— Не показалось, уважаемый Эрва, — улыбнулась я, — ты прав, не буду скрывать, я ищу пропавших друзей. И вы моя последняя надежда отыскать их.
Ивенг кивнул, давая понять, что этих моих слов для него достаточно, и он не будет пытаться узнать больше.
Махнув нам рукой, он пошёл по переулку направо. Очертания его уже почти было растворились в темноте, когда чей-то сдавленный вскрик нарушил тишину ночи. В звенящей цикадами духоте он прозвучал неотчетливо.
Эрва остановился. А в следующее мгновение кто-то там, в темноте сбил его с ног. И тяжёлые бухающие шаги гратов послышались из переулка.
— Граты... Бегите, Соззо... — прохрипел ивенг.
Глухой удар, и он замолчал уже навсегда.
Ланваальдцы цепочкой втягивались внутрь площади. Соззо куда-то пропал. Прижавшись к стене дома, я видела, как наёмники окружают третий дом от дороги. И закричала, что есть силы:
— Граты!
Застучала в окно. В меня полетел меч наёмника и, отскочив от каменной стены дома, упал к ногам. Но я была скрыта непроглядной тенью от дома, да и не до меня им было.
Где-то захлопали двери. Замелькали пятна света. Но голосов людей не было слышно. Лишь тени скользили в темноте.
Ряд ланваальдцев смешался вдруг оттого, что здоровенный грат выбежал им навстречу от домов. Но, не добежав до светлого пятна, очерченного луной в центре двора, он неожиданно легко для такой массы тела подпрыгнул. Нелепо дрыгнул толстыми ногами. Я стояла совсем рядом, и, вжав голову в плечи, ошарашено смотрела, как в этом безумном для такой туши прыжке за его спиной раскрылись кожистые огромные крылья. Ноги перестали хаотично и нелепо дрыгаться, превратившись вдруг в когтистые лапы, поджавшись крючковато к вытянутому туловищу. И массивная туша дракона, теперь достигшая света, стала подниматься в небо, быстро удаляясь от земли.
Но уже в следующее мгновение шея его изогнулась, обратившись вниз, и пламя длинным языком полоснуло по головам ланваальдцев, бросившимся в разные стороны. Искажённые страхом и ужасом лица их мелькали в пламени, то и дело обрушивающемся из глотки разъярённой рептилии. Толстая её туша кружила над посёлком чёрной тенью. Гул огня и бешеный рев доносились сверху. Воняло серой, палёной плотью, клочья пожара освещали зловеще площадь. В красном мареве бегали люди, тускло сверкали мечи...
Зайдя на новый круг, дракон вдруг спикировал вниз и, подхватив одного из гратов, бросил его на каменный выступ здания. Утробный визг, удар тела о камни и проклятия наемников, не знающих, куда скрыться.
В сутолоке и темноте было не разобрать, кто есть кто. Огромные кулаки, мечи, кастеты мелькали в рваных пятнах света, отбрасываемых луной и распахнутыми дверями. Защитники посёлка нападали незаметно, зная все лазейки и тупички, тропинки между заборами, щели в плетнях.
Я совершенно запуталась, где свои, где чужие, а из дома вслед за гратом-драконом, выбежали, размахивая цепями, еще трое ланваальдцев. Это могло означать только одно, что на стороне болотников уже есть и наёмники.
Дракон метался над домами, всматриваясь и пикируя вниз, вылавливая струсившую добычу в тёмных переулках...
"А ведь это Милька... Милька...", — крутилась у меня в голове только одна мысль, когда вдруг в соседнем доме открылась дверь. И, повернувшись, я застыла от неожиданности. Потому что в пятне слабого света на пороге стояла я сама...
* * *
Что делает здесь она? Если здесь эта тварь, значит, где-то рядом дьюри... И дракон... Оба брата здесь. Вот и наёмники нагрянули...
Мысли плясали лихорадочно. От злости закусив губы, в отупении уставившись на Олие, я не заметила, как стало темно, как вдруг словно исчез весь воздух, стало нечем дышать. И намертво меня обхватила огромная лапа.
— Иых... — выдохнула я жалобно.
Вздёрнув меня в лапах, дракон тяжело пошёл вверх. Я видела его брюхо, змеевидную мощную шею, выгнутую дугой. Огромные крылья мощными взмахами поднимали легко его массивную тушу и меня.
Вцепившись в морщинистую кожистую лапу, я понимала, что ничего не могу поделать. Даже если этот грат-дракон и есть Милиен, то это мало обнадёживало — он не знает, что в его лапах сейчас болтается часть той твари, что пялится на него с земли.
Сейчас размажет об стенку дома или разожмёт коготки эта махина, и останется от меня лишь мокрое место... Вот сейчас!..
— Как же я рад тебя видеть, Олие.
Эти слова... Этот голос... Мне кажется, я даже оглохла на какое-то мгновение. Я не ошиблась! Не ошиблась! Голос Милиена заставил меня зажмуриться от безумной радости...
— Милька! Милька, бродяга!
Я шептала, смеясь и болтаясь в лапах огромного дракона.
— Милька, а я так боялась... что меня никто не узнает...
— Я тебя сразу узнал, — тихо рассмеялся Милиен.
Голос его знакомый и незнакомый, что-то затаённое, новое слышалось в нем. Глухой баритон, с еле приметным раскатом на шипящих — следствие глотки огромной рептилии.
— Куда ты меня тащишь? Там ведь остались...
Я замолчала. Как сказать о том, что Олие не Олие вовсе? Знают ли они об этом? Почему мы улетаем, ведь там дьюри?.. Мысли отплясывали безумный танец, и приличная речь никак не вытанцовывалась.
— Харза там нет, — проговорил невозмутимо Милиен.
Понятное дело... Милиен, так же как и его венценосный братец спит в моих мыслях.
— Прости, так быстрее.
— Но там... она... Олие. Значит, там и дьюри...
— Почему ты так решила?
— Почему, почему... не знаю, почему. Но значит, ты знаешь, что она... не я?
— Знаю. И брат знает. Его там нет, Олие.
И брат знает... Знает. Знает. Дьюри знает, что эта тварь не я, не я. Мне хотелось повторять это снова и снова. Слова казались музыкой, безумной, дарившей мне вновь радость.
Тут дракон издал странный гортанный булькающий звук:
— Скажу больше, Олие, он никогда не был с ней рядом.
И снова булькающий звук. Да он смеётся!
Милька смеялся. Разве дракон может смеяться? Но он ржал, как конь! Запрокинув шипатую голову, содрогаясь всем толстым туловищем.
— Аха, — прошипел он, наконец, — она уже не первый раз наёмников приглашает на наши вечеринки, да только никак нас собрать вдвоём не может...
— Значит, Силон, понял, что дьюри не дьюри?
— Понял, — посерьёзнел Милиен, — поэтому и ходит на наши сборища и вынюхивает...
— А вы чего ждете?! Ведь вот сейчас можно было её...
— Чтобы Силон опять ускользнул и принял облик, неизвестный нам? Нет, нельзя. Пока нельзя.
Сдавленные мощной лапой рёбра не давали дышать, и я пошевелилась, чтобы хоть немного расширить пространство.
— Подожди, Олие. Скоро будем. Была бы упряжь, — рассмеялся вновь Милька, — я бы тебя пересадил на спину, а так, боюсь, соскользнёшь...
Я улыбнулась. Я подожду, Милька. Я столько ждала...
Летели мы низко. Над морем. Тёмная гладь шумно перекатывалась многотонной махиной под нами. И прохладой тянуло из глубины...
Часть 18
* * *
— Задержи дыхание, Олие. Совсем ненадолго...
Дракон стал снижаться. Вот уже мои ноги коснулись воды. Волна плеснула в лицо. Лапы дракона поджались, и я некоторое время летела над самой гладью, медленно погружаясь в воду, пытаясь надышаться напоследок. Вот волна мягко накрыла меня... ещё раз... Наконец, вытянув шею, рептилия быстро нырнула.
Длинное тело дракона стремительно стало погружаться, уходя всё дальше вниз. Я, выпучив глаза, некоторое время ничего не видела. Лишь шевелящаяся непрерывно масса. Тысячи пузырьков летели от нас кверху. И только по ним можно было определить, где верх, где низ.
Скоро, очень скоро от моих запасов воздуха останутся жалкие воспоминания. Разве мои легкие сравнишь с драконьими?..
А заклинание Лессо, заставляющее появиться жабры, никак не всплывало в голове.
Самое удивительное, что в тот самый момент, когда от недостатка кислорода уже кровь начала бухать в ушах и голове, впереди показался свет.
Тусклое светлое пятно принялось расти. Оно будто висело в толще воды. И у меня появилась надежда, что вскоре смогу глотнуть воздуха.
Каменные глыбы стали надвигаться на нас в мутно-зелёной воде. Уступы скал тянулись из глубины к поверхности. И светлое пятно приближалось...
Это был узкий проход. И впереди в нём виднелся свет. Но как же он далеко... Вот дракон, вытянув шею и сложив крылья, втянулся в ущелье... И неожиданно свернул влево. Свет едва попадал сюда из основного прохода. Стоялая вода подводного озера слабо блеснула в темноте, когда Милька с шумом вырвался из воды. Затхлый воздух ворвался болью в мои скукоженные лёгкие.
Дракон кружил в замкнутом пространстве большой подводной пещеры, фыркал и со свистом дышал. Эхо обрушило на мои бедные уши отражённый многократно гул — движение огромного тела, хлопанье мощных крыльев, шум воды, потоками стекавшей с дракона вниз. А я обессилено болталась в его лапах.
— Ты перевела дыхание, О?
— Я забыла, как это делать, — прохрипела я и добавила: — не обращай на меня внимания, Милька, я — слабак...
— Всё будет хорошо, О. Мы скоро прилетим.
Его голос отскакивал в безумном количестве раз от каменных глыб этого подземного мешка, от поверхности воды, оглушал, заставлял меня вжимать голову в плечи.
— Задержи дыхание.
И через мгновение опять плавно вошёл в воду.
Выбравшись в основной тоннель, Милиен рванул, что есть силы, вперёд. Огромные крылья двигались незаметно в толще воды, но я-то чуяла, какая силища тянет меня.
Милиен стремительно плыл. Пройдя почти на ощупь полутёмный тоннель в подводной скале, он теперь мчался по прекрасной подводной долине.
Свет рассеянный, мягкий, шёл, казалось, из самой глубины. Это было необычно и странно. Словно мир перевернулся, и верх, куда убегали драгоценные пузырьки воздуха, оказался внизу.
Коралловые деревья тянулись от невидимого дна в призрачном свете и завораживали своей красотой. Маленькие прозрачные существа сновали повсюду, сонные медузы флегматично проплывали мимо нас. Стаи рыб шарахались в стороны от дракона. И неясные голоса пели из глубины.
"Подводное царство", — подумалось мне.
"Подводный мир слоулинов", — ответил Милиен.
Его мысли касались моих легко, не вызывая их растерянного съёживания своим вмешательством.
"Всегда казалось, что такое бывает только в сказках, — улыбнулась я и удивилась, — я, кажется, дышу... Милиен, я дышу! Как это возможно?!"
"Заметила, наконец, — чувствовалось, что Милька доволен моим удивлением, — таков уж он этот мир. Вода здесь особенная... Слоулины же могут жить и в воде, и на поверхности... Раньше вообще их можно было встретить в любом пруду..."
"Поруси?", — предположила я.
"Можно легко ошибиться, — усмехнулся снисходительно Милиен, — но только, если никогда не видел настоящего слоулина. Ты скоро их увидишь..."
Я молчала. Рёбра ныли, как ни старался Милиен ослабить хватку.
Впереди в мутной дали показались скалы, поднимавшиеся уступами вверх и терявшиеся где-то у невидимой отсюда поверхности. И большое плато отвесно нависло над долиной, по которой уже некоторое время летели мы с Милиеном. На широкой поверхности плато виднелись дома.
Лёгкий воздушный серпантин дорог пронизывал красивый город. Коралловые рифы зарослями окружали его. Розовые верхушки рифов и белые стены домов уже были так близко, что видны крупные фиолетовые мидии, целыми колониями приросшие к стенам зданий.
Длинные растения волновались вслед движению светящейся воды. Наклонялись ещё ниже, стелясь навстречу надвигавшемуся на них дракону...
Однако...
"Всё это очень красиво, Милиен... Только... что мы делаем здесь?"
Милька дёрнул рогатой головой, словно пытаясь освободиться от невидимой узды:
"Скоро, О, совсем скоро, ты всё узнаешь...".
Он развернулся над зарослями травы, сотни полосатых рыбок перепуганно вылетели оттуда. А я, вывалившись из разжавшейся вдруг лапы, влетела в самую гущу и, запутавшись, некоторое время барахталась в траве, цеплявшейся плотоядно за шаровары и платье...
* * *
Противная трава... Мелкие крючочки по узкому длинному листу... Казалось, каждый из них задался целью остановить меня.
"Олие... Олие, быстрее...", — торопливо говорил Милиен откуда-то сверху.
Я протянула ему руку. И загляделась на него.
Он сам, собственной персоной... Куда девался тот мальчишка! Худющий, почерневший от жаркого ивенговского солнца симпатяга принц дьюри протягивал мне руку. Как он похож на Харза из моего сна, на котором мы с дьюри танцевали тот безумно нудный уотильон...
Милиен стоял в повозке без колёс. Конь, дивно похожий на морского конька, об одной ноге, косился на меня.
"Не задерживайте движение, мо", — я не сразу разобрала фразу, которую конь уже не один раз повторил в мой адрес.
Его вид и вот это "мо" меня совсем доконало, и я, хмыкнув, долго еще принималась по-дурацки хихикать, но остановиться не могла. Однако в повозку забралась, правда, не без помощи Мильки. Всё-таки вода и большая глубина здорово мешали моим движениям. Двигалась я словно муха, попавшая в мёд. Пыталась подняться, вязла в воде, путалась в длинной траве и оступалась. Милиен посмеивался надо мной. Но терпеливо ждал, когда закончатся мои барахтанья.
"Вроде бы дьюри, — тем временем бубнил конь, — а двигается, как... как..."
Он явно не находил подходящего слова, и я уже ждала того момента, когда он его найдет.
"Как дохлая креветка..."
Представив скрюченное тельце креветки, я хмыкнула, на этот раз сдержав смех, и, плюхнувшись на плетёное из какого-то лёгкого металла сиденье, ответила:
"Могло бы быть и хуже, уважаемый конь..."
Конь лишь дёрнул ушами-дырочками, замельтешил прозрачными плавниками и сорвался с места в карьер так, что у меня, кажется, лязгнули зубы.
"Так многозначительно... — буркнул он лишь в ответ, — а между тем, каждому слову соответствует всего лишь одно значение".
"Летеций у нас философ, у них с Бакару случались настоящие побоища".
Эти слова произнесло существо, сидевшее ближе к противоположному краю повозки. Я его сначала не заметила, видимо, оттого что он был... как бы это правильно сказать?.. Не прозрачен, нет. Сер, что ли. Бесцветен. Уши-дырочки, безносый, но с ноздрями... Двуног, двурук. Лишь длинный плавник на спине и два длинных пера-плавника красного цвета на рёбрах. Человек-рыба.
Он чинно наклонил голову.
"Приветствую вас в Слоулии", — его мягкая речь всплыла в моей голове мелодично и не назойливо.
"Здравствуйте и вы", — ответила я, улыбнувшись.
"Советник Улий Но, — представил его Милиен, повернувшись ко мне, — Олие".
Представление меня было односложным и ёмким. Оно мне понравилось. Но неизвестно почему, я добавила:
"Дохлая креветка".
"Что, простите? — переспросил слоулин, вытянув шею и заглядывая на меня и вдруг рассмеялся, забулькав множеством пузырей воздуха, вырвавшихся из его жабер за ушами, — аха-ха! Нет, это всего лишь фигура речи. Дохлая креветка... Аха-ха... Наш Летеций очень любит фигуры речи. Не обижайтесь на него".
"Я не обижаюсь. Просто эта фигура очень здорово отражает моё нынешнее состояние, — поддержала высокоумный разговор я и тут же спросила: — кто-нибудь когда-нибудь скажет мне, что я делаю здесь, в замечательной Слоулии?"
