело, найти похитителей, судить...Да твоя мать, наверняка, уже все страну перевернула с ног на голову в поисках любимого и единственного сына.

Над моим ухом зло и даже как-то грустно усмехнулись.

— Тебя что, сильно взрывом оглушило? Никто никого не ищет, поняла?

— Нет, не поняла, — начала злиться я, смутно догадываясь о причинах столь явного нежелания иметь дела с полицией, — не хочешь портить маме репутацию перед выборами, бога ради! Могу не упоминать о твоем участии. Но заявление я напишу! В конце концов, кто-то должен ответить за все это!

В следующий миг меня резко дернули за руку, развернули, потом толкнули в грудь, и я оказалась прижата к холодной стене неработающей кассы. Пальцы Вельса больно впились мне в подбородок, заставив поднять голову и встретиться с ним взглядом.

— Ответят, не сомневайся, — он приблизил ко мне свое лицо, — но это не твоя забота.

— Как это не моя! — я уперлась ладонями ему в грудь, силясь оттолкнуть. Какое там. Проще было бы сдвинуть небоскреб.

— Не заставляй меня, — Вельс выдержал многозначительную паузу, — тебя убеждать. Мои методы могут не прийтись тебе по вкусу.

— Да? И что же ты мне сделаешь? — злобно бросила я, прежде чем сообразила, что несу, — столкнешь под электричку?

Вот где были мои мозги? И зачем я это ляпнула? Совсем забыла, что-Филя-то у нас менталист. Не думаю, конечно, что после столько благородного выкидывания меня в сугроб из взрывающегося дома он и правда столкнет меня под поезд. Но, судя по этим зло сощурившимся глазам, я только что нарвалась на маленькую болезненную демонстрацию.

И в подтверждение моих опасений, зрачки Вельса тут же резко расширились, почти полностью закрыв собой радужку, и сразу же сузились до точки. У меня в затылке тут же болезненно кольнуло. Потом еще раз. И еще. И вот и через какие-то пару секунд едкая нарастающая боль охватила всю голову.

Я, было дернулась, попробовала отвернуться или закрыть глаза, поднять руку, закричать, но мое тело не подчинялось мне, застыв столбом. Все, что я могла делать, это стоять под его обездвиживающим взглядом, чувствовать жуткую боль и молчать.

Не знаю, как долго это продолжалось. Секунду, две. По мне так много часов. Но боль вдруг резко отступила. Сразу и вся. Не медленно, не постепенно, сходя на нет, как это бывает от таблеток, а разом. Будто выключатель нажали. Одновременно с этим ко мне вернулся контроль над собственным телом. Увы, я пропустила этот момент, и непременно бы шлепнулась на заплеванный и закиданный окурками асфальт платформы, кабы не рука Филиппа, снова вовремя подхватившая меня.

— Поняла? Или мне прямо тут почистить тебе мозги? Будет также больно. — тихо сказал гран-маг, снова обдав меня запахом паленой синтетики и дорого парфюма, — Очнешься еще большей дурой, чем уже есть.

Вот тут он прав. И правда, какая же я дура. Как я могла забыть? Забыть о том, что никого не будут интересовать права, жажда справедливости и погибшие нервные клетки какой-то безродной девицы, когда на кону рейтинг третей леди, к тому же нацелившейся в следующем месяце на президентское кресло. Как там пафосно звучало с телеэкранов — 'Миневра Вельс. У меня все под контролем'? Если всплывет, что у мадам Вельс из-под носа похитили собственного сыночка, то какой уж тут полный контроль. Сочувствие в масштабе страны орденоносная мамочка Филиппа, конечно, получит, а вот президентское кресло — уже вряд ли. Да и о посте второго премьера ей тоже, скорее всего, придётся забыть. В лучшем случае отправят в почетную отставку, на пост министра какой-нибудь культуры. Например, физической. Чтобы и вроде при деле, и у уже не удел. А потом, через несколько лет, и на почетную пенсию. Так что и правда, никто никого не искал. Во всяком случае официально. И я явно отморозила себе в сугробе мозг, когда не поняла этого сразу.

Конечно, я могу заупрямиться и все-таки пойти в полицию, как и говорила, не упоминая имени Филиппа. Но любой следователь прокураторы, а они все, как правило, менталисты, сразу раскусит, что я что-то не договариваю. Мои мысли без санкций прокурора или моего личного разрешения, разумеется, никто не имеет права читать. Но, почуяв неладное, следователь это разрешение сразу же истребует. Причем от меня самой, ибо в противном случае дело не имеет и смысла открывать. Вот тут-то имя Вельсов сразу же и всплывет. За репортерами дело не встанет, и здравствуй, вышеупомянутый скандал.

Если бы не выборы, никто бы меня, может, и не остановил, но тут... Мда, печальная картинка-то вырисовывается. Влипла так влипла. И это ладно, если Филя проявит великодушие и сам почистит мне память. Его ошибки и просчеты, способные повлечь умственную отсталость, будут малым злом по сравнению с методами самой третьей леди. Мадам Миневра, если до нее дойдет это все, со мной точно церемониться не будет. Я быстренько закончу свои дни несчастным случаем под автомобилем, поездом или ухватившись за не правильный провод. А ненормальной меня все равно потом признают. Задним числом. На всякий случай, если вдруг какой репортер вздумает нанять некроманта и устроить сеанс спиритизма, дабы учинить мне посмертное интервью. Умалишённых хоронили иначе и отпевали гораздо тщательнее, чтоб они в ненормальном возбуждении не думали вернуться и отвисать в домах честных людей недружелюбными полтергейстами. Причинами многих пожаров в прошлом, если что. Отпетый правильно псих-покойник уже не мог вернуться на землю, даже если его вызовом займется целый полк некромантов-нелегалов. Ему только и оставалось как летать в космосе и жаловаться на свои проблемы безразличным ко всему звездам.

Миневре даже посылать никого не придется. Ходят слухи, что в правительстве есть секретный отел со спецами по разномастным проклятьям. Я имею в виду, по настоящим проклятьям, действительно сводящим людей в могилу, а не текстовым шалостям, на вроде того, что пришло мне смской от Филипповой поклонницы. Это, которое, чтобы активизировать, надо было еще и в слух самой прочитать, причем три раза, стоя лицом строго на север. Тем не менее, жуткое заблуждение это, считать, что если везде понатыканы магоблоки, то никто не может проклясть тебя как следует. Принцип работы этих магоблоков засекречен, и, даю свое ухо на отсечение, существует лазейка для посвящённых, иначе с чего его делать закрытым для открытых научных институтов?

— Ну? — вывел меня из задумчивости злой голос Филиппа. И слава богам всех континентов, а то, как видите, моя врождённая паранойя уже почти толкнула меня к поиску удобного места на ближайшем кладбище. И все это не смотря на то, что Вельс так по-рыцарски выкинул меня из взрывающегося дома, когда мог просто вытянуть из меня чуть больше силы и оставить увеличивать энтропию вселенной вместе с нашим недавним местом заключения. Понятно, что стал бы он со мной так возиться, если бы думал сразу убить, но у моей паранойи — длинные щупальца.

— Поняла, — ответила я, снова толкая его рукой в грудь. — Отпусти!

— Вот так-то лучше, — буркнул Вельс, отступая на шаг и хватая меня за руку.

И как раз вовремя, ибо в этот момент из-за заснеженных и уже ненавистных мне елок показался фонарь электрички.

На какую-то долю момента мне все-таки показалось, что Вельс столкнет меня под приближающийся поезд, но он всего лишь повел меня в хвост, подальше от других пассажиров и упитанного стража порядка. Не иначе как во избежание искушения с моей стороны все же броситься к полицейскому и таки не дать доесть мороженое.

* * *

В вагоне оказалось тепло и непривычно уютно. Наверное, потому, что там почти никого не было. Филипп, по ходу, специально выбирал вагон по-малолюднее, чтобы на нас меньше косились. К моем удивлению, тут было очень чисто, и даже не пахло мочой в тамбуре. Оно и понятно, станция-то конечная, и страждущие любители пива еще не успели пометить государственную собственность отходами собственной жизнедеятельности.

Толкнув меня на кожаное сидение у окна, Вельс пристроился рядом, да еще и руку мне за спину закинул. Ну чтобы сразу поймать, надумай я дать неожиданного деру. Это он меня переоценил. От нашего совместного многочасового чеса по лесу мои ноги просто отваливались, так что максимум на что я была способна — это попытаться не очень внезапно уползти.

Слушай, — тут осенило меня, — а что будем делать, если войдет кондуктор? Билетов-то нету. И денег, во всяком случае у меня, тоже нет. Ссадят же.

— Успокойся, — устало ответил Вельс, безучастно разглядывая убегающие назад платформу и куцые деревца за окном, — как войдет, так и выйдет.

С этими словами он откинулся назад, вытянул длинные ноги в цветастых ботинках, закинул их на противоположное сидение и закрыл глаза.

Ну да, он же менталист...Усталость взяла, наконец, свое. Едва ли я в своей жизни столько за день проходила, да еще и по снегу. Под мерный стук колес, в тепле уютного гнездышка между батареей и боком Филиппа я быстро задремала. Как и предсказывал гран-маг, если кондукторы и проходили, то мимо.

Так бы и тихо и мирно проспала бы я до самой столицы, кабы Филипп, сладко посапывающий во сне, не уронил свою голову мне на плечо. На то самое плечо, по которому несколько часов назад пришелся удар шальным паленом.

Сказать, что я взвыла, значило сильно приуменьшить тот пронзительный вопль и мат, что вырвался из моей груди. Гран-маг подскочил, как ошпаренный. С пару секунд он непонимающе хлопал глазами, а потом я удостоилась такого огненного, полного бешенства взгляда, что не оцепеней я от боли, спрялась бы под сидение.

— Какого черта? — его пальцы впились в мое многострадальное плечо.

— Отпусти, придурок, — взвыла я с новой силой, — отпусти! Плечо! Ай!

— Что плечо? — не понял Вельс.

— Мне по нему заехало поленом при взрыве, — прошипела я сквозь стиснутые зубы.

— Ты на него сначала улегся, а теперь еще и вцепился!

Гран-маг витиевато выругался. Мда, это даже не в каждой подворотне так выражаются. Я бы оценила, не будь мне столь больно.

Руки Филипп тут же убрал, но только для того, чтобы засунуть их мне под свитер и водолазку.

-Ты что делаешь? — опешила я, когда его пальцы коснулись моей голой спины.

-Не вертись. А то промажу, останешься на всю жизнь бревном, — раздраженно ответил Вельс, — Тут болит?

— Тут! Ты что, еще и лечить умеешь? Менталист, вероятник и маг-врач?

— Не умею. Кому говорят, не вертись, — продолжил копошиться у меня под одеждой Филипп, — но больно не будет. А теперь посмотри мне в глаза. Ушиб там у тебя.

-Спасибо, капитан Очевидность! — огрызнулась я, но сделала, что просили.

К моему удивлению, боль и правда моментально отступила. Плечо чуть ныло, но не так, как еще секунду назад.

— Вот и в все, — убрал руки Филипп. — Нам выходить.

* * *

Вокзал 'Авеловский' встретил нас непривычно пустынными перронами и закрытыми палатками с чебуреками. Лишь изредка на платформах показывались бомжы, деловито ковыряющиеся в урнах в поисках пивных бутылок и недоеденных беляшей.

Денег на покупку выходного билета у нас не было, да и темное окошечко кассы 'на выход' не двусмысленно давало понять, что билеты нам все равно не продадут. Видимо, господа полицейские за проход через турникет будут хотеть немного отступных на пиво. Увы, ни денег, ни самое главное, паспортов, что с нас захотят в случае отсутствия денежных знаков, у нас с собой не было, так что недолго думая, мы взяли чуть левее, к забору, от которого вела хорошо протоптанная тропинка, прямо к станции городского метро. Наверное, можно было и полицейским глаза отвести. Но, Вельс даже не поколебался, сворачивая к народной дырке в заборе

К метро мы не пошли. Вместо этого Филипп понадежнее закутался в свое одеяло, снова схватил меня за руку и потащил по направлению к темной и без преувеличения жуткой промзоне в стороне от вокзала.

После десяти минут виляний по грязным и замызганным переходам с отваливающимся кафелем и перебитыми лампочками и шустрого бега от стаи бродячих собак в каком-то темном переулке, мы оказались на знакомой обоим улице.

На той самой улице, в том же месте, где мы оба попали в лапы неизвестных похитителей. А вот и знакомый черный спортивный 'Орфель'. Странно, очень странно, что автомобиль никто не отбуксировал отсюда, хотя бы за неправильную парковку на пешеходном переходе. Хм... железного коня Вельса, по ходу, знает в городе каждая полицейская шавка, и проходя мимо, только пылинки сдувает и отгоняет желающих стащить номер машины, отпилить эмблему с аистом, отломать дворник или открутить подфарник.

Интересно, а как он собирается открывать свою навороченную тачку без ключей? А.... Вот оно как, магический замок нового поколения. Отпирается через сличение ауры и отпечатка большого пальца владельца. Впечатляет. Открыть пальцем, в буквальном смысле. Я такое только в кино видела. Про супер-героев-агентов-шпионов. Индосский кинематограф из года в год клепает серии про неубиваемых сверх-человеков на новых дорогих автомобилях и с маленькими пистолетиками в рукавах твидовых пиджаков. Вот с таким вот замочками.

'Орфель' приветственно мигнул хозяину фарами, Филипп открыл дверцу и молча толкнул меня на переднее сидение. Коленки от резкой и низкой посадки чуть тут же не врезались мне в зубы. Затем, закрыв пассажирскую дверь на замок, гран-маг обошел машину сзади, открыл багажник и закинул туда многострадальное одеяло. Наконец, сам сел за руль.

В машине сразу стало как-то тесно. Велев мне пристегнуться, он завел двигатель.

На вопрос 'куда едем?' Вельс не счел нужным ответить, но я и сама поняла, завидев из окна родной подъезд с мигающей лампочкой. И почему я не удивляюсь его знанию моего адреса?

Остановившись у самых ступенек, Филипп погасил двигатель. Я уже, было, собиралась поблагодарить его и отстегнуть ремень, когда мне на руку легла горячая ладонь гран-мага. Я вздрогнула. Страх и паника заморозили кровь в жилах. Не была я готова к тому, что стоит опасности миновать, все вернется на круги своя. Ну не так быстро, во всяком случае.

Вельс ничего не делал, просто пристально смотрел мне в глаза. В глубине его зрачков отражался наш мигающий натриевый фонарь. Вспомнив, что он менталист и с моим сознанием может сделать что угодно, я поспешила зажмуриться.

— Там, на заднем сидении, — тихо сказал он уже спокойным голосом, со знакомой мне бархатной хрипотцой, — твоя сумка, что ты забыла в клубе. Возьми.

Я открыла один глаз, покосилась назад и обнаружила свой рюкзак с ноутбуком, документами и кошельком. Ура, а то я уж с этим все простилась, как с любимым пуховиком и шапкой.

— Ага, — ожила я и потянулась за своими вещами. Однако ладонь Вельса на моей руке снова сжалась.

— И помни, — повисла пауза, — поговорку про длинный язык и кладбище.

Я ни на миг не усомнилась, не кивни я сейчас в ответ на это напоминание, из машины бы живой я не вышла. Во всяком случае в трезвой памяти.

И вот, наконец, за мной захлопнулась дверь машины. Скрипнув шинами, спортивный 'Орфиль' унесся в темноту, обдав меня снежной пылью. А я так и стояла на ступеньках родного подъезда, судорожно прижимая к груди рюкзак с ноутбуком.

Чувства и ощущения, приглушенные стрессом и усталостью, медленно возвращались. В груди вдруг болезненно кольнуло. Не из-за Филиппа, нет. От такого подобной боли не бывает. Не в сердце. Я резко обернулась, собираясь взлететь по ступенькам к двери родной квартиры, когда поняла, о чем именно мне только что сообщила моя интуиция. Сердце пропустило удар. Окна кухни и комнаты моей бабушки, выходящие на эту сторону улицы, были темны как ночное зимнее небо.

Глава 9.

Два дня. Меня не было, как оказалось, два дня. Вечером первого, когда Варвара Кузьминична поняла, что трубку я уже не возьму, она позвонила Маринке. Подруга в тот день приболела, в университете не была, так что ничем утешить мою бабушку не могла. Хотя и пыталась. Однако, услышав в голосе старой женщины нешуточное волнение, и разом позабыв про температуру и севший голос, принялась обзванивать наших общих знакомых. Ей без труда удалось найти свидетелей того, как я садилась в черный автомобиль с мужиками бандитского вида. Подруга тут же сложила два и два, сообразив, кто, а вернее по приказу кого меня увезли. Ее первым порывом было скрыть от Варвары Кузьминичны это событие, сославшись на то, что я застряла в библиотеке, а телефон где-то забыла. Бывало, запирали у нас там на ночь особо заучившихся. Но увы, моя бабушка тоже умела сопоставлять факты и прекрасно помнила, что случилось несколько дней назад. Так что ничего у Маринки, никогда не умевшей толком врать, не получилось. Варвара Кузьминична вывела ее чистую воду в два счета.

Уже через двадцать минут Маринка, моя бабушка и маринкин отец были в нашем районом отделении полиции. Их выслушали, вопреки ожиданиям даже внимательно. Но как только в тишине кабинета прозвучала фамилия Вельс, участковый переменился в лице.

Погуляет и вернется сама, — грубо отрезал он, приказав всем очистить помещение.

Варвара Кузьминична с Маринкой попытались, было, настаивать, но их лишь бесцеремонно вытолкали за дверь, не забыв при этом пригрозить уголовной статьей за клевету на высокопоставленных людей.

На следующее утро пожилая женщина снова пришла в отделение с требованием найти внучку. Но участковый не захотел с ней даже разговаривать. И вот тут-то слабое сердце Варвары Кузьминичны не выдержало. Разумеется, тут же вызвали скорую.

Врачи констатировали инфаркт. На малую удачу один из них оказался однокашником маринкиного отца. Варвару Кузьминичну, по его просьбе, поместили в задерживающую время капсулу — чуть ли не единственное мед-магическое вмешательство, позволенное обычным людям. Его около пяти лет назад подарил нашей больнице новый мэр. В качестве предвыборного подарка. За что потом получил по голове от самой Миневры, углядевшей в этом подрыв устоев государства. Тогда мэр так перепугался, что попытался забрать свой подарок обратно. Под предлогом модернизации. Но врачам удалось отстоять чудо— прибор.

Разумеется, это чудо техники и магии не делало неожиданных чудес, но давало шанс исследовать человека и назначить должное лечение до того, как пациент умрет.

После повторного осмотра Варвары Кузьминичны диагноз уточнили. К инфаркту миокарда добавился еще и неполный разрыв сердца. А это означало, что как только мою бабушку заберут из капсулы, она умрет.

Вечером того же дня вернулась я. Не найдя никого в квартире, и поняв, что что-то страшное случилось, я тут же бросилась звонить подруге. Мне повезло, набери я ее номер хоть минутой позже, Маринка бы уехала бы в поликлинику без меня.

Через полчаса мы обе уже неслись по коридорам кардиологического отделения городской больницы. Могли и через четверть часа, но подруга заставила меня переодеться и наскоро вымыться — в мокром грязном свитере, в пятнах сажи и с подпаленными патлами волос в больницу точно бы не пустили.

В своем кабинете врач, тот самый друг маринкиного папы, сразу же предложил мне сесть, тихонько прикрыв дверь и предложил чаю. Глубоко вздыхая, он поведал, на этот раз уже мне лично, и про инфаркт миокарда, и осложнение в виде разрыва сердца, и возраст с предшествующей предрасположенностью. Продолжил, кажется, волей богов, и закончил тем, что сегодня руководством больницы вынесено постановление об удалении моей бабушки из временной капсулы. Завтра в полдень, во время обычного еженедельного обслуживания. Прямо в морг...

Он говорил что-то еще, но я его уже не слышала. В ушах эхом отозвались только два слова 'завтра' и 'полдень'. День и час окончания жизни последнего на земле родного мне человека. Завтра в полдень я останусь совершенно одна!

* * *

Руководства больницы не оказалось на месте. Кабинет глав-врача рубанул по моей надежде расписанием приема на двери. Все, кто мог как-то повлиять на ситуацию, уже давно отчалили домой пить чай и смотреть телевизор.

Заведующий временными капсулами, куда я бросилась во вторую очередь, не стал меня даже слушать. Не то чтобы продлить срок пребывания, даже взглянуть на Варвару Кузьминичну не разрешил, заявив, что запрещено, цинично добавил 'в гробу насмотритесь' и сунул в руки карточку похоронного бюро.

Когда дверь временного отделения за моей спиной захлопнулась, я, тихо поскуливая, медленно осела по ней на пол. Мир перед глазами плыл белыми мутными пятнами, а в голове крутилась одна единственная мысль, что там, за стеклянной стенкой, за рядом камер и охранников лежит моя бабушка. И что завтра она умрет. Вернее, ее убьют безразличные ко всему люди, выполняющие приказы и предписания. И виновата в этом я. Я, имевшая неосторожность привлечь внимание сильного мира сего и опоздавшая всего на двенадцать часов...

Длинные лампы дневного света безразлично освещали потрескавшийся потолок больничного коридора и неровные выкрашенные в салатовый цвет стены. Где-то рядом хлопали фанерные двери, гудели людские голоса. Туда-сюда белыми приведениями сновали медсестры и врачи в медицинских халатах. Иногда проходили и посетители с сумками, оставляя после себя запах куриного бульона и домашних котлет. Но никто не обращал на меня внимание. Никому не было дела до растрепанной девицы, скорчившейся на обшарпанной банкетке и потерянно смотрящей в одну точку. Никому.

Я стянула с плеч ненужный уже белый халат мерзко пахнущий хлоркой. В груди появилась странная вяжущая пустота. Словно сердце вырвали, а на его место, в кровоточащую дыру, положили кусок медицинской ваты. Белой чуть хрустящей стерильной медицинской ваты. Я на миг закрыла мокрые от слез глаза. В мозгу сразу же вспыхнул яркий ряд сменяющих друг друга воспоминаний. Вот я, маленькая, сижу в тазу на деревянном крыльце, а бабушка поливает меня сверху водой из чайника. Светит солнце... Вот уже она одевает мне на ноги зеленые резиновые сапожки с белой уточкой, а я от нетерпения начинаю капризничать и тут же получаю алого карамельного петушка на палочке. Вот бабушка в ярком фартуке с котятами учит меня варить самую вкусную в мире кашу, а вот я уже в школьной форме, обнимаю Варвару Кузьминичну за шею и плачу навзрыд из-за неразделенной любви к соседу по парте...

Кто-то подошёл ко мне, потряс за плечо. Какая-то туманная фигура в белом...Она что-то попыталась мне сказать, но я слышала лишь переливчатое гудение ее низкого голоса, не понимая слов. В руку мне неожиданно опустился бумажный стаканчик с чем-то горячим. В воздухе резко запахло мятой. Кипяток обжог язык, вернув меня в реальность.

— Кать, — голос подруги показался необычайно громким, — Пойдем, больница закрывается.

Она села рядом, взяла мою руку в свою и сжала. Я почувствовала тепло ее пальцев, ласково и сочувственно поглаживающих мое запястье. Слава богам континентов, подруга сочувствовала молча. Если бы она начала меня жалеть вслух, я бы взвыла.

— Кать.. — пальцы подруги сжались, — Переночуешь сегодня у нас. А завтра ... — она запнулась.

Я всхлипнула. У подруги только что не повернулся язык сказать, что завтра она будет помогать мне с организацией похорон.

Маринка, шмыгнув носом вслед за мной, медленно встала.

— Кать, ... — она потянула меня за собой, к выходу.

Я поднялась вслед за ней. Сделала шаг. Второй. Споткнулась о невысокий порожек. Не сильно, но ощутимо ударилась бедром у брошенную каталку, и тут в голове всплыли последние слова врача, сказанные чуть ли не шепотом мне вдогонку. 'Тут поможет только чудо. Или маг-врач...'

Вот черти, дура, какая же я дура, как же я сразу не подумала об этом. Мне нужен маг-врач. И стало быть, мне нужен Вельс. Или Александр. Лучше, конечно, Филипп. Он мне должен! Это же из-за него, из-за него, сына черта и бешенной козы, у меня случилось горе! Не последуй он тогда за мной, меня бы не украли вместе с ним, и с Варварой Кузьминичной ничего бы не случилось. Пусть делает что хочет, хоть законодательную систему меняет у всей страны к завтрашнему полудню. Лишь бы спас... иначе, я костьми лягу, но вся страна узнает о похищении, и не видать его матери президентского кресла как своих ушей. Даже если я от этого сдохну, даже, если стану дурой, я это сделаю! Нужно только его найти...

— Кать, ты чего остановилась, — окликнула меня Маринка, снова дернув за рукав.

— Марин, мне срочно нужно в институт, — ответила я, вырываясь и бегом направляясь к выходу. Я знала, где он! Нутром чуяла, он в университете. Тем самым, уже много лет обучаемым нутром... Да, для определения точного нахождения человека нужно много чего. Например, сильный энергетический накопитель, и предмет с отпечатком ауры разыскиваемого. Но в первую очередь, отсутствие магических блоков. Разумеется, ни одно из условий в моем случае не выполнялось. Однако, иногда, когда с человеком была эмоциональная сцепка, его можно было почувствовать и так. Такую сцепку в науке обычно называли семейной, ибо образовывалась она, в основном, только среди близких родственников-магов. Не даром дети в потомственных магических семьях часто жалуются на то, что родители всегда знают, где они.

Но случалась подобная связь, правда не на долго, и у людей, многое вместе переживших. А за сегодня Вельс чуть ли не дважды помер у меня на руках, брал у меня силу, и даже копался в моих мозгах...

— Но... сегодня — воскресенье, он закрыт, — не поняла подруга, видимо решив, что я с ума сошла от горя. Но вдруг ее брови нахмурились, синие глаза испуганно сверкнули. Маринка тоже слышала про маг-врача и только что догадалась про эмоциональную сцепку. Правда, причины ее появления подразумевала, наверняка, совершенно иные. Ведь с насильниками у жертв тоже случались сцепки...

— Удачи, — тихо сказала Маринка, всовывая мне в руку свой мобильник. Мой, полностью разряженный, так и остался лежать в рюкзаке, в спешке заброшенном за шкаф. У меня не было времени его зарядить. — И ... будь осторожнее.

* * *

Магический фонарь, круглый и желтый, словно кошачий глаз, назойливо дергался между углами громоздкой крыши университского подъезда. Будто бы школьный пружинный маятник на уроке физики, у которого грузик заменили кусочком уголька. Мелкие снежники игриво искрились в его слабо мерцающем свете и тихо садились мне на джинсы. Промозглый порыв ветра свистнул в плохо прикрытом окне первого этажа, дернул мои растрепанные волосы, бросив их в лицо, обдал холодом мокрые дорожки слез на щеках. С носу капнуло. Из груди вырвался слабый всхлип.

Пустая парковка и темные окна главного здания подтверждали очевидную истину — сегодня и правда, воскресенье. И что тут нет не только Вельса, но и даже сторожа.

Как глупо! Это же первая лекция по магверу! При истощении или сильном стрессе работа интуиции не стабильна, и сбоит даже с максимальным числом известных данных. В том числе и при эмоциональных сцепках.

Да что ж тут говорить...И без всякой магии было понятно, что уставший и к тому же раненный человек не попрется в институт, даже если он гран-маг и сын орденоносной мамочки. Что он тут потерял в это время? Боги всех континентов, какая же я идиотка! От свалившегося невесть откуда несчастья, многочасовых блужданий по лесу, взрыва и дважды за день помирающего на моих руках Вельса у меня зашел ум за разум. Мне, дуре, надо было не в университет бежать, а в обшаги, на другой конец города, откуда бедные студенты добираются до средоточия знаний на общественном транспорте. А там — пройтись по комнатам с выполненной мною на той неделе домашкой по математическим уравнением маг-физики. И всучить ее первой попавшейся девице, согласившейся выдать мне чертовы девять цифр Вельсова телефона. Не может быть, чтобы их ни у кого не было! Должны быть! Хотя бы у бывших пассий. Да, далеко не все раскроют передо мной двери и свои записные книжки, но за мои конспекты и тетрадки с заданием раньше даже дрались и выкладывали в институтские локальные сети. Жажда халявы в таком сложном предмете в ком-нибудь страх бы да переселила бы. Наверное.

Но нет, на последнем автобусе я зачем-то рванула сюда. Еще напрочь забыла убрать телефон подруги за пазуху, из-за чего на морозе он моментально разрядился. Лишь укоризненно мигнул мне лампочкой в боку. Так хоть позвонить Маринке было бы можно, чтобы эвакуировала меня, дуру, от сюда! А сейчас... остается или замерзать тут насмерть или топать пешком, через весь город, или пытаться поймать попутку. И все равно придется ждать утра. Не пустят ночью меня в общагу.... Господи, почему, почему не посадили того сволочугу, кто разворовал деньги на постройку общежитий рядом с университетом, а вместо этого выдал студентам несколько авариных задний в другом конце города?

...Где-то далеко протяжно завыла собака. Грустно так завыла, тоскливо, понимающе. Самобичевание от осознания собственной глупости вдруг уступило место парализующей апатии. В груди успокаивающим холодком зародилось унылое безразличие и разлилось по венам вязким киселём, лишая последних воли и мыслей. В тот же миг мои ноги, мои несчастные ноги, подкосились, и я неуклюже повалилась на холодные бетонные ступени. В глаза тут попал снег, но руку поднять, чтобы вытереть его, у меня уже не было сил... Похоже, это был конец...

Как странно. Еще час назад подобный вывод поверг бы меня в истерику, заставил бы бегать по стенам, кричать, действовать, а сейчас... сейчас это чувство даже сожалением не назовешь. Апатия, холодность, безразличие и сон. Сон, затягивающий, как водоворот и успокаивающий, словно прикосновение любимого. Глаза сами медленно закрылись. Однако, перед тем, как провалиться в забытье, я успела уловить характерный хруст снега под чьими-то ногами... Показалось, наверное...

Глава 10

Когда и как вернулось сознание, я не поняла. Просто пред в раз распахнувшимися глазами предстал не знакомый мне ранее потолок. С дорогих навесных панелей тускло светили встроенные лампочки.

Как оказалось, лежу я на странной сюрреалистичной кушетке формой и видом напоминавшей средневековый алтарь. Яркая-желтая светящаяся обивка делала это сходство еще более пугающим, и не заметь я стоявшие рядом кофейный столик с дуэтом пузатых ярко-красных кресел, то непременно подумала, что меня вот-вот принесут в жертву. По всей видимости, дизайнер, разум которого породил столь причудливую мебель, явно курил что-то очень запрещенное. На столе обнаружились маринкин телефон и мой дерматиновый кошелек.

Резкая вспышка в мозгу вдруг воскресила воспоминания о зелёных коридорах, едком запахе мятного чая в бумажном стаканчике и страшном слове 'инфаркт'.

-Бабушка! Нет! — выкрикнула я и резко села, уткнувшись взглядов в огромное темное окно во всю стену, где роем светляков блестел ночной город, — Неужели проспала!

Ответом мне был звонкий щелчок, затем скрип дверных петель. Слева вспыхнул слепящий прямоугольник света. Лизнув пол и кусок стены, он тут же погас, на миг четко вырисовав в полутьме открытую дверь и фигуру высокого длинноволосого обнаженного по пояс мужчины.

— Очнулась? — раздался знакомый низкий голос, — Как самочувствие?

Я подняла глаза и встретилась с напряженным синим взором Александра Ильинского.

-Который час? — выдохнула я вместо ответа.

Наверное, он ответил почти сразу. Но та доля секунды, что длилось его молчание, показалась мне вечностью.

— Половина второго ночи.

Сердце тут же забилось от противоречивого чувства страха и радости. Я еще не опоздала! Между тем гран-маг пересек комнату и подошел вплотную ко мне. Его мокрые волосы гадюками расползлись по обнаженным плечам. Вода стекала с них ручьями, рисуя на груди Александра блестящие дорожки. По ходу, мой недавний вскрик выдернул его прямо из душа. В пользу этого также говорили махровое полотенце на шее, и витающий в воздухе характерный запах фруктового шампуня.

-Так что же произошло? — синие глаза гран-мага чуть прищурились. В темных расширяющихся зрачках отразился свет ближайшей лампочки, и я вдруг почувствовала подкативший к горлу тяжелый комок. Из горла вырвался непроизвольный всхлип. В глазах защипало. Окружающий мир поплыл, словно я смотрела на него сквозь толстую стеклянную банку.

С ужасом для себя я осознала, что плачу. Более того, не просто плачу, а реву в голос и ужасно хочу рассказать гран-магу все, что накипело.

— Все началось с ..., — затараторила, было, я, то и дело всхлипывая. Но тут в памяти всплыли угрожающее лицо Филиппа и предупреждение "помни поговорку про длинный язык и кладбище", и я осеклась.

Александр, конечно, может, и лучший друг Вельса, но, кто знает, что там на самом деле. Если их дружба — не выдумка газетчиков, то Ильинский и так, скорее всего, все уже знает. Ну или очень скоро узнает от самого Филиппа. Если же имеет место простая медийная показуха, и они никакие не друзья, или, пуще того, враги, то у мое откровение может повлечь для меня весьма печальные последствия.

Фильтровать слова оказалось до ужаса сложно. В конце концов, ужасным волевым усилием мне удалось умолчать о наших с Вельсом лесных приключениях, и свести свое несчастье к банальному происшествию. Мол с бабушкой, переволновавшейся от того, что внучка не вернулась вовремя домой, случился инфаркт. Обычные врачи оказались бессильны. Теперь, чтобы спасти пожилого человека — нужно чудо. И вполне конкретное чудо — маг-врач. И вот именно в поиске этого самого чуда непутевая внучка бросилась на ночь глядя в институт, в поиске кого-нибудь из гран-магов, забыв напрочь, что на дворе ночь, декабрь и воскресенье.

Мой сбивчивый рассказ был шит белыми нитками. Александру ничего не стоило задать пару уточняющих вопросов, и я, будучи на волне странного истеричного откровения, попалась бы как первоклассница за исправлением оценок в дневнике, и выложила бы ему в итоге все. Но гран-маг не задал ни одного. Ни разу не перебил. Лишь внимательно слушал, сложив на груди руки и не сводя с меня напряженного взгляда. Его лицо было непроницаемо, от чего мне показалось, что слушают меня только из вежливости.

Но едва я закончила говорить, как Александр отмер, тяжело вздохнул и устало опустился у меня в ногах, уткнувшись локтями в колени и закрыв руками лицо.

Мое сердце пропустило удар. Я внутренне приготовилась к тому, что сейчас мне деликатно, высказав соболезнования, откажут. Где-то с минуту гран-маг сидел не подвижно, затем, стащив с шеи полотенце, поднялся и подошел к противоположной стене.

Свет едва доставал до той части комнаты, но мне все же удалось рассмотреть, как Александр выдвинул из стены небольшой встроенный ящичек. Чуть покопавшись в нем, гран-маг извлек наружу растрёпанную пачку мятой бумаги и снова направился к дивану.

С затаенным дыханием я наблюдала как Ильинский небрежно бросил бумаги на стол, как снова уселся у меня в ногах и принялся их методично просматривать, откладывая в сторону не нужные. Мокрые волосы упали ему на лицо, от чего он был вынужден отбросить их назад.

Наконец, Александр нашел нужный ему листок с ярко-зеленым нарисованным в левом верхнем углу крестом, пробежав его взглядом несколько раз.

— Сколько лет твоей бабушке? — спросил он и устало откинулся на бархатную спинку дивана, закрыв глаза.

-Шестьдесят один, — услышала я собственный дрожащий от страха и рыданий голос.

-Плохо, — ответил Александр, протягивая мне листок, — третий абзац снизу.

Внутри меня что-то оборвалось. Страх заструился вниз по позвоночнику ледяным ручейком. Дрожащей рукой потянулась я за чуть мятым листком.

Это оказалась копия маг-медицинского страхового договора. Сорок три пункта всевозможных ограничений и оговорок, напечатанных мелким, убористым шрифтом. Упомянутый абзац я нашла не сразу — лист был испечатан с двух сторон, и мне потребовалось несколько секунд дабы сообразить, что искать надо там, где красуется размашистая подпись гран-мага.

Три раза я пробежала текст глазами. В глупой надежде, что мне показалось. Но увы, с моим зрением все было в порядке. Согласно последнему пункту договора выходило, что действие данной страховки может распространяться на заключившего договор, то есть самого Александра, и его родственников. Возрастом не превышающим сорок пять лет! Проклятье!

Листок медленно выпал у меня из рук. Брызнувшие из глаз слезы бессилия и холод в груди лишили меня на несколько минут речи.

-Но ведь можно же что-то сделать? — мой голос сорвался на крик, — Может, у Филиппа страховка без этой оговорки?

Ильинский медленно открыл глаза и уставился в потолок.

-У Филиппа точно такая же, — последовал убивающий меня ответ, — вместе получали.

Мое сердце, екнув, рухнуло вниз. Холодом в груди отозвалась недавняя апатия. Тут же возненавидев себя за это малодушное чувство, я приказала себе встать. Я еще могла найти Филиппа. Даже если у него такая же страховка, оставалась та самая нано-медицина. Да его проклятая мать, в конце концов...Они мне должны!

-Мне нужен телефон Вельса, — я попыталась встать. Однако едва я спустила ноги с дивана, как с ужасом поняла, что беспомощно заваливаюсь на бок.

Наверное, я бы рухнула на пол, если бы рука Александра, вовремя подхватившая меня под ребра. Горячие пальцы другой его руки больно впились мне в подбородок, заставляя запрокинуть назад голову.

-Посмотри на меня, — донесся до меня голос Александра, гулкий и низкий, будто бы из бочки.

Его лицо оказались близко. Так близко, что в носу защекотал знакомый запах дорого парфюма.

-У них с Филиппом один и тот же одеколон, — мелькнула странная и совершенно неуместная мысль.

-Посмотри на меня, — резко повторил Александр, впиваясь в меня взглядом, — Спи!

Последнее, что я увидела, прежде чем мои глаза послушно захлопнулись, были его ярко-синие глаза с резко сузившимися в точку зрачками. Он тоже... оказывается... менталист.

Глава 11

Проснулась я на следующий день в час по полудни. Одна, под противное пиликанье неожиданно ожившего телефона Маринки. С холодным пониманием, что опоздала, и что бабушка уже четыре часа как мертва.

Взгляд безразлично ткнулся в городские крыши за окном, сплошь запорошенные снегом. Где-то внизу, спрятавшись от мороза и снега в дубленки, шубы и пуховики, спешили по своим делам люди, мелкие и деловые как муравьи.

Усилием воли я заставила себя встать. На глаза попался бутерброд с икрой, оставленный на столе явно для меня, как желудок протестующе забурчал. Тут же рядом обнаружился пакетик фруктового сока. По всей видимости, Александр, не рискнувший встретиться со мной наутро, решил накормить горемычную гостью изысканным завтраком.

Воротить нос было бы глупо, ибо до глубокого вечера еды больше не предполагалось.

Когда во рту исчезла последняя крошка, я потянулась к телефону, намереваясь позвонить Маринке. Но едва пальцы коснулись пластикового корпуса, как розовый телефончик ожил звонком с незнакомого мне номера.

Мое сердце пропустило удар. Палец соскользнул по вытертой кнопке, будто бы смиряясь с грустной действительностью. Я уже догадывалась, кто это мог быть.

— Екатерина Стрижанова? — вопросила трубка деловитым женским голосом.

— Да. Слушаю, — вздохнула я и закрыла глаза, готовясь к тому, как мне сухо поведают о смерти дорого мне человека и предложат со скидкой для пенсионеров и заслуженных учителей заказать у них гроб, банкет и венок и елок.

— Вам звонят из первой городской больницы. Мое имя — Хелвингот Ирэна Николаевна, и я — лечащий маг-врач Варвары Николаевны. Не могли бы вы подвезти сегодня что-нибудь из одежды больной?

— Ч-ч-что? — переспросила я, судорожно схватившись за телефон обеими руками. Тот внезапно стал скользким, как кусок мыла, и чуть было не выскользнул из моих пальцев.

— Одежду, — терпеливо повторила женщина, представившаяся магом-врачом, — Халат, домашние тапочки, пижаму, нижнее белье...

— Тапочки?! — тупо снова повторила я, — Пижаму?!

Наверное, у меня началась истерика. Во всяком случае смеяться и рыдать я начала одновременно.

— С вами все в порядке? — забеспокоилась только что представившаяся маг-врач.

-Да-Да! Все хорошо! — всхлипнула я, — Скажите, как она там? Я смогу ее сегодня увидеть?

— Операция по установке и запуску маг-имплантата прошла успешно. — проговорила маг-врач с секундной заминкой. Функционирует он нормально, и сейчас восстановление поврежденных тканей миокарда уже завершено. Однако, к сожалению, о посещениях говорить пока рано. Предстоит этап встраивания новых тканей в процесс работы сердца и чистка коронарных артерий. Все это время больная будет находится в лечебной коме, и тревожить ее ни в коем случае не представляется возможным.

— Вы только не волнуйтесь, ее жизнь вне опасности, — добавила она сразу же, видимо, побоявшись что я опять начну всхлипывать и завывать.

— Ясно. — Я разочарованно вздохнула, уже вполне совладав с собой, — И как долго это продлится? Я понимаю, что каждый случай особенный, и все зависит от динамики, но хотя бы примерно?

— Около двух недель. Помимо базовой настройки ритма предстоят еще наблюдения за совместимостью. Нам пришлось заменить более сорока процентов мышечной ткани, а это, к сожалению, увеличивает вероятность отторжения. Я дам вам знать, когда посещения будут возможны.

— Спасибо, -смирилась я, — Так до скольких мне сегодня нужно подвезти одежду?

— Мы открыты до пяти вечера. Передайте все дежурной медсестре в регистрации, — с этими словами Ирэна Николаевна попрощалась и отключилась.

* * *

Уже смеркалось, когда я, наконец, добралась до родного дома. Было где-то около семи вечера, и народ, груженный пакетами с продуктами, активно спешил мимо детской площадки домой, к теплу батарей, запаху борща и вечерним сериалам. В окнах близлежащих зданий один за другим вспыхивали цветные абажуры, похожие на фруктовые леденцы, и загорались белесые экраны телевизоров. Подростки, взъерошенные и нахохленные как воробьи, сбившись в кучку вокруг единственной лавочки, курили и согревались анекдотами и дешевым пивом. Чуть позже, когда подморозит, они переместятся в какой-нибудь подъезд и будут там горланить песенки, раздражать жильцов и пугать подъездных кошек.

Мне же спешить было не куда, и я, усталая, с блуждающим взглядом, медленно брела по ледяной дорожке к подъезду. Под ногами чуть слышно скрипел соленый песок, разбросанный дворником. С темного неба сыпались крупные хлопья, наряжая в шубы чахлые деревца, и обеспечивая работой утреннюю смену дворников.

Дежурная маг-медсестра, принявшая вещи, оказалась добросердечной болтушкой лет сорока. Мы разговорились, она напоила меня чаем с баранками, и неожиданно расчувствовавшись, разрешила взглянуть на бабушку. Одним глазком, конечно. Минут десять мы петляли темными коридорами. Как оказалось, богатенькие пациенты, и так всю жизнь прячущиеся от мира за заборами, охранниками и сигнализацией, болеть тоже предпочитали за десятью сантиметрами заговоренной стали. Коридор то и дело перегораживали тяжелые светящиеся двери. Медсестра прикладывала к замку пухлую руку, дверь открывалась, и мы шли дальше.

Маг-терапевтическая палата оказалась больше похожа на логово системного администратора. Распознать лицо бабушки среди проводов, многочисленных пиликающих мониторов и трехмерных проекций сердца, висевших прямо в воздухе, оказалось очень не просто. К моему удивлению, Варвара Кузьминична улыбалась. Весело и счастливо, будто бы видела хороший сон....

-Это все наш маг-анестезиолог, — шепнула медсестра, проследив за моим взглядом, — Затейник с фантазией. Пациентам в трансе всяческие сказки показывает. Вот лежала у нас недавно девочка с лейкемией. Так она у него, пока кровь чистили, принцессу спасала в образе маленького сантехника, прыгала за грибами и давила попой динозавров. Ей очень понравилось! Сказала, что ради такого готова болеть хоть три разу в неделю. И смех, и грех! Родители аж побелели после этих ее слов. Побоялись, что сбудется. А вашу бабушку он, наверное, феей какой заделал, или волшебницей. Вон как она улыбается. Точно принцесса, говорю вам! Говорят, каждую операцию что-то новое выдумывает...

Из больницы я уходила практически счастливая. Бабушка точно будет жить. От этой мысли хмурое небо тут же обрело цвет, став снова кобальтовым, снежинки заискрились и завертелись, а люди вокруг вдруг показались такими добрыми и живыми, что я едва справилась с порывом расцеловать первого встречного, к слову оказавшегося упитанной теткой в тулупе и с тележкой-каталкой. Едва ли она оценила бы мой порыв.

Конечно, я понимала, что записка с корявым 'Большое спасибо! Мне срочно нужно в больницу!' не будет достойной благодарностью за сделанное для меня Александром. Если спасение жизни вмерзающей в ступеньки университета сокурсницы еще как-то вписывалась в мое понимание рядового человеколюбия. В конце концов, я тоже не смогла бы пройти мимо замерзающего человека. То вот дорогостоящий подвиг по спасению не знакомой старушки — уже не очень. Наверняка за эту помощь мне еще придётся расплатиться по полной программе.

Но сегодня, сейчас, я приказала себе не думать о плохом. В том числе и о том, что я буду есть завтра, чем платить через месяц за электричество, отопление и газ с водой. Ведь бабушкину пенсию я получить не могу, работы меня недавно лишил другой известный гран-маг, а на стипендию можно купить разве что пару десятков брикетов сухой онницевской лапши, которую и есть-то нельзя без страха за собственный желудок.

Капризный дверной замок, обычно заедающий, в этот раз открылся с первого раза. Бросив куртку на тумбочку в прихожей, я разулась и прошла на кухню, стараясь не смотреть по пути на бабушкины старенькие тапочки, сиротливо скучавшие в углу по хозяйке.

В холодильнике нашлись котлеты и кусок уже начавшего зеленеть сыра. Порывшись в полочке над плитой, я извлекла на свет начатую пачку макарон. Но едва я поставила чайник на плиту, как из окна, прямо в глаз, ударил через-чур яркий свет фар.

— Трусы богов всех континентов, — выругалась я, когда, белые пятна перестали прыгать перед глазами, и я смогла рассмотреть происходящее за окном.

К собственному ужасу, в яркофарой машине, лихо паркующийся под моим окнами, не смотря на сугробы, я узнала черный спортивный 'орфель' Вельса. Ноги сами понесли к входной двери. Первым порывом было закрыть ее на замок, привалиться спиной и зажмуриться. Но Вельс, наверняка, уже заметил свет в окнах кухни, так что прикидываться собственным отсутствием будет по меньшей мере глупо и не подобающе.

