— Насчёт Лиары ничего сказать не могу, потому что ни сном ни духом. А по поводу меня всё очень просто Эш, — я взглянул на зашедших в комнату и принесших сюда ощущение легкого напряжения Тали и Шепарда с Аленко, которые имели понурый вид и чуть сгорбленные спины, будто вместе с этой ссорой на них легло всё бремя мира, ну право слово! Наверное, кто-то кому-то крепко нахамил. Я ухмыльнулся и напрягся, договаривая фразу во время скоростного обдумывания своих дальнейших действий для повышения текущего настроения. — Ничего особенного не произошло, Уильямс. Всего лишь немного спасений и много убийств.
1 — the sins of the unworthy must be baptized in blood and fear — заключительная часть вызова Темного Братства в Нирне при ритуале Поцелуя Милосердной Матери
2 — Безликие — тайное общество убийц Браавоса, поклоняющихся Многоликому — богу смерти. Умеют менять лица. Песнь Льда и Пламени.
3 — В Основании Цитадели имеются системы рециркуляции отходов. Они производят искусственную органику, которую можно употреблять в пищу. Эта органическая масса распространяется бесплатно и обладает высокими питательными свойствами, но почти не имеет вкуса и очень неприятна на вид. Многие небогатые обитатели Цитадели охотно ей питаются, добавляя в нее соусы и специи для вкуса. Утилизаторы обслуживают Хранители.
Отступление VI. Право на отдых и право на жизнь (30.04.2017 ПРОДА)
Многие из тех, кто считает, что смертный приговор — самый простой ответ на все вопросы, — дебилы. Но даже если ты узнаешь о грешнике все, всю информацию, и сможешь составить мнение — правильный ответ останется тем же. Смертный приговор. Я знаю, что говорить так — нахальство с моей стороны; но я все равно могу с уверенностью утверждать, что эти люди действительно не такие, как мы, обладающие здравым смыслом. Это действительно просто ходячие жопы, которые не заслуживают жалости, от которых тянет блевать! Ты бы удивился, если бы узнал, насколько они ни черта не знают, насколько они лишены всякой способности сочувствовать, если бы услышал, какую хрень они несут! Вот такие и совершают преступления. Они просто-напросто неспособны влиться в общество. Вот возьмем этого типа; угадай, что он ответил, когда я спросила, не жалко ли ему было девочек, которых он насиловал? «Но я не мог сдержаться», «Им просто не повезло, что они наткнулись на меня, когда мне хотелось», «Я знаю, что поступаю плохо, но что я могу сделать?» Понимаешь теперь, о чем я? Тебе ведь отвратительны эти заявления? Эти гады никогда ничему не учатся. Они не понимают, как сильно страдают их жертвы. Они не осознают, что они наделали. У них нет ни малейших сомнений, что их желания превыше прав всех остальных людей. Теперь я понимаю, что они были дерьмом от рождения — они не могут уйти от своей судьбы.
Эйдзи Микагэ, ранобэ «Пустая шкатулка и нулевая Мария»
вторая половина XXII столетия, когда месть — лучший выход, а обнимашки — лучший вход
Квартира Хэмминга была вызывающе огромной. Восемь спален с переборками, запирающими их, как изнутри, так и снаружи. Две комнаты с терминалами подключения к экстранету, одна из которых недоступна для гостей. Кухня уровня лучших шеф-поваров, которая так и кричит о том, что её используют только для приготовления кофе или как малую столовую, настолько в ней всё кажется гладким и необжитым. Столовая с баром во всю стену и несколькими столами. Где-то в гостиной терялись дартс, огромная голографическая панель и сцена с настоящим деревянным роялем и шкафом, стоящим чуть в отдалении. В нём было забито три полки бумажными сборниками нот — это отметила Эшли, которая с порога заявила, что пока всё здесь не осмотрит и не допросит Хэмминга — можно даже и не пытаться открывать крепкий алкоголь.
