Затем Степановна запихнула шотландку в саму баню, где её ждали новые испытания. Королева предполагала, что ей помогут помыться, но совершенно не ожидала, что ключница и её помощницы будут мыться вместе с ней. Она пыталась сопротивляться, но Степановна со своими подручными справились с ней ничуть не хуже стражников.

Не обращая внимания на крики и визги шотландки, они сначала окатили её тело теплой водой, а затем занялись волосами. Точнее сказать той паклей, что была у неё на голове.

Недолго думая, безжалостной рукой Степановна обрезала ножницами все её лохмы, которые кишели паразитами, и приказала помощнице бросить их в огонь. После чего нагнув шотландке голову над шайкой, стала тщательно её мылить. Сначала дегтярным мылом, с чувством да с толком, до самых корней.

Поначалу Мария выказывала недовольство столь непонятными действиями со стороны русских женщин. Она фыркала и ругалась, но потом умолкла, смирившись со своим положением. Обиженно сопя, она выдержала мытье остриженной головы, а затем стойко терпела, пока девушки с двух сторон стали тереть её мочалкой.

— Три, как следует, — командовала своим подручным Степановна, — а то вон как грязью заросла, как наша чуша.

Когда девушки закончили мытье ног, Мария решила, что помывка завершена, но не тут-то было. Главное испытание ждало её впереди. По знаку ключницы девушки уложили ничего не понимавшую шотландку на полог и замерли в ожидании. Степановна тем временем взяла ковш с водой и плеснула его на раскаленную стену печки. Сейчас же ударил горячий пар, от которого у Марии перехватило горло, она закашляла, а ключница схватила запаренный веник и принялась ударять им королеву.

От столь необычных действий, шотландка взвизгнула и попыталась вскочить с полога, но помощницы Степаниды удержали её, схватив за руки и ноги. Не обращая внимания на крики "несчастной мученицы", ключница со знание дела прошлась веником по всему костлявому телу шотландки, повторяя: — Парок все лечит, парок всю гадость снимает!

Пропарив, как следует спину и ноги Марии, она приказала помощницам перевернуть её, и вся экзекуция началась вновь.

— Не егози! Не егози! Никто тебя не съест выдра рыжая! — выговаривала Степанова Марии, в пол силы хлеща веником по её ногам и животу. — Анфиска, поддай пару! А ты Дуся готовь дегтярку, живот ей от "гостей" чистить будем.

Измученная действиями ключницы шотландка покорно сносила обрушившиеся на неё санитарные "пытки", не веря в то, что они когда-нибудь кончатся. Но все на этом свете рано или поздно заканчивается, закончилась и эта помывка.

Последним её действием было окупывание, которое не шло ни в какое сравнение с тем, что было до этого. Распаренную Марию девушки посадили на скамейку и принялись дружно обливать её водой.

— С гуся вода, с королевны вся худоба! — приговаривали помощницы ключницы, выливая на шотландку один ковшик за другим.

— Какая худоба, — ворчала Степановна, с достоинством оглядывая дело своих рук, — и так одна кожа да кости. Чиста стерлядка.

Именно на худобу гостьи обратила внимание ключница, докладывая епископу о своем банном осмотре Марии.

— Бабенка она, конечно, ничего, справненькая. Это сразу видно, но вот только сильно она худющая. Подкормить бы не мешало. А то от голода груди все обвисли, попы совсем нет, руки и ноги как былиночки. Смотреть страшно.

— Может это у неё хворь, какая женская? — опасливо спросил Илларион, вспомнив слова целовальника Афонина.

— Да какая там хворь!? — возмутилась Степановна. — Что я совсем не разбираюсь, какая баба здоровая, а какая больная?! Была бы она хворой, то никогда бы не смогла родить, а эта точно рожала, раз или даже два.

— Точно? — переспросил епископ, на что получил от ключницы столь выразительный негодующий взгляд, что сразу перевел разговор на иную тему.

— Значит, подкормить надо?

— Надо, владыка, надо. На хороших харчах, она быстро в тело войдет, — заверила епископа ключница. — К Онуфрию на заимку надо её отправить. Там ей самое место.

— Почему к Онуфрию?

— Так ведь рыжая она! — воскликнула Степанида, свято верившая в народную примету относительно рыжих, картавых и хромых. — Сглаз или какую порчу может навести на нас, а там, у Онуфрия не забалуешь. Такого никакой сглаз не проймет. Одно слово — праведник.

— С ней поедешь?

— Освободи владыка от такой чести. Там у Онуфрия Матрена, а двум медведям в одной берлоге, сам знаешь — тесно.

— Хорошо, — усмехнулся Илларион, — переговорю с воеводой.

Воевода оказался не против сделанного владыкой предложения и по прошествию нескольких дней, Мария покинула Архангельск. Оправившись на заимку к праведнику Онуфрию.

