| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В небольшой комнате никого. Две двери закрыты. Ширма, зеркало, комоды. Узкое окно в кисее окрашено рассветом. Явно гардеробная небедной дамы, судя по яркости платьев, молодой и не обремененной предрассудками. С улицы доносится грохот тележки и ослиное фырканье. Зеленщик? Молочник?
— Молоко, свежее молоко! — подтвердил девичий голос.
При упоминании молока живот скрутило голодной судорогой. Остатки воды в кувшине булькнули, напоминая об учиненном погроме. Выпутавшись из мокрых, пахнущих лавандой обрывков муслина и кружев, Хилл допил воду. Вздрогнул: по стене скользнула тень, за окном пронзительно всплакнула чайка.
Снова прислушался. За дверью напротив окна пряталась тишина, а из-за второй слышалось сонное дыхание двух человек. Воды в кувшине оказалось слишком мало — едва смочить пересохшее горло. Пить хотелось невыносимо, еще больше чем есть. Бок отчаянно болел и дергал, но Хилл, закусив губу, отодрал немного отмокшие остатки рубахи и ощупал рану. Края сошлись и почти не кровоточили, но кожа вокруг воспалилась и вспухла. А длина пореза, от подмышки до бедра, заставила вознести благодарственную молитву Светлой — за то, что до сих пор жив и не свалился спелой грушей прямиком в руки стражи, и Хиссу — что одарил вместе с тропами Тени способностью чуть не на глазах заживлять раны.
Хилл обтер мокрым муслином лицо и еще раз оглядел комнату. Передернулся, увидев на полу бурые пятна, отметившие его вчерашний путь — от двери к углу, завешенному сорочками. Наверняка, то же самое и в коридоре, и на лестнице... вроде была лестница...
Шисов дысс! Империал против ломаного динга, что кто-то из слуг уже побежал за стражей. Надо срочно выбираться.
Он поднялся, опершись о тумбочку, и снова выругался. Голова кружилась, ноги разъезжались, руки дрожали. Хорош убийца. Цыпленок, ощипать и в суп.
Три шага до окошка показались караванным путем через Багряные Пески. Держась за стену здоровой рукой, он осторожно выглянул сквозь кисею вниз, на улицу, и отшатнулся. Сердце оборвалось, оставив в груди пустую обреченность: цокая подкованными сапогами, из-за угла показалась полудюжина стражников при арбалетах.
Скорее, обратно на крышу! Найти пустой чердак, отсидеться. До завтра бок заживет. Давай, двигайся, багдыр`ца! Шевели опорками!
С трудом переставляя дрожащие ноги и подгоняя себя зуржьим матом, Хилл пошел — а скорее, пополз — к двери, за которой была тишина. И почти дошел, но поскользнулся на крови, упал на колени. Боль вышибла дыхание и погасила свет.
— Молоко, свежее молоко! — сквозь хоровод алых пятен и болезненный гул в ушах пробился голос молочницы.
— Доброго утречка, красавица, — ответил басом стражник. — Не боишься одна по улицам? Нынче в городе опасно!
— А чего бояться, когда вот она, наша защита и надёжа.
— Это правильно, красавица, — вступил второй.
— С нами не пропадешь! В обиду не дадим, только держись поближе, — хохотнул первый.
— Иди, иди к нам, милашка, — поддержал его хриплый тенор.
— Со всем нашим почтением, — хихикнула девица. — Молочка не желаете ли?
Стукнула крышка бидона, зазвенела струя.
— Вот это я понимаю, — отпив, пробасил первый и крякнул. — А не видала ли ты, красавица, чего подозрительного? Например, убивца, аки демон северный беловолосого да пустоглазого, ростом велика да рожей страшна?
Крынка с молоком пошла по рукам — было слышно, как вояки хлюпают молоком и отдуваются.
— Ой, страсти-то какие! Неужто прям демон-то? Да никак, сержант, сами видали?
— А то! Мы как вчера...
"Слава тебе, Светлая Сестра! Не за мной..."
Не понимаясь с колен, Хилл слушал, как сержант распускает хвост перед молочницей, как открываются двери домов и любопытные служанки присоединяются к утренним сплетням. Со слов сержанта выходило, что Ориса городская стража так и не поймала, но на охоту за нарушителями спокойствия бургомистр послал не только городскую стражу, но и портовую охрану, и курсантов Имперского Морского Корпуса.