Лейф быстро завернул такое стремление в сторону собственных навыков игры на музыкальных инструментах, а Лиара приблизительно на предложении показать самую лучшую в мире скрипку попросила допуск переместиться к терминалу. В этот же момент Шепард быстро узнал месторасположение душа, Вакариан задался вопросом неядовитого для него смертельно алкоголя, а кроган не сумел найти достаточно ринкола для хорошей попойки.
Дальнейшие события были доктором Т’Сони упущены, потому стоит перенестись сразу к тому мгновению, когда она всё же высунула нос из экстранета, преисполнившись ещё большим количеством непонимания и даже негатива к Хэммингу. Лиара не любила подобных разумных. Но пока что всё равно было рано делать итоговые выводы, ведь он совершенно точно не был плохим.
Когда Лиара вышла из комнаты в столовую, Хэмминг то и дело посмеивался, опираясь на каменную столешницу длинной барной стойки, и с довольной ухмылкой рассказывал всей десантной группе «Нормандии» о произошедшем в небоскребе его корпорации, как будто это для него ничего не значило. Он, конечно, не упомянул ни о расстреле наемников, ни о том, что главарь этих наемников до этого получал определенное содействие от самой корпорации Хэмминга. И Лиара не собиралась вставлять во вполне мирное и в какой-то мере веселое обсуждение свои мысли о лицемерии Лейфа или пересказывать всё «как на самом деле было» Шепарду. Ей было вполне достаточно собственных суждений о предмете исследования.
И первое впечатление о Хэмминге, как ни странно, оказалось ошибочным.
Он показался молодым ученым со смелыми заявлениями об азари, каким она его смутно помнила по лекциям на Тессии, в университете Серрайса. Ей довелось прослушать защиту его работы, и она до сих пор была актуальна, а её более популяризованная версия ещё и вполне доступна для прочтения разумными, никак не связанными с наукой.
На деле это был уверенный в себе, вальяжный и вечно двуличный человек. Он не был красивым, не был притягательным, если, конечно, не проявлял заботу так явно, как это произошло по случайности после просмотра фильма вместе с Лорейн. Внешне люди мужского пола Лиаре не доставляли эстетического удовольствия, но это объяснялось отсутствием привычки. И это было совсем не главным в оценивании ею Хэмминга. Вначале смутно, а теперь и вполне ясно Лиара осознавала, что он является тем, кем сама Лиара хотела бы очень сильно избежать быть. Хэмминг был наследником огромного благосостояния, родительских связей и долгов, несвободным и упорно несчастным человеком. В спокойном состоянии его губы всегда недотягивали ухмылку, оставляя краешек приподнятым, а глаза поражали мертвецкой бесцветностью и, порой напоминали своей внезапной ясностью, когда свет падал нужным образом, глаза юстициара, которого Лиаре довелось встретить в Серрайсе на Тессии ещё в ранней юности.
Хэмминг не был простым. Он пугал и отвращал от себя. Как только ты сдергиваешь пару верхних покровов с тайны личности или ставишь его в ситуацию, где он не может не поступить, следуя какому-то своему кодексу, Хэмминг становится тем, кто он есть.
И это даже не пугает Лиару Т’Сони.
Т’Сони это кажется гадостным и отвратным.
* * *
Бенджамин Сикор не мог не смотреть.
Его шея была притянута к спинке кресла, в котором он сидел, плотно закрепленной цепью, что не давала ему опустить голову к груди или двинуть туловищем чуть сильнее. Он то и дело нервно сглатывал, пытался звать на помощь или жалко скулил. От цивилизованного Бенджамина Сикора сейчас уже мало что осталось.
Бойцовые варрены в данный момент дожирали останки его охраны.
Его собственные бойцовые варрены.
Сам человек был заперт в кинетической клетке, специально им заказанной на Новерии, конечно же, как говорили все знающие, для «особой потехи» и ни для чего иного. Он и его ближайшие друзья, как из бойцов его организации, так и принадлежащие более мирным профессиям, собирались в этом зале для периодических развлечений подобного рода. На кресле с наручников даже до сих пор не оттерта кровь той азари — ещё до того, как мужчина понял, что происходит за багровыми стенами этой клети, он заметил, что прикован так же, как и многие до него — так крепко, что даже двинуть руками-ногами невозможно. Так он и заметил эту темно-фиолетовую сукровицу, налипшую на правый наручник.
Он был сильно не в себе, ведь даже не помнил, как оказался в этом кресле, потому испытал вначале лишь досаду — Бенджамин был крайне чистоплотен, даже проходил процедуру обеззараживания по двадцать раз на дню. Но парой мгновений позже цепь на шее стянулась, и Сикор увидел то, что заставило его выпучить глаза и заорать от ужаса.
Секундой позже создатель и глава «Безликих» чуть было не захлебнулся в блевоте.
Всё же он не был привычен к чему-то настолько мерзкому — чай не средневековье. А в реальности всё всегда слишком иначе, не так как в фильме или игре. Но Сикор не сумел закрыть глаза, болезненно впитывая каждый кровавый ошметок на стенах и мебели, каждую вскрытую, как консервную банку, броню охраны, каждого располовиненного Безликого. Каждое чавканье варренов, которых раньше спускали только на уже полностью и до безумия распластанную жертву.
Трупы лежали вповалку, образовывая что-то вроде стены между креслом, к которому был прикован человек, и голо-панелями на стенах, едва светящимися в темноте оранжевым цветом. Тени будто сгущались и давили на единственного живого разумного в этом помещении. Но время играет свою роль — он уже не пытался выблевать внутренности наружу — вид на мрачное пиршество мгновенно одичавших варренов стал более привычен глазу.
И именно тогда, когда Бенджамин уже немного успокоился и смог более связно мыслить, произошли явные изменения в сложившейся картине. Раздался металлический стук, слишком громкий в этой звенящей тишине, прерываемой лишь чавканьем и судорожным дыханием Сикора. Варрены чуть напружинились, но через минуту опять вернулись к трапезе.
Сикор снова сглотнул и попытался сжать уже плохо слушающиеся пальцы в кулаки.
«Нет. Только не это!» — обреченно пронеслось у него в мыслях, когда багровый щит начал мигать, а затем совсем исчез.
Бенджамин с внезапной ясностью понял, что именно ему это всё напомнило.
Из теней, которые создавало аварийное электропитание на минимуме своей мощности, проявился крепкий и высокий человек с длинными белыми волосами и следами кибернетических имплантов как на лице, так и на конечностях. В руках он держал массивный и длинный меч, весь вымазанный в крови. Варрены почему-то не реагировали на появление этого урода, что заставило Сикора сомневаться в реальности происходящего. Хотя его можно понять — кому бы захотелось, чтобы реальность была именно такой?
— Из-за тебя пострадало более сотни человек, — негромко заговорил мужчина знакомым голосом.
Всего несколько мгновений — и Сикор раскрыл рот от удивления, потому что узнал голос окончательно и не понял, как такое возможно, но тут же сориентировался.
— Хэмминг?! Как?! Черт! Как?! — разорался Бенджамин. — Отпусти меня! Ты же знаешь, я могу пригодиться! Хэмминг!
— Заткнись. Я мельком просмотрел твою видео-коллекцию развлечений, Сикор, — киборг с голосом Хэмминга хищно улыбнулся. — Фантазия есть, не спорю. Но я не любитель чего-то большего, чем простой и добрый легкий БДСМ, Сикор. Это явно перебор. Ты ублюдочный преступник. Но прежде знай — кстати, это может пригодится в следующей жизни, мало ли. Не кусай руку, кормящую тебя.
Киборг протянул руку вверх ладонью — на ней лежал какой-то странный шар. Мужчина сжал ладонь и бросил этот шарик, теперь парящий каким-то явно токсичным зеленым газом в Бенджамина, попав ровнехонько промеж его нижних конечностей.
Глава Безликих расширившимися глазами смотрел на то, как его варрены начинают поднимать головы от своей трапезы. Безумный оскал киборга подтвердил догадки.
— Твое Право на жизнь было утрачено вместе с первой невинной жертвой, которая была прикована здесь и изнасилована на потеху тебе и твоим уродам. Хех. Как там было? Твоё имя исчезнет? Да, точно! — развеселился непонятно чему киборг. — Твоё имя исчезнет, Сикор!
Он продолжал ржать во всю глотку, даже когда Бенджамин Сикор извивался и нечеловечески кричал, разрываемый акульими пастями варренов, ставших ещё более свирепыми под действием нейротоксина, который вызывал в них ярость и указывал цель.
— Не кусай руку кормящую… не кусай… не кусай руку кормящую… не кусай… — доносилось из каждого омни-тула каждого мертвого тела механическим голосом виртуального интеллекта.
Настенные голопанели транслировали Хэмминга, показывающего кулак на согнутом локте и молча ухмыляющегося прямо в камеру. Это было последнее, что видел Сикор перед окончательным забытьем.
Вопли не стихали до тех пор, пока горло Сикора не было перегрызено со смачным хрустом хрящей и костей.
Марионетки Хэмминга к тому времени в здании уже не было.
* * *
Я потянулся, похрустев кистями, и выполз из капсулы присутствия с наверняка мечтательной улыбкой на морде лица. Месть всегда сладка и приятна — в этом кроется бонус и в то же время неудобство жизни после достаточно жестокого в своей социальной простоте Нирна и Темного Братства — многие вещи я воспринимаю не совсем так, как надо бы для нормальных цивилизованных людей. Потому да, я даже не ощущал в полной мере той погани, что вылилась на меня из видеозаписей этого ублюдка. Покажи это Шепарду или, упаси Азура, Лиаре, то реакция была бы гораздо более яркой, чем у меня. Но, я полагаю, менее… м-м-м… мстительной, что ли?
Представляю, как будет тошнить офицеров Си-Сек, когда они завтра прибудут в его апартаменты. А уж когда они доберутся до тех записей, что я любезно оставил на всех терминалах с пометкой «Причина Самосуда» — то подгорит у всех. А если ещё и пресса подтянется, то будет ещё красочнее! А я позабочусь, чтобы подтянулось. И самое главное, все, кто надо, уже в курсе, кто именно атаковал мою, можно сказать, основную базу на Цитадели. И совершенно точно все, кто надо, прекрасно знают, кто руководил этими атакующими. А раз до главы Цербера мне пока что не добраться — то ликвидация этой их ячейки вполне себе сойдет за сатисфакцию.
На часах было уже черт-те сколько времени.
Этот день меня беспредельно вымотал. С выступлениями, погонями и общением со Спектрами, с казнями и перестрелками, да ещё и официальное мероприятие для улучшения имиджа человечества, дорогой глава Корпорации, не забудь посетить где-то между этим всем, да!
Я выполз из комнаты в одних штанах, потому как рассчитывал, что после вечерних и полуночных возлияний уже все давно по кроваткам, но Лиара, которая пила совершенно точно меньше всех, включая Тали, что набралась до космо-коров, мне испортила всю радостную картинку, уже нарисованную разгулявшимся воображением — я собирался выжрать все бананы из холодильника в одно лицо, запивая всё это дело какао, по старой доброй памяти своей первой жизни. А теперь придется делиться.
Я тяжко вздохнул и продолжил своё неуклонное движение в сторону холодильника, и уже когда я начал там ворошить контейнеры, она всё же собралась с мыслями и окликнула меня из-за спины.