Звонка в дверь я ждать не стала. В тиши коридора едва слышно щелкнул замок, снова без всяких каверз, и дверь неспешно распахнулась. Филипп Вельс стоял в дверном проеме.

Верхней одежды гран-маг, видимо, не признавал в принципе. Не смотря на глубокий декабрь на нем снова были тонкие джинсы и белая рубашка с коротким рукавом, точная копия той, что была на гран-маге в лесу.

— Ну, — хмуро спросил Филипп, бросив на меня тяжелый взгляд исподлобья, — Так и будешь держать меня на пороге?

Дар речи куда-то делся, и я, вместо ответа, просто шарахнулась в сторону, давая ему пройти и врезаясь лопатками в вешалку с куртками. На голову откуда-то сверху плюхнулся старый берет с помпоном.

Признаться, я не думала, что Филипп будет разуваться. Богатых редко воспитывают в уважении к труду обычных смертных. Однако, ошиблась. Косо взглянув на мои босые ноги в тапочках, гран-маг опустился на одно колено и принялся развязывать шнурки.

Наверное, нужно было что-то сказать. Предложить чаю или просто спросить, в чем же причина этого вечернего визита, но я не могла. Так и стояла, вжавшись в вешалку, и растерянно рассматривала темную макушку в трогательной россыпи начавших таять снежинок.

— Я могу пройти на кухню? — Филипп поднялся на ноги и в упор посмотрел на меня. Зрачки в его серых глазах едва заметно сузились. Я тут же поспешно отвела взгляд. Прихожая, и без того маленькая, показалась мне совсем крошечной.

— К...к...конечно, — пролепетала я, тяжело сглатывая вязкий комок слюны.

Филипп ничего не ответил и молча прошел мимо, едва задев меня плечом.

* * *

Оказавшись на кухне, Филипп направился прямо к окну и на долгие три минуты застыл, молча уставившись на семейство мусорных баков во дворе.

— Что-то случилось? — тихо спросила я, нервно переминаясь с ноги на ногу у холодильника.

Филипп медленно обернулся и поднял на меня мрачный взгляд. Лист герани, уже много лет чахнувшей у нас на подоконнике, доверчиво ткнулся ему в бедро, туго обтянутое джинсой.

— Инга Кузина найдена вчера убитой.

— Кто?

— Секретарша в деканате. Ты с ней была знакома.

Повисло неловкое молчание, прерываемое лишь лязгающим тиканьем ходиков на стене. С усилием, но я-таки вспомнила маленькую вредную блондинку, пытавшуюся оставить меня без допуска на пару и угрожавшую переправить мне оценки. Кажется, на момент нашей встречи она была девушкой Вельса...

— Мне очень жаль, — растеряно проговорила я. Не понимаю, зачем он пришел с этой новостью ко мне? Едва ли совместное шастанье по заснеженному лесу сделало нас лучшими друзьями.

— Уголовное дело уже заведено, — медленно проговорил Филипп, не спуская с меня напряженного взгляда, — В ближайшие пару дней должен состояться твой допрос.

Ах да... Ну конечно же, для всех теперь Катерина Стрижанова — преемница дела Инги в Вельсовой постели. Стало быть, на допрос меня вызовут одной из первых, и едва ли мне удастся скрыть содержимое черепа от следователя, тем более — менталиста высочайшего класса. А именно такой будет приставлен к делу, где замешан дуэт Президента и Третьй Леди. Инга-то не только встречалась с гран-магом, но и работала на тетку президента. Едва ли следователь-менталист упустит из виду провалы в моей памяти, если Филипп проявит человеколюбие, и не станет программировать меня на самоубийство, а просто сотрет воспоминания. Наверняка, на это случай у них предусмотрена какая-то схема восстановления, иначе черта с два бы находились свидетели в делах с манталистами. А вот привидение заставить вспомнить забытое телом было невозможно...

Тиканье часов вдруг стало громким и вязким, заглушив собой мерное урчание холодильника за спиной. В руку ткнулась пузатая сахарница. Недолго думая я изо всех сил бросила ее Филиппу в голову и тут же кинулась вон из кухни. Я успела заметить, как сахарница застыла в воздухе, когда меня вдруг резко подбросило в вверх. Плита и раковина ушли куда-то вниз, перед глазами мелькнули пятно на потолке и крапчатый плафон лампы. Резкий удар спиной обо что-то твердое вышиб из легких весь воздух.

Когда я наконец смогла отдышаться, то первое, что я увидела, были чьи-то ноги в белоснежных носках. Чуть поодаль, рядом с ножкой стола, в россыпи кристалликов сахара, валялась деревянная ложка, выпавшая из сахарницы во время полета.

— Не заставляй меня делать тебе больно, — раздался над ухом голос Филиппа, и в тот же миг сильные руки сграбастали меня за подмышки, резко рванув вверх, и я оказалась прижата спиной к холодильнику. Стальные глаза оказались слишком близко. Настолько близко, что я видела темно-зеленую кайму радужки и длинные пушистые ресницы гран-мага. Еще пол-стука сердца, его зрачки сузятся, и .... Зажмурившись, я что есть силы уперлась ладонями ему в грудь в тщетной попытке оттолкнуть.

Горячие пальцы гран-мага скользнули по моим рукам, кандалами обвили запястья и без видимых усилий подняли и прижали их над моей головой.

— Прекрати истерику, — устало произнес он, отпуская меня, — я не собираюсь убивать тебя.

Поняв, что никто меня более не держит, я чуть приоткрыла правый глаз. Филипп стоял ко мне спиной, набирая номер на телефоне:

— Владимир, нужен ужин на двоих. Нет, не в ресторане. Завези на Левифанова 33, квартира 2.

Бросив на меня взгляд, Филипп добавил:

— И захвати что-нибудь от нервов.

* * *

Уже знакомый мне Владимир обернулся сверхъестественно быстро с кучей пенопластовых цветастых коробок. Мне показалось, что он и вовсе торчал под дверью и просто ожидал хозяйского вызова. Во всяком случае звонок в дверь раздался почти сразу. Я даже не успела удивиться тому, как пресловутая сахарница, все еще зависавшая в воздухе, беззвучно совершила аккуратную посадку на кухонный стол.

Запах от коробок шел умопомрачительный, мой желудок, уже несколько дней не видевший ничего солиднее сушек, громко заурчал, окончательно заглушив истерику. Ну раз кормит, практично рассудила я, собирая на стол, значит, я нужна ему по крайней мере сытой.

Вельс, меж тем, тщательно отмерил мне в стаканчик несколько капель из подозрительной темной склянки с замазанной этикеткой, принесенной Владимиром, и сунул в руку. В воздухе тут же запахло ацетоном. Пить предложенное очень не хотелось, но гран-маг так посмотрел на меня, что я тут же залпом опрокинула в себя противно пахнувшее предложенное. Вкус у это дряни оказался не многим лучше запаха, но уже через минуту я почувствовала, как по телу бежит приятное расслабляющее тепло.

Было что-то противоестественное в том, как мы с Филиппом молча сидели друг на против друга в антураже потертой клеенки, ситцевых занавесок в горох, уткнувшись в тарелки, и сосредоточенно пилили отбивные в томатном соусе. Судя по всему, ела я слишком жадно, и гран-маг побоялся, что я подавлюсь, и потому говорить начал только после того, как я прожевала последний кусок.

— Я вынужден подправить твою память, — невозмутимо заявил он, едва я принялась разливать чай, — Тебе нужны дополнительные воспоминания, чтобы ты могла опираться на них на допросе.

— Дополнительные воспоминания? — тут же напряглась я, не смотря на действие успокоительного, — То есть я буду помнить то, чего не было?

— Да.

— А разве на ментальном допросе не определят, где мои воспоминания, а где нет? — удивилась я столь странному предложению.

— На ментальном допросе, разумеется, определят. Но к тебе его применять не будут.

— С чего мне такая исключительность!?

Мимо окна с шумом проехала машина, и свет ее фар лизнул Филиппа в шею, скользнул по плечу и выбелили внушительный лоскут пластыря, прикрывавший уже знакомую мне рану, полученную гран-магом при падении из окна.

— Людей с синдромом Цефеиды ментальному допросу не подвергают. К тебе применят только эмпатическое сканирование.

Не выпей я предварительно успокоительного, у меня однозначно отвисла бы челюсть, ибо никакого синдрома Цефеиды у меня, я точно знала, не было. Диагноз перманентной нестабильности емкости природного накопителя магии, как иначе именовался синдром Цефеиды, получивший свое название в честь известной разновидности мигающих звезд, ставился магически одаренным людям, если глубина их колодца могла непроизвольно изменяться. Да-да, нормальные маги рождаются с уже сформированным колодцем, а с возрастом растет только количество энергии, которое они могут накопить. Это заболевание было наследственным, и проглядеть его было невозможно. При полном запасе и внезапно упавшей магической емкости, человека, в прямом смысле слова, переполняла энергия, и, по школьному закону физики, она либо спекала человека изнутри заживо, либо тот начинал искрить, как испорченная электрическая розетка, и ощутимо бился током.

— Ты имеешь в виду фиктивную справку от врача? Но в участке наверняка просканируют мне ауру и без труда определят, что никакого синдрома Цефеиды у меня нет. В мой колодец уже несколько лет умещается ровно девятисот единиц.

— Ты ошибаешься, — Филипп отставил чашку в сторону и откинулся на спинку стула, сложив на груди руки, — у тебя ярко выраженный синдром Цефеиды с диапазоном в двести шестьдесят единиц.

— Да быть этого не может! — я закрыла глаза

и прислушалась к себе. К моему ужасу Вельс оказался прав — верхняя кромка вибрировала, отзываясь едва заметной щекоткой под ребрами.

— Бред какой-то! Откуда у меня синдром Цефеиды?!

Филипп пожал плечами.

— У тебя могла быть предрасположенность. Стресс мог спровоцировать появление симптомов.

— Ну да, конечно! Кстати, как же ты собираешься менять мне память, если у меня синдром Цефеиды? Как я понимаю, цефеидников не допрашивают из соображений безопасности следователей? Твои-то мозги от этой затеи не вытекут мне на линолеум?

— Не вытекут, — невозмутимо ответил Филипп и поднялся из-за стола, встречаясь со мной взглядом — Так ты готова?

Разумеется, нет! Даже не смотря на успокоительное, сердце тут же пустилось вскачь от страха. Филипп так и не сказал, какими именно воспоминаниями он собирается дополнить мою память? Что если, это будут кадры участия в убийстве?

— Подожди..., — пролепетала я, тут же испуганно подскочив

— Не бойся, — тихо проговорил он, обхватывая пальцами мой подбородок, — я не сделаю тебе больно. Все будет хорошо. Просто расслабься.

Длинные ресницы гран-мага чуть дрогнули. Пространство вокруг вдруг резко потемнело, завращалось и вдруг исчезло в глубине внезапно сузившихся зрачков Филиппа.

Очнулась я внезапно: стол, часы, плита и холодильник вдруг резко выплыли из темноты и оказались на своих местах. Лицо Филиппа начало проявляться секундой позже, бледное и блестящее от испарины. В уголке его тонкого носа текла кровь.

— Черт, — Вельс поднос руку к лицу. Пальцы тут же окрасились красным, — где у тебя ванная?

— Направо по коридору, — испуганно пролепетала я, ретируясь к холодильнику, — тебе нужна помощь?

— Неф, — прогундосил он в зажатый нос уже где-то из глубин коридора.

Оставшись одна, я устало прислонилась спиной к холодильнику и закрыла глаза. В голове было гулко и пусто как в пустой кастрюле. Мысли путались. В затылке ныло. Сжав виски пальцами, я попробовала собраться с мыслями и перебрать в памяти недавнее прошлое, дабы попытаться понять, чем именно только что обогатилась моя память.

Увы, у меня ничего не вышло. Цепь событий начиная с момента нашей встречи в 'катящемся пингвине' не претерпела изменений. Во всяком случае, на первый взгляд. Я по-прежнему помнила в деталях взрыв в доме, многочасовой чес по лесу и полурастворённого в воздухе Филиппа. Ничего нового! Но, может быть, Вельс так искусно сплел ложные воспоминания и эмоции с моими собственными, что я просто не могу отличить их? Ну или что-то пошло не так? Вон как у него из носу захлестало.

— Филипп? — не громко позвала я.

Собственный голос показался мне слишком гулким. И тут затылок словно бы пронзили сапожным шилом. На глаза разом навернулись слезы. В груди, в районе ключицы, почувствовался сильный жар, нараставший с каждым ударом сердца. По-рыбьи хватая воздух ртом, я кинулась к окну, задев несчастный горшок с геранью, тут же полетевшей на пол.

— Уж не так ли сгорают от синдрома Цефииды, — пронеслось у меня в воспаленном мозгу.

Но боль, появившаяся столь внезапно, вдруг резко отступила. В легкие снова протек воздух, отозвавшийся дрожью во всем теле, и перед глазами появилась смутно знакомая комната в мягком полумраке. Мерцающий свет пламени из камина отбрасывал блики на дерево стен и пола, путался в ворохе байковых одеял, разбросанных прямо на полу. Полупустая бутылка красного вина в компании двух пузатых бокалов в алых потеках возвышалась на табуретке, красноречиво обвитая лямкой белого кружевного бюстгальтера. Тут же рядом, в куче мятых салфеток, яблочных огрызков и серпантине мандариновой кожуры лежала надорванная блестящая упаковка из-под презерватива.

Видение было столь ярким и объемным, что мне казалось, будто я стою не на собственной кухне, вцепившись мертвой хваткой в подоконник, а там, в этой темной жарко натопленной комнате. Спина тут же вспотела, на языке проступил терпкий привкус красного вина, а в пальцах возникло непонятное щекочущее ощущение.

Я резко зажмурилась, замотала по-собачьи головой в надежде прогнать столь натуральную галлюцинацию. Но не тут-то было! Похабный сельско-романтический натюрморт исчез, но только чтобы уступить место волнующему образу женской руки, нежно изучавшей мускулистую мужскую грудь, красноречиво покрытую испариной. Пальцы волнующе скользили по влажной разгоряченной коже. Легко коснувшись резкого росчерка ключиц, рука вдруг остановилась и двинулась вниз, к плоскому рельефному животу. Дыхание перехватило, и я убийственной ясностью осознала, что прекрасно знаю, как приятны на ощупь эти упругие мышцы, послушно напрягающиеся под моим прикосновением. Шею вдруг полоснуло горячее дыхание, отозвавшееся во всем теле мелкой дрожью предвкушения.

— У тебя такая нежная кожа, — хрипло прошептал Филипп, и я почувствовала прикосновение к шее горячих губ. Сердце тут же забилось в грудной клетке взбесившимся воробьем, голова закружилась. Яркий чувственный вихрь нес меня куда-то назад. В блаженной неге я закрыла глаза, когда прямо в физиономию мне ударил поток воды, холодный и противно пахнущий плесенью.

— Очнулась? — голос Филиппа послышался откуда-то слева.

— Еще бы, — буркнула я, протирая глаза, — ты же самую вонючую банку выбрал!

Гран-маг, дабы привести меня в чувство, догадался плеснуть мне в лицо настоянной водой из банки на подоконнике. Моя бабушка использовала ее для поливки своих многочисленных фикусов. Сколько я не пыталась разъяснить Варваре Кузьминичне, что воду не хлорируют, а пропускают через слабое магическое поле, та по-прежнему предпочитала наставить ее до тех пока та не зацветет.

Проморгавшись, я открыла глаза и ... резко отпрянула назад, ибо взгляд снова уперся в уже знакомую мне голую мускулистую грудь. И снова мокрую!

— Что за порнографию ты влил мне в череп? — резко спросила я, продолжая пятится. Вельс ответить не успел, ибо в этот момент мне под ноги попалась упавшая с подоконника герань. Потеряв равновесие, я неловко взмахнула руками...

— Там, сзади, — успела подумать я, — острый угол столешницы...

Филипп не дал мне упасть. Ловко поймав меня за руку, он резко дернул ее на себя, тем самым вернув мне потерянное, было, равновесие.

— Порнография — это хорошо, — медленно произнес гран-маг, — Значит, все прошло, как надо.

— Прошло как надо? — я вырывала свою руку из руки Филиппа так быстро будто бы он ее укусил, — Из какого фильма для взрослых и озабоченных ты позаимствовал столь затейливый мерзкий сюжет?

— Никакого, — Филипп невозмутимо подошел к столу, взял со стола чашку с недопитым чаем и сделал несколько жадных глотков, — Видимая тобой, как ты выразилась, порнография — результат работы твоего подсознания в ответ на подсадку яркого эмоционального маркера в эпизодический отдел памяти.

— Что?!! Какой еще эмоциональный маркер? Что ты, черти всех континентов тебя возьми, сделал с моей памятью?

— Добавил в нее воспоминания о приятных ощущениях, ассоциативно связанных со мной, — невозмутимо ответствовал Вельс, уперевшись бедром в подоконник, — Голая эмоция не может существовать в памяти без сопутствующего образа, и твой мозг задействовал воображение, чтобы создать его.

— Ничего не поняла, — я раздраженно сложила на груди руки, — если целью было получение новых эмоций, то к чему такой сложный и рискованный способ? Ты вон чуть мой холодильник в крови не утопил! Не было бы проще просто переспать со мной?

Филипп поднял на меня удивленный взгляд за секунду до того, как я осознала, что ляпнула. На его губах промелькнула красноречивая усмешка, но озвучивать издевку, мол, не ломай ты, милочка, принципиальность неделю назад, то был бы твой зад сейчас в шоколаде с вареньем, он не стал:

-Эмоции были бы слишком яркие для нужного срока давности. Это может насторожить следователя.

— Стесняюсь спросить, откуда ты все это знаешь, — буркнула я тут же покраснев.

Гран-маг не ответил.

— Это все. Мне пора.

— А ...— растерялась я, шлепая по коридору за гран-магом босыми ногами в тапках, — Как все?! А ты разве не будешь проверять результат?

— Я уже проверил. Все в порядке, — ответила мне курчавая макушка завязывающего шнурки Филиппа. Уже в дверях гран-маг вдруг внезапно обернулся.

Странным был этот долгий и внимательный взгляд. И хотя по лицу Филиппа было невозможно что-либо прочесть, мне показалось, что в его глазах промелькнуло не понятное мне сожаление.

* * *

Едва я закрыла за Вельсом дверь, как в коридоре раздалась воробьиная трель телефона. Это была Маринка, взволнованная и рассерженная.

— Где тебя носит, Стрижанова! — ругалась она, — в переходе отрезали пальцы? Почему не позвонила? Почему не сказала, что все прошло нормально, и что Варвара Кузьминична в маг-больнице? Я тебе для чего телефон дала?

— Со мной все в порядке. Прости, — я устало потерла переносицу, — Забыла убрать во внутренний карман куртки. Он и сел на морозе.

— Ты в своем репертуаре, — Маринка немного смягчилась, — с утра, так и не дождавшись от тебя звонка, чуть не кинулась в больницу. Хорошо, догадалась сперва позвонить. Там-то мне все и рассказали. Не такой уж он бессердечный подлец оказался, раз решился помочь! Слава богам!

— Да, — угрюмо согласилась я, — не такой уж и подлец...

Я не стала говорить подруге, что помог мне вовсе не Вельс. Ей непременно потребуются подробности, а в ситуации с убийством Кузиной любопытство может стоить ей жизни. В отличии от Маринки в благородство Вельса мне не очень-то верилось. Подсадка пресловутого эмоционального маркера, что едва не спекла ему мозги, вероятнее всего, была просто выгоднее моей смерти. В самом деле, было бы странным, кабы бы обе недавние пассии сыночка кандидатки в президенты вдруг внезапно с разницей в пару дней отправились изведывать космос. Конечно, объяснение придумают, но электорат такое точно не оценит. А вот болтливую Марику, знающую больше положенного, и правда могла случайно сбить машина.

— Кать..., — сочувственно вздохнула подруга и принялась меня утешать — ну ... не переживай ты так. Я понимаю, что он ... не по твоему желанию... но все не так уж и плохо! Попробуй посмотреть на ситуацию, с другой стороны. С бабушкой он тебе помог? Помог. Значит, ты ему и правда нравишься. Так почему бы не попросить его еще что-нибудь для тебя сделать? Он тебе не откажет сейчас. Проси хоть луну, хоть работу в банке у его отца...

— Марин, — меркантильность в словах подруги, не свойственная ей до сего момента, больно резанула меня, — Ты что несешь? Какая, к чертям, луна?

— А.., да никакая, — пошла на попятную подруга и тут же, сменив тему, продолжила, — Кста-а-ти, ты знаешь, что Инга Кузина, ну одна из секретарша нашего декана, позавчера умерла? Помнишь, беленькая такая, вредная. Она еще с твоим Вельсом встречалась до тебя.

— Нет, — я судорожно сжала трубку, разом превратившись в слух, — не знаю. Что случилось?

— Мистика сплошная! Пошла она, говорят, после обеда за кофе. Ну знаешь, там за углом у деканата есть автомат. Я там все время себе капучино беру. Так вот, вдруг Кузина внезапно побледнела, а потом взяла, да и рухнула на пол без чувств. Прямо посреди коридора, представляешь? Калинова Наташка с биомагии рядом оказалась, успела ее подхватить. Пытались ее всем деканатом в чувство привести, да какое там — судороги начались, пена изо рта пошла. Ужас, короче! Вызвали скорую, но пока та доехала... Короче, врачам только и оставалось, как смерть засвидетельствовать. Потом еще оказалось, что все магоблоки на этаже вышибло. Ужас! Вызвали полицию. Та всех по домам разогнала и сказала не появляться на пороге до особого разрешения. Второй день на сайте университета висит просьба сидеть дома.

Мда, дела. Бледность и обморок были, по всей видимости, следствием чрезмерной потери жизненных сил. Припадок же говорил о том, что что-то продолжало цедить из Кузиной энергию уже, когда та была без сознания. Но как было можно вывести из строя магоблоки? Они же должны были поглотить всю магию сильнее десяти единиц! Тем более, что Кузина вовсе не была магом. Я, как и все, не имею весьма смутное представление об их устройстве, но впервые слышу, чтобы они ломались!

— Каать! Ты меня слышишь? — вклинился мне в голову Маринкин голос, вновь ставший недовольным, — Это просто не вежливо! Ты бы хоть угукнула для приличия. А черти с тобой. Ладно, спать иди. Но чтобы завтра все-все мне рассказала! И телефон за одно отдашь. Спокойной ночи, Кать.

— Спокойной. Марин.

Глава 12

Ни ужасы, ни голый Вельс мне в ту ночь, к удивлению (и счастью) , не снились. Проснувшись, я долго лежала в собственной кровати бездумно уставившись в выцветший ковер на стенке. Вышитые на нем и местами уже потертые лоси не обращали на меня внимания и продолжали щипать ниточную траву на фоне вышитых же гор. Внезапная сильная вспышка интуиции пронеслась перед глазами яркой картинкой — лист бумаги, волокнистый, сероватый, с расплывшейся фиолетовой печатью падает в черную щель почтового ящика.

Из квартиры я вылетела пулей, едва успев закутаться в халат.

— Катерина, — возмутилась пожилая соседка по лестничной клетке, отпиравшая дверь в свою квартиру, — Куда в таком виде? Зима ж на дворе!

Наскоро поздоровавшись, я пролетела мимо, прямо к почтовым ящикам на лестнице. Тапочки тут же запорошило занесенным с улицы снегом. Сунув ключ в замочную скважину, я открыла ящик. Листок бумаги с расплывшейся печатью был там. Он лежал поверх счета за отопление и рекламы окон, именно такой, каким нарисовала мне внезапно обострившаяся интуиция. Это была повестка на допрос. Мне следовало явиться для дачи показаний сегодня, по улице Магов-передвижников, дом семь, кабинет семнадцать, в два часа дня. В случае неявки без уважительной причины — штраф или насильственный привод.