Степановна как в воду глядела, говоря, что на хорошей кормежке "рыжая выдра" быстро вернет свою прежнюю форму. Свежее молоко, сметана, грибочки, рыба и мясо сделали свое дело. Щеки шотландки не только вернули себе былой вид, но и приобрели здоровый румянец. Кожа стала выглядеть свежее. Наметившиеся морщины разгладились, а руки и ноги беглой королевы вернули свою былую силу. Появилось то, на что мужскому взгляду всегда приятно посмотреть и теперь, Мария мало напоминала ту стерлядку, которой была прежде.

Еды было много, еда была разнообразна, но местная властительница кладовых и погребов Матрена, держала гостью в жестких рукавицах. Все, что выставлялось ей на стол, было предназначено для того, чтобы гостья хорошо наелась, но никак не объелась. По этой причине, Мария часто выходила из-за стола с легким чувством голода, равно как и с обидой на то, что Матрена не позволяла ей сидеть на одном месте.

Общаясь, через праведника знавшего латынь, после завтрака или обеда ключница обязательно выпроваживала её вместе с другими обитателями заимки женского пола в поход за ягодами, грибами или шишками.

Не зная языка, Мария думала, что в эти походы отправляет её сам праведник и "королевна", как её называли за глаза, покорно исполняя его наказы. Уж слишком Онуфрий был похож библейского патриарха, каким представляя себе Мария, и перечить ему, она не решалась. Что на уме этого странного русского, которого боялись волки и медведи.

Один раз она сама видела, как праведник разговаривал с вышедшим из леса бурым зверем, после чего тот увел обратно, боязливо косясь на Онуфрия.

Постепенно "королевна" втянулась в жизнь и нехитрый быт заимки. После третьего похода в лес набрала лукошко грибов, а потом регулярно приносила и туесок ягодами.

За время своего нахождения на заимке, шотландка научилась носить сарафан, пользоваться лаптями и прочими мелкими бытовыми премудростям русской жизни. Приучилась каждую субботу париться в бани и о ужас, прыгать из неё в пруд в чем мать родила, после чего вновь возвращаться на полог.

Благодаря своим природным способностям, Мария с грехом пополам стала изучать русский язык. Делала это она исключительно из прагматических целей, чтобы знать, о чем говорят окружавшие её люди. Может, хвалят, а может, говорят гадости в твой адрес. Дело шло очень трудно, шотландка постоянно путала глаголы и гласные, но к началу осени, она уже могла худо-бедно объяснить, что хочет.

Обитатели заимки уже подбирали для гостьи теплые вещи для зимы, когда гонец из Москвы, привез воеводе указ от царя. Государь велел воеводе обращаться с королевной достойно, но без лести. Одеть, обуть и в сопровождении охраны отправить в Вологду, где ей отныне предстояло обитать.

* * *

Известие о том, в далеком Архангельске объявилась неизвестная "королевна" вызвало в Москве сначала недоумение, а затем озабоченность. На первых порах все говорило о том, что эта "королевна" было либо сумасшедшей, либо самозванкой. Благо подобное явление всегда присутствовало в истории и дьяк Висковатый, предложил государю подвергнуть всклепавшую на себя августейшее имя самозванку пыткам и публичной казни. Но государь не согласился с ним.

— Епископ Илларион пишет, что согласно её уверениям происходит из семейства французского герцога Гиза и шотландского короля Якова Стюарта. А сама она шотландская королева, изгнанная своими вассалами.

— Да мало ли чего не наговорит дурная баба, только ради того, чтобы её мужики слушали, кормили, поили и в постели ублажали. Самозванка она, царь батюшка. Как пить дать самозванка, чует мое сердце. Наверняка подослана она поляками или шведами, чтобы сеять в твоем царстве государстве смуту. Её надобно хорошенько пытать, а потом на кол. Чтобы и тебе спокойно было и другим всяким самозванцам неповадно.

— На кол — всегда успеем, но вот ошибиться нам никак нельзя. Илларион отмечает у неё действительно королевский вид и стать. Вдруг она действительно — королевна, а мы её на кол. Хлопот потом перед Европой не оберешься.

— Да много ли этот Илларион в своей жизни королев видел? — усмехнулся Висковатый, — пади, одних только селянок да монашек. При таком положении любая безродная полька, шведка или немка, ему королевной покажется.

— Верно, говоришь. Может такое случиться. Да вот только не всякая самозванка может свободно говорит на греческом языке и латыни, и утверждать, что знает французский, итальянский и английский — резонно возразил ему Грозный.

Быстро противопоставить столь весомому аргументу дьяк ничего не смог. Но складывать оружия не собирался и зашел с другого конца.

— Уж больно все это на сказку похоже, надежа царь. Ну, посуди сам, государь, откуда взяться настоящей королевне в Архангельске? С неба разве только упасть.

— Илларион же ясно пишет, из Англии приплыла.

— А писала тебе о ней что-либо королева английская?

— Нет, не писала — честно признался Грозный, прекрасно понимая, куда клонит Висковатый. Согласно дипломатическому этикету того времени любому визиту венценосной особы предшествовала длительная переписка, в которой обговаривались условия приема гостя. — Ни одной строчки, ни одного слова.

— Вот видишь! — радостно воскликнул дьяк. — Королева не писала, не предупреждала, не просила встретить и вдруг нате. Упало нам счастье — королевна приехала.

— Илларион пишет, что бумаги от королевы на неё были у сопровождавшего её человека, но его во время зимовки задрал медведь.

— Что-то слишком далеко она забежали от родной сторонки, да и человечек с бумагами так удачно пропал — с сомнением покачал головой Висковатый.

— Верно, говорит дьяк, подсыл это. Не сомневайся, государь, — подал голос князь Вяземский. — Кнутом её отходить надо, да на дыбу повесить — все расскажет по слабости своего женского нутра.

— Вам бы только кнутом да дыбой дела решать, а головой подумать трудно — метнул на князя недовольный взгляд царь.

— Что ты, государь. Как ты скажешь, так и будет. Твоя воля закон — примирительно произнес опричник, чье положение возле трона несколько ослабло.

— Значит так, — царь повернул голову к писцу Гавриле, исполнявшего у него роль его секретаря. — Приказываю перевести объявившую себя королевной Марией персону из Архангельска в Вологду и установить за ней строгий догляд. Никого из посторонних, особенно бояр и дворян, к ней не пускать. От неё писем никому не передавать, но при этом не ограничивать свободу четырьмя стенами. Содержать до дальнейших распоряжений, как дорогого царского гостя. Пока на неё не придет ответ от нашей сестры, королевы Елизаветы — многозначительно добавил царь, к тайной радости дьяка Висковатого и князя Вяземского.

Начальник тайной полиции английского королевства Френсис Уолсингем, был настоящим мастером своего дела. Сколько секретных агентов было за пределами королевства, знал только один господь бог и он. Вся Европа с севера на юг, с запада на восток была опутано сетью его тайных информаторов, исправно доносивших Уолсингему о том, что происходило в их странах.

Был у Уолсингема свой тайный информатор и в далекой Московии. За время своего недолгого пребывания в Москве капитан Ченслер завербовал немецкого аптекаря Иоганна Папюса, услугами которого пользовались многие представители московской знати. За достойное вознаграждение и звание друга королевы, он регулярно информировал английскую сторону о положении варварской страны на Краю Света.

Именно к нему, не привыкший ложить все яйца в одну корзину Френсис Уолсингем, отправил тайное письмо, с просьбой подтвердить прибытие к царскому двору специального посланника королевы Гая Мильтона. По своей сути — это было некое подобие контрольного звонка, который и сыграл свою роль.

Исправно дождавшись, начала лета, Папюс с немецкой пунктуальностью отписал Уолсингему, что обозначенное им лицо в московском царстве государстве не появлялось.

Тайные пути передачи информации у резидента были отлажены хорошо и по прошествию времени, письмо дошло до места своего назначения. Чем вызвало серьезную озабоченность у его получателя.

В Лондоне поднялась суматоха, в Москву срочное послание, в котором говорилось о возможном появлении в Архангельске самозванки, которая может выдавать за пропавшую без вести шотландскую королеву Марию Стюарт. Она представляет угрозу для интересов Англии и её королевы, которая будет очень благодарна, если самозванка понесет заслуженную кару за свое преступление. Вместе с письмом, Папюсу был переправлен увесистый кошель, чье содержимое должно было помочь царским вельможам принять нужное для Англии решение.

Стоит ли говорить, что часть монет из полученного аптекарем кошелька осело в карманах Висковатого и Вяземского, столь рьяно принявшихся разоблачать "самозванку" в глазах московского царя. Судьба беглой шотландки повисла, если не "на волоске", то точно на ниточке, но чем больше дьяк и князь наседали на царя, тем крепче становилась его мнение не торопиться в столь непростом и непонятном ему деле.

С малых лет, выросший в атмосфере боярских игр и интриг, Грозный приобрел особый нюх на всевозможные тайные козни и шевеления вокруг его трона. После скоропостижной смерти царицы Анастасии, это чувство возросла у царя в разы. Он буквально с полуслов и с полувзгляда, ощущал скрытое давление со стороны своих придворных, пытавшихся по тем или иным причинам навязать государю свое мнение в решении того или иного вопроса.

Кроме этого, у Грозного имелись собственные, далеко идущие виды на рыжую самозванку. В глубине души, что-то говорило ему, что королевна настоящая, но он не торопился озвучивать свое мнение, хорошо зная цену тем людям, что его окружали. К тому же, у царя были более важные дела, чем решение подлинности нежданной гости. По сообщению тайных людей, псковские и новгородские бояре находились в тайных сношениях с польским королем и намеривались отложиться от Московского царства под его руку.

Исполняя царский указ, архангельский воевода доставил Марию в Вологду незадолго до Филиппового поста. Снег уже прочно лег на северные земли Московского царства и потому, везли шотландку на санях, которые были для неё в диковинку.

Вологда в те времена, по милости царя переживала расцвет. Вот уже второй год в ней шло строительство кремля с каменными палатами и приказными подворьями. Начавший строительство английский инженер Хэмфри Локк покинул Вологду из-за проблем со здоровьем, но несколько иностранных специалистов в город остались. К огромной радости Марии и большому недовольству воеводы Петра Флорова, которому Грозный поручил надсмотр за королевной.