— Ладно,— махнула рукой она.— Особого выбора у нас-то и нет. Собирай свое барахлишко— скоро отправляемся. Монахи проснутся часа через три-четыре, к этому времени нас уже не должно быть в городе. Сигвальд, а ну, подсоби...
С помощью северянина Асель зачем-то втащила старшего Брата Скорби на кровать и уложила его в ту же позу, в которой еще недавно лежал псевдомертвый воин, двух остальных усадила на стулья, оперев о стену и всунув им в руки их книжечки. Сигвальд не спрашивал ни о чем— это была одна из тех странностей, объяснения которой он знать не хотел.
Зато Оди оказался любопытным.
— Все нужно делать хорошо и красиво— даже то, что другие называют преступлением и мошенничеством,— с самодовольной улыбкой объяснила Асель, доставая из-под кровати протухшую овечью голову и швыряя ее за окно.
Сигвальд и Оди ходили по тесным рядам барахолки Бедняцкого квартала в поисках обуви для инженера, который до сих пор носил свои модные башмаки, оставшиеся от безвозвратно ушедшей беззаботной жизни. По своему горькому опыту он знал, что рискует остаться босым на второй день пути по бездорожью, и что денег, которыми располагали они трое, едва хватило бы одному, потому единственным выходом было подобрать что-нибудь более-менее приличное на блошином рынке.
— ... а потом оказалось, что у меня заражение крови. Если бы не Фимал с его пилюлями, я бы уже давно умер. Тогда, кстати, нам и пришла идея с липовыми похоронами. Дело осталось за малым— выследить, по каким дням тебя обычно зовут на совершение обрядов,— рассказывал Сигвальд завороженно слушающему инженеру.
— А Фимал— этот тот, который сегодня напоил меня успокоительным?
— Да, он. Хороший парень, хоть и нервный немного. Это он мне такую красоту навел,— воин продемонстрировал все еще синие ногти, которые почему-то никак не хотели отмываться.— Вот, эти кажется, приличные. Примерь-ка.
Они остановились около одного из старьевщиков, который в этот момент с кем-то увлеченно беседовал и позволил Оди примерить обувь, почти не глядя в его сторону.
Пока инженер пытался понять, впору ему сапоги или нет, Сигвальд разглядывал ножи, разложенные в ряд на мешке, брошенном прямо на землю. Вдруг он почувствовал, как что-то прикоснулось к его бедру и потянуло за пояс. Взглянув вниз, воин увидел чью-то руку, схватившую его кошелек, пристегнутый к ремню.
Один миг— и рука вора оказалась в железных тисках ладони северянина.
— Вор,— процедил сквозь зубы Сигвальд, поворачиваясь к нему лицом.
Перед воином стоял молодой широкоплечий норрайец с большими бледно-голубыми глазами на исхудавшем лице. Попытавшись вырваться, он понял, что это не только бесполезно, но еще и усугубляет его положение.
— Прошу вас, не зовите стражу!— с надеждой шепнул он.
В планы Сигвальда встреча с представителями закона не входила, но неудачливый вор выводил воина из себя, и его пальцы сжимались на запястье незнакомца все сильнее.
— Я тебе руку сломаю,— прошипел Сигвальд, в самом деле начинающий медленно выворачивать руку вора.
Норрайец молча смотрел на северянина, до последнего не веря, что тот исполнит свою угрозу, но очень скоро понял, что еще чуть-чуть, и его кости треснут, как сухие ветки.
— Не надо! Умоляю, отпустите! Мне не на что лечиться! У меня нет ни хетега! Я не ел два дня! Пожалуйста... Я отдам вам все, что у меня есть! Я не хотел! Я ничего не сделал!..
Вор уже слабо соображал от боли и говорил все, что придет в голову, в надежде хоть чем-нибудь разжалобить человека, которого он чуть было не обокрал. Но несвязная речь бродяги только подстегивала злость, внезапно завладевшую Сигвальдом— его кровь вскипала от ненависти и затуманивала рассудок.
— Ты хотел украсть мои деньги! Последние! На Велетхлау воров режут без суда и следствия!— прорычал северянин. Оглянувшись, он заметил тихий безлюдный переулок. Безумное решение само собой созрело в мозгу.— А ну, пошел!
Оди в это время торговался со старьевщиком, пытаясь выменять свои старые башмаки на солидную скидку с сапог, и это ему почти удалось, когда он, случайно обернувшись, увидел Сигвальда, который стремительно удалялся, толкая впереди себя какого-то человека.
— Ты что удумал?— шепотом произнес инженер, предчувствуя неладное.
Наспех расплатившись с торговцем, он бросился за другом, расталкивая плотную толпу, которая, к счастью, не обращала никакого внимания на укромный переулок, в котором скрылся Сигвальд.
— Стой!— крикнул запыхавшийся Оди, нагнав их только за поворотом.— Ты что творишь?
Воин прижал норрайца к стене, уперевшись предплечьем в его грудь с такой силой, что тот едва ли смог бы пошевелиться. Со стороны это выглядело как обычное относительно мирное выяснение отношений, коим никого в Бедняцком квартале не удивишь и не заинтересуешь. Однако в другой руке у Сигвальда был нож.
— Я творю правосудие. Это вор!— северянин поднес клинок к животу несчастного норрайца, который уже даже не сопротивлялся, решив, что его песенка спета.
— Отпусти его! Немедленно! Ты с ума сошел! Ты не можешь его убить!
— Могу. Не мешай мне!— крикнул Сигвальд, сбрасывая с плеча руку Оди.
— Остановись!— в отчаянии взывал инженер, все меньше и меньше веря в то, что сможет достучаться до сознания друга.
— Это не твое дело! Уходи!
Сигвальд был готов вогнать нож по самую рукоять в бродягу, но северянина остановил удар в ухо. Ошарашенно повернув голову, он увидел Оди, все еще сжимающего дрожащий кулак и выглядящего не менее перепуганным, чем несостоявшийся вор.
Злость и ненависть схлынули с Сигвальда, как морская волна, оставив после себя только слабый звон в ушах и чувство легкой нереальности происходящего.
— Спасибо,— проговорил он, глядя на инженера.— Это вправляет мозги.
— Ты чуть не убил его! Ты хоть понимаешь, чем это могло закончиться для нас? Чем ты вообще думал?— нервно спрашивал Оди срывающимся голосом.
— Я не хотел. Не знаю, что на меня нашло...
Тяжело вздохнув, Сигвальд опустил голову. Он все еще сжимал в ладони нож, который за минуту до этого выхватил из-за голенища своего пленника.
— Сигвальд, брось его. Отпусти,— уговаривал Оди, все еще косясь на оружие в руке воина.
— Иди отсюда,— тихо сказал Сигвальд незнакомцу, наконец убирая руку с его неровно вздымавшейся груди.
Почувствовав свободу, вор рванулся в сторону, но тут же остановился, едва не сбив с ног неслышно подошедшую Асель.
— Какая встреча,— загадочно протянула степнячка, сощурив глаза.
В исхудавшем бродяге в замызганной рубашке она узнала лихого арбалетчика, которого она ранила у пещеры в день гибели Энимора и его отряда. Асель усмехнулась, глядя прямо в глаза парню, который теперь узнал и ее, и ее спутников и решил, что не зря он попрощался с жизнью пару минут назад.
— Так вы знакомы?— Сигвальд удивленно вскинул бровь.
— О да, знакомы.
Норрайец опустил голову, приготовившись получить нож в спину от Сигвальда сразу после того, как Асель расскажет ему обстоятельства их знакомства.
— Это мой старый друг,— сказала Асель, дружески хлопнув его по плечу.
От неожиданности он чуть было не поперхнулся, но взял себя в руки, быстро сообразив, что его убийство не входит в планы степнячки.
— Амкут,— представился он, в большей части для Асель, которая не имела ни малейшего понятия о том, как зовут ее старого друга.— Рад тебя видеть.
— Ты и с ворами дружбу водишь?— саркастически ухмыльнулся Сигвальд.
— Тебя это до сих пор удивляет? К тому же, он не вор, раз уж на то пошло, а наемник.
— Тогда почему наемник пытался срезать мой кошелек?
— Потому что ты, как дурак, нацепил его на пояс, а не спрятал за пазуху, как я советовала,— фыркнула Асель и, обращаясь уже к Амкуту, спросила:— Что же с тобой стало, друг мой? Как дошел до такой жизни?
— Ранили в пьяной драке,— соврал он.— Работы не стало, деньги закончились. Заложил арбалет и доспехи— работы как не было, так и нет, деньги закончились снова.
— И что ты намерен делать теперь?
— Дай подумать... Скорее всего опять пойду на рынок, попытаюсь украсть кошелек еще у кого-нибудь и подохну в соседнем переулке с ножом в печени,— с горькой ухмылкой произнес Амкут.
— Хороший план. Но предлагаю тебе другой— я выкупаю твой арбалет и ты с нами нанимаешься в охрану каравана до Оркена.
Такое неожиданное предложение удивило всех присутствующих, однако, если Амкут только обрадовался счастливой возможности подзаработать денег, то Сигвальд был против такой компании в походе.
— Ты в своем уме?— спросил он Асель, отведя ее подальше от Амкута и Оди.— Его нельзя брать с собой, я не доверяю этому ворюге.
— Он не вор, еще раз тебе говорю. Он отличный арбалетчик и ему нужна работа.
— Да он просто оберет нас первой же ночью и потом ищи ветра в поле! На что он нам?
— Включай мозги, Сигвальд!— раздраженно бросила степнячка.— Добраться до Оркена мы можем, только нанявшись охранять караван. А кто его защитит от разбойников? Ты со своим раненым плечом? Оди со своим "я не могу стрелять в человека"? Или может я одна должна за всех отдуваться? Если так, то в лучшем случае нас просто вытурят, когда узнают что из троих, кому они платят, полностью боеспособна только я. В худшем— будем валяться на тракте с проломленными головами, потому что не сможем дать отпор бандитам. Это тебе ясно?
— Ясно,— ответил Сигвальд, недовольно сопя.
— Опять мы с тобой вместе, любовь моя,— говорил Амкут, нежно поглаживая свой арбалет, только что выкупленный из ломбарда.
Он проводил пальцами по металлической составной дуге, по точно прилаженным деталям и с удовольствием отмечал, что получил свое оружие обратно в таком же безупречном состоянии, в каком оно было, когда им пришлось расстаться.
— И что, он правда столько стоит?— спросила Асель, неожиданно потратившая на него почти все свои деньги.
— Нет. Он стоит намного больше,— завороженно ответил арбалетчик, не в силах отвести взгляд от своей любимой вещи.— Ты себе просто не представляешь, какое это удовольствие— стрелять из него.
— А этот?— она продемонстрировала простенький арбалет, купленный в том же ломбарде за пятьдесят хетегов для создания боевого вида Оди.
— Могу сказать, что до Оркена он не развалится, если из него стрелять, а не колотить им кого-нибудь по голове. А лучше и вовсе не стрелять,— с пренебрежительным смехом отвечал Амкут.— Пятьдесят хетегов— самая подходящая цена за такую развалину.
— Да большего и не надо, он же...
— Послушай,— перебил ее арбалетчик.— Зачем ты все это делаешь? Я ведь недавно чуть было тебя не убил.
— Нет, дело было так: это я тебя чуть не убила,— упрямо твердила Асель.— Просто оступилась и рука дрогнула.
— В любом случае, наше знакомство было не самым приятным приключением. Так зачем я тебе?
— Ты же все слышал, когда я объясняла Сигвальду!
— Не слышал. Я глухой на одно ухо, да и вторым слышу довольно паршиво.
— Мне нужен хороший стрелок,— коротко пояснила она, решив не вдаваться в подробности.
— И с чего ты решила, что я такой?
— У Энимора других не бывает.
Внезапно дорогу им перегородил маленький беспризорник, одетый в грязную рубаху с чужого плеча, который в упор уставился на Асель. Амкут уже собрался было отогнать его с дороги, но вместо того, чтобы попрошайничать, мальчик сунул в руку Асель скомканную бумажку.
— Тебе письмо!— крикнул он степнячке и скрылся за поворотом, сверкая пятками.
— Стой, паршивец! Стой! От кого это?— кричала Асель, пытаясь догнать странного почтальона, но того и след простыл.
Степнячка заглянула во все прилежащие улицы, во все канавы и за все заборы, но мальчишки нигде не было.
— Ты читать умеешь?— спросила она Амкута, протягивая ему бумажку.
— Угу. Написано: "Спасибо, моя девочка, без тебя ничего бы не вышло. Береги свою светлую голову. Твой снова безымянный друг".
Сердце Асель сильно ударилось в ребра— так ее называл только один человек, и он, по ее мнению, был уже мертв. Но письмо было совсем свежим, кое-где чернила еще размазывались под пальцами Амкута, который вертел бумажку в руках. Степнячка испуганно озиралась по сторонам, заглядывала в открытые окна, в страхе увидеть в них лицо саметтардца со шрамом на щеке.
— Эй, что с тобой?— спросил Амкут, искренне не понимая причины нервозности степнячки.
— Он жив? Он послал тебя следить? Где он? Чего он хочет от меня?— спрашивала Асель, вцепившись в и без того еле целую рубашку арбалетчика.
— Кто "он"? За кем следить? Причем здесь я? Что ты вообще мелешь?— в ответ Амкут засыпал ее таким же градом вопросов.
"Это похоже на глупую шутку, вот только кому придет в голову так шутить? Неужели Энимор остался жив? Этого быть не может! Там никто не смог бы выбраться. Даже если представить... Нет, это ошибка. Иначе я была бы уже мертва".
— Ничего,— сказала Асель, отпуская его рубашку.— Забудь.
— Договорились,— кивнул арбалетчик и с превеликим удовольствием выбросил из головы ненужную и непонятную информацию.
Сигвальда и Оди они, как и условились, встретили у Южных городских ворот, откуда, как правило, отбывало большинство караванов на Оркен. Сигвальд с травинкой в зубах сидел на траве, облокотившись о ствол дерева, и что-то втолковывал Оди, который сидел рядом, уткнувшись носом в собственные колени, и лишь изредка мотал головой. Тогда северянин со вздохом возводил очи к небу и принимался объяснять все заново, сопровождая речь бурной жестикуляцией.
Но вдохновенные слова воина о новой жизни не производили на Оди никакого впечатления. Действие успокоительного, которое дал ему Фимал, закончилось, и теперь на впечатлительного инженера навалилось сразу все: потеря Амалы, его падение в ее глазах, побег из храма Дембранда, и полная неизвестность и неопределенность впереди.
Асель знала это чувство.
— Вставай, солдат!— сказала она, таща инженера вверх за ворот куртки.— Эта дорога закончилась— сворачивай на другую! Нельзя просто остановиться и сесть на обочине. Держи арбалет и пойдем искать караван.
— Я не могу его взять,— отвечал Оди.— Ты видела, что получается, если ко мне в руки попадает оружие.
— Нет, ты можешь его взять. И ты его возьмешь,— строго сказала степнячка, тыча арбалетом ему в грудь.— И ты будешь из него стрелять, если на караван нападут.
— Нет, не могу...
— Если ты не выстрелишь— погибнет кто-то из нас. И это будет на твоей совести.
Оди молча принял арбалет из рук степнячки. Он чувствовал почти физическое отвращение к оружию, но чувство ответственности за жизни друзей, которое вменила ему Асель, было сильнее. Да и отступать теперь было поздно.
Однако, не успел Оди настроиться на героический лад, как оказалось, что весь их план может пойти прахом— они не учли, что почти все оркенские караваны нанимают для охраны своих же соотечественников, которые сопровождают их в пути и туда, и обратно.
