— После осмотра тех, кого разрешу, нужно накормить, Майки, — говорила я, поднимаясь на второй этаж. — Без изысков, просто и сытно. Наймите еще поварих, если сил имеющихся не хватит. И подумайте о закупке продовольствия. Большинство легко ранены, но все равно пробудут здесь не менее недели.
— Будет сделано, моя госпожа, — бормотал Майки, чиркая ручкой в блокноте.
Медицинский персонал замка состоял из виталиста Росса Ольверта, медсестры Фионы Линн, акушерки Кэтрин Лоу и двух врачей, — терапевта, Микаэля Поля, и опытного пожилого гинеколога Лео Кастера, который по роду своей деятельности выполнял гинекологические операции и мог сшить сосуд или рану. На него-то и легла основная тяжесть операционного процесса. К чести Кастера, он ни глазом не моргнул, выслушав мое требование. Только сказал:
— Вы же понимаете, что у меня очень узкий профиль, ваша светлость? У меня, конечно, есть опыт общих операций, но он очень давний, еще с ординатуры.
— Понимаю, — ответила я. — И не могу вас заставить, вас нанимали для другого, доктор Кастер. Но если не возьметесь вы, за стол придется вставать мне. Мне и так придется, но из нас двоих у вас все же больше опыта и лучше поставлена рука.
Он повздыхал, поправляя очки над седыми бровями, сходил на осмотр тех четверых, которые были в тяжелом состоянии, и приказал медсестре готовить операционную. Видимо, в ожидании моих вероятных осложнений он все-таки заскучал по настоящему делу.
К работе с ранеными я привлекла всех, кого смогла, в том числе и Маргарету — приставила ее к терапевту и они вдвоем занялись обработкой ушибов, обмороженных и обожженных конечностей, поверхностных ран и прочих несмертельных ранений. А я с тяжелым сердцем подготовила вторую операционную, вызвала на помощь мага-телепортиста Тиверса, который, как любой обучающийся в магуниверситете, изучал и практиковал основы виталистики, дождалась, пока на второй этаж поднимут солдата с тяжелым ранением брюшной полости и приступила к операции.
Я не имела достаточного операционного опыта, и больше всего боялась, что начнут дрожать руки. Я не была анестезиологом и боялась, что неправильно рассчитала наркоз. Страхи и сомнения теснились в моей голове, но стоило мне взять в руку инструмент, как сознание очистилось, перед глазами замелькали уверенные действия Эльсена — и я приступила к делу.
В этот же день открылся счет тем, кого мы спасти не смогли. На хирургическом столе умер солдат с тяжелой травмой головы. И хотя я понимала, что чудом было то, что он вообще прожил почти сутки, легче мне от этого понимания не становилось. Его сожгли в выкопанной яме, в парке за замком, чтобы избежать превращения в нежить. С тех пор импровизированный крематорий работал почти каждый день. А я возненавидела запах дыма и ветер с запада.
Часть солдат через неделю покинуло замок — но уже пошла молва, что в Вейне развернут еще один госпиталь, и сюда уже намеренно везли раненных, сдавали их нам на руки, умоляли принять — и как мы могли отказать?
Я с отчаянием понимала, что нам не хватает медиков и оборудования. Характер ранений постепенно менялся — если поначалу часто привозили солдат с торчащими болтами от арбалетов и попадались колото-резаные раны от клинков и лап охонгов, то дальше все больше было осколочных ранений, огнестрельных и ожоговых. Наши враги осваивали наше оружие.
Я отправила в столицу герцогства приказ найти для нас врачей, дать хоть устаревшее оборудование и, главное, прислать препараты и перевязочные. Но мэр Виндерса на следующий же день позвонил мне и почти со слезами поведал, что всего этого не хватает и в госпиталях столицы и что они сами находятся в бедственном положении. Я, скрипнув зубами, приказала Майки скупить препараты в аптеках герцогства и решила обязательно поговорить с Люком. А если он не сможет решить — уже тогда обратиться к Василине. Мне не хотелось навешивать на сестру еще и эту задачу: моей заботой был маленький госпиталь, а у нее — воюющая страна, с двух сторон удушаемая иномирянами. Она бы мне, конечно, не отказала, но в Рудлоге тоже было кого лечить.