* * *

Мне повезло с транспортом, и уже без десяти два я угрюмо рассматривала трехэтажное здание из серого кирпича с запылёнными окнам, оказавшийся городской прокуратурой. Слева и справа от отделанного металлом крыльца чахло по паре серебристых елок. С гофрированного крылечного козырька взирали на меня выколотые глаза неработающих лампочек. Двое стражей порядка форме, упитанные и рыхлые будто молочные поросята, курили у входа, бросая окурки себе под ноги и напрочь игнорируя стоящую тут же рядом пепельницу. Поднявшись по бетонным ступенькам, я отворила тяжелую металлическую дверь и вошла в здание.

Внутри стояла удушающая жара. Пахло сигаретным дымом, потом и пивом. То и дело хлопали двери многочисленных кабинетов. Всюду сновали работники прокуратуры в синей форме. Вдоль стен скучали множественные посетители. Кто-то терпеливо ждал своей очереди, уткнувшись в телефон, кто-то разговаривал с соседом, кто-то и вовсе спал. Рослый страж порядка беззастенчиво флиртовал с пухленькой женщиной за канцелярской конторкой, по виду секретаршей, рыжей как спелый мандарин. Заприметив меня, она позабыла своего кавалера и поинтересовалась, кто я и к кому. Узнав, что на допрос в семнадцатый кабинет, она почему-то нахмурилась, еще раз просмотрела паспорт и потребовала зачем-то сдать телефон.

-Правила такие, — пояснила рыжая секретарша, — чтобы материалы дела потом в сети не всплывали. Бывали случат, знаете ли. На обратном пути заберете.

Я пожала плечами, протягивая ей свою трубку. Правила так правила.

С большим трудом мне удалось найти означенный в извещении семнадцатый кабинет. Почему-то на третьем этаже и между сороковым и девятым, когда я тщетно пыталась найти его на первом. По всей видимости, в районной прокуратуре пользовались какой-то особой юридической логикой нумерации кабинетов, мне не известной. Вопреки ожиданиям, в этот кабинет очереди не было. Удивленно оглядевшись я, глубоко вздохнула, и, досчитав до десяти, постучала.

— Войдите, — услышала я хорошо поставленный низкий голос, прежде чем войти.

— Присаживайтесь, — следователь поднял на меня узкие карие глаза, — я старший следователь прокуратуры Чой Игорь Гынович.

Я еле сдержалась, чтобы не хмыкнуть. Узкие глаза, характерное скуластое лицо... Интересно, имеют ли они отношение к моей анкете в одной известной социальной сети, где я формально присутствую. Благодаря Маринке, разумеется. Именно ей с год назад пришла в голову оригинальная идея представить меня, так сказать, сетевому сообществу. По велению ее левой пятки в поле 'интересы' у меня значатся 'горячие азиатские парни', а также 'азиатские сериалы'. Ни к тем ни к другим я интереса не испытывала, но Маринка таким образом надеялась привить мне модные нынче в женской среде интересы.

— Прошу, — следователь кивнул на небольшую коробочку сканера ауры, лежавшую рядом с дежурным стам-подчинителем. Я послушно положила правую ладонь на гладкую поверхность сканера, и сразу почувствовала, как каретка считывателя зашевелилась под пальцами, обдав кожу теплом.

— Катерина Стрижанова, — Чой подслеповато уткнулся носом в монитор, — двадцать один год, студентка МФИ, пятый курс. Проживает по адресу проспект Левифанова, дом тридцать три, квартира два. Подрабатывает маг-программистом в компании 'Леприкон'.

— Уже не подрабатываю, — уточнила я со вздохом.

Дознаватель поднял на меня на глаза.

— У вас неэкранированный синдром Цефеиды, — цокнул он языком и прищурил и без того узкие глаза.

Вот черт, сейчас посыплются вопросы, мол, почему этого нет в базе. А внятного ответа на это у меня нет.

Однако, я ошиблась. Видать, несоответствия информации в базе с действительностью были в прокуратуре обычным делом.

— Вы были знакомы с этой девушкой? — на стол передо мной легла цветная глянцевая фотография. Я невольно вздрогнула. Инга, мертвая, распластанная, с закатившимися глазами и спекшимися от высыхающей пузырчатой слюны губами, поломанной куклой лежала на пыльном кавролине. Длинные белесые волосы взбитой соломой падали на лицо. Осыпавшаяся тушь залегла под веками. Боги, вот уж и правда, до чего же смерть способна изуродовать!

— Да, — голос враз просел и осип, — это Инга Кузина. Секретарша из деканата.

— Вы хорошо ее знали? — голос следователя был ровный и спокойный как у банковского автоответчика.

— Совсем не знала. Я видела ее только раз, когда на той неделе в деканат зашла за допуском на лекцию.

Вот тут-то вопросы посыпались из следователя как макароны из дырявого пакета. И что это была за лекция, зачем мне понадобился на нее допуск, и почему Кузина не хотела мне его давать. И как же я его умудрилась из нее все-таки выбить. И где теперь та запись на телефоне, которой я шантажировала Кузину. Пришлось рассказать про чашку кофе, выплеснутую на Вельса, а за одно и то, как я стала свидетельницей амурной отставки, выданной Инге по телефону.

Тут Чой поставил на бумагу чернильную кляксу, и принялся колдовать над ней с листом промокашки. На пару минут в комнате повисла тишина. Я украдкой из-под длинной челки (так, чтобы не встретиться глазами) продолжала рассматривать своего дознавателя. Казалось, на вид ему было лет тридцать. Худой, жилистый. Запястья тонкие, но не слабые. Руки ухоженные, ногти подпилены. А вот костяшки на руках сбиты — видимо господин Чой блюдет интересы предков и в свободное от работы время занимается каким-нибудь нетривиальным этническим мордобоем.

— Екатерина Алексеевна, — Чой вдруг резко поднял голову, застав меня в врасплох, — Я вынужден задать вам личный вопрос. Скажите, вы вступили в близкие отношениях с Филиппом Вельсом?

Кровь моментально бросилась мне в щеки. Вопрос был ожидаем и вполне логичен, но я все равно оказалась не готова. А ведь от этого ответа зависит моя жизнь.

— Я понимаю, — посочувствовал следователь вполне искрене, — Вам не приятен этот вопрос.

Металлический корпус ручки ударился об столешницу с тихим стуком, отозвавшимся у меня в ушах гулким многоярусным эхом. Снова больно кольнуло в затылке. И в тот же миг узкие глаза сидевшего передо мной Чоя, вдруг поменяли форму, став миндалевидными. Радужка выцвела, сделавшись серой. Вытянулось лицо. Короткие волосы в миг отросли и упали на высокий гладкий лоб Филиппа Вельса. Я опешила, отпрянула назад и наткнулась лопатками на шершавое дерево стены. Испуганно оглядевшись, я поняла, что кабинет следователя исчез, и опять нахожусь в уже знакомой мне комнате. Гран-маг шагнул ближе, и почувствовала, как властные сильные руки подхватывают меня под бедра, приподнимают над землей, еще сильнее вжимают в стену. В носу защекотал знакомый приятный запах. Я выставила вперед руки в попытке оттолкнуть Филиппа, вырваться, но едва пальцы только коснулись горячей кожи груди, как под кожей вспыхнул жар. Сердце бешено забилось. Перед глазами все поплыло. Помимо воли, мои ладони заскользили вверх по груди Филиппа, и уже через секунду я страстно обнимала гран-мага за шею...

Глава 13

Очнулась я уже на улице, ступеньках прокуратуры. В онемевших пальцах мерз телефон, мигавший последней палкой аккумулятора. Судя по тому, как заиндевели уши, стояла я тут уже порядочно. Вон и недавние курящие полицейские, все также куковавшие у урны, начали поглядывать на меня с интересом. Не желая и дальше привлекать их внимание, я быстро слетела по скользким ступенькам и поспешила скрыться за углом.

Оказалась я во дворе жилого дома. Обычном дворе, с цветными скамейками на пестрой детской площадке. Укутанные в платки и яркие шарфики детки под пристальным надзором бабушек с восторженными визгами скатывались с жестяной горки. Две пухленьких девочки лет пяти в одинаковых розовых шапочках с помпонами деловито лепили снежную бабу.

Я неспешно подошла к одной из скамеек и тяжело опустилась на нее, схватившись за голову. Закрыв глаза, я сосредоточилась и попыталась вспомнить, чем же закончился нас с Чоем разговор. Но увы, как я ни морщила лоб, ни терла виски — голова напрочь отказывалась сотрудничать. Четкие воспоминания обрывались именно в тот момент, когда Чой поинтересовался степенью близости наших с Филиппом отношений. Потом, кажется, снова привиделся полуголый Вельс и все! Дальше пустота! Я не помнила, ни что после этого говорила, ни что подписывала. Да что подписывала, я не помнила даже, как я из здания вышла!

Мне стало страшно! Вдруг следователь наплевал на мою неведомо откуда взявшуюся цефииду и таки вытянул из памяти воспоминания о похищении? Или же выбил признательные показания?

— Нет-нет! Стоп, паранойя! — успокоила я саму себя, — Не на детской скамейке я бы сейчас себе зад морозила, а пребывала бы в месте куда менее радостном. С перелопаченным мозгом и пожжённой мастерами исправительного центра аурой.

Может, потеря памяти — это так у менталистов выглядит подписка о неразглашении? Или же я имею дело с побочным эффект вмешательства Вельса в мои воспоминания?

В голову мне врезался шальной снежок. Детвора у горки разбушевалась, и пока я безуспешно пыталась наладить контакт со своей памятью, успела соорудить из снега крепость, и теперь во дворе шла самая настоящая снежная войнушка.

Ну что же, если не могу вспомнить, попробую предугадать. Ведь именно предугадывать, мне придётся на работе в качестве банковского маг-аналитика. Если доживу, конечно.

Порывшись в сумке, я достала блокнот и ручку. Нет, конечно, свою судьбу на годы вперед просчитывать я не собиралась. Тем паче, что это и невозможно. На протяжении жизни человека на него влияет слишком большое число непредсказуемых факторов, и ни у одного мага, даже самого мощного, не хватит интуиции их всех предугадать. Но расчет на конкретную ситуацию и на небольшой срок можно попытаться сделать. Именно в этом и заключается работа рядового банковского маг-аналитика: вычислить, сможет ли клиент вернуть краткосрочный долг или нет, используя свою интуицию и некоторые данные. Аналитики позубастее и со связями точно также изучают уже не людей, а целые компании на международных рынках ценных бумаг.

Открыв пустую страницу, я набросала по памяти систему маг-вероятностных уравнений второго рода. Задала временной предел в три дня (для простоты вычислений) и заполнила параметры исходя из ощущений собственной интуиции касательно недавних событий, а также знаний собственной биографии. Вывела транспонированную вероятностную матрицу. Принялась считать детерминант. Получится большой и положительный — будет мне счастье и избавление от всех проблем. Если же насчитаю большой отрицательный, то прямо отсюда пойду заказывать себе место на кладбище. А вот если величина будет маленькая, то знак не столь важен. Приложив усилия, можно ситуацию как улучшить, так и ухудшить. В этом случае, конечно, будут нужны совсем другие расчеты...

Увы, реальность так и не прекратила измываться надо мной. Тщательно посокращав пять строчек слагаемых я получила, на свою досаду — ноль! Может, я где-то ошиблась в вычислениях? Мне, правда, не свойственно ошибаться в таких вещах, но никто же не совершенен. Чертыхнувшись, я вырвала лист и проделала процедуру расчета заново, но уже не за три последующих дня, а за неделю и снова получила прежнюю дырку от бублика.

В растерянности я убрала блокнот обратно в сумку. Нулевой детерминант считался вырожденным случаем и практически никогда не встречался в расчетах так как банально не имел смысла. Говоря сухим математическим языком, он означал, что как минимум один из судьбообразующих векторов выражается через другие. Если перевести страшную математику на человеческий язык, то судьбообразющий вектор — это воля и действия человека, способные повлиять на ситуацию. Словом, у меня получилась полнейшая абракадабра -один участник событий по сути являлся другим участником событий или же, простите боги, целой их совокупностью. Бред какой! Может, просто моя интуиция как-то не так работает из-за этого внезапно обретенного синдрома Цефеиды?

Внезапно у меня заурчало в животе, да так громко, что бабушка на соседней скамейке сочувственно покачала головой и сунула мне под нос охапку ирисок. Вежливо отказавшись (не хорошо объедать пожилых людей) и клятвенно пообещав старушке съесть дома суп, я ретировалась к запримеченной мною на углу хлебной палатке.

У палатки было безлюдно. Реликтовые батоны в запревших пакетах уныло выстроились вряд на засиженных тараканами полках.

Усердно покопавшись в карманах, я наскребла немного мелочи.

— Булочку с маком, — я протянула монетки тощей продавщице с злым лицом.

— На паперти что ли стояла, — зло буркнула та и протянула мне замусоленный полиэтиленовый сверток, тут же с силой захлопнув мутное окошечко.

Я со вздохом развернула липкую пленку. Охристая глазурь сухими хлопьями посыпалась мне под ноги. Я вздохнула, булочка была возрастом с неделю, а то и две.

— Решила отравиться? — внезапно раздался у меня за спиной знакомый голос, и я вздрогнула от неожиданности, уронив несчастную булку прямо в желтый, описанный собаками, снег. Я устало обернулась. Филипп Вельс стоял от меня в двух шагах, небрежно сложив на груди руки. Редкие витающие в воздухе снежинки падали ему на открытую шею и таили, каплями стекая за ворот. Видать, никто ему так и не рассказал о существовании верхней одежды. Впрочем, может, так действует 'вампирья регенерация'?

— Садись в машину, — Филипп кивнул на рычащий позади него 'орфель'.

В салоне оказалось очень тепло. Замерзшие пальцы тут же болезненно закололо.

— Я не смогу тебе много рассказать, — начала я, когда Вельс сел в машину и завел мотор, — я не помню ничего с мо...

— Знаю, — перебил меня Филипп, оборачиваясь назад и резко выворачивая руль вправо дабы развернуть машину, — пристегнись, пожалуйста.

Чуть повиляв по дворам, машина выехала на шоссе. Мимо потянулись хмурые дома, фонарные столбы и начавшие вспыхивать яркие неоновые вывески магазинов. Зимний день был короток.

— Эти провалы в памяти...Что это? — спросила я, когда Филипп был вынужден остановиться на светофоре, — Последствия твоих действий с моим сознанием? Что-то пошло не так?

— Нет. — свет фар встречной машины осветил тонкий профиль Филиппа, неотрывно следящего за заснеженной дорогой, — Следователь заэкранировал часть твоих воспоминаний, чтобы ты не смогла рассказать кому-нибудь материалы дела. Стандартная практика на допросах.

— Но ты же говорил, что синдром Цефииды должен отбить желание у следователя рыться у меня в памяти?

— Он и не рылся у тебя в памяти. Воспоминания по-прежнему в твоей голове. Он поставил блок на участок твоей памяти, чтобы не имеющие полномочий, в том числе и ты, не могли туда заглянуть.

— Не сказать, чтобы я все поняла... А эти знания можно извлечь?

— Можно. На ментальном допросе.

— Ясно. Значит, нельзя.

В этот момент в лобовом стекле мелькнул знакомый натриевый фонарь и заляпанная объявлениями дверь моего подъезда. Быстро, однако. Как же это не плохо — владеть автомобилем. Не надо мерзнуть на остановке, дышать сигаретным дымом, а потом толкаться в набитом автобусе.

Аккуратно припарковав машину возле большого сугроба у входа, Филипп заглушил двигатель. От меня не укрылся его внимательный и настороженный взгляд в зеркало заднего вида. Я удивленно обернулась, однако ничего не обычного не заметила. Лишь пара влюбленных подростков гуляла по тротуару, целомудренно державшись за руки, да сосед дядя Миша лихо орудовал лопатой, силясь откопать из сугроба личный автотранспорт. Дядя Миша воевал с местной детворой, пытавшейся соорудить на высокой березе под его окном наблюдательный пункт. Малолетние шпионы то и дело соседом ловились и за ухо и препровождались к родителям, за что в последствии частенько бывали лишены воскресных мультфильмов. К несчастью дяди Миши, ребятня у нас оказалась злопамятная, и он то и дело страдал от мелких детских пакостей. То ему ручку входной двери зубной пастой намажут, то слово матерное на двери мелом выведут. С тремя ошибками. Или вот как сейчас, машину в сугроб закопают.

— Сейчас мы поднимемся к тебе, и ты быстро соберешь вещи.

— Что? — опешила я, — Какие вещи? Зачем?

Ответом мне был хлопок дверью. Филипп вышел из машины, обошел ее кругом, распахнул дверь с моей стороны и, загородив собой проем, протянул руку.

— Нет времени объяснять. Быстрее!

Резкость его тона разом привела меня в чувство, отозвавшись в голове вспышкой внезапной злости. Этот человек есть причина всех моих проблем и несчастий. Из-за него моя бабушка застряла между жизнью и смертью. Из-за него меня чуть не убили, и еще запросто могут посадить. Нет, что-что, а объяснения я точно заработала!

— Некогда объяснять, говоришь, — я упрямо задрала подбородок, — Быстрее? Знаешь, что, милый, я и с места не сдвинусь, покуда ты мне не все не объясни... Ай!

-Мне кажется, ты забываешься, милая, — с нажимом на последнем слове проговорил Филипп, бесцеремонно вытаскивая меня из машины за локоть. Пожилая соседка, старавшаяся не упасть на льду, подозрительно покосилась на нас.

— Отпусти! — дернулась я, — Сейчас закричу!

Филипп отпустил мою руку. Однако прежде чем я успела отскочить, вдруг обнял за талию, прижав к себе.

— Прекрати этот спектакль для пенсионеров, — тихо прошипел он мне на ухо. Пожилая соседка тут же приняла нас за выясняющую отношения парочку и неодобрительно покачала головой, пробурчав что-то о распущенных нравах молодежи.

— Не заставляй меня звонить в первую маг-больницу и отменять последний транш оплаты за пациентку Стрижанову Вэ. Ка.

— Что?! — не поверила я услышанному.

— Что слышала.

Я медленно закрыла глаза, чувствуя, как в груди расползается холод и отвращение. Значит, Александр все-таки позвонил гран-магу в ту ночь... А тот как раз узнал об убийстве... Как же, должно быть, обрадовалась эта расчетливая смазливая сволочь моей беде. Еще бы, возможность посадить меня на короткий поводок и заставить делать что угодно... Боже, как же я его ненавижу!

— Я знаю, — тихо, со вздохом, произнес гран-маг, и я вздрогнула, поняв, что сказала последнюю фразу вслух, — Поторопись.

Лишь, когда дверь квартиры захлопнулась за нами, Филипп, наконец, отпустил меня. Не задавая вопросов, я послушно прошла в свою комнату. Распахнув дверцу платяного шкафа, я окинула хмурым взглядом полки с аккуратно сложенной на них одеждой.

Дерматиновое жерло спортивной сумки, служившей мне для походов на физкультуру, за пару минут поглотило то немногое, что у меня было из одежды: три скромных вязанных свитера горчичной расцветки, одна кофточка с геометрическим узором, три застиранных майки, пара колготок, дешевые джинсы и немного нижнего белья. Пристальный взгляд Вельса, наблюдавшего за моими сборами лазером, жег мне лопатки. Стоило усилий заставить себя не оборачиваться. Наконец, гран-магу кто-то позвонил, он перестал буравить мою спину взглядом и скрылся в коридоре. Наверное, разговор не должен был коснуться моих и без того слишком много уже услышавших ушей.

Я уже закрывала молнию на сумке, когда на глаза попался зеленый лист Ваньки мокрого сиротливо торчавшего между занавесками. Вздохнув, я подошла к окну и откинула занавеску, намереваясь полить несчастное растение. Не известно, когда вернусь и вернусь ли вообще, но полбанки воды, стоявшей тут же на подоконнике, продлят ему жизнь.

— Отойди от окна! — вдруг громко выкрикнул у меня за спиной Филипп, и прежде чем я успела понять, что происходит, сильный толчок в спину отбросил меня на кровать. В тот же миг из окна выстрелил яркий плотный и искрящийся, будто бы лампа дневного света, луч. Дешевый пластиковыйсплафон вспыхнул красным и взорвался с оглушительным хлопком, щедро засыпав осколками все вокруг.

* * *

— Можно было бы сразу рассказать мне об опасности, — я с досадой осматривала длинный кровоточащий порез на ладони, следствие спринтерского ползанья на карачках по полу щедро посыпанном битым стеклом. Дабы не заляпать последние джинсы, мне то и дело приходилось по-вампирьи слизывать с ладони кровь.

— Я не был уверен, что дело не кончится истерикой, — невозмутимо изрек Филипп, выезжая из паутины дворов на шоссе и останавливаясь на светофоре.

— Ну да, шантаж жизнью моей бабушки меня невероятно успокоил! — выпалила я и тут же перепугалась за собственную дерзость.

Однако никаких смертных кар не последовало. Ответом мне были лишь странный уже знакомый мне взгляд, да автомобильная аптечка с бордовым крестом на кожаной крышке глухо шлепнувшаяся мне на колени.

— Прости, — тихо проговорил Филипп, отворачиваясь прежде, чем я успела разобрать в ночных сумерках его выражение лица, — я не должен был этого говорить.

— Испугался, что ты выскочишь из машины. — продолжил гран-маг после недолго заминки, — и я не успею тебя защитить.

Я в полнейшем замешательстве поспешила склониться над аптечкой в поисках пластыря.

— Защитить? От кого? -спросила я, пытаясь скрыть охватившее меня смущение. Еще чуть-чуть, и я поверю, что у него есть совесть.

— Сам бы хотел это знать, — ответил Филипп, не отрывая взгляда от дороги.

— Да ну! — не поверила я, — как же ты тогда прознал, что меня хотят убить?

— Из маг-расчета Мариуса-Смирнова.

— Ты сам делал на меня расчет?!

— Да.

Пластырь нашелся на самом дне аптечки. Увы, заклеивать кровоточащую рану одной рукой оказалось на редкость не удобно. С третьей попытки мне кое как удалось это проделать, но красное пятно тут же начало расползаться по матерчатой поверхности, сигнализируя, что пластырь скоро все равно отвалится.

Расчет Мариуса-Смирнова делали опять в тех же банках, когда просчитывали клиента на вероятность скоропостижной и внезапной смерти. Нет, мне не удивлял сам факт расчета. Филипп действовал вполне логично. Я — его единственное и драгоценное алиби, и конечно же он не заинтересован в моей внезапной кончине, вот и предпринял попытку подстелить соломку.

И тут меня осенило:

— Как эти типы могли применять магию? Тут же в каждом подъезде магоблоки понатыканы. Даже лампочку магией не зажечь, я пробовала!

Филипп устало вздохнул:

— В твоем подъезде он еще вчера не работал. В соседнем — всего на треть мощности.

Я тут же вспомнила плавно приземлившуюся на стол сахарницу, брошенную мною в Филиппа. Тогда, получив по голове полом, я не предала ей должного внимания.