— Гильдия Ткачей!.. — шепотом одной из служанок повис в замершем переулке на долгих несколько секунд. Повеяло обывательским страхом — вот-вот захлопнутся окна и заскрипят ключи в дверях.
— А что Ткачи? — встрепенулся стражник. — Мы вчерась четверых ихних уложили! Подумаешь, Ткачи!
В голосе его за бахвальством трепетал страх, а Хилл вспомнил: и правда, именно этот басок вчера требовал бросить оружие. Но вчерашняя храбрость испарилась — Хилл твердо знал, что сержант, столкнувшись с ним кос к носу, не узнает убийцу в упор. Служанки притихли, а через мгновение защебетали, восхищаясь доблестью и отвагой.
Порыв сквозняка и еле слышный скрип двери заставил Хилла обернуться — он хотел было вскочить, но тело подвело. Он упал навзничь, гулко ударившись затылком о медную раму зеркала. Зажмурился на миг, мысленно увидев летящую в горло шпагу...
— Эй, мальчик? — послышался мелодичный голос: ни страха, ни злости, ни удивления, одно лишь сочувствие.
Сквозь алый туман проступил силуэт. Рука сама потянулась к зеркалу: разбить, метнуть осколок.
"Стой, придурок! — одернул он себя. — Она не опасна. Пока. Придушить всегда успеешь, без звона и грохота на всю округу".
Хилл сморгнул остатки тумана, присмотрелся к склонившейся над ним женщине. Почудилось, что ее окружает золотистое мерцание — теплое, как парное молоко. Взгляд скользнул по нежным рукам — ни оружия, ни брачного браслета — маслинным глазам, полным волнения, породистому носу с горбинкой. Задержался на растрепанных локонах с медным отливом, ласкающих округлые плечи, и утонул в паутине лазурного кружева сорочки, потерялся в тенях под грудями и меж бедер.
— Тихо, не бойся, — шепнула незнакомка. — И не шуми. Это ж тебя ищут?
Хилл от неожиданности мог только кивнуть: язык присох к небу. Он не понимал, почему она не боится? Ведь знает, кто он есть. Но знал — точно знал! — страже не сдаст. Она опустилась на колени, коснулась прохладной ладонью лба, заглянула в глаза. Взяла за руку.
— Вставай. — Слегка потянула. — Скоро вернется служанка. Тебе надо спрятаться.
Женщина кивнула на аккуратный ряд платьев вдоль стены. На тот угол, к которому вели кровавые следы. На миг Хилл усомнился, есть ли смысл прятаться, если при первом же взгляде на пол все видно.
— Не бойся, я успею помыть, — помогая ему удержаться на ногах, успокоила она. Раздвинула сорочки, не обращая внимания на валяющиеся на полу обрывки грязного муслина. — И принесу поесть. Садись, давай перевяжу тебя.
Прохладные руки касались пылающей кожи так нежно, что Хилл не мог ни о чем думать. Он позволил ей усадить себя в угол. Даже не вздрогнул, когда она отошла за ширму — мысль о спрятанном там арбалете отогнал, как навозную муху.
— Ты весь горишь. — Её рука скользнула по воспаленным глазам, убрала прилипшую ко лбу прядь. — На, пей.
Она подала кувшин, но не отпустила — помогла удержать в руках. Ее забота была столь искренней и непосредственной, что Хилл плюнул на дурные мысли об унижении и опасности. Зачем его травить, если достаточно было кликнуть с улицы стражу?
— Благослови тебя Светлая, — напившись, он, наконец, смог произнести нечто членораздельное. — Как тебя зовут?
— Нио. — Она улыбнулась и приложила палец к его губам. — Тихо. Займемся раной.
Хилл послушно замолчал. Он позволил протереть мокрой тканью лицо и раненый бок, замотать оторванной от тонкой льняной простыни полосой. Немыслимо хотелось закрыть глаза и уснуть, но остатки страха не позволяли: он помнил и о страже за окном, и о мужчине, всхрапывающем за стенкой. Нио шептала что-то успокоительное, снова протирала горящее лицо холодным и мокрым, а Хилл проваливался в жаркие объятия пыльной равнины.