Медперсонал неожиданно начал пополняться из беженцев-инляндцев, которые проходили через распределительный центр в Реджтауне. Сначала появился молодой анестезиолог с безумным взглядом и нервным тиком на щеке, который бежал из разрушенной клиники в одном из ближайших графств, и от его рассказов — о том, что творили захватчики с ранеными солдатами в госпитале, у меня волосы вставали дыбом. Затем пришла семейная пара педиатров — да, детей с воюющих территорий нам тоже привозили. Появилась наконец-то еще один виталист, моя ровесница, не успевшая закончить до войны магуниверситет Лаунвайта, несколько медсестер. Но этого было мало.
— Неужели через распределительный центр проходит так мало медиков? Ведь вся страна бежит к нам! — негодовала я, выйдя с леди Шарлоттой на крыльцо замка после очередной операции. Мне постоянно не хватало кислорода, я даже спать начала с открытыми окнами — правда, закутавшись в три одеяла и оставив снаружи только нос.
— Они боятся, — успокаивающе сказала леди Лотта, пока я, подставив лицо весеннему солнцу, глубоко вдыхала и выдыхала свежий воздух, терпко пахнущий березовыми почками. — Война идет за ними и все понимают, что она придет и сюда. Нужно иметь немало мужества, чтобы рискнуть повторно встретить то, отчего бежишь.
Я стояла с закрытыми глазами — и мама Люка приобняла меня, погладила по плечу.
— Думаете, мы проиграем? — тихо спросила я, положив голову ей на плечо. — Люк не победит?
Она невесело усмехнулась.
— Я знаю своего сына. В его жилах течет такая кровь, что он сделает все. И победит или ...
Она не стала договаривать. И правильно. Смерть последние дни ходила слишком близко к нам, чтобы еще давать ей силу поминанием всуе.
— Да... — проговорила я почти неслышно. — Люк таков.
Мы стояли, молча глядя в зеленеющий парк. В воздухе разлита была березовая горечь, и запах этот показался вдруг очень уместным рядом с леди Шарлоттой с ее темными грустными глазами, жестами отчаяния — когда она вдруг поднимала тонкую кисть ко лбу и замирала так на несколько секунд, — и вдовьими, темно-фиолетовыми цветами в одежде. Кого бы она ни потеряла, она несла свое горе с достоинством королевы. Уметь бы мне так контролировать свои эмоции...
Я очнулась от хлопнувшей двери — санитары вывезли солдата из операционной. Тяжело поднялась и, прополоскав рот водой, чтобы сбить тошноту, принялась медленно наводить порядок. За две недели, прошедшие с приезда первых раненых, я набила руку на поверхностных ранах, но на что-то более сложное у меня не хватало знаний. Но зато я высвобождала время на сложные операции и возможность отдохнуть для доктора Кастера, который творил настоящие чудеса для узкопрофильного специалиста.
Из операционной я вышла, качаясь от голода и слабости. В лазарете пахло дизенфектором и лекарствами, из второй операционной раздавались тихие голоса — там работал доктор Кастер, и у него операция должна была продлиться куда больше, чем моя. Часы над столом дежурной медсестры показывали полдень, и с одной стороны нужно было поесть, чтобы не упасть без сил, а с другой — опять ведь накатит дурнота и не дай боги на глазах пациентов...
Второй этаж постепенно весь превратился в лазарет, а на другой стороне коридора расположился наш "детский сад", который взяла на себя леди Лотта. Детей периодически привозили нам с захваченных территорий — в том числе и потерявших родителей, да и в замке их оказалось немало — как у слуг, эвакуированных Люком с Лаунвайта, так и у местных работников, которые попросили убежища для своих семей. Они верили, что мы успеем их спасти, если враг перешагнет через укепляемые Люком форты. Хотелось бы мне не обмануть их веру. Я-то гарантированно имела возможность уйти с помощью переноски. А вот рассчитывать на постоянно барахлящие, а то и вовсе отказывающие Зеркала и телепорт было уже страшно.