— Не знала, что их, оказывается, можно сломать. — я вспомнила социальную рекламу, не раз крутимую по телевизору, где серьезный дядя в фуражке и погонах оповещал население в абсолютной стабильности и неубиваемости устройства. И он не врал, не раз мы с Маринкой наблюдали, как соседские мальчишки пытались расковырять чудо-устройство, если не магией, то обычным ломиком. Увы, попытки так и не увенчались успехом, а к родителям экспериментаторов днем позже явился участковый с разъяснительными беседами о том, как не хорошо поганить государственное имущество. Конечно, не проходило и недели, чтобы кто-нибудь снова не пробовал магоблок на прочность, но тот с достоинством все сносил и продолжал, как ни в чем не бывало, помигивать лампочками из-под потолка подъезда сквозь защищавшую его мелкосетчатую решетку.

— Ломать совсем не обязательно, — Филипп бросил короткий взгляд через плечо и повернул руль, уводя машину куда-то во дворы, — достаточно посадить аккумулятор.

Мои глаза медленно поползли на лоб.

— Но он же у них чуть ли не атомный, никогда не разряжающийся, способный работать лет двадцать без смены и зарядки! Секретная разработка!

— Атомный? — Филипп первый раз за весь день улыбнулся, — Магоблок сам подзаряжается от случайных выбросов силы. Для стабильной работы достаточно белого шума.

— Тогда в чем же проблема? — не поняла я. По белому маг-магнитному шуму я на первом курсе писала курсовую. Планета наша сама с превеликим удовольствием излучала магнитные волны. Однако то и дело увеличивающееся население, в особенности дети, не способные контролировать свои попытки поколдовать, тоже делали свой вклад.

— Проблема, как ты говоришь, в том, что это верно только для одного магоблока.

— То есть, если их несколько, то радиусы действия будут пересекаться. А так, как распределение шума по местности не равномерно, то может статься, что магоблоков слишком много. Магии им может перестать хватать, и в конце концов начнут разряжаться, — закончила я мысль гран-мага.

— В точку, — похвалил Филипп, резко притормаживая, дабы пропустить маму с коляской.

— Тогда не работающий магоблок, получается, случайность, — я попыталась понять, где мы находимся, но яркий свет фар потонул в темноте.

— Вряд ли. Достаточно поставить третий магоблок, с более мощным поглотителем, и старый сядет быстрее, чем за полдня.

Спросить или возразить что-либо я не успела, ибо в этот момент вспыхнул яркий свет, и я сообразила, что очутилась в подземном гараже. Ну не будет же Вельс парковать свою бесценную тачку у себя под окнами. Металлически лязгнувшие двери лифта пробудили во мне смутное чувство дежавю. Ровно, как и горящие неоном в полумраке цифры '2' и '9'.

Все встало на свои места, когда открылась входная дверь, вспыхнул свет, а взгляд непроизвольно уперся в уже знакомую ярко-желтую мерцающую кушетку.

— Вы что, — застыла я на пороге, — оба тут живете?

— Время от времени. — Филипп чуть подтолкнул меня в спину, заставив переступить порог.

— Время от времени? Это как?

— Это по очереди, — усмехнулся Филипп и, скинув небрежным движением ботинки, в одних носках, прошел в квартиру. Вспыхнул свет. В углу пола мелькнули знакомые мне люминесцентные часы.

— По очереди? — переспросила, было, я, но тут же осеклась. Щеки вспыхнули. Дошло, пусть и с опозданием, что значило это ехидное 'по очереди'. Означало оно, что на эту милую квартирку, предварительно договорившись, молодые люди приводили себе подружек на ночь. По очереди! Догадка моя подтверждалась просто-таки идеальной чистотой и характерным романтическим натюрмортом на ночном столике. Бутылка красного вина, два пузатых бокала и глиняное блюдо с фруктами, накрытыми девственно белой рифлёной салфеточкой. Мда, видимо, уборщица все вылизывает тут ежедневно, чтобы от предыдущей посетительницы и духу не осталось, подспудно расставляя новый реквизит для соблазнений.

Ничего удивительного, что я не обратила на это все внимания позавчера. Не до того было.

— Ванную тебе показывать, стало быть, не нужно, — Филипп повернулся ко мне спиной и принялся откупоривать бутылку красного вина.

— Желаешь? — Филипп протянул мне на половину наполненный пузатый бокал. Пурпурная жидкость чуть колыхнулась, оставив бордовый потек на прозрачной стенке, и память тут же учтиво дорисовала недавние мандариновые корки и лямку белоснежного бюстгальтера. Я судорожно сглотнула.

— Нет! Спасибо! — шарахнулась я так резко, будто Вельс предложил мне не вино, а цианид.

— Как знаешь, — пожал плечами Филипп и, сделав глоток, цапнул с блюда мясистый мандарин.

— Я..я на минутку, — придушенно пролепетала я, пятясь и с ужасом наблюдая как аккуратный серпантин мандариновой кожуры змеей выползает из-под сильных пальцев.

Влетев в ванную, я трусливо защелкнула за собой дверь и тяжело навалилась на нее спиной. Эти ведения... Боги всех континентов, надеюсь, они хотя бы не вещие?!

Попытка справиться с паникой ни к чему не привела. Я дико окинула взглядом ванную, размером с иную малогабаритную квартиру. Прямо напротив меня располагалась широкая столешница черного мрамора, с двумя вмонтированными белыми чашеобразными раковинами. Потревоженное недавними воспоминаниями воображение разом дорисовало влажную мускулистую грудь, в мелких пузырях и паре воды, пронизанном лучами света, будто-то лазером, широкие плечи... И как удачно подобрана высота столешницы, и установлены зеркала чтобы ...

— Если надумала топиться, то воды горячей нет, — раздался из-за двери невозмутимый голос Филиппа.

— Как это нет?!

Наваждение с меня тут же как рукой сняло.

— Авария. Обещают вскоре починить.

Гран-маг не шутил. В дальнем углу ванной, за прозрачной дверью навороченной душевой кабины, я заметила десятилитровое эмалированное ведро с кокетливой вишенкой на боку. А рядом, на мраморе пола цвета вороного крыла, валялся обычный кипятильник с красной ручкой и известный каждому, у кого отключали воду, алюминиевый ковшик... Да уж, кто бы мог представить столь значимую персону, намывающее свой напичканный дорогими магическими примочками организм стылой водой из красного алюминиевого ковшика.

Из ванной я вышла минут через пять. Решила умыться, дабы хоть как-то притушить чахоточно пылавшие щеки и привести в порядок путающиеся мысли. Надо же, кто бы мог подумать, Вельс в квартире с видом на мир сидит без горячей воды!

Филиппа в комнате не оказалось. Ровно, как и в квартире. Я просто почувствовала, что его тут нет. Та самая уже упомянутая эмоциональная сцепка, наверное, действовала. Не очень, впрочем, ей доверяя, я все-таки прошлась по квартире и даже пару раз окликнула гран-мага. В конце концов, в тот раз из-за неточности этого шестого чувства я едва не стала снеговиком. Никого, впрочем, не нашла.

К слову, спальня у гран-мага была не менее запоминающаяся, чем гостиная. То же самое нездоровое буйство красок и форм. Стены — бурые. В смежную стену с окном вделан шкаф-купе с зеркальной дверцей. Почти все пространство занимает внушительная белая кровать, низкая и круглая, как разделочная доска. В изголовье, с права и слева от кровати, мерцали всеми оттенками цветного витражного стекла две лампы с абажурами в форме не то черепах, не то осьминогов. Из картины на стене взирала на мир обнаженная матрона. Манерная, с томно опущенным взглядом, она почему-то была нежно сиреневого цвета. В последнем, впрочем, могло быть виновато освещение, тоже точечное.

Внезапный звонок в дверь заставил меня прервать осмотр чужой квартиры. В след за звонком раздалось бравое 'Это Владимир', слышное даже сквозь несколько слоев железа и шумоизоляцию.

Дверь пришлось открыть. Владимир заходить в квартиру не стал. Вместо объяснений он неспешно выставил в перед руку с оттопыренным указательным пальцем, откуда свисал пахнущий жаренной рыбой полиэтиленовый кулек — новая порция ресторанной еды.

— Прошу прощения, — на его суровом непроницаемом лице не дрогнул ни единый мускул, — это последний раз. Экономку не предупредили о вашем приходе.

— Да ничего, — я сняла пакет с пальца и задумалась, какую именно роль этот амбал играет при Вельсе. Нет. Он не телохранитель. Для этого гордого звания он как-то подозрительно часто не находится рядом. Едва ли Вельс в случае нападения киллера просит того подождать чуток, пока он дозвонится до Владимира и попросит приехать.

Бросив короткое 'доброй ночи', Владимир вознамерился уйти. Его спина уже почти поравнялась с дверями лифта, когда я вспомнила о Маринкином телефоне, сиротливо лежавшим на дне сумки. Черти всех континентов! Это же ее единственный телефон!

— Подождите, — крикнула квадратной как шкаф спине.

Владимир обернулся.

Не могли бы вы передать моей подруге телефон? Марине Голубевой.

Владимир обернулся.

— Конечно, — его водянистые глаза не мигали. Прямо как у змеи.

— Спасибо... — я со всех ног бросилась к сумке.

Трубка нашлась не сразу. Сборы в нервной обстановке попытки отправить меня на тот свет не способствовали аккуратному сбору вещей. Владимир, меж тем, терпеливо ждал в дверях, непринужденно оперевшись о косяк.

— Вот, — наконец протянула я ему розовый телефон-раскладушку, тут же утонувший широкой шершавой ладони помощника Вельса. Кивнув мне Владимир ушел.

Лишь, когда двери лифта закрылись за Владимиром, я поняла, что забыла сообщить ему адрес.

Глава 14

Усевшись за барную стойку, я принялась за принесенную мне рыбу. Кажется, это был палтус в горчичной подливе со специями. Очень вкусно! Особенно с учетом того, что, со вчера у меня даже крошки от булки с маком, не было.

В одном из шкафов нашелся заурядный чай в пакетиках и набор белых безликих кружек. Достав одну, я заварила чай, разогрев предварительно воду в микроволновке. Чайника в окрестности я нигде не углядела.

Прихлебывая чай, я принялась смотреть в окно. Шел снег. Белые рыхлые хлопья летели вниз, навстречу уже и так мохнатым крышам. Огни далеких светофоров размеренно мигали то красным, то желтым, то зеленым. Жучки-машинки быстро сновали между перекрестками. Освещенные окна домов напротив, казавшихся коренастыми карликами рядом с великаном-небоскребом, будто пиксели на мониторе, складывались в цифры и причудливые фигуры. Когда-то давно, еще в детстве, когда ни я ни Маринка не имели представления о предсказаниях, мы пытались предсказать оценки за контрольные. Увидела первой цифру '4' — будет за контрольную четыре, а если '2', то пара и укоризненный взгляд от родителей. Естественно, угадывали. Только три года назад, на курсе по аналитическому предугадыванию, мы с подругой узнали о принципе таро, и что дома с цифрами тут совсем ни причем.

Мысли мои то и дело возвращались к Вельсу, что меня отнюдь не радовало. Я по-прежнему прекрасно понимала, что меня используют, но ненавидеть как раньше уже не получалось. Ну не могу я ненавидеть человека, который пусть и с расчетом, помог моей бабушке. Еще это извинение его дурацкое...

Я резко поднялась, отодвинув чашку. Все это последствие наложения усиливающейся эмоциональной сцепки и эротических наведенных ведений! Пройдет!

Переодевшись в спальную майку и серые пижамные штаны, я принялась укладываться спать. Сумку с вещами задвинула под уже знакомый мне и моей спине сюрреалистический диван. Растянувшись на нем в полный рост, я сунула под голову валявшуюся тут же красную как зад макаки подушку, и сообразила, что у меня нет одеяла. Пришлось подняться и отправиться на поиски.

В гостиные одеяла не нашлось, что не удивительно. Едва ли подруги гран-магов после пары бокалов вина и, хм, мандаринчиков, поворачиваются к ним спиной и, накрывшись, с головой одеялом, тут же с храпом засыпают. В дверях спальни я в нерешительности потопталась, ибо единственным видимым мною покрывалом было то, что лежало на хозяйской кровати. Копаться в хозяйских шкафах я не рискнула, и, смирившись с мыслью, что придётся спать в свитере, собиралась вернуться в гостиную, когда внимание мое привлек ноутбук, мигавший зеленой лампочкой в боку тут же, на ночном столике. Хороший ноутбук. Фирменный, как сейчас помню, поглаживала такой в магазине. Оперативочки — под завязку, быстрый жесткий диск, видеокарта, отменный экран, и даже, боги всех континентов, распознаватель ауры! Вещь дорогая, хотя надобность ее весьма условна. Да, если ноутбук украли и увезли на край земли, то открыть его не смогут. Но если владелец находится в непосредственной близости от машины — проблема автоматически снимается.

Консультант, видимо, по одежке высчитавший, что я такой точно в ближайшую сотню лет не куплю, то и дело норовил выжить меня, подходил раз в пять минут и интересовался, чем он может быть мне полезен. Ну да, не на калькуляторе же Вельс заниматься должен. Еще, поди, и программное обеспечение у него лицензионное...

Не удержалась. Погладила чуть шершавую серебристую поверхность, и, чуть нажав на крышку — открыла.

Ничего особенного я не увидела. Сиреневая заставка, белое поле для логина и пароля. Восклицательный знак с предупреждением о несовместимости аур. В голове тут же промелькнула гадская мыслишка ввести трижды случайную комбинацию букв и заблокировать гран-магу машину.

Со вздохом я положила ноутбук на место. Приступ внезапной досады сделал меня наглее, и я резким рывком стащила с кровати пресловутое белое покрывало, и обмотавшись им наподобие приведения, поплелась на свой диван в гостиной.

* * *

Проснулась я от того, что кто-то не громко говорил, стоя у меня в изголовье.

— Александр Васильевич, что мне делать с барышней и ее сумкой?

— Оставьте, как есть.

— Но я не смогу убрать под диваном!

— Оставьте.

— Тогда ко мне — никаких претензий!

Я подскочила, как ужаленная. На табуретке, на том самом месте, где я вчера сидела, восседал Ильинский и задумчиво тыкал кнопки на телефоне. Одет гран-маг был в обычные синие джинсы и белую футболку с принтом. Длинные черные волосы были буднично собраны в хвост. Тут же стояла большая чашка, судя по терпкому витающему кругом запаху, чашка с кофе.

— Доброе утро, — насмешливый синий взгляд поверх чашки.

— И тебя тоже, — буркнула я и поймала неодобрительный взгляд маленькой седовласой не молодой женщины в косынке, являвшейся, по всей видимости, той самой экономкой.

— Завтракать будешь?

— Буду. Ой! — я почувствовала, как у меня из-под зада бесцеремонно выдергивают покрывало.

— Мне кровать застилать, — запальчивым шёпотом (чтобы Александр не услышал) пояснила тетка и тут же обратилась к гран-магу сахарным тоном, — Александр Васильевич, я уже говорила Филиппу Анатольевичу, что завтра и послезавтра не смогу прийти. У меня врач. И процедуры. Вместо меня опять дочка будет.

Во взгляде экономки мелькнул явственный лучик вполне понятной материнской надежды — сосватать дочь за богатого и красивого. Что же, ее не сложно было понять. Какая мать не хочет для дочери лучшей судьбы?

-Хорошо, — ответил гран-маг, не отрывая головы от экрана телефона.

Это равнодушие не понравились экономке. Недовольно поджав губы, она бросила на меня еще один неприязненный взгляд и ушла в комнату, утаскивая за собой многострадальное спальни покрывало.

Я не заставила просить себя дважды и уселась за стол в двух барных табуретках от гран-мага. Обещанным завтраком оказалась плошка овсянки с орехами, чашка восхитительно пахнущего кофе и два демократичных бутерброда с копченой колбасой..

Александр по-прежнему не отрывался от телефона. Большой палец гран-мага лениво скользил по сенсорному экрану. Исподволь я на мгновение дольше, чем хотелось бы, задержала взгляд на его красивом лице и почувствовала, как неприятный комок подкатывает к горлу. Этот человек спас мне жизнь, не дал замерзнуть на ступеньках университета, попытался помочь бабушке, а когда не смог, передал мою просьбу Филиппу. А я так толком и не поблагодарила его, сбежала. Едва ли ту бумажку, что я оставила, можно считать достойной благодатностью. Он ее вовсе мог и не увидеть — экономка могла ее и выбросить...

— Ты о чем-то хочешь меня спросить, но боишься? — прервал мои терзания Александр.

— Да, то есть нет, — смутилась я, — еще раз хотела сказать тебе спасибо за помощь. Если бы не ты, то...

— Не за что, — не дал мне закончить гран-маг и на короткий миг оторвал глаза от телефона. Моя благодарность ему почему-то была явно неприятна.

Чтобы скрыть смущение, я взяла с тарелки бутерброд.

Нравятся 'Звёздные Волки'? — вдруг внезапно спросил Александр.

— Что?

Гран-маг молча кивнул на мою спальную майку, на черном фоне которой была изображена одинокая среброгривая барышня, худая и тонкая как смерть, чесавшая в лунном свете носы двум белым волкам. Над барышней раскинулась внушительная надпись, выведенная готическим шрифтом 'Звездные Волки' на индосском.

— Ах, вот ты о чем. Да, — кивнула я, — нравятся.

'Звездные волки' являлись известной индосской рок-группой с хорошо поставленным женским оперным вокалом. Мы с Маринкой, еще будучи в школе, не пропускали ни единого их нового альбома. Страшно вспоминать, сколько школьных обедов было не съедено, зато сколько денег было сэкономлено и сколько дисков было куплено вскладчину, сколько журналов было раскуплено ради одной единственной фотографии любимой группы.

Варвара Кузьминична только вздыхала, глядя, как инфернальная брюнетка в компании пяти волосатых дядечек разной степени свирепости загадочно озирает комнату с настенного ковра.

А вот Маринка пошла заметно дальше и завесила постерами не только все четыре стены в своей комнате, но и дверь с потолком. Даже мне при взгляде на этот иконостас становилось не по себе.

Увы, побывать на их концерте мне не довелось. 'Звездные Волки' так и не добежали до сценических площадок нашей страны. Маринке же повезло больше. Родители как-то вывезли ее на пару недель на курорт в одну из соседних стран, где по счастливой случайности, выступали и волки в рамках очередного международного тура. Словом, что бы мне не было совсем уж обидно, подруга привезла мне с концерта майку. Обидно, конечно, все равно было, но майка на долгие три года стала гордостью моего шкафа.

Шли годы, рок— фанатизм в нашей крови несколько поугас. Ковер мой сразу с поступлением в институт обрел свободу. Майка поистрепалась и перешла в разряд ночных рубашек. Маринка и вовсе сразу по окончанию школы умудрилась запродать свой иконостас какой-то малолетней фанатке. Но все же их песни по-прежнему в больших количествах водились в моем плеере, и я все также старалась не пропускать выходов новых альбомов.

Дальнейшего развития музыкальной темы не последовало, ибо мой телефон разразился звонкой трелью. Пришлось встать и плестись к сумке под кушеткой.

Разумеется, телефон оказался на самом дне — впопыхах я запихнула его, не глядя в самую глубь сумки. Но Маринка не была бы Маринкой, так что перезванивать мне не пришлось.

— Стриженова! Если ты мне сейчас все не расскажешь, я объявлю голодовку, и моя смерть будет на твоей совести! В половине второго ночи мне в дверь звонит трехсворчатый шкаф и, не представившись, спрашивает: 'Марина Голубева тут живет?'. Боги, весь дом перепугался! Думала, по мою душу мафия явилась. Отец, было, соврать пытался, сказать, что нет тут таких. А этот бугай, пододвигает моего папку в сторону и меня пальцем манит. Я — ни жива не мертва стою. В пол вросла. А этот шкаф просто кладет мне в руку телефон, чеканит 'От Стрижановой Екатерины', разворачивается и уходит!

Я нервно оглянулась на Александра и уже собиралась просто положить трубку, мол, якобы вызов сорвался с целью позвонить позже, когда будет удобнее. Но болезненный тычок локтем под ребра заставил меня ойкнуть прямо в динамик.

— Катька! Не молчи! Я же слышу тебя, — тут же возмутился телефон звонким голосом подруги.

— Шалава! — злобно прошипела у меня за спиной экономка, — развалилась тут, где люди ходят. Ничего! Скоро тебя отсюда выкинут! Будешь знать, как в постель к мужикам напрашиваться!

И тут же елейно-вежливо заворковала:

— Александр Васильевич, работа готова, принимайте!

Гран-маг оторвался от телефона, поднялся и полез за бумажником.

— Кать! Ну не молчи ты! Я же волнуюсь!

Ну не ввязываться же мне в перепалку с этой вредной теткой! Чертыхнувшись, закрыла трубку рукой и вышла в свободную комнату.

Отделаться от Маринки было не просто. Подруга правда переживала и даже едва не обиделась, когда я снова отказалась рассказывать, сославшись на очередное 'потом'. Нужно ведь сесть, и набросать план рассказа. Безопасного рассказа, в котором будет отсутствовать взрывы в лесу, прицельный луч в окно и подсаженный в черепушку, как его там, эмоциональный маркер.

Когда, наконец, разговор был закончен, разумеется, с самым последним железным обещанием в следующий раз рассказать все-все-все, и я вышла из комнаты, в гостиной уже никого не было. Ни гран-мага, ни вредной экономки. Я облегченно вздохнула. Вот же противная тетка какая! Ну хочешь ты сосватать свою дочку за гран-мага, но обзываться-то зачем? В конце концов, их же тут два. Куда столько твоей драгоценной дочке?

И тут внимание мое привлекла ручка двери в ванную, ярко сверкавшая чистотой как свежевымытый бок самолета. Я подошла поближе.

— Ну так и есть, — сказала я вслух, рассматривая еле заметную черную ниточку, намотанную на основании ручки. Приворот. Стандартное наведение через предмет. Привораживаемый объект должен коснуться нитки, чтобы приворот активизировался и попытался видоизменить ауру.

Приворотная магия, разумеется, запрещена, но ею пользуются все, кому не лень. Причем так часто, что защита от нее входит в стандартный охранный амулет, что предлагается за копейки даже в обычных городских поликлиниках. Но, как говорила одна моя знакомая врач, ставившая мне диагноз 'грипп' через три месяца после прививки от оного: 'От всего гриппа, не привьешься.'. Вот и привороты год от года видоизменялись и совершенствовались, дабы хоть частично пробиться сквозь защиту амулета, разумеется тоже постоянно обновляемую. В случае частичного успеха приворота заказчику любови до гроба, конечно, ни в коем случае не светило, но на вспышку внезапной страсти рассчитывать вполне было бы можно. Особенно если привораживаемый не обладал железобетонными принципами, способными отразить внезапную вспышку гормонов в крови.

Однако на что рассчитывала экономка, вешая подобную штуковину в квартире своих работодателей, я не до конца понимала. В том, что антиприворотная защита у них не прошибаема, можно было не сомневаться. Иначе гран-маги не только уже давно остались бы без денег в виду слишком частых свадеб, разводов, выплаты алиментов и откупов от изнасилований, но и с паленной аурой во всю наглаживали бы мягкие стеночки в городской психушке, а то и вовсе возлежали бы на кладбище.

При взгляде на недоеденный бутерброд от неприятной мысли зачесалось подбитое паленом плечо. В погоне за сердцем и кроватью гран-магов с этой экономки станется напакостить мне. И ладно если попытаться наслать проклятье. Не страшно — я свои охранный амулет обновлять не забываю. Но ведь может и просто стрихнину в суп насыпать...

Усилием воли я придушила выползшую, было, паранойю. Тебя, Стриженова, чуть не взорвали и не справили из твоей бренной плоти шашлык на лазере, а ты какой-то полупомешанной на матримониальных планах тетки испугалась.

