Опричник I I I

Я ведь тогда не зря чертил наброски и проставлял размеры: бастионы в Смоленске рассчитаны на установку семи с половиной вершковых мортир, в нынешней терминологии пятипудовых. Позже туда можно установить и нарезные казнозарядные гаубицы! Даже на дымном порохе, они могут стрелять верст на шесть-семь, и при наличии грамотных корректировщиков противнику ближе лучше не подходить. Вес подобных орудий велик и потому нам придется строить для их отливки несколько десятков вагранок.

Подобные же орудия я предложу и шведскому королю. Они отлично подойдут для вооружения шведской крепости, которая будет контролировать Зунд в самом узком месте ибо бьют аж на пять-шесть верст с обычной навеской пороха, а с увеличенной, еще дальше. Так что датчанам придется вынужденно сэкономить на строительстве Кронборга. В нем просто не станет смысла: в случае конфликта шведы его раскатают в щебень буквально за день-два! Понятно, что Иван Васильевич даст добро на помощь в построении такой крепости, по сути, запирающей в случае войны Зунд наглухо, только в случае противовеса, который обезопасит нашу балтийскую торговлю от необдуманных решений наследников Густава.

И в качестве такого противовеса как раз и выступят Аландские острова, от которых шведам придется отказаться в пользу России и навсегда забыть о возможности их выкупа. С другой стороны супротив такого "кнута", "пряник" куда более знатный — контролируя провоз товаров через Зунд и собирая с них пошлины, шведам никогда не придется голодать, так что Эрика на подобное будет довольно просто уговорить...

— ...писано в Стекольне, пятого октября 1558 года от Рождества Христова. Король Швеции, а так же иных земель, Густав! — закончил читать глава Посольского приказа.

Следующей на очереди был Дитмаршенский договор, от прочтения которого я ждал не меньшего шока среди бояр, но Иван Михайлович в своем переводе изрядно смягчил формулировки, тщательно обойдя все острые углы...

...

Вечером я сам отходил от шока: речь, которую произнес Иван Васильевич, в полном соответствие с тогдашним обычаем, требовавшим достойно отметить заслуги "слуги своего верного", для меня стала полнейшей неожиданностью! Опять же, после получения титула графа Ларвика и Лардала, за услугу, оказанную Кристиану II, было бы умалением чести Государевой не наделить меня титулом. Сложность в том, что по местническому статусу я ниже самого захудалого князя, но тут Висковатый помог, подсказав царю хитрый ход. Помогло его знание европейской системы титулов, которая и позволила найти решение, устраивающее, или по крайней мере не вызывающее резкого возмущения у большинства русских аристократов. К тому же, Волго-Ахтубинскую пойму я уже получил в вотчину, так что наделение меня титулом герцога Волго-Ахтубинского более чем логично. Само собой, хитрый дьяк не стал переводить слово Duke на русский язык, так что большинство бояр особо даже не встрепенулись: назвали "гишпанского немца" каким-то дюком, да и пес с ним!

Напрягло их лишь то, что меня в качестве оного дюка вписали в списки Разрядного приказа. Однако, когда Висковатый дошел до фразы: "...Лехандро Торесову со ста четвертей доброй и ухожей земли выставлять конного, оружного и доспешного на волгский берег, а голов им выбирать промеж себя..." все облегченно выдохнули. Никакой порухи "старине", коей так опасались, не произошло: как был шибко удачливый "гишпанец" никем по местническому счету, так никем и остался, зато забот ему прибавилось. У некоторых это даже вызвало злорадную усмешку. Хоть какая-то польза: знать своих недругов, тайных и неявных — большое дело! Не по именам и титулам, это я позже выясню, память-то на лица у меня хорошая...