Я прошла мимо детской, слыша тихий голос леди Кембритч — и перед тем, как подняться в свои покои, все же решила подышать свежим воздухом. Может, тошнота пройдет и я смогу нормально поесть. Спустилась по лестнице, быстрым шагом прошла мимо ширм, перекрывающих импровизированный лазарет в холле и распахнула двери, задохнувшись от солнечного света и бодрящего ветерка.
Чуть поодаль курили солдаты — при виде меня они вытянулись, поклонились. Я кивнула в ответ, расслабленно прижалась спиной к нагретому камню стены и закрыла глаза. И почти заснула, расслабившись под ласковым мартовским солнцем и потеряв счет времени.
— Марина?
Я распахнула глаза и едва удержалась, чтоб не взвизгнуть. От счастья в груди разливалось медовое тепло, а я стояла и улыбалась, глядя на Мартина, появившегося прямо напротив меня. Обритого, похудевшего, в военной форме. Рядом с ним стояла Виктория, но меня это ничуть не смутило.
— Не верю своим глазам, — сказала я с нежностью, протягивая ему руки. Он взял их, сжал, привычно широко усмехнулся. Глаза его сияли.
— Я же обещал, что навещу тебя. Марина, представляю тебе Викторию...
— Мы уже знакомы, — напомнила я недоуменно.
— ... жену самого невероятного мужчины в мире...
— И самого скромного, — добавила Виктория беззлобно.
Мартин усмехнулся и спокойным, привычным жестом приобнял ее за талию. И время вдруг замерло — я осознала, что вот она, новая реальность, где мы уже совсем другие люди, немного чужие друг другу, и наше общее счастливое и легкое прошлое осталось где-то там, до войны. И неожиданно для себя всхлипнула, продолжая улыбаться.
— Я так рада, — сказала я сдавленно. — Рада тебя видеть, и вас, леди Виктория. И поздравляю вас. Присоединитесь ко мне за обедом?
— Я же говорил, что нас тут накормят, — заговорщечески проговорил Мартин, ухитрившись одновременно подмигнуть мне и поцеловать волшебницу в макушку. Он дурачился — но я видела его серьезные, уставшие глаза, — он вел себя как дамский угодник — но все его внимание было сосредоточено на Виктории.
— И накормлю, и заговорю до смерти, не сомневайтесь, — подтвердила я, чувствуя необычайную легкость. Даже тошнота немного отступила, когда я поднималась по крыльцу.
— А я проснулся с утра — второй день затишье, ни жуков тебе, ни иномирян, — говорил Мартин мне в спину, — и предложил Вики навестить тебя. — Он зашел за мной в холл, увидел койки с лежащими ранеными, санитарок, едва слышно присвистнул. — Гляжу, у тебя тут свои развлечения.
— Не скучаю, — откликнулась я, с удивлением заметив среди перестилающих белье на освободившихся койках девушек рыжеволосую Софи. Она тоже заметила меня, опустила глаза, и я отвернулась. Потом решу этот вопрос.
Навстречу мне спешил дворецкий — и я кивнула ему:
— Ирвинс, обед на троих в мои покои. И предупредите леди Шарлотту и леди Маргарету, что сегодня у меня гости.
— Да, ваша светлость, — кротко откликнулся старый слуга и направился к кухне.
— А счастливый супруг на фортах? — продолжал Мартин. Я, уже ступившая на лестницу, с удивлением взглянула на него.
— Да. А ты-то откуда знаешь?
— Так очаги сопротивления все наперечет, — пожал плечами Мартин, поднимаясь вслед за мной. — В Инляндии Дармоншир с юга и Форштадт с севера, плюс несколько земель на западе, у моря, еще держатся. И у нас в Блакории северо-восток полукругом от гор. Мы сейчас окопались в Нордшере, это городок на севере Блакории, так что хотя бы есть где помыться и поспать. В мороз спать в палатках — то еще удовольствие, скажу я тебе...
То ли от подъема, то ли от общей усталости закружилась голова, снова подступила тошнота, и я покачнулась прямо там, на лестнице. Март ловко подхватил меня, обеспокоенно заглянул в лицо.
— Может, мы не вовремя? И нам лучше уйти, Марина?
— Только попробуй! — горячо возразила я. — Сейчас пройдет. Второй месяц беременности со мной случился, Мартин, со всеми прелестями. Все в порядке.
— Позвольте мне, — Вики взяла меня за запястье и от руки ее полилась по телу прохлада. Мгновенно ушла тошнота, тяжесть из головы, и даже в глазах просветлело. — Надолго не обещаю, но до завтра продержится точно.
— Боги, леди Виктория, — простонала я благодарно, — я ваша должница. Я теперь хоть поесть нормально смогу. Спасибо!
Это был первый такой мирный и расслабленный обед за долгое время. Слуги накрыли стол в гостиной моих огромных покоев. В окна лился солнечный свет, слышно было птичье бодрое чириканье, и если бы не легкий запах спирта от моих рук, военная форма Мартина и темы наших разговоров, можно было бы притвориться, что сейчас обычный весенний день.
Март говорил о боях, в которых принимал участие, о том, как постепенно учатся бить врагов, несмотря на их подавляющее численное преимущество, делился курьезными случаями... Виктория слушала его, поглядывая с почти материнской снисходительностью и периодически вступая в разговор. Но когда он поворачивался к ней — взгляд ее так теплел, что я непривычно сентиментально таяла. И было очень заметно, что эти двое знают друг друга очень давно, так давно, что понимают друг друга без слов.
Беременность — забавное состояние. Оно вытаскивает эмоции, совершенно тебе не свойственные.
Хотела бы я узнать, как они все-таки нашли дорогу друг к другу после всего, что между ними стояло. Как она смогла простить и принять его? Как он смог убедить ее?
Мне столько хотелось ему рассказать и столько услышать, но присутствие Виктории все же сказывалось на нашей откровенности. И она, словно почувствовав это, поинтересовалась:
— Марина, графиня Кембритч ведь в замке? Я бы хотела повидаться с ней.
— Она сейчас в детской комнате на втором этаже, — сообщила я, с любопытством глядя на нее. Интересно, откуда она знакома с леди Лоттой?
— Тогда, с вашего позволения, я спущусь к ней.
— Конечно, — с признательностью сказала я.
— Вики, даешь нам поболтать по-девичьи? — усмехнулся Мартин.
Она невозмутимо улыбнулась, скользнула рукой по его плечу и вышла.
Я под хороший кофе торопливо и сбивчиво рассказала другу обо всем, что произошло с момента ритуала по возвращению Полины, на котором стало известно о моей беременности. О своей свадьбе, о нашей дальнейшей жизни с Люком. Говорила, ощущая, как снова накатывают на меня гнев, негодование, обида, разочарование... и после того, как я закончила, в гостиной стало так тихо, что я поняла, как громок был мой голос.
— Я понимаю, что для тебя это все звучит смешно сейчас, — добавила я, глядя на задумчивого Мартина. — Да и для меня... все эти драмы на фоне войны кажутся глупостями. Но меня никак не отпускает, Март. Я умом все понимаю, но как вижу его — вся муть изнутри поднимается. И ненависть, и злость...
— И все же ты здесь, — сказал он понимающе.
— Как видишь, — усмехнулась я. — Я не могу от него уйти. И боюсь, страшно боюсь, что прощу, а потом всю жизнь буду ловить его с другими. Это очень унизительно.
Блакориец хмыкнул.
— Как о себе слушаю. Кажется, мы с ним из одной породы, Марина. Что сказать — еще пару месяцев назад я твердил бы тебе, что люди не меняются. Но сейчас, — он расставил руки и широко улыбнулся, — посмотри на меня. Долгие годы я занимал первое место среди бабников Туры, и что же? Сейчас я добровольно лег под каблук Вики и совершенно счастлив.