Достав из сумки маникюрные ножницы, я аккуратно перерезала нитку. На всякий случай. Вдруг, если кто-то не тот нитки коснется, то его понос прошибет. Кто знает юмор этих подпольных умельцев.

* * *

Расправившись с завтраком я несколько минут наблюдала за работниками ЖКХ расторопно срезавших сосульки с крыши дома, напротив. Ребята работали шустро. Сшибленные лопатами сосульки так и сыпались с шестнадцатиэтажной высоты, прямо на огороженные полосатыми конусами территории. Магического лазерного луча в эту квартиру я не боялась. Еле заметный слой красной блестящей фольги, следовавший за оконным утеплителем, ровно, как и легкое покалывание пальцев при прикосновении к стеклу отчетливо говорили о том, что бояться мне нечего. Это окно было бы не просто прошибить и баллистической ракетой.

Затем я еще раз прошлась по квартире. Захотелось осмотреться на новом месте принудительного жительства на этот раз на свежую голову. Не знаю, на долго ли я тут, но фраза 'ты переезжаешь ко мне' едва ли подразумевала одни единственные выходные.

В очередной раз подивилась излишне буйной фантазии дизайнера. Это сколько же надо было выкурить мафриуса, чтобы догадаться присобачить часы на пол! А эти вырвиглазные оттенки мебели?

К моему немалому удивлению, комнат в квартире оказалось не две, а три. Не заметила я раньше дверь напротив спальни, ведущей, как оказалось, в весьма уютный кабинет. Дизайнера-наркомана сюда, по всей видимости не пустили, от чего кабинет напоминал именно кабинет, а не полупереваренный обед динозавра. Два высоких, в потолок, деревянных книжных шкафа со стеклянными дверцами. Деревянные стол с единственным ящиком и офисный вращающийся вокруг своей оси стул с настраиваемыми подлокотниками и спинкой. На столе, рядом с обычной настольной лампой под зеленым абажуром, лежал уже знакомый мне ноутбук, по всей видимости, перекочевавший сюда из спальни на зарядку.

Я прошлась взад-вперед вдоль полок с книгами, просматривая корешки. Литература была в основном научная. Учебники по теории маг-вероятности, телекинезу, уравнениям математической и физической магии. Впрочем, от меня не укрылось несколько детективчиков, стыдливо притаившихся между основами вычислительной магии и сборником заданий по магфизике твердого тела. И ни одной книги по ментальной магии..., Впрочем, ничего удивительного, кто ж учебники по секретной дисциплине на обычной книжной полке держит? Их, поди, и на руки только под расписку дают... Взгляд сам вернулся к письменному столу и остановился на металлической ручке ящика...Ну да, лазить по чужим столам не хорошо. Но с другой стороны, а почему бы и нет? Хоть взгляну, как они выглядят, эти учебники по ментальной магии. И, если повезет, за одно узнаю побольше о пресловутом эмоциональном маркере в моей голове. Да и как-то подозрительно мало рассказал мне Вельс о побочных эффектах.

Разумеется, ящик оказался закрыт. На глухо. На кодовый замок из восьми делений с буквами и цифрами. Эх, еще если бы из пяти, да просто цифр, то можно было попытаться интуицией сократить число возможных комбинаций, а там и метод обычного перебора применить, но замок был сделан явно не для видимости.

Впрочем, попытка — не пытка.

Я коснулась пальцами прохладных металлических барабанчиков с буквами и цифрами, смежила веки, прислушиваясь к себе.

Сначала ничего не происходило, но потом чернота перед глазами вспыхнула миллиардами белых сверкающих точек, тут же сложившихся в тысячи очередностей букв и цифр. Их были тысячи, тысячи вращающихся, летающих, висящих и вибрирующих комбинаций из восьми позиций. Я глубоко вздохнула, расслабляя плечи. Сейчас, сейчас заработает интуиция, и самые невероятные комбинации пропадут. Вот они начали гаснуть, сразу скоплениями, тысячами, оставляя вместо себя темные рваные пятна.

Я не ожидала чуда. Больше половины вариантов моя интуиция все равно не уберет. По-прежнему останутся тысячи вариантов. А какая разница — тянуть один случай из пяти ста тысяч вариантов или из миллиона? Да никакой, если у тебя в запасе нет вечности.

Однако последовательности продолжали гаснуть. Более того, скорость их исчезновения вопреки объяснимому явно росла. Еще минута, и перед глазами осталась только одна комбинация. Одна!!!

Мои пальцы дрогнули, и я принялась крутить барабанчики делений.

Взведенным курком щелкнул в тишине замок. Еле слышно скрипнули полозья, выпуская ящик из-под стола. Но мне уже не было дела до его содержимого.

Черт! Черт! Этого просто не может быть. Он просто сломан. Боги всех континентов, сделайте так, чтоб он был сломан!

Я захлопнула ящик и сбила позиции первых двух делений, легонько дернула за ручку. Дернула сильнее, потом и вовсе изо всех сил потянула не себя. Увы, боги не собирались внимать моим мольбам. Ящик был закрыт.

— Нет, — попыталась я успокоиться, — В конце концов и в лотерею люди выигрывают. Ну свезло мне вытащить комбинацию, одну из миллионов. Писали же в учебнике, что изредка такое бывает. Да и теория образования жизни на земле гласит о случайном характере последней.

Но даже самой подобное объяснение показалось притянутым за уши. Оставив ящик в покое, я прошла в комнату и достала ноутбук. Свободной розетки в гостиной не оказалось, и мне пришлось пойти в спальню, отключив одну из ламп. И как так можно было спроектировать комнату в наш век с таким маленьким количеством розеток?

Пришлось подождать пару минут, пока загрузится система. Ткнув в настройки сети, я выбрала первую попавшуюся и нажала на кнопку 'соединить'. Тут же выскочило окошко, запрашивающее пароль. Чуть поколебавшись, я снова закрыла глаза. Я была уверена, что на этот раз точно не сработает. Длина пароля могла быть практически любой. К тому же еще добавлялись заглавные буквы и дополнительные символы. Это же миллионы комбинаций.

Когда я открыла глаза, прошел час. Я ввела увиденный пароль и обреченно нажала на кнопку ввода. Чуть подумав, компьютер сообщил, что связь установлена. Недолго думая, я зашла на страницу университета. Чуть поколебавшись, я таки ввела в окно учетной записи адрес электронной почты Маринки... На этот раз час мне не понадобился. Маринкин пароль, всплыл перед глазами почти сразу... Почту подруги я читать не стала...

В висках кольнуло болью, я отложила компьютер в сторону и откинулась на кровать. Пугаться сил моральных уже не было, а вот удивляться пока еще получалось. Как вообще, черти всех континентов, такое возможно? Голой интуицией, без использования сложного математического аппарата по сокращению вероятностного пространства, если поднапрячься, можно точно угадать одно число из ста. Ну, максимум, из тысячи, если ты очень одарен и у тебя огромный, тысяч на пять единиц, колодец. Я же только что вытянула одну комбинацию из миллионов...

— Стоп! — вдруг осенило меня, — Браслет! Браслет из шариков, который я подобрала у того НИИ. Это, видимо, был какой-то сверхмощный накопитель! Возможно из тех, что используются маг-компьютерами для генетических расчетов. Боги, а я его с дуру на руку напялила! Вот от чего у меня, наверное, так-колодец-то скакал! Сидром Цефеиды — тьфу!

Однако, на запястьях ничего не оказалось. Но, как минутой позже выяснилось — только на первый взгляд. Стоило мне немного повернуть правую кисть, как под кожей запястья тут же обнаружились несколько сцепленных между собой небольших уплотнений, абсолютно безболезненных. Повертев рукой и так, и сяк, я поняла, что уплотнения опоясывают руку по кругу...

Приступ паники был ужасен. Я едва не вскочила с кровати и не бросилась в кухню в поисках ножа дабы тотчас же вырезать проклятый браслет, не ведомо как ушедший под кожу. Я слишком хорошо помнила историю артефактной магии, а в частности проклятия-казни, которыми в совсем не гуманные средние века отправляли приговоренных на тот свет. Надевали на руку приговоренному такой вот браслетик, тут же впивавшийся в тело, и в клетке выставляли на площади, где деструктивная магия, залепленная в проклятии, за сутки заставляла аннигилировать кожные покровы. Несчастные, как правило, умирали от болевого шока.

К счастью разум оказался сильнее. Во-первых, перережу себе вены, ибо правша и левой рукой нормально могу только в носу ковырять. А во-вторых, не понятно, как поведет себя браслет, если его извлечь. Вдруг, стоит мне только надрезать кожу, как он рванет, раскидав меня на множество маленьких поросят? Да и проклятием этот конкретный браслет точно не является. Мои проблемы начались до того, как я его подобрала. Более того, без него туго бы мне пришлось на допросе у следователя...

Скрежет ключа в замочной скважине разом вывел меня из деструктивной задумчивости.

Хлопнула дверь. Послышался шелест целлофана и бумаги. Звякнули бутылки. Запищал открытый холодильник.

Пришлось подняться и пройти в гостиную. Интересно, кто это так по-хозяйски орудует на кухне?

— Ой, — пискнула от неожиданности худющая чернявая девица в обтягивающих блестящих джинсах и тут же, споткнувшись, выронила огромную, почти с нее саму размером, картонную коробку. Та глухо стукнулась об пол, распахнулась, и на пол вывалились ворох черных тряпок, оберточной бумаги и внушительный моток черной же проволоки.

Повторно ойкнув, девица уселась на корточки и, выпятив вперед худые, как у кузнечика коленки, принялась собирать выпавшее добро обратно в коробку. От зрелища ползающей у меня в ногах девицы мне в раз стало не ловко, и я поспешила усесться рядом с целью помочь.

К моему немалому удивлению, первая же попавшая мне в руки тряпка оказалась сильно декольтированным корсажем, отделанным черным бархатом и кружевом. Кусок проволоки, сам по себе размотавшийся в руках девицы, с минуту вызывал недоумение у нас обеих, ибо очень смахивал на предмет культуры любителей боли и подчинения, прежде чем до меня дошло, что это всего лишь юбочный каркас. Судя по кокетливой подушечке на ленточках — еще и с турнюром. Сетчатая топорщащаяся охапка оказалась подъюбником, а огромный кусок черного вышитого атласа — верхней юбкой.

— Света, — смело протянула мне руку девица прямо над коробкой, едва злосчастная юбка была отправлена назад под крышку, — дочка Ядвиги Павловны. Готовить и убирать пришла вот.

— Екатерина... — заторможено ответила я, пожимая Светину ладонь и с содроганием рассматривая на полу черную ленту с серебристыми черепами, слетевшую с коробки.

— Очень приятно, — кивнула Света и тут же подтолкнула коробку ко мне, — Это вам от господина Вельса. Он передать просил, чтобы вы были готовы к семи.

От кривой ухмылки удержаться не получилось. Умом я понимала, что для поддержания нашего алиби мне придется часто с Вельсом в так называемом свете, но уведомительный характер приглашения не мог не вызвать во мне хотя бы внутреннего протеста. Впрочем, разве я открыла для себя в гран-маге что-то новое?

Глава 15

К моему немалому удивлению Света оказалась милой и дружелюбной девушкой, немного болтливой, но очень страдающей от навязчивых матримониальных идей своей тираничной мамаши. Ядвига Павловна считала своим долгом внимательно следить за гардеробом дочери и не выпускала ту из дому, покуда не сама не утвердит каждую надетую вещь, ибо считала, что дочь всегда должна быть достойна одета для встречи с потенциальным правильным женихом. То же самое касалось прически и макияжа — Свете не дозволялось самой выбирать косметику, марку туши или цвет помады. Правильные женихи, согласно мнению Ядвиги Павловны, встречались только в телевизоре или на страницах глянцевых журналов.

— Раз в телевизоре — значит, богатые, — грустно процитировала свою мать Света, — она половину своей зарплаты спускает на привороты актеров, бизнесменов и депутатов. И понимать не хочет, что со мной на трамвае такие люди не ездят. Да и кто ей не продаст реально-действующий приворот на такую рыбу? Сесть-то нет желающих. Полиция уже дважды приходила, разъяснительные беседы о вреде и противозаконности этой магии проводила. Все бесполезно! Покупает и покупает!

— У подставного мага товар приобрела? — спросила я не мало удивившись. Согласно нашим законам, и покупатель и продавец приворота прямой наводкой отправлялись в исправительный центр с, цитирую телевизор, целью принудительной корректировки намерении. И как это наши полицейские аж два раза отпустили такую упорно заблуждающуюся особу как Ядвига Павловна?

— Да, — кивнула Света, — Слава богам, брат моего парня работает опером в нашем управлении, — оба раза помог, но ведь долго так продолжаться не может, правда?

Увы, будучи студенткой дневного отделения кулинарного колледжа, Света все еще сильно зависела от матери. Не смотря на постоянные подработки и наличие выше упомянутого молодого человека, студента того же самого колледжа, возможности съехать от матери у девушки пока не было.

Тем не менее, кое-какое неповиновение Света себе все-таки позволяла. Например, из дома она уходила в том, во что одела ее мать, но тут же устремлялась в туалет ресторана быстрого питания напротив дома, где переодевалась в более приятную ей одежду. Разумеется, обратный путь домой проходил через тот же самый туалет по вполне понятным причинам.

— Ты не подумай, Катерина, сама я так в жизни бы не вырядилась, — замялась Света, оттягивая штанину, тут же пошло блеснувшую люрексом, — ресторан сегодня оказался закрыт. Вот и решила — все равно тут в рабочее переодеваться... Не возражаешь, если я переоденусь?

— Нет... Нет конечно!

— Отлично! — Света подошла к холодильнику, чуть нажала на что-то незаметное, раздался тихий металлический скрежет, и в стене вдруг открылся небольшой узкий проход, откуда тут же вывалилась швабра. Подобрав швабру, Света на секунду скрылась в проходе. Громыхнуло — видимо, девушка случайно споткнулась о ведро. Через несколько минут Света вышла обратно — в обычных, без люрекса, прямых джинсах, красной водолазке, с высоко зачесанными в узел волосами, замотанных косынкой. В таком виде Света выглядела гораздо лучше. Настолько лучше, что я невольно почувствовала неприятное ощущение под ложечкой. Чаянья Ядвиги Павловны на деле были не столь уж беспочвенными.

— Сейчас будем готовить обед! — радостно доложила девушка, надевая передник, силиконовые перчатки и берясь за нож. Только бы моя маменька не пронюхала про мой трюк с переодеванием. Я свои вещи тут храню. Дома ведь найдет, мне тогда совсем житья не будет!

— Может, тогда не стоит прятать вещи в кладовке? Твоя мама здесь по нескольку раз в день убирается. Высока вероятность, что найдет.

— А ... — отмахнулась девушка, — это я тут по нескольку раз в день убираюсь, а не она. Я сегодня с утра зачет сдавала по салатам. Пришлось маменьку просить подменить.

Осознав, что Света вознамерилась готовить обед для меня, я тут же попыталась отказаться. Не получилось. Набиться в помощницы — тоже. Студентка кулинарного колледжа очень ревностно защищала то, за что, по получала зарплату, и мне ничего не оставалось кроме как оседлать табурет и с удивлением наблюдать за тем, как ловко Света орудует ножом.

— Вот это да, — не удержалась я, оценив с какой скоростью Света только что покрошила перья лука, да еще так мелко, — на это можно бесконечно смотреть.

— Спасибо, — рассмеялась девушка, — у нас несколько лекций на первом курсе посвящены способам нарезки зелени. Надеюсь, ты оценишь мою готовку. Первый раз готовлю что-то под заказ, а не на оценку.

— Первый раз? — удивилась я, — разве ты не готовишь тут каждый день?

— Нет. До сегодняшнего дня меня об этом никто не просил. Только уборка. Я и гостей-то тут до тебя ни разу не видела, — Света весело и многозначительно мне подмигнула.

— Не было гостей? Ни за что не поверю, что ни один из гран-магов не приводил сюда подружек, — вырвалось у меня.

— Приводили конечно. Но в час ночи за ними всегда приходило такси. Ой, не делай такие глаза, Катя. В мою обязанность входит оплата счетов, и счета на такси — одини из них. Чеки в почтовый ящик приходят, в них время вызова и указано. Я раз в две недели все их собираю и бегу в сберкассу оплачивать специальной карточкой. Знала бы ты, какие иногда странные девушки бывают. Трусы и лифчики через раз оставляют. Ума не приложу, как можно было уйти без трусов? Даже если ночка на досуге жаркая выдалась... Тут целый месяц блондинка эта крашенная была. Линяла, что кошмар! Такие конские гривы из раковины вынимать приходилось. Еще все зеркало стойкой помадой заляпала.

— Ой! — спохватилась вдруг Света. — Зачем же я тебе это рассказываю! Тебе же, наверное, не приятно слушать про других девушек, да? К тому же я нахожусь под распиской о неразглашении. Я тебе ничего не говорила, ладно? Очень не хочется потерять работу!

— Конечно! О чем речь! Не переживай, я не обиделась и никому не скажу.

Как интересно. Значит, ни один из гран-магов не оставляет подруг на ночь. Я бы еще могла списать это на личную придурь, если бы, скажем, только Ильинский или только Вельс так поступали. Но чтобы оба?

* * *

Вскоре Света засобиралась домой. Мы обменялись телефонами и распрощались. Едва за ней захлопнулась дверь, я тут же вернулась в кабинет. Лезть в секретные глубины ящика я не собиралась — и так уж слишком далеко влезла туда, куда не надо. Мне нужно было всего лишь сбить комбинацию, дабы никто из гран-магов не заподозрил, что ящик открывали. За окном уже начало смеркаться. Небо приобрело сиреневый, набрякший оттенок, огни далекий светофоров засверкали ярче. И хотя до семи вечера еще оставалось несколько часов, ничего не мешало кому-нибудь из гран-магов заскочить домой пораньше.

Увы, уже через минуту я сидела на полу и во шарила рукой по дну ящика, коря себя за излишнее любопытство на чем свет стоит. Добычей оказались распечатанная на принтере статья на пятнадцать листков, сцепленных между собой обычной канцелярской скрепкой. Статья была на индоском.

— Образное дублирование метаморфов второго типа, — перевела я вслух заголовок.

Что за ересь? Создавать дубли люди умели еще на заре цивилизации. По кухонной сути дубль являлся наведенным мороком с личиной самого мага. Эдакое прижизненное приведение. Толку от них практически не было, ибо существовать дубль мог только в радиусе не более трех метров от хозяина и требовал существенных энергетических затрат. А из всех действий мог только убедительно висеть в воздухе. С появлением магоблоков их даже шутки ради делать перестали. Метаморфов, или оборотней, не существовало вовсе. Нет, магически превратить человеческое тело в тело волка или медведя вполне возможно. Чего там сложного в транформ-матрице для биологических клеток. Масса тела и количество клеток не важны. Лишнее можно тепловой энергией распылить. С не хватающим — сложнее, но тоже не проблема при наличии хорошего накопителя. Вся маг-медицина именно этим биологическим преобразованием по сути и пользуется — превращает больные клетки в здоровые. Разумеется, не все так просто, конечно. Не даром этому так долго и так дорого учат. Вся загвоздка в мозге, который банально должен влезть в новую черепную коробку и быть способным управлять новыми телом. Для чего требуются весьма существенные изменения размеров мозга, формы, коры, и еще черти знают, чего еще. Увы, сии метаморфозы, даже в один конец, напрочь стирают сознание. Обернувшийся зверем — уже не человек. Да зверем назвать результат можно с очень большой натяжкой. Мохнатый овощ, не более. Трансформация даже в одну сторону напрочь стирает память и личность, но не дает ни звериных инстинктов, ни навыков.

Углубиться в детальное чтение я не успела. В замке снова щелкнул ключ, и мне ничего не оставалось, как быстро сунуть статью на место, захлопнуть ящик и сбить код.

Филипп вернулся не один. За его спиной маячила суровая низенькая женщина средних лет с зачесанной наверх стильной стрижкой, в черном брючном костюме и колючим взглядом. Белизну строгой, без рюшей и оборок блузы эффектно подчеркивал черный, в тон костюма, галстук. В холеных пальцах женщины алела ручка небольшого чемоданчика.

Гран-маг посторонился, пропуская женщину вперед:

— Екатерина, позволь представить тебе Маргариту. Она поможет тебе подготовиться к сегодняшнему вечеру.

— Очень приятно, — я не уверенно протянула Маргарите руку для приветствия.

Та окинула меня ничего не выражающим взглядом, на миг задержавшись на протянутой руке и молча кивнула Филиппу.

Маргарита оказалась стилистом, нанятым гран-магом, дабы придать мне товарный вид. Разумеется, далеко не последним, если верить логотипу на чемоданчике — удаляющемуся в закат тощему заду кошки. Салон красоты 'Котэ'. Самый— самый, как по уровню обслуживания, так и по ценам. Притом, что попасть туда мог далеко не каждый, даже при наличии денег. Маринка как-то нашла в себе силы отнести туда три месячные зарплаты за маникюр, но с удивлением узнала, что вход только по рекомендациям от уже признанных клиентов.

Загнав меня в ванную, она велела мне лечь на неведомо откуда взявшуюся там кушетку, где долго мазала мне спину, грудь и лицо чем-то цветным, вязким и едко воняющим розами.

Я не успела даже завязать халат после душа, как Маргарита снова цепко ухватила меня за локоть, провела в спальню, усадила на кровать, устроившись сзади. В ее руках мелькнула профессиональная щетка для укладки с маг— модулем. Редчайшая и дорогущая вещь, позволяющая менять волосы в буквальном смысле, как угодно. Наращивание, покраска, завивка, мелирование — это далеко не весь перечень того, что мог этот с виду простецкий приборчик. Рынок предоставлял хороший выбор этих игрушек с встроенным маг-накопителем. Но нажатие кнопки никогда не встанет ни в какое сравнение с мыслью, от того истинно-профессиональные щетки накопителей не имели. Маг— энергия поступала на прямую от мага— стилиста, четко регулируя тон цвета, степень завивки, толщину или длину волоса. Маргарита как раз и была таким магом. Профессия почетная, но не очень востребованная, в виду дороговизны и малого числа тех, кто мог себе такое позволить. Богатые мира сего предпочитали международных профессионалов, или, на худой конец, знаменитых отечественных, а простые люди, вроде меня, обходятся обычными человеческими парикмахерскими. От того в нашей стране маг-стилистов даже не готовят.

Мои волосы мышиного цвета, чуть ниже плеч. Тонкие и гладкие, они абсолютно не держали заколок — и мне ничего не оставалось как или собирать их в хвост или плести не слишком длинную косу. Не раз я подумывала о стрижке, но это автоматически увеличивало бы расходы на ежемесячную поддержку головы в удобоваримом виде. Цвет, к слову, тоже никогда не ложился нормально. Еще в школе я порывалась сменить имидж, но быстро осознала, что никакие химические краски мои волосы не берут. Однако, едва прядь выскальзывала их-под волшебной чудо-щетки, как сразу наливалась ярким рыжеватым отливом, начинала блестеть.

Закончив с волосами, Маргарита тут же принялась за макияж. Из уже упомянутого красного чемоданчика она извлекла на свет несколько многоцветных палеток с тенями, пудрой и помадой, банки с тональным кремом, тушь, а также еще кучу всего, о назначении которого я могла только догадываться.

Как я и думала, косметика оказалась на магической основе:

— К девяти утра исчезнет, — сухо уведомила меня Маргарита, тщательно растушевывая толстой кистью мой правый глаз, — закройте глаза, пожалуйста.

Я послушно смежила веки, со вздохом вспоминая, как Маринка целых полгода копила деньги на крохотный набор маг-теней всего из двух цветов и помады. Увы, долгожданная покупка оказалась не то просроченной, не то и вовсе подделкой. В разгар свидания с тогдашней пассией 'волшебный сияющий' макияж, не нуждающийся в смывании и должный исчезнуть лишь к утру, вдруг стал выцветать и осыпаться. Более того, у подруги тут же началась жуткая аллергия, едва не стоившая ей зрения. Маринка неделю провалялась в постели, не смея открыть запекшиеся глаза, мучимая ежедневными уколами участкового врача...

С платьем Маргарита справилась так же быстро. Ловко обернула вокруг моей талии завязки легкого каркаса. Сверху накинула черную юбку, хитро закрепила ее вдоль направляющих проволочных линий, образовав изящные складки. Затянула на спине скользкую шнуровку корсажа. Шею перечеркнула тонкой бархоткой с черным же мутным камнем в блестящей оправе.

— Гагат, — смутно вспомнила я название и чуть вздрогнула, когда на плечи легла почти невесомая газовая шаль, тоже черная.

— Готово, — отрывисто рапортовала Маргарита скорее для себя и не спеша развернула меня лицом к зеркальной двери шкафа.

Сердце учащенно забилось. Я подняла глаза на свое отражение. Боги всех континентов! Из зеркала на меня печально смотрели огромные глаза пойманной русалки. Бледное, почти белое узкое лицо. Гладкие, без единой выбившейся волосинки, волосы, отливали пламенем. Ничем не скованные, они спускались на плечи. Алые губы чуть приоткрыты. Низкий корсаж почти полностью обнажал высоко приподнятую корсетом грудь. Черное кружево подчеркивало светящуюся белизну кожи. Юбка, оказавшаяся длинной только сзади, спереди же она едва доходила до середины бедра, открывая мои длинные стройные ноги — единственное мое украшение. Сзади юбка собиралась изящными складками на уже турнюре.

— Готово, — рапортовала Маргарита и не спеша развернула меня лицом к зеркальной двери шкафа.

Я подняла глаза на свое отражение и замерла в невольном восхищении. Из зеркала на меня печально смотрели огромные глаза пойманной русалки. Бледное, почти белое, узкое лицо. Гладкие, без единой выбившейся волосинки, волосы, отливали пламенем. Ничем не скованные, они спускались на плечи. Алые губы чуть приоткрыты. Черная бархотка перерезала шею подобно следу от ножа и эффектно оттеняла мерцающую белизну кожи. Низкий корсаж почти полностью открывал приподнятую корсетом грудь. Да уж, во избежание конфуза размахивать руками в этом платье определенно не стоило. Юбка, оказавшаяся длинной только сзади, открывала спереди ноги — единственное мое украшение, и переходила сзади в изящные складки турнира и заканчивалась коротким, с ладонь, шлейфом.

— Не нравится? — поинтересовался за спиной знакомый низкий голос.

Я вздрогнула и только сейчас заметила в зеркале Филиппа, небрежно прислонившегося к косяку двери и наблюдавшего за мной. Знакомые мне джинсы и кроссовки он сменил на черные кожаные штаны и высокие ботинки на шнуровке. Рубашка оказалась по-прежнему белая, но с кружевной отделкой по широкому вороту и манжетам. Длинная металлическая цепочка с небольшим кулоном из черного камня приковывала взгляд открытой мускулистой груди...

— На похороны кого-то важного идем? — резко спросила я, тут же отвернувшись. Как же я ненавидела себя в этот момент за столь неудобное свойство так быстро краснеть. И приподняв край волочащейся по полу юбки, я добавила, — Вот кому-то радости будет на него наступить.

— Если ты так пойдешь, то радость точно всем будет, — Вельс кивнул мне на ноги.

Я озадаченно посмотрела вниз и ойукнула, завидев одноразовые сиреневые шлепки с перемычкой. Маргарита надела их на меня, когда делала педикюр.

Туфли нашлись тут же, на кровати, в черной коробке, завернутые в серебристую бумагу. Черный глянцевый лак, напрочь лишенный пошлых стразов и камней, тускло отражал свет ламп. Красиво, стильно и ... страшно! Высоченные, сантиметров двадцать, копья каблуков в тандеме со скрытой платформой! К гадалке не ходи, сегодня вечером я сломаю себе как минимум одну ногу на этих ходулях...

Однако я оказалась не права. Туфли оказались вполне удобными и устойчивыми. Уж не знаю, как дизайнерам подобное удалось. Не иначе как без магии и тут не обошлось. Удовлетворенно продефилировав вдоль кровати, я обернулась и вновь наткнулась на изучающий взгляд Вельса.

— Что-то не так? — спросила я, тут же смешавшись.

— Нет. Ты отлично выглядишь, — едва заметная улыбка коснулась губ гран-мага.

Сердце тут же предательски екнуло, и мне жутко захотелось улыбнуться Филиппу в ответ.

Резкий звук захлопнувшейся за Маргаритой двери помог мне призвать к порядку растрепанные чувства.

— Так мы готовы?

— Почти, — Вельс с кошачьей грацией отлип от стены, которую подпирал, подошел ко мне и протянул мне черную пластиковую коробочку размером с ладонь, — нам обоим будет спокойнее, если у тебя будет вот это.

Я протянула руку и взяла коробку. Открыв ее, я в изумлении уставилась на стеклянную колбу, внутри которого поблескивал крохотный, не больше ногтя, металлический стерженек.

— Что это? — озадачено спросила я.

— Посмотри внимательнее.

Я последовала совету и чуть прикрыла глаза, активируя магическое зрение.

— Ого, — не смогла сдержать я профессионального восхищения, рассматривая черную кайму видимого спектра магического излучения, окаймлявшего стерженек,

— Что это?

— Амулет. Военный образец. Сможет отвести от тебя два-три магических удара, в зависимости от мощности, а также быстро затянуть раны. При должном уровне подпитки поможет вырастить новую конечность, если ту оторвет. Кроме головы, конечно.

— Однако..., — я извлекла колбу из коробки и попыталась открыть, — А носить его прямо в этой колбе? Странное оформление для столь мощного артефакта. Стекляшка слишком крупная для носки в сумке, да и украсть могут. Или его нужно куда-то встраивать? В кольцо там или сережки?

— Амулет устанавливается под лопатку. — Филипп положил на кровать необычное устройство, сильно смахивающее на пистолет для прокалывания ушей.

— Что это? — спросила я, вздрогнув, когда прохладные пальцы гран-мага чуть коснулись моих, когда Вальс забрал у меня амулет.

Филипп не ответил. Неуловимым движением он раскрыл стеклянную колбу, и, подцепив амулет пинцетом, аккуратно вложил его в небольшое углубление в пистолете.

— Будет немного больно, — предупредил гран-маг, обходя меня сзади. Наши глаза встретились в зеркале. На сей раз я не стала отводить взгляд. Что-толку-то после того, как он и так основательно показался у меня в голове.

Рука Филиппа в отражении зеркала поднялась ко моему плечу. Не спешно, будто бы оттягивая момент, гран-маг стянул с меня шаль, и я почувствовала его прохладное дыхание на своей шее. В носу защекотал уже знакомый приятный запах дорого парфюма, и сердце помимо воли тут же пустилось в галоп.

Пальцы гран-мага легко коснулись позвоночника чуть ниже шейного позвонка, скользнули ниже, на секунду застыв, они чуть сместились влево и застыли где-то под левой лопаткой.

— Я установлю амулет — вот сюда, — гран-маг чуть усилил нажим в месте предполагаемого укола.

— Почему именно под лопатку? — спросила я, кожей ощущая жжение от прикосновений Вальса, — а не, скажем, в предплечье. И разве обязательно нашпиговывать этими железками организм? Может, достаточно будет в колечко или кулончик вставить.

— Колечко или кулончик можно потерять...

— Хм... А что не так с предплечьем?

— С предплечьем все так. Руку только вместе с предплечьем могут отрезать. Или ее может оторвать взрывом. От обычной взрывчатки амулет тебя не защитит, только последствия чуть сгладит.

— Спасибо за своевременное предупреждение. Буду очень внимательно смотреть себе под ноги. Ай!!! — вскрикнула я от резкой боли под левой лопаткой, тут же волнообразно разлившейся по сначала по левой стороне тела. Всего минутой позже она перекинулась дальше, заставив меня выгнуться дугой.

— А-а-а, — вопила я уже не сдерживая крика, судорожно цепляясь за объятое спазмом горло.

— Потерпи немного, сейчас отпустит, — пообещал Филипп, тут же подхвативший меня.

— И ... И .... И это ты называешь ЭТО 'немного' больно? — прохрипела я, едва болезненная судорога позволила мне сделать дышать.

— Прости, твой нестабильный колодец не позволил мне в полной мере провести обезболивание, а ледокаина у меня нет.

— И слава богам, что нет. У меня на него аллергия.

Глава 16

Уже через десять минут оба стояли в лифте, поднимавшегося, как мне только что поведал Вельс, на крышу. Именно там, оказывается, и располагался клуб. Цифры на черно-зеленом табло неспешно отсчитывали этажи. Люминесцентные лампы светили нам в макушки. Рассматривая себя и Вельса, помноженных на четыре в зеркальных стенах лифта (вот что за любовь к зеркалам?), я молча благодарила богов за то, что не пришлось ехать в машине, ибо не очень представляла, как садилась бы в салон с такой подушкой на заде. Представив сосредоточенного гран-мага, пропихивающего в машину застрявшую в дверях меня, я не смогла сдержаться от нервного смешка. Едва бы я удержалась от того, чтобы не вытереть его дорогую, но ни разу не стерильную машину столь абажурной юбкой.

— Что-то случилось? — спросил Филипп, озадаченный издаваемыми мною звуками.

— Ничего. Спину только по-прежнему жжет.

Спину и правда ощутимо жгло, стоило мне хоть чуток повести плечами.

— Это остаточное. Скоро пройдет, — рука Филипп по-свойски легла мне на талию. Проворные пальцы Филиппа тут же пробрались под шаль, коснулись кожи, и боль тут же ушла, — Даже ранка уже затянулась. Вживление прошло успешно.

— Как ты это делаешь?

— Что?

— Ну боль снимаешь. Это же не ментальная магия.

— Ментальная, просто местного порядка. На уровне нервных окончаний. Анестезия, если хочешь.

— А почему ты ее не сделала перед уколом?

— Чтобы не затягивать процесс вживления, — гран-маг вытащил руку из-под шали, однако с талии убирать ее не торопился. — Нам надо, чтобы амулет действовать начал с первых минут установки. В противном случае ждать пришлось бы двое суток.

— Спасибо, — я попыталась скинуть руку Филиппа, однако Вельс не обратил на мою попытку никакого внимания.

— А теперь предупреждение, — проговорил он, почти касаясь губами моего уха.

— Предупреждение?! — опешила я, разом перестав вырваться. — Теперь?

— Все время пока амулет у тебя, тебе нельзя пить спиртное.

— Вот как? То есть если я выпью стакан вина, то амулет перестанет работать? Какой же это тогда военный образец?

— У тебя превратное представление об армии. Пить обычному человек можно. Ограничение касается только людей с синдромом Цефеиды. Последним и без амулета, как ты должна знать, со спиртным нужно вести себя осторожнее. Алкоголь способен вызвать нежелательные колебания стенок колодца, что ведет к непредсказуемым последствиям.

И тут я почувствовала, как лифт замедляет ход. Филипп вдруг резким движением притянул меня себе. И прежде чем я успела понять что-либо, его губы накрыли мои.

В первый миг я опешила, потом дернулась, вскинула руки и уперлась Филиппу в грудь в тщетной попытке оттолкнуть гран-мага. Но он лишь еще сильнее прижал меня к себе. Его пальцы запутались в моих распущенных волосах, не давая отвернуться. Горячее дыхание Филлипа смешалось с моим. Я почувствовала, как под моими пальцами бьется его сердце, как греет кожу тепло его тела. Бешеный ток крови застучал в ушах тысячей барабанов. Его горячая ладонь коснулась моей голой спины и медленно заскользила вниз...

Где-то далеко-далеко, на периферии сознания, раздалось негромкое жужжание разъезжающих дверей лифта...

Очнулась я под аплодисменты, злорадное улюлюканье и ритмичную тяжелую музыку:

— Филька, да ты в натуре ледокол!

— Вельс, ты яйца себе в постели с ней не отморозил?

— Как ты умудрился так приручить эту снежную бабу?

Филипп неспешно оторвался от меня. На короткий миг наши взгляды встретились, и я была готова поклясться, что прочла в глазах гран-мага замешательство, но уже с следующий миг на его губах неспешно проступила самодовольная ухмылка.

— Очень просто, — ответил Вельс, по-хозяйски прижимая меня к себе, — усердным трением и мягким качением.

Если бы со стыда действительно можно было провалиться сквозь землю или сгореть заживо — я непременно бы это сделала. Боги, какая низкая и пошлая показуха! Это, видимо, и есть его месть — выставить меня перед всеми слабой на передок дешевкой! И словно в подтверждение моих мыслей, одна из стоявших в первом ряду девиц с прической, напоминавшей пук оплавленной сладкой ваты, буквально клюнула в ухо свою не менее разряженную и начесанную подружку и принялась что-то яростно той шептать, бросая то и дело на меня полные презрения взгляды

Это стало последней каплей. Волна бешенства поднялась также резко и внезапно, как и тогда, в столовой, с легкостью сметая хрупкие преграды здравого смысла. Однако на сей раз Вельс был начеку. Ловко перехватив мою руку, уже в полете, гран-маг резко дернул ее на себя. Высоченные каблуки сыграли свою подлую роль, и я, потеряв равновесие, картинно рухнула гран-магу на грудь и тут же была наказана еще одним собственническим поцелуем. Толпа снова одобрительно заулюлюкала.

— Что ты себе позволяешь? — зло прошипела я сквозь зубы, едва появилась возможность отстранится.

Филипп ответил не сразу. Окинув меня странным взглядом, он ухмыльнулся и негромко произнес:

— Ты такая красивая, когда злишься, — и прежде чем я успела переварить сказанное, вывел меня из лифта.

Глава 17

Помещение клуба представало собой большую, утопленную во тьму круглую залу. Из-под потолка то и дело мерцали красные, синие и белые всполохи, эффектно выхватывающие из темноты пышные наряды и белые лица дергающихся присутствующих, а также жуткие ухмылки вделанных в стены и колонны человеческих черепов. По тому, как свет отражался от гладкой поверхности кости, я не исключила, что черепа вполне могли быть и настоящими. Кажется, читала я про одного дизайнера, закупавшего у могильщиков на кладбищах останки заброшенных захоронений..., впрочем, это могла быть и очень качественная имитация. В стенах, на одинаковых расстояниях друг от друга, располагались выходы из лифтов, отделанные под адские ворота, то есть оплетенные по всем косякам рубленными косичками из больших и малых берцовых костей с обязательной злобной рогато-зубастой мордой посередь верхней балки. Каждый раз, когда двери лифта растворялись, глаза морды вспыхивали красным. У противоположной от нас стены располагалась внушительная сцена с подвешенным над ней экраном. На экране в такт музыке мелькали разнообразные фотографии томных девиц с прокушенными шеями и смазливых юношей с клыкастыми оскалами. На сцене сиротливо скучала барабанная установка, возле которой возился одетый по-людски (в джинсы, майку) техник, что-то подсвечивая себе фонариком. Чуть поодаль от сцены располагался бар и небольшая полянка столиков с диванчиками. Три бармена в одинаковых черных котелках и белых рубашках уверенно суетились, обеспечивая спиртным многочисленных желающих. Именно к нему и направился Филипп, лавируя между кринолинами и черными смокингами. Я, подобно онницевской куртизанке, семенила следом и в полголоса крыла последними словами туфли, едва успевая убирать ноги с траекторий движений дамских шпилек и увесистых платформ. Несколько раз нас останавливали знакомые Вельса. Филипп с благосклонно кивал в ответ на приветствия, уверенным движением дёргал меня за руку, и я картинно падала ему прямо в руки тут же теряя равновесие.

— Моя гордая Като, — представлял он меня с самодовольной улыбкой, от чего мои челюсти каждый раз сжимались. И хотя я уже поняла, что Вельс просто играет на публику, меня по-прежнему коробило от того, как именно он это делает.

Уже у самой барной стойки, гран-маг галантно усадил меня на барный стул, уселся рядом и взмахом руки подозвал официанта:

— 'Лунный свет' для моей дамы и один виски, пожалуйста.

Официант кивнул котелком и принялся проворно смешивать толченый лед с содержимым многочисленных цветастых бутылок, стоявших тут же. И уже через пару минут перед нами возникли высокий узкий бокал на тонкой ножке с синей, будто стеклоочиститель, жидкостью, едко пахнувший мятой, и пузатый стакан с виски, наполненный не более, чем на треть.

Я протянула руку за своим коктейлем, однако Филипп опередил меня и сам взял стакан. Отпив содержимое бокала из соломинки, он облизал губы, глядя мне прямо в глаза, и, наконец, пододвинул коктейль ко мне. Поймав на себе любопытный взгляд бармена, я взялась за тонкую ножку бокала. Чуть поколебавшись, я таки взяла в рот соломинку, все еще хранившую тепло губ гран-мага. Бармен тут же отвел взгляд, переключившись на новых клиентов.

На вкус коктейль оказался гораздо лучше, чем на вид.

— Злишься? — тихо спросил гран-маг, наклонившись ко мне так близко, что я снова почувствовала на щеке его дыхание.

— Не то слово, — также тихо ответила я. Его близкое присутствие сейчас нервировало меня как никогда раньше, — мог и предупредить о своем показательном спектакле!

— Мне нужно было, чтобы ты вела себя естественно, — Филипп отпил из стакана с виски.

Мои щеки снова вспыхнули:

— Да я едва естественно снова не залепила тебе по роже!

— Я держал ситуацию под контролем, — губы Вельса чуть дрогнули в улыбке.

Скрипнув зубами, я отвернулась. Проклятый гран-маг был прав. Как бы не его ведущая роль в этом спектакле, я просто хмуро и молча стояла бы рядом, чем выставила на посмешище как Филиппа, так и саму себя. Кличка 'Снежная баба', и так уже не в первый раз летела мне в след. Правда в тот раз это делом грязного языка некого Шурика, близкого знакомца одной из пассии Маринки, с которым последняя, пыталась меня свести. Обычно подсунутых ею кавалеров я отваживала за одно, максимум два, свидания. Маринка дулась на меня пару дней за излишнюю, с ее точки зрения, разборчивость, и пугала обычным 'одна останешься!!!', и все возвращалась на исходную позицию. Однако эпизод с Шуриком запомнился нам обеим, ибо выкинутый этим молодым человеком фентиль был столь замечателен, что в кои-то веки Маринка одобрила мои действия.

Упомянутый Шурик учился на курс старше нас и ничем особенным не выделялся. Был он приятелем очередного Маринкиного мальчика, который как-то увязался за ними. Влюбленные уж так и эдак намекали, что Шурик в их компании лишний. Но тот проявлял поразительное непонимание текущего момента и все предлагал зайти в кафе покушать. Вздохнув, Маринка согласилась на кафе, и позвонила мне с просьбой присоединиться. В ее голосе слышалось такое отчаянье, что я не выдержала и, бросив все, полетела в центр города балансировать свидание подруги. Узрев меня, Шурик воодушевился, расправил костлявые плечи, втянул до самого позвоночника и так совсем впалый живот и принялся хвастаться своими успехами на научном и рабочем поприще. Он так увлекся, что не заметил, как его приятель и Маринка тихонечко удалились, оставив нас вдвоем. Поскучав с пару часов в кафе и заплатив по счету за себя и за Шурика (у того не оказалось денег, ибо за парочкой он таскался именно в надежде на бесплатный ужин), я вознамерилась пойти домой дописывать курсовую. Но не тут-то было. Шурик, к моей досаде, вознамерился меня проводить. Причем не просто до дома. Всю дорогу Шурик то и дело порывался взять меня под локоток или обнять за талию.

Уже неуклюже топчась у моего подъезда, молодой человек принялся во всю намекать, что он не против проводить меня не только до дверей квартиры, но и гораздо дальше.

— Тем более у меня все равно нет денег на проезд до общаги, — выложил он передо мной, наконец, свой главный козырь, — а пешком идти долго и опасно!

— А я тебе одолжу, — раздраженно парировала я, засовывая купюры во влажную ладошку Шурика, в очередной раз порывавшуюся взять штурмом мою талию, — безвозмездно.

Осознав, что ночь любви ему сегодня не обломится, Шурик вспылил, обозвал меня стервой и пообещал веселую жизнь. Свое обещание он сдержал, принявшись распространять про меня небылицы и именовать при всяком удобном и не удобном случае 'снежной бабой'.

Рука Филиппа по-хозяйски накрыла мою. Я нехотя повернулась, и заметила на среднем пальце гран-мага простенький металлический перстень— печатку.

— Что это? — кивнула я на печатку, влекомая внезапным порывом любопытства.

— Конфиденциатор.

— Конфиденциатор? — удивилась я, — И работает?

Конфиденциатор, иначе антиподслушник, амулет, защищающий разговоры носящего от подслушивания. В основе — простенькая бытовая магия, искажающая звуковые волны. С появлением магоблоков из продажи конфиденциаторы исчезли.

— Вполне.

— Странно. Он же излучает искажающие поле. Стало быть, в зоне действия магоблоков работать не должен.

Филипп усмехнулся.

— Технологии изготовления конфиденциаторов заметно шагнули с тех пор, как господин Озеров написал свой учебник 'Базовое введение в бытовые амулеты'. В основе действия амулета может лежать и иной принцип действия.

— И какой же? — удивилась я.

— Их несколько. Конкретно этот артефакт не излучает, а наоборот поглощает речь собеседников. После чего ментально-магический блок передает ее непосредственно в мозг адресату, сохраняя смысловую и эмоциональную окраску.

— Непосредственно в мозг?

— Да, — ленивым движением Филипп согнул в локте руку, и наши сцепленные в замок пальцы оказались у меня перед глазами, — Адресат определяется посредством тактильного контакта.

— Как интересно, — скептически хмыкнула я, — А что делать, если в разговоре участвуют более трех собеседников? Тем, кому не хватит рук, хватать владельца амулета за что придется?

Губы Филиппа дрогнули в слабой улыбке.

— Можно и так, — пальцы Филиппа неспешно переместились с тыльной стороны моей ладони на внутреннюю и неторопливо заскользили вниз. Мое сердце помимо воли пропустило удар, — К сожалению конструкторы предусмотрели более прозаичное решение этой задачи. Собеседникам просто достаточно взяться за руки. Передача будет осуществляться по принципу последовательного соединения.

— Последовательного соединения... — задумчиво протянула я и вдруг прикоснулась пальцами свободной руки к открывшемуся в этот момент запястью Вельса. Чуть нажала и не спешно провела линию вниз, к сгибу локтя, со странным удовлетворением отметив, как проступила на руке гран-мага гусиная кожа. В конце концов, в эти игры можно играть и вдвоем.

— Филька, здоров будь! — вдруг раздался низкий и гортанный женский голос за нашими спинами, от чего мы оба тут же отпрянули друг от друга, как два кота, в которых запустили тапком.

— Женька, скажи, они милые такие, за ручки держатся, — вторил ему второй женский голос, мелодичный и высокий.

— И вам обеим доброго вечера, — ответил Вельс, разворачиваясь навстречу подошедшим. В этот раз он почему-то не растекся в хищном оскале, как я ожидала, а лишь хмуро обвел подошедших взглядом.

Подошедшие являли собой наглядную иллюстрацию понятия 'полнейшая противоположность'. Маленькая хрупкая, точно цветочный эльф, брюнетка в черных джинсах и маечке с принтом, с роскошной, в мелкий бес, копной черных волос и кукольным личиком. И статная, высокая блондинка с короткой стрижкой — ежиком в точно таких же джинсах и майке, как у подруги.

— Филя, представь нас, пожалуйста, своей подруге, — попросила брюнетка, стрельнув в меня озорным карим взглядом из-под длинных ресниц.

— Екатерина, — тут же обернулся ко мне Филипп, — рад представить тебе Евгению и Наталью. Злая судьба свела нас десять лет назад в одном классе и с тех пор все никак не разведет.

— Между прочим, лейтенантов Евгению и Наталью, — запальчиво поправила Вельса блондинка.

— Наташка! Ну зачем? — возмутилась ее подруга, — или ты хочешь, чтобы Катя от нас шарахалась и смотрела при нашем появлении преимущественно в пол?

— Прости, — виновато потупилась блондинка, — не подумала.

— Почему я должна шарахаться, — не уразумела я, — и почему должна смотреть в пол? И что же страшного в звании лейтенанта? — не поняла я.

Девушки странно переглянулись, и тут же поспешили перевести разговор на другую тему:

— О! — весело воскликнула Наталья, — с ухмылкой кивая куда-то мне за спину. — Опять Пунька клуб со спальней перепутала.

Я обернулась и невольно застыла, пораженная зрелищем. На кожаном диване, фривольно разбросав руки по спинке, сидел Ильинский. Белая рубашка, похожая на ту, что была на Вельсе, была расстёгнута. Между распахнутыми ногами гран-мага стояла на коленях девушка. Затянутая в черное и облегающее, с высоко зачесанными в конских хвост волосами, она самозабвенно водила губами по обнаженному животу гран-мага. Ильинский сидел неподвижно и лишь чуть наклонил голову вперед, наблюдая за ее действиями.

— Ладно тебе, Наташка, — пожала плечами Женя, — Мы тут все совершеннолетние

В груди как-то странно и неприятно кольнуло, и я поспешила отвернуться. И как раз вовремя, ибо на сцене вдруг вспыхнул свет, освятив уже подтянувшуюся к сцене толпу. Заструился откуда-то разноцветный дым. Взвились в потолок столбы искусственного огня. Громко взвыли электрогитары.

С первых же аккордов я узнала мелодию. Мгновением позже на сцене возникли длинноволосый худой клавишник, два бородатых гитариста и барабанная установка, за которой слабо просматривался лихо орудовавший палочками барабанщик в бандане. Самой последней на сцену вышла яркая солистка в длинном голубом платье с серебряными звездами и мохнатой шапке с волчьими ушами. Длинные черные волосы красиво развивались под действием искусственного ветра...

Не знаю, сколько я так просидела с открытым ртом, впившись взглядом в сцену, заслушавшись, когда теплая рука Филиппа легла мне талию.

— Тебе нравится эта группа? — спросил гран-маг, касаясь дыханием моего уха.

— Очень, — автоматически ответила я, не отрываясь от сцены. — Боги всех континентов, кто бы мог подумать, что я когда-либо попаду на их концерт!

— Тогда давай-ка, подойдем поближе.

Гости беспрепятственно уступали Вельсу дорогу, и уже через минуту мы стояли прямо перед сценой. В этот момент как раз закончилась предыдущая песня, и заиграла новая. Грустная баллада о несостоявшейся любви. Одна за одной вокруг нас начали образовываться танцующие пары. Кто начал целоваться...

Рука Вельса сжалась на моей талии, разворачивая меня к магу лицом. Я инстинктивно уперлась руками ему в грудь. Встретившись с его напряженным и пристальным взглядом, я смутилась и после секундного колебания закинула — таки руки ему на шею. Глаза гран-мага оказались совсем близко. Горячая ладонь легла между лопатками, прижимая меня еще ближе... Увы, хреновая из меня актриса! Впрочем, гран-маг не растерялся, поцеловав меня в шею, ибо в последний момент я не выдержала и отвернулась. И наткнулась взглядом на странную пару, топтавшуюся в паре метров от нас. Невысокая девушка с начесанными наверх рыжими волосами. Все честь по чести, черное платье в пол, кружева, туфли, стрелки под глазами, черная помада. И худой высокий парень в черном. Жилистые руки, уверенно лежавшие на талии партнерши. Кудрявые волосы, падающие на лоб. Широкие скулы, узкие глаза с подводкой. Много таких выходцев из восточной части нашей страны по улицам города ходит. Внешне пара ничем не выделялась, однако моя интуиция почему-то встрепенулась, предупреждая об опасности.

Песня кончилась, молодые люди чуть отстранились друг от друга. Парень чуть повернулся ко мне в анфас, и внутри меня все оборвалось. Это был тот самый следователь — менталист!

Причина, приведшая следователя Чоя (кажется, именно так его звали) в элитный ночной клуб на молодежную тусовку была очевидна. Он пришел сюда за нами с Вельсом наблюдать. В мою голову залезть же он не смог, а сомнения после моего допроса у него, видимо, остались.

Я чуть подалась вперед и коснулась губами уха гран-мага.

— За нами следят, — прошептала я, радуясь, что амулет гран-мага позволяет общаться без напряжения даже посреди рок-концерта, — здесь следователь, который меня допрашивал.

— Где?

— Сзади тебя, около центральной колонны. Узкоглазый такой мужик.

Филипп чуть повернулся всем корпусом, увлекая меня за собой.

— Ты уверена?

— Да.

Заиграла следующая песня, более резкая, и парочки стали распадаться. Воспользовавшись возникшей суматохой, Филипп быстро увлёк меня за собой сквозь толпу, к одной из колонн. Чуть повернув голову, я боковым зрением уловила, как знакомая нам парочка тоже пришла в движение. Следователь обнял спутницу за талию, наклонился к ее уху и принялся что-то нашептывая, касаясь губами уха. Она благосклонно внимала и довольно щурилась. Однако на месте они не стояли, а двигались так, чтобы не терять нас из поля зрения.

— Ты права, — подтвердил мои наблюдения Филипп.

— Что будем делать?

— Все то же самое, — спокойно ответил Вельс.

— Что именно? — не поняла, — мы же ничего не делаем. Только ходим туда-сюда и концерт слушаем.

Резким движением Филипп прижал меня к себе.

— А ты бы хотела сделать что-то ещё?

Эта внезапная атака заставила меня вспыхнуть и растеряться. Несколько долгих мгновений я пыталась собраться с мыслями дабы достойно ответить, когда Филипп вдруг также внезапно отпустил меня. Достав из кармана вибрирующий телефон, он посмотрел на экран:

— Никуда от сюда не уходи, я вернусь через несколько минут, — с этими словами он направился к выходу.

Некоторое время я стояла на месте, следуя четкому указанию 'никуда не уходить'. Ночные волки допелись одну песню, потом другую. Явно что-то новое, я не слышала эти песни прежде. Наконец, музыка смолкла, и черноволосая солистка принялась благодарить всех собравшихся. К моему немалому удивлению, коллектив казался особенно благодарен Филиппу Вельсу, пригласившему их сюда в этот вечер. Ей и музыкантам очень понравились зрители, страна и особенно пригласивший.

По толпе прошёлся ропот — искали Филиппа. Я поспешила спрятаться за колонну. Не слишком быстро, ибо в следующее мгновение кто-то не сильно хлопнул меня по плечу.

— А где Филька? — громко спросила внезапно возникшая за спиной Наталья,

— Позвонить отошёл, — прокричала я ей в ответ, силясь переорать громкую музыку.

— Тогда пошли, что ли, нос попудрим, — предложила Женя. Как раз него возвращению вернёмся. Опять медляк заводят, в туалете никого не будет.

Я заколебалась. Филипп сказал никуда не уходить и ждать. К тому же, когда я ещё раз попаду на концерт любимой группы моей юности? С другой стороны, этим двоим Вельс вроде доверяет. В конце концов, не пойдет же он за мной в сортир лично. А так компания этих боевых во всех смыслах девиц позволит мне избежать лишнего внимания со стороны поклонниц Филиппа. К тому же и именно эту песню у волков я не любила.

* * *

Беседа за жизнь, когда в трех метрах от тебя горланят динамики, получиться не могла. Девушки попытались, было, спросить меня, как мне концерт, но после пары попыток доораться друг до друга, мы оставили эту идею.

Как Женя и предсказывала, дамская комната была практически пустой. Только перед огромным зеркалом в чёрной глянцевой раме в серебристых черепах крутилась странного вида дерганная девица с вздыбленными белесыми волосами, угловатой фигурой, в чёрном прямом платье до колена и жирной подводкой под глазами. Девица тщательно красила губы алой помадой и то и дело бросала на нашу компанию дикие взгляды.

— Ну что, красотки, по кабинкам, — бодро скомандовала Наталья.

Девчонки бодрой поступью отправились в заданном направлении. Я чуть приотстала — высокие каблуки не позволяли делать широкие шаги. Когда я поравнялась с девицей, та вдруг резко развернулась и метко бросила в меня тюбик помады, целясь в лицо.

— Я ее уже где— то видела, — успела подумать я, прежде чем тюбик помады врезался мне в плечо. Кожу враз обдало холодом. Под лопаткой, где располагался амулет, завибрировало. Раздался негромкий хлопок, и меня отбросило к стене.

Удар не был сильным, и уже через пару мгновений я пришла себя, чтобы увидеть, как нападавшая, уставившись мне лицо остекленевшими глазами, вдруг выхватила из складок платья медицинский скальпель и кинулась на меня.

Подняться и увернуться у меня времени уже не было. Я сжалась, приготовившись ударить каблуком нападавшую по ногам.

— Эй, ты, в халате, — звонкий голос Жени вдруг окликнул нападавшую.

Та качнула головой в ее сторону и внезапно остановилась. По-звериному, склонив голову на бок, она открыла рот и жутко зашипела на девушку, выставив скальпель перед собой. Евгения, не двигаясь с места, поймала взгляд свихнувшейся девицы, и та вдруг застыла. Странно дёрнулась, отошла на несколько шагов назад и уперлась лопатками в покрытую черным кафелем стену.

— Брось скальпель, — громко проговорила Женя, не выпуская взгляда нападавшей.

Пальцы девицы чуть дрогнули, однако вместо того, чтобы бросить скальпель на пол, она вдруг с размаху вонзила его себе в горло. Полилась кровь, девица захрипела, забилась, оседая. Размазавшаяся обводка потекла с закатившихся глаз.

— Черти всех континентов, — прошипела Женя, не торопясь подходить к умирающей.

На шум из кабинки выбежала Наталья, на ходу застегивая штаны.

— Что у вас тут ... , вот черт!

Увидев умирающую девицу, она ошалело обвела взглядом туалетную комнату. Увидела меня, полулежавшую у противоположной стены и со всех ног бросилась ко мне.

— Цела? — в ее карих глазах сквозило неприкрытое беспокойство, — Она успела тебе что-нибудь сделать?

— Помадой в меня кинула, — я кивнула на валявшейся у моей ноги тюбик, — плечо теперь как не мое. Ноет и холодно...

Глаза Натальи чуть сузились — включалось магическое зрение. Подобрав с полу тюбик, она покрутила его в пальцах.

— Компактная лампа, замаскированная под помаду, — констатировала она.

— Лампа? — удивлённо переспросила я, разом вспомнив, где я уже слышала о странных лампах.

— Мгновенный накопитель. Должен был высосать всю твою магию в течении доли секунд после соприкосновения. Чудом не сработало!

— Сработало, — я сняла с плеч шаль, являя взгляду Натальи сеть вздувшихся красных сосудов, покрывавших все плечо, и видимо (мне не было видно, но ощущалось) часть спины, — Филипп просто дал мне охранный амулет.

— Амулет, — с сомнением рассматривая мою спину, проговорила Наталья, — они обычно не бывают эффективны против ламп.

Девушка чуть надавила на какую-то точку на моей спине, и вытащила обугленный стерженёк.

— Вот умелец! — восхитилась Наталья, рассматривая стерженёк, — сам, видать, сделал. Штучная работа.

— Черти всех континентов! — раздался над нами раздражённый голос Жени, — у неё стояла программа самоуничтожения. Профессионал ставил, я не смогла отменить самоликвидацию. Напрямую с нервными импульсами работали, сволочи!

— Тоже менталистки, — успела подумать я, прежде чем дверь в туалет внезапно открылась, и в туалетную комнату вошли две пьяненикие девицы.

Глава 18.

Громкий визг, сразу же отозвавшийся звоном в ушах, потряс стены ночного клуба. Вокруг тела враз начала скапливаться толпа. Пара особенно впечатлительных зрительниц упало в обморок. На меня внимания, к моему удивлению, не обратили, и Женя с Натальей помогли мне подняться.

— Пойдём быстрее, Кате нужно срочно к врачу, — обеспокоенно проговорила Женя, направляя меня сквозь толпу.

Вопли прекратились, однако звенеть в ушах почему-то не перестало. Однако, не смотря на усиливающуюся головную боль, я не сразу поняла, почему никто из вошедших не проявляет ко мне интереса. Люди покорно пропускали нашу троицу, даже не цепляя взглядом. Это опять она, ментальная магия, способная отвезти взгляд. Интересно, как это работает без прямого контакта глаза-в глаза?

Когда мы уже поравнялись с дверью, мое внимание привлёк протиснувшийся сквозь толпу мужчина, тут же присевший рядом с телом на корточки и попытавшийся нащупать пульс. На короткий миг он повернул голову в мою сторону, и наши взгляды встретились. Это был следователь Чой. Опустив руку, он не торопливо поднялся, не спуская с меня взгляда.

— Черт, легавый уже тут. Женька, у тебя с собой удостоверение? — выругалась Наталья, ускоряя шаг.

— Нет, я ж в клуб собиралась вообще-то, а не на работу!

Мне же вдруг внезапно стало очень жарко. Так жарко, словно кто-то медленно запекал меня всю в духовке. Я безуспешно попыталась вздохнуть, но в горло будто плеснули кипящего масла:

— Горячо, очень горячо и... очень больно — прошептала я, прежде чем рухнуть в обморок.

Очнулась я опять на уже знакомом мне сюрреалистическом диване. Похоже, приобретать на нем сознание начинает входить у меня в привычку. Где -то рядом раздавались голоса.

— С баг'ышней все в полном порядке, молодой человек. Не стоит беспокоиться. — частил смутно знакомый картавый голос.

— На нервной почве подскочило давление, что и вызвало скачок стенок колодца. Я поставил баг'ышне новый пг'едохг'анитель. Советую через паг'у дней подойти ко мне и удалить -таки стаг'ый. А вот вам, молодой человек, настоятельно советую явиться ко мне на обследование не позже конца следующей недели! Спонтанные пег'еходы между состояниями в вашем случае очень опасны и могут быть симптомами сег'ьезных наг'ушений! И ни в коем не позволяйте запасу энег'гии падать ниже половины колодца, если не хотите поставить ваших достопочтимых г'одителей в неловкое положение.

— Я учту, доктор Шпигель, — я узнала голос Ильинского.

Я приоткрыла один глаз. Гран-маг стоял ко мне спиной. Длинные растрепанные волосы падали ему на плечи и на спину. На нем была все та же белая рубашка и кожаные штаны. Интересно, что за диагнозы бывают у людей с деньгами? И что за переходы доктор имел в виду?

Хлопнула входная дверь, послышались приближающиеся шаги. Я совсем по-детски смежила веки, зачем-то притворяясь спящей. Несколько долгих секунд ничего не происходило, когда я почувствовала прикосновение к щеке чьих-то тёплых пальцев, отводящих упавшие на лицо волосы:

— Давай ее водой обольём? — предложил где-то слева бодрый голос Натальи.

— Или пиццу поставим перед нос, когда ее привезут. С колбаской. Мммм!

Упоминание еды разом заставило забурчать пустой желудок, и я тут же распахнула глаза.

Женя, Наталья и Ильинский кучно стояли вокруг и с интересом меня разглядывали. Сесть на диване оказалось на диво легко. Оглядев себя я с удивлением обнаружила на ногах дранные чулки, чуть прикрытые подолом большой черной, явно мужской майки. От майки явственно пахло стиральным порошком.

— Это Филькина, — пояснила Наталья, подавая мне стакан с водой, — платье еще в скорой срезали. Жалко, красивое было. Вон, в коридоре в пакете валяется. Теперь только на тряпки!

— А где он сам? — я отчаянно боролась с желанием броситься к своей сумке и переодеться.

Повисла неловкая пауза. Я заметила, как переглянулись Женя и Наташа и как вопросительно посмотрели на Александра.

— На допросе, — ответил тот, развернулся и вышел из комнаты.

— Да, да, Чой житья никому не даст. О, как он рвал наш курс на экзамене! Пух и перья летели. Дотошный ужасно. Одно слово — легавый! — Женя присела на кровать и по-матерински коснулась прохладной ладонью моего лба. — Вроде обошлось.

— Он что, был вашим преподавателем? — удивилась я.

— Семинаристом, — Наталья потянулась за телефоном. — Хобби у него такое — студентов на досуге учить.

Распростись дальше я не успела. Раздался звонок в дверь — привезли пиццу. Наташка тут же подорвалась открывать, но у самой входной двери столкнулась с Ильинском, уже натянувшим на себя куртку.

— Эй, ты куда? А как же пицца?

— Скоро вернусь, — с этими словами гран-маг отпер дверь, — Оставьте мне пару кусков.

— Так она же остынет..., — девушке ничего не оставалось, как принять вкусно пахнущие коробки из рук курьера.

* * *

— Интересно, почему меня не вызвали в отделение? — в слух удивилась я, протягивая руку за очередным куском пиццы с сыром, салями и оливками, — дотошный следователь должен на меня наседать, а не на Филиппа. Его же и вовсе рядом не было.

— Ещё вызовут, — ответила Женя, — доктора запретили тебя беспокоить в течении недели, чтобы нового перегрева не случилось.

— Да уж, тут есть от чего перегреться. Попасть под лампу — это тебе не хрен собачий. Э не, тебе нельзя, — одернула меня Наташка, когда да я, забывшись, протянула руку за пивом, — держи вот компотик. Филька нам не простит, если ты самоизжаришься.

Безалкогольное вино на вкус действительно напоминало компот.

— А что это вообще такое -лампа? И почему она так называется? — решилась я, наконец, спросить, давно терзающую меня тему.

— Это целая тема в криминалистике, — пояснила Женя, — Их применяют и как мгновенную сушку колодца или как компактную переносную тюрьму. В миг, когда колодец на нуле, и аура ещё не вычерпана, лампа начинает работать на поглощение молекул объекта. Она изменят химический состав по специфической трансгрессивной формуле. Самая простая аналогия — архивация файла на компьютере. Потом лампу можно открыть и 'разархивировать объект'. Лампы бывают прямого действия, так называемые — контактные, и не прямого или постепенного действия. Контактные лампы работают напрямую с заданным объектом. Для этого лампа и объект должны соприкоснуться. Не прямое воздействие не имеет направленного характера. Осуществляется посредством разряжающего магически дыма или пара, разрушающего колодцы и высвобождающего магическую энергию, которая должна поглотиться отдельным накопителем. Первые образцы представляли собой маслинные лампы. Помнишь восточные сказки?

— Джин— раб лампы?

— Именно! Потому так и называются.

Я вспомнила противный приторный запах, прозрачного Филиппа, слабость и тошноту.

— Разве дым не должен лишать магии все, куда попадает?

— Не, в базовую установку входит настроечная руна, две пары параллельных полосок, попарное пересекающихся, отток энергии происходит только у живых объектов, и радиус действия обычно не превышает и десятка метров. Хлопотное дело — такие лампы настраивать. Нужно обязательно наладить отток энергии, чтобы не рвануло, а если вдруг зальёт чем дампу пиши — пропало. Коллапс!

— А что произойдет с человеком, если его коснуться контактной лампой? — У него же нет колодца. — спросила я.

— Если лампа большой мощности, то, по всей видимости, летальный исход.

Я ощутила, как пробежал холодок между лопатками от страшной догадки... Преступники могли Ингу попросту перепутать со мной. Ее смерть наступила явно из-за разрушения ауры, которая вполне могла быть вызвана такой же контактной лампой, тихонечко брошенной из-за угла, рассчитанной на мага.

Между тем, упаковка пива в шесть бутылок верно шла на убыль. Подруги раскраснелись, повеселели и перешли на личные темы:

-Эх, Катюня, — Женя фривольно откинулась в футуристическом кресле, — хорошая ты девенка. Нам очень нравишься. Не глупая, не наглая. Филька до тебя все время каких-то недалёких стерв заводил. Жалко, что не нет у тебя шансов...

— Это он, чтобы расставаться было не так обидно, — дополнила подругу Наталья. — Минерва не одобренную ею подругу уморит, как уже бывало. Жень, помнишь Ольгу Кислицину из десятого класса?

— Как же не помнить. — ответила Евгения, — Минерва прислала к ней своего начальника охраны с чемоданом денег и ультиматумом оставить Филиппа. Ольга с возмущением отвергла предложение, понадеявшись, что Филька, тогда ещё и вовсе школьник, сам себе хозяин. Так и недели не прошло, как ее отца, начальника МВД района, арестовали, а затем отправили на перевоспитание, обвинив во взяточничестве. А мать домохозяйка, лишившись кормильца, была вынуждена уехать с Ольгой и младшим братом куда-то в провинцию, где Ольга вскоре умерла. Пошла гулять вдоль речной набережной и пропала. Нашли через неделю за сорок километров вниз по течению — я прочла в сети. Филька ничего не сказал матери, но с тех пор ни Минерве, ни нам, не известно ни об одном серьезном увлечении Филиппа. Всех подружек он оставлял по прошествии двух недель или после первого же секса. Одновременно с этим он на людях стал вести себя как сволочной мажор, чтобы подпортить репутацию матери, а за одно легче отваживать то и дело поставляемых матерью 'подходящих' кандидаток. С ними он и вовсе не церемонится. Издевается так, что даже самые упорные уносятся, роняя тапки.

— Как— то не очень у него получается подпортить маме карьеру. Вон, третья леди и теперь, и вовсе кандидат, — не смогла удержаться я от иронии.

— Вот именно потому и всего лишь третья и кандидат. Ты думаешь, это ее первая попытка влезть в президентское кресло? Минерва — страшная женщина. Президентские амбиции ей много лет как заменили совесть, честь и любовь к собственному сыну. Она давно отослала бы его с глаз долой, но это же может негативно сказаться на рейтинге!

— А как же отец Филиппа? — от откровений девушек мне стало не по себе, — он что, не совсем не при делах?

— Отец, — фыркнула Женя. Породистый развращённый гей — этот самый отец. У него с Минервой — фасадный брак. Он спонсирует ее политическую картер, а она не мешает ему жить со своим телохранителем. Сыном он не интересуется. Только деньги дает. Да, ты ж понимаешь, что это все не стоит никому говорить?

Я кивнула и помимо воли ощутила к Филиппу жалость. У меня самой не было родителей. Они не были магами и не имели ни денег, ни привычки доверять интуиции. А вот тот мажор, что въехал по пьяни в машину такси, когда мне не было и года, на которой они ехали, магом был. Он тоже не слушал интуицию, так как его не волновали последствия. Дело быстро замяли. Однако, я не осталась одна. У меня всегда была бабушка.

— Ну хоть с друзьями ему повезло, — неуверенно сказала я. Вы его поддерживаете. И Александр вот тоже.

Девушки вдруг как-то сразу затихли.

да, и с ним тоже, — быстро проговорила Женя, поднимаясь. Следом за ней встала и Наталья.

— Нам пора! Время позднее. Ты, Катя, только за пределы квартиры не выходи. Эту девицу со скальпелем кто-то подослал, и он ещё ходит с наружи...