435 год. Ночь с 12 на 13 день Каштана, канун новолуния. Найрисса.
Его разбудил громкий мужской смех. В звуке не было немедленной опасности, только похоть и довольство собой. Смеху вторил женский голос и звон вина о хрусталь: там, за стеной.
В полной темноте лица коснулось что-то невесомое. Хилл дернулся, отмахнулся — и вспомнил. Не то бред, не то мираж посреди знойной пустыни лихорадки: фея с прохладными ладонями и кувшином воды. Вода! Где-то тут должна быть вода! Он нащупал кувшин и сверток. Глотнув воды, развернул тряпицу, и, чуть не зарычав от ударившего в нос хлебного духа, впился зубами в лепешку. Внутри теста оказалась мелко рубленная курятина с луком и травами — вкусная, как глоток воздуха перед повешением.
Несколько минут Хилл жадно ел, не думая ни о чем. И только слизнув последние крошки с ладони, и чувствуя, как по телу разливается сытое тепло, снова прислушался.
Разговоры за стеной сменились влажными шлепками, сопением, ахами и скрипом кровати. Хилл словно воочию увидел разметавшиеся медные пряди, задранный подол лазурного кружева и ноги с тонкими щиколотками, обнимающие голозадого сержанта. Жаркая злость поднялась изнутри, требуя — убить, отнять!
"Бред и наваждение. Какого шиса? Девушка делает свою работу, а ты ревнуешь, как оперный тенор, — обругал себя Хилл. — Спокойно. Ты жив, цел и свободен. Тебя спрятали и накормили, какого рожна тебе еще?"
Но, вопреки голосу рассудка, его неудержимо тянуло в соседнюю комнату. Он выбрался из убежища, подошел к окну. Крупные звезды на безлунном небе перемигивались: ну? Слабак, мальчишка. Спрятался в юбках. Но насмешки тонули во вздохах и ритмичном поскрипывании.
Хилл скользнул к выбивающемуся из замочной скважины лучу света. Заглянул...
Дыхание перехватило, словно тяжелая рука брата ударила под дых. В паху стало горячо и тесно, бедра напряглись.
Тонкая, позолоченная свечами наездница запрокинула голову и сладко вздыхала, насаживаясь на любовника. Одной рукой она оглаживала вцепившиеся в бедро мужские пальцы, другой ласкала торчащий сосок. Груди ее подпрыгивали в такт скачке, распущенные волосы мотались гривой дикой кобылицы. Мужчина в задранной батистовой рубашке выгибался под всадницей, стонал, мышцы перекатывались под смуглой кожей. Несмотря на возбуждение и злость, Хилл отметил и старый шрам повыше колена, и прислоненную в изголовье шпагу — простую, но отменного качества — и аккуратно сложенный на стуле темный камзол с капитанским двойным кантом.
Сжав до боли дверной косяк, Хилл оторвался от замка, прислонился лбом к деревяшке и выругался — про себя. Вскочил, сделал три шага к окну. Но властный мужской голос заставил обернуться в боевой стойке.
— Возьми в рот, девочка!
— Ммм... слушаюсь, мой капитан, — мурлыкнула Нио.
Ярость окатила слепящим холодом: Хисс требует жертвы! Отдай божеству все, что держит, и получишь силу, получишь свободу! Темная воронка засасывала, мутила разум. Стриж сопротивлялся изо всех сил, цепляясь за каждую соломинку памяти: Орис, Фаина, Ульрих, Клайвер... Свобода? От чего? Зачем она, такая свобода? Зачем такая жизнь?
"Ты мой, — напоминал бог, сжимая сердце холодными когтями. — Служи мне!"
"Я твой слуга, а не раб! — спорил, обливаясь холодным потом, Хилл. — Я чту закон. Отдаю тебе кого должно. Я не нарушаю договора!"
"Споришь? Самонадеянный мальчишка, — смеялся Темный. — Тебе ли решать, что должно? Я могу выбрать любого, но ты забавный. Все равно сам придешь и попросишь".
Удар об пол привел Стрижа в чувство. Ушибленная голова, полный крови рот, распухший прикушенный язык — мелочи. Жив после спора с Хиссом? Нет, так не бывает.
— Что там, Нио? — послышался мужской голос из соседней комнаты.
— А, не обращай внимания, Жакель. Наверное, Сильва уронила что-то, — ответил томный женский. — Иди сюда, мой завоеватель!
— Погоди, Нио, — не успокаивался мужчина. — Я посмотрю, мало ли. Ты же не хочешь, чтобы воры унесли твои шляпки.
Хилл словно увидел, как капитан натягивает штаны, берет шпагу...
Рывком отворивший дверь полуголый шер с обнаженным клинком в руке застал в гардеробной тишину и порядок. Но все равно, знаком велев Нио не переступать порога, обошел комнату, отдернул сорочки в том углу, где недавно спал Хилл, заглянул за вторую дверь.
— Жакель, нет здесь никого, — надула губки Нио, запахиваясь в кисею. — Почему ты так волнуешься? Что случилось, расскажи.
— Хисс испытывает новых Ткачей, малышка. Разве не слышала? — капитан еще раз окинул комнату настороженным взглядом и принюхался. — Вчера эти твари передрались на аллее Эдикта. Двое сбежали. Один, похоже, издох, второй цел.
— О, ты там был? — округлила глаза Нио, протягивая к капитану руки.
— Нет, там был сержант Буслеш, — обняв Нио, шер не то вспоминал, не то размышлял вслух. — Пропал служака. Больше он не боец...
Скручивающее внутренности напряжение отступало, сердцебиение успокаивалось. Слава Светлой, капитан его не увидел. Не пришлось снова убивать.
— ...привели к лавке старой Шельмы. И все, как под землю. Но до храма им все равно не добраться.
Хилл навострил уши, но капитан замолк.
— О, я никогда не сомневалась, что ты способен переиграть кого угодно, — продолжила расспросы Нио. — Но как? Ткачи, говорят, умеют проходить сквозь стены, как игла сквозь полотно.
— Ты мне льстишь, маленькая, — усмехнулся капитан. — Жаль, маги не пожелали участвовать лично. Но хватит и рун. Они просто не смогут войти.
— Ну и что? — спросила Нио.
— Как что? Не завершившие ритуал сдохнут, как крысы. Жрецы Хисса не дураки, оставлять бешеным тварям лазейку на свободу.
— Как это все грустно. — Нио потянула капитана обратно в спальню.
Хилл облегченно выдохнул. Зря — капитан выдернулся из объятий любовницы и метнулся к платьям. Хилл еле успел уклониться от клинка. Шпага скользнула по плотной повязке, Хилл зажал острие плечом, повернулся и выдернул оружие из рук капитана. Тот от неожиданности замер — лишь на миг. Но этого мига хватило Нио, чтобы броситься к нему и...
Незаметным глазу движением капитан отбросил её прочь. Ночь застыла, засмеялась холодным голосом Ургаша. Хилл рванулся к падающему телу, поймал у самого пола. Зазвенела отлетевшая шпага, в глазах капитана проступило понимание и боль. Сломанная кукла с удивленными глазами опустилась на пол. Золотое мерцание угасло.
Всего лишь миг двое скорбели — один об утраченном, второй о неслучившемся.
В следующий миг они сплелись в объятиях теснее любовных.
— Что за руны, где? — спросил Хилл пришпиленного к стене капитана.
— Не знаю, — просипел шер, выплевывая сгусток крови и ухмыляясь белым ртом. — Пойди сам проверь, крыса.
— Знаешь. Говори.
Стриж сжал ключицу капитана. Тот позеленел, напрягся, зрачки его расширились.
— Все равно... только светлый... сможет... — насмешливо прохрипел капитан. — Сдохнешь. Вы. Все. Сдохнете. Крысы.
— Все мы сдохнем, Жакель Клийон, — покачал головой Хилл. — Но я — не сегодня.
— Завтра. — Капитан плюнул кровью в лицо убийце, дернулся, разрывая легкие и сердце о клинок, и затих.
— Может, завтра. — Хилл резко потянул шпагу и отступил, позволяя телу упасть лицом вниз. — А, может, и не завтра.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