Кстати, зря они так радовались моей "кручине"! То, что Волго-Ахтубинская пойма огромна, не секрет, как и то, что землица тамошняя не такова, чтобы вызвать зависть у бояр да князей. Паводок почти всё заливает, кроме самых высоких мест, так что ни озимой ржи, ни пшеницы там не вырастишь. А вот то, что эту землю можно сделать "доброй и угожей" им невдомек! Задача непростая, но все же проще чем у тех же голландцев, которые свою страну у моря отвоевали...

...

По окончанию приема начался пир, и остаток дня был, по сути, потерян. Однако ближе к ночи, когда гости стали разъезжаться, причем далеко не все своим ходом, Иван Михайлович шепнул мне, что Государь желает говорить со мной о деле тайном, причем не медля. Рынды провели меня в подклеть. Через полчаса дверь отворилась. Вошел Иван Васильевич в сопровождении Висковатого, а вот рынды остались за дверью: cудя по всему разговор явно не для чужих ушей. Царь сел на лавку и сказал:

— Велел аз ныне людям своим верным Василию Познякову, да Дорофею Смолянину, да Кузьме Салтанову сопровождать новгородского архидиакона Геннадия, к патриарху александрийскому Иоакиму поведали ему, что покорились мне многие царства иноверные, и велел я устроить в них святые церкви и православие. А идти им в Царьград, Иерусалим, Египет и в Синайскую гору. Велю тебе послать с ними людишек своих, дабы, что надобно смотрели...

— Велишь — исполню! Одного не разумею, отчего посольских дьяков с ними не послать?

— Посольские дьяки тож пойдут, — сказал царь, — А мне твои розмыслы нужны, что в осадах ведают. Не мне, но сыновьям моим сие пригодится...

— Царьград? — тихо спросил я.

Иван Васильевич несколько минут смотрел куда-то мимо, а потом кивнул и велел:

— О сем помалкивай, боярам знать такое незачем!

— И слова никому не скажу! — сказал я, — А теперь об ином Государь...

...

Моя идея учредить на Готланде торговую биржу по образцу Московской пришлась как нельзя кстати: то что тамошний люд ни коим образом не желает платить ни налоги ни подати своему новому монарху Иван Васильевич уже понял, и посему при упоминании Густава Вазы, всучившего ему этот "чемодан без ручки" мрачнел лицом. Так что хоть какая-то возможность получить от непокорного острова хотя бы малую толику от выданных под его залог средств царя должна была обрадовать. Выгодное расположение Готланда для торговли, который располагался практически в самом центре Балтики, конечно, было всем очевидно, но заставить иностранных купцов торговать именно там не удавалось ни датчанам, ни шведам, ни самим готландцам.

— Я так Государь мыслю: коль с приезжих купцов пошлины торговые не брать, а портовые сборы установить самые малые, да разрешить торговать всем со всеми, то отбоя от желающих не будет...

— Хитро, — промолвил Иван Васильевич, — И в самом деле у немцев, куда не сунься, все одно дальше городских ворот торговля заказана, так что товар никому окромя тамошних купчишек и не продать. Только как на том хоть деньгу малую получить?

— За этим дело не встанет, государь! Кто хочет товар быстро продать, да за хорошую цену, не пожалеет деньги с рубля. Опять же покупатель тоже в выигрыше, коль товар сей, будет взвешен и проверен, настолько ли он добрый, как продавец сказывает. А окромя того, случись купцу найти потребный товар ранее того, как он свой успеет продать, биржа может ему необходимую сумму под залог дать и на том свою долю возьмет.

— И то верно! Но откуда деньги на сие?

— Деньги в таком деле не проблема. Учредить при бирже судную кассу или иначе говоря банк, желающие получить доход от своих капиталов всегда найдутся! Я и сам готов в сей банк часть доходов от продажи товаров вложить, как и в пай самой биржи — дело-то выгодное. Опять же и сами товары через биржу продавать выгодней...

— Все так, однако, мыслю я, не все сему рады будут, — сказал Иван Васильевич, — У тех же ганзейцев прибытки на убыль пойдут. А ну как они учнут каверзы строить, да наймут разбойных людей корабли топить, что на Готланд ходят?

