Он сделал глоток кофе и совершенно серьезно добавил:
— Мы, мужики, хоть и венец творения, но в каких-то вещах исключительные тугодумы, Марина. Пока жизнь нас лбом об очевидное раз сто не постучит, дурим по-страшному. И вот что я тебе скажу: ты, конечно, еще какое-то время поизмываешься над бедолагой от души. Не с твоим характером оттаивать быстро. Затем вы бурно примиритесь, получив от этого массу удовольствия, и продолжите жить, души не чая друг в друге и периодически устраивая себе встряски.
Я вздохнула и с улыбкой покачала головой. Иногда мне казалось, что он знал меня лучше, чем я сама.
— Главное — пережить эту войну, Мартин.
— А куда мы денемся? — откликнулся он так же серьезно. — Не бесконечное же у них количество людей. Пока они давят массой, но любой ресурс когда-нибудь заканчивается.
Мы еще долго говорили — и о них с Вики, и о войне, и я слушала его и понимала, что за кажущейся беззаботностью стоит дикое напряжение, изматывающие сражения и ежедневный риск. А я до боли хотела, чтобы мой друг в этой мясорубке выжил.
Он вдруг посмотрел на часы, посерьезнел.
— Ничего себе я заглянул на обед. Уже почти три часа прошло. Пора нам возвращаться.
— Мартин, подожди, — попросила я и начала закатывать рукав платья, чтобы не испачкать. — Выпей моей крови.
Брови его полезли на лоб.
— Это метафора какая-то? — осторожно спросил он. — Или ты от токсикоза чудишь, твоя светлость?
— Считай это моей причудой, — согласилась я. — Только держи ее в тайне. Эта причуда усилит твои магические способности, Март. Думаю, тебе это будет не лишним.
Он посмотрел на меня уже без иронии.
— Не лишним, Марина. А...
Я тоже понимала его без слов. Хотя и не была женщиной, которую он любил.
— Если Виктория согласится, я ее тоже напою, Мартин.
Они ушли через полчаса — вдвоем в одно Зеркало. Я поглаживала ладонь, фантомно пощипывающую от залеченного Мартином пореза и смотрела, как тает серебристая гладь перехода. На душе было легко и немного тревожно — и я шепотом попросила у богов, чтобы мы с Мартином обязательно встретились снова. И чтобы боги уберегли их обоих.
После я спустилась к леди Лотте. Мне было любопытно, что у них общего с Викторией. Но поговорить не удалось — матушка Люка, невообразимо элегантная в фиолетовом платье с черным цветком на груди и забранными вверх волосами, читала детям книгу. Здесь же была Маргарета — она с кислым видом сидела у окна и вязала крючком нечто, похожее на крокодила. Во всяком случае, четыре зеленые лапы угадывались.
Леди Лотта сделала мне знак рукой, чтобы я подождала, и продолжила:
— ... и тетушка-сова сказала олененку: не плачь, малыш, мы найдем твою маму...
Я подошла к Рите, присела на подоконник.
— Милая зверушка.
Она фыркнула.
— Твой муж, между прочим, Марина. Вяжу Люку его альтер-эго. Похож?
Я присмотрелась.
— Больше кляксу с лапами напоминает, Рита. Или раздавленную лягушку. Вязание не твое.
— А то я не знаю, — пробормотала она. — Заняться просто пока нечем... а я его все равно не видела, по твоим рассказам воссоздаю.
Под окнами раздался оглушительный сигнал клаксона и мы посмотрели на улицу. Опять два грузовика — и из них уже аккуратно сползали первые раненые. Мы переглянулись и побежали к выходу.
У дверей замка стояли носилки — я, торопливо накинув халат и передник, повязав волосы, подхватила одни, вторые взяла Маргарета. Она тоже уже была в халате. Из-за распахнутых дверей слышны были команды санитаров, стоны раненых. Там царил организованный хаос. Командовала моя акушерка, на время войны переквалифицировавшаяся в старшие сестры — она увидела нас, помахала тетрадью, куда записывала раненых. Санитары таскали лежачих на первичный осмотр. С тяжелыми счет шел на секунды — даже правильно переналоженный жгут или поддерживающий укол могли отсрочить смерть.
— Сколько? — крикнула я пожилому шоферу, передавая носилки санитару, который стоял в кузове.
— Шесть тяжелых, — ответил водитель, оторвавшись от кружки с водой — пил так жадно, будто сутки не делал этого.
Мужчины спустили раненого вниз — молодой солдат, без ноги, с закатившимися глазами. Я присела взяться за ручки носилок, оглянулась в поисках Риты — но с другой стороны уже встала рыжеволосая Софи.
— Этого наверх! — крикнула я. В царившем хаосе тихо говорить не получалось.
На втором этаже я быстро сняла с солдата одежду, осмотрела на предмет незамеченных ран, обмыв и обтерев обеззараживающим, сделала пометки в карте, прикрепив ее в изголовье койки — и сдала пациента на руки Россу Ольверту. Виталист начал накладывать удерживающий кокон, чтобы в ожидании операции больной не умер. Лучше бы стазис, конечно, но Ольверт не был достаточно силен, чтобы наложить стазис на длительное время. Хлопнула дверь операционной — то доктор Кастер с красными от недосыпа глазами прошел внутрь, за ним спешил анестезиолог — он иногда ассистировал нашему чудотворцу. А я побежала обратно к машинам.
Через три часа в замке опять воцарилась тишина. Доктор Лео начал уже вторую операцию, и я, закончив перевязки и выставляя ампулы с кровеостанавливающим и витаминами на вечерние уколы, с тоской подумала, что нужно срочно искать второго хирурга — иначе Кастер долго не протянет. Хотя, возможно, ему и не придется долго надрываться — потому что препараты кончатся раньше. С нынешним завозом раненых запасы заметно уменