— И кто всё это говорит?
— Наши парни. Кое-что они от местных слышали...
— А кое-что домыслили сами, — засмеялась Гинта. — Оказывается, валлоны тоже не лишены воображения. Меня это радует.
— Но мы же видели чудовище. Наверное, это и есть каменный демон из пустыни. Я встретил его недалеко от дороги, которая разделяет Ингамарну и Улламарну. Мы там как-то проезжали отрядом, правда, в Улламарну не сворачивали.
— Ну мне-то туда придётся свернуть, — сказала Гинта. — И думаю, в ближайшее время.
Глава 4. Гости из пустыни.
Появление в Ингатаме валлонского юноши вызвало заметное оживление среди молодых служанок. Дворцовая стража встретила его вполне дружелюбно, а после того, как Даарн объяснил устройство кесты, многие даже прониклись к нему уважением. Новые приятели тут же повели его в купальню. Гинта слышала, как они беззлобно шутили по поводу его наряда — зачем носить на себе столько лишнего?
Аххан сказал молодому валлону, что тот может считать Ингатам своим домом, но внучке он потом сказал совсем другое.
— Если ты встретила его недалеко от Улламарны, то не лучше ли было отвести его к Сагарану?
— Не лучше, — отрезала Гинта.
— Но почему? Сагаран приютил бы его у себя в домике. Место уединённое, валлоны туда не ездят. Мужчине с мужчиной нетрудно найти общий язык, и Сагарану, может, не было бы так одиноко. Гинта, я не считаю, что этот юноша у кого-то тут отнимет пищу и воздух. Я поселил бы здесь хоть целый отряд, в Ингатаме места много, но... На тебя и так косо поглядывают. И разговоры всякие ходят. Сначала она захотела служить водяным богам, потом притащила в замок валлона...
— На Сагарана тоже косо поглядывают, причём уже давно. Через четыре года я займу трон в Большом зале. Правителю не пристало перекладывать свои проблемы на плечи других.
В тот же день Гинта мысленно связалась с Сагараном и к вечеру уже была у него. Роща саганвира пламенела ярко-алым летним убором, но её праздничный вид никого не радовал. Даже неугомонные сагны, как обычно шныряющие под ногами, казались встревоженными.
— Выходит, их было по меньшей мере три, — сказал Сагаран, внимательно выслушав рассказ Гинты. — Я не видел той статуи, которая напугала твоего нового знакомого, но две появились в Улламарне ещё позавчера — мангур с головой женщины и четырёхрукая человеческая фигура с хвостом мангура. Выполнены они с большим искусством. Не представляю, какой надо обладать силой, чтобы заставить их так долго двигаться, да ещё и целенаправленно. Эти две появились в селении Катахин, разрушили дом, сломали изгородь, одна чуть не убила человека. Они с особой яростью набрасываются на всё, что движется. А та, третья, значит, дошла аж до Ингамарны... Она сама остановилась?
— Видимо, да.
— Мангур тоже остановился сам, а четырёхрукого остановил я. Знаешь, чего мне это стоило... Я до сих пор как пустой орех.
— Ясное дело. Ты же не аркан.
— У того, кто управлял этими фигурами, очень сильное анх. И сильная воля. Конечно, они не могут двигаться вечно и рано или поздно останавливаются, но иногда бывает слишком поздно. Не останови я эту статую, она бы весь посёлок разрушила.
— Надеюсь, теперь-то на тебя смотрят подружелюбней?
— Да как тебе сказать, — усмехнулся Сагаран. — По-моему, некоторые думают, что это я вызвал пустынных демонов. Старейшины той деревни благодарили меня, но смотрели в землю.
— А где статуи?
— Их разбили на мелкие кусочки. Жалко. Прекрасная работа. Я говорил, что они уже не опасны, но люди были так напуганы...
— Ты мог бы ничего и не говорить, — недовольно заметила Гинта. — Если про тебя и так всякую ерунду сочиняют. Скажут теперь, что ты хотел сохранить каменных демонов.
— Я объяснил им, что это не маррунги. Меня, вроде бы, даже поняли, но... Сейчас люди всего будут бояться.
Гинта решила задержаться в Улламарне на несколько дней. Первым делом она съездила в некрополь. Голубая звезда на могиле Саннида издали сверкала на фоне белой скалы. Увидев её, Гинта почувствовала, как к горлу подступают слёзы. Здесь только его тело, дань земле, на которой он жил. А где его нафф? Достигла ли она того чужого и странного мира, где живёт золотоволосая красавица? Мужчины любят красавиц... Вряд ли она, Гинта, когда-нибудь будет счастлива. Лучше бы она родилась мужчиной. И зачем великий Диннувир решил воплотиться в женском теле? Или у него не было выбора? А может, он что-нибудь не рассчитал? Саннид же говорил — вернуться не так-то просто.
На этом кладбище уже почти не хоронили. Гинта осмотрела самые древние надгробия и не нашла никаких надписей. Только кое-где на могилах был начертан знак бессмертия.
За кладбищем начиналась пустыня. Изредка попадались сухие стволы и чахлые кустики. Когда-то здесь была роща, а сейчас дующий из пустыни ветер заносил бесплодную землю мелким, как пыль, белым песком...
Прикрыв ладонью глаза, девочка посмотрела на запад и едва не вскрикнула. На горизонте маячила фигура. Гинта сделала зрительный анхакар, и ею на мгновение овладел ужас. Тамир испуганно заржал и закрутился на месте. Гинта с трудом его успокоила.
— Будем надеяться, что это тоже не маррунг, — прошептала она. — Но кто бы это ни был, я должна его остановить.
Девочка привязала хорта к сухой коряге, некогда бывшей деревом, и пошла навстречу живой статуе. Пустынный гость имел облик человека — красивого длинноволосого юноши, только вместо ногтей у него были звериные когти, а изо рта торчали клыки. Как и те статуи, он реагировал на всё, что движется. А сам двигался довольно быстро, и Гинта с трудом увёртывалась от его страшных каменных рук. Воздействовать на предмет лучше с небольшого расстояния, но в данном случае подходить слишком близко было опасно. Диннувир родится снова, но будет потеряно время, а его и так осталось немного. Вот что хотел сказать Сифар. Зло наступает. Всё более решительно и упорно.
Эта статуя, пожалуй, дошагала бы до самой Ингамарны. Гинта еле её остановила. Та, которая напугала беднягу Даарна, шла через лес, и её больше никто не видел. И наложенные на неё чары были слабее. Эта вышла бы как раз к деревне Суаран. Люди уже заметили, что такие пришельцы из пустыни способны ходить только по прямой. То, что попадается на пути, ломают, что не могут разрушить, обходят. Но если поблизости движется что-то живое, они поворачиваются к нему и начинают преследовать. Сейчас нумады и колдуны охраняют каждую деревню, но лучше бы эти непрошеные гости вообще не появлялись возле населённых мест. В Улламарне и так паника. И скоро она перекинется на другие мины.
Гинту шатало от усталости, по щекам струился пот. Она попыталась вытереть его и только размазала по лицу грязь. На зубах хрустел песок. Ближайшее озеро за лаковой рощей. Озеро Сан. А сразу за ним начинается тот зловещий вирновый лес...
Забравшись на Тамира, Гинта оглянулась. Зверочеловек замер с вытянутыми вперёд когтистыми руками. Он казался живым. Он был красив и ужасен одновременно.
Озеро Сан находилось в глубокой низине, и, глядя на него с Велесовой горы, Гинта нашла, что оно действительно очень похоже на глаз, особенно сейчас, когда в нём отражалось ясное небо. Синий сантарийский глаз, обрамлённый густыми чёрными ресницами — травой шикур.
Вода была холодная и чистая. Гинта быстро ополоснулась и решила напоить Тамира, но хорт ни за что не хотел подходить к озеру. Он испуганно храпел и косился в сторону вирновой рощи.
— Да не бойся ты, — Гинта потрепала хорта по шее. — Мы туда не пойдём.
Она объехала рощу и через лаковый лес направилась к заброшенной деревне Вигане, о которой упоминала старая Мавина. Та сумасшедшая, что называла Диннара своим сыном, пришла оттуда. Тёмная это история, и вряд ли удастся в ней разобраться. Впрочем, сейчас Гинту больше интересовали развалины древнего святилища Двух Богов. Оно должно быть где-то недалеко от Виганы.
Вид заброшенной деревни привёл её в уныние, а засохшие заросли велеса производили и вовсе удручающее впечатление. Когда-то тут рос лучший в Сантаре велес, из которого местные жители делали знаменитое Солнечное вино. Его ещё называют Голубое пламя. Прозрачный, искрящийся нежно-голубой напиток, обжигающий, как огонь. От нескольких глотков начинает кружиться голова. В Ингамарне тоже делают велесовое вино, а времена, когда лучшим считалось вино из Улламарны, похоже, навсегда канули в прошлое.
Мёртвые заросли велеса плавно переходили в мёртвый лундовый лес. Древнее святилище из белого турма совершенно терялось среди сухих белых стволов.
"Скоро Улламарна станет краем не только белых гор, но и белых деревьев... И белой бесплодной земли", — подумала Гинта.
Знак над входом в святилище отвлёк её от грустных мыслей. Знак вечности... Здесь он был не совсем такой, как на храме Двух Богов в Мандаваре. Тоже две пересекающиеся прямые, но между четырьмя линиями — не точки, а какие-то фигуры:
Две пары знаков. Каждая представляет собой знак и его зеркальное отражение. Энна — вселенная... Дед говорит: вселенная — это единство времени и пространства, материи и создателя. Время на танумане — карн. Отсюда имя бога времени. Пространство — Жнн. Первого звука в современном сантарийском нет. Его трудно произносить. Что-то между [э], [о] и [у]. В древнем языке он чередовался со звуком [э]. Энна "вселенная" и Жнн "пространство" — родственные слова. -Энн-/-Жнн— — один корень на разных ступенях чередования. В древнем языке для этого странного звука тоже должен был существовать свой знак. Вернее, своя буква.
Создатель на танумане — рамхад. Возможно, один из этих знаков — символ создателя. И начальная буква этого слова. Первая буква слова часто становится символом и наоборот. Один из четырёх знаков изображён на уллатиновой пластинке, найденной Гинтой в святилище водяных богов. Почему она решила, что это [р]? Почему она решила, что на пластинке написано эйр...? Ей это приснилось. Далёкой зимней ночью. Она пыталась открыть дверь. "Когда ты найдёшь ответ, дверь откроется сама..." Она лишь чуть приоткрыла её. Эйр — это призыв, а она должна найти ответ.
Если знак
— символ создателя и начальная буква слова рамхад, то отражение этого знака должно быть символом материи. И начальной буквой слова со значением "материя". Но ведь живая материя — это гинн... Нет, что-то не то. Гинта сжала ладонями виски, стараясь сосредоточиться. Она знает, какая буква передаёт на письме звук [г]. Может быть, есть другое слово со значением "материя"? Гинн — это земля, это плоть, это твёрдая материя. Должно быть другое слово, которое начинается со знака
.
Лёгкий стук вывел её из задумчивости. На пол святилище посыпались мелкие камешки. Это отвалился кусок рельефа, изображающего узколицего, бородатого бога. Кто это? Нэффс или Танхаронн? От второй фигуры почти ничего не осталось. Такое впечатление, что кто-то специально стесал её со стены. А эта была покрыта сетью трещин. Огромные продолговатые глаза смотрели на Гинту с насмешливым безразличием. Она заметила на месте глазных яблок дыры. Видимо, когда-то здесь были вставлены камни: у одного танариты, у другого наулиды1. Интересно, какие глаза были у этого, сохранившегося? Что это за бог?
Ночью ей снился страшный сон. Статуя юноши, которую она встретила в пустыне, преследовала её верхом на каменном мангуре. Гинте никак не удавалось снять с неё чары, она только могла ненадолго её останавливать и старалась за это время убежать как можно дальше. Смертельно усталая, она укрылась в древнем святилище Двух Богов. Но каменный человек и каменный зверь принялись разрушать ветхое строение. Святилище содрогалось от тяжёлых ударов, со стен сыпалась каменная крошка, а покрытый трещинами бог смотрел на Гинту с таким презрением, что ей стало стыдно и страх улетучился. "Интересно, какие у него были глаза", — подумала девочка. И вдруг увидела перед собой статного, красивого мужчину средних лет, в длинном сером одеянии, с серебряным обручем вокруг головы. Худощавое синеглазое лицо показалось ей знакомым. "Не всё ли равно, какие они были, — сказал он. — Мы сделаем так, как нам хочется. Пусть тот, кого ждут, придёт". Последним видением была статуя зверочеловека, с мольбой протягивающего к ней свои когтистые каменные руки.
Проснувшись, она услышала тяжёлый топот, который звучал всё ближе и ближе, и на какое-то мгновение её холодной волной накрыл страх.
"Что за глупости! — пристыдила она себя. — Это всего лишь всадник".
Гинта поняла, кто говорил с ней во сне. А он был очень даже хорош собой, великий нумад древности. Наверное, женщины любили его. Возможно, она бы тоже влюбилась... В кого? В себя? Гинта невольно рассмеялась.
Всадник остановился около дома. Ну конечно, это за ней. Что там опять случилось... На пороге появился Сагаран. Вид у него был встревоженный. В последнее время он почти не жил в своём деревенском доме, полностью предоставив его в распоряжение Гинты. Эту ночь он тоже провёл в святилище.
— Меня сегодня разбудили ни свет ни заря, — сказал молодой нумад. — В Белый замок пожаловал гость.
— Из пустыни?
— Разумеется. Да ещё с такой помпой! Верхом на мангуре.
— Что-о?
Гинта почувствовала, как её бросило сначала в жар, потом в холод.
— Статуя — человек на мангуре. Прекрасная, кстати, работа. Нужна твоя помощь, Гинта. Акамину плохо. Одевайся, а я пока оседлаю Тамира.
По дороге к замку Сагаран рассказал, что на рассвете малочисленные обитатели Уллатама были разбужены страшным грохотом. Кто-то ломал ворота. А когда выглянули в окно, увидели статую — юноша верхом на мангуре. Каменный зверь повалил ворота, вошёл во двор и остановился. Видимо, сила, приводившая статую в движение, иссякла.
— Это не маррунг, — сказал Сагаран. — Наверное, его кто-то вёл. До самого замка. Или... Нет, в это трудно поверить! Заставить неживой предмет проделать долгий путь и прийти в какое-то определённое место... Это невероятно! Управлять предметом на расстоянии можно, но лишь в том случае, если хорошо представляешь место, в которое ты его посылаешь. В Сантаре было несколько нумадов, способных на такие чудеса, но они могли управлять неживой материей в пределах двух-трёх скантиев, не больше...
— Есть только один способ выяснить, откуда являются эти гости и кто их посылает.
— И какой же?
— Поход на запад. Возможно, придётся дойти до Каменного царства Маррона...
— У меня не хватит духу предложить такое на Совете.
— У меня бы тоже не хватило, — призналась Гинта. — Смельчаки всегда найдутся, но... Так ведь можно отвести людей на верную гибель, а удастся что-нибудь выяснить или нет — ещё неизвестно. Я никак не могу привыкнуть к мысли, что правитель имеет право рисковать не только своей жизнью, но и чужими.
— Надеюсь, что ты никогда не привыкнешь к этой мысли, — усмехнулся Сагаран. — Иногда приходится идти на риск, но пока спешить не надо. Думаю, ближайшие события дадут нам какую-нибудь подсказку.
— Мы могли бы сходить на запад вдвоём... Ну, хотя бы до тех скал. Мы ведь давно уже собираемся взглянуть на них поближе. А что с Акамином?