— Пусть попробуют! Ныне на Соломбале, что на Северной Двине, мы оснастим два корабля берущие по восемнадцать тысяч пудов груза, да четыре в следующем году. На Балтику их послать, к той дюжине малых судов, что там уже есть — ни одна каперская собака на полста верст к Готланду не подойдет...

— Быть по сему! — сказал государь, — Теперь о деньгах: сколько надобно для сего дела?

— Аз сам четверть паев возьму, а остальное с московских купцов мыслю собрать.

— Коль ты готов пятую долю паёв взять, дело сие весьма выгодным счел, верно?

— Истинно так, Государь!

— Тогда и я четверть паев возьму, а что до денег, велю стекло, что ранее аз в казну брал, на Готланд везти и за добрую цену продавать, да с того взять потребную сумму! А что сверх того в означенный банк класть, а на прибыток с тех денег велю моим дьякам покупать потребные товары, что ранее к нам купцы иноземные везли. А отныне возить их в Ивангород...

— Куда велишь, туда и привезем, да под крепкой охраной, а что на Готланде нет, то можем из иных стран привезти, через пару лет сам хочу корабли в Испанию послать за пробкой и вином...

— Быть по сему! — сказал Иван Васильевич, после чего повернулся к Ивану Михайловичу Висковатому и велел, — Указ об учреждении Готландской биржи и банка при ней составь немедля и не мотчая. Устав и прочее обсудите с дьяком Монетного двора.

— Есть еще одно дело, Государь! Касаемо золота...

— Говори! — велел царь, явно заинтересовавшись.

— В прошлом годе сговорился я с башкирами, что тебе покорились, чтоб они моим людям провели за Камень искать там золото, да серебро. По весне отправил, и золото, мыслю, они непременно найдут, горы там вроде финских и так же его родить должны.

— Обельная грамота у тебя есть. Знай себе, ищи руды, да добывай хоть золото, хоть серебро, хоть медь! — удивился Иван Васильевич, — За чем же дело стало?

— Коли сам бы добывать хотел, то ни в чем нужды бы не было, но пришлось послать их с крепкой охраной, да во множестве, а значит, как первое золото возьмем, непременно слушок пойдет. Как тогда остановить народец, который решит счастья пытать? Да и надо ли? А беда в том, что закона нет как у иных государей — сколь положено в казну с добытого брать. В Испании такой закон есть, король Филипп пятую долю берет с добытого серебра и золота.

— Пятую долю? — переспросил царь, затем повернулся к Висковатому и велел, — К пятнице подготовь список, как у иных государей принято.

— Я так мыслю государь, первые пять лет лучше сию долю вообще не брать, иначе, как на Ивалойоки выйдет: учнут иноземцы ходить по морю до устья Оби, а далее на лодках вверх по реке и учнут скупать, что за зиму мужики добудут. Вот взгляни, мой человек пишет, какая беда...

Иван Михайлович взял протянутое мной письмо от Верьгиза Москаева и начал читать его царю...

...

Время нас с Кожемякиным поджимало так, что караул: шутка ли за какие-то три дня проработать текст закона о "вольном приносе" золота, серебра и самоцветов! Так что мы с Иваном почти не спали, и тут помогло кофе, которое персы приобрели у купцов, прибывших из Йемена. Прибыв на Выксу за товаром, они преподнесли его мне, зная, что я любитель всяческой экзотики. С подарком они угадали, а вот с количеством... Тем не менее, лучше мало, чем ничего! Как бы то ни было, успели мы в срок. Поздним вечером в пятницу я передал листы с набросками Висковатому, а в субботу переписанный на бело текст уже лежал перед государем, а в субботу, что для меня стало полной неожиданностью — "царь велел, бояре приговорили": вольному приносу быть.

Отныне любой нашедший золото, мог застолбить участок полста на полста саженей и добывать там золото, которое мог сдать в казну, по твердой цене, установленной всего на осьмушку меньше реального содержания в золотом рубле либо расплатиться им в "государевой лавке" за потребные товары. Ну и само собой невозбранялось спустить золотишко в "государевом кабаке". Я не упустил момент и приложил к закону челобитную, в которой предлагал взять на пять лет в откуп все приисковые кабаки за десятую долю от золота, полученного у старателей за "горячительные напитки" и фиксированную ежегодную сумму.

Сия невиданная щедрость, впрочем, имела под собой, скорее меркантильное соображение: свое я так и так возьму, а коль казна будет получать что-то еще и cверх откупа, конкурентов можно не боятся. А то вздумает, какой богатый купчик перехватить самые лакомые места и перебьет цену, когда придет черед продлевать срок откупа. Те же заведения, которые перестанут быть мне неинтересны, например, после выработки прииска, проще кому-то из самих удачливых старателей сбыть. Для них это деньги немалые...

...

На следующий день я с утра решил обсудить с Иваном Кожемякиным одно, весьма немаловажное дело:

— Есть, Иван у меня одна задумка, которая немалую пользу нам обоим принесет, а самому заняться времени нет...

— Зато его у меня хватает, — сказал дьяк Московского Монетного Двора, — Да и скучно в Москве, не то что на Выксе. О чем речь-то?

— Двигатель что мы с тобой сладили, не только на судно ставить можно. Помнишь самоходную повозку, которую в черемисский лагерь посылали?

— Довелось мне её видеть. Только бают, не шибко она быстро бегала.

— Не шибко, тут ты прав, но там и двигатель был слабоват, да и сама тяжела изрядно...

— Да, нынешний куда сильнее будет, — согласился Кожемякин, — Да и легче он. Хочешь для тяжелых пушек приспособить?

— И это тоже, но для начала припомни, сколько лет назад наш Государь родился?

— Без малого тридцать, но к чему ты об этом?

— Именно так! А в следующем году ему ровно третий десяток, грех о добром подарке не подумать. Вот я и решил, что самодвижущаяся карета в самый раз сойдет...

— А и в самом деле, — кивнул Иван, — Ни у кого подобного нет во всем свете!

— Вот и давай этим займемся! Ты до осени всю механику проработай, да чертежи на Выксу отправь, а мы всё, что надобно изготовим, и пришлем. Соберешь с ребятами, что я тебе дал, да пусть они тебе и с чертежами помогут. Им сие на пользу ...

— Это можно! Сейчас бумагу принесу...

...

Больше пары часов нам поработать совместно не дали: нагрянули купцы, как московские, так и иноземные. А буквально парой минут позже митрополит Макарий и купчикам пришлось "уступить очередь". Разговор вышел не особо долгий, но весьма содержательный:

— Игумен Соловецкого монастыря тебе поклон от всей братии шлет! Вельми рад, что ты с ним полюбовно договорился. Однако ныне меня к тебе иное привело: надобно еще пару храмов плавучих сладить. На Волге один, да на Дону, размером поменьше, там Государь окромя православных, дозволил еще и ногайским родам селиться, что ему шерть дадут, что служить будут верно и от крымцев Новый Берег беречь...

— За сим дело у нас не встанет! Как раз к следующей весне и сделаем! — ответил я, — Насчет священника в храм, что в Выксе строится...

— Помню, помню! Есть у меня один подходящий, брат Кирилл[2], в Новинском монастыре, что на Бережках[3], постриг принимал...

— Благодарю владыко! — сказал я, — Еще бы для приисков, что в финской Лапландии на реках Ивалойоки и Лемменйоки людей найти. Церковь хочу там ставить, а лучше две...

— Найду и для сего людишек, о том не беспокойся! И за Камнем, коль золото найдешь, церкви ставь, Господь за сии труды воздаст! А священников я найду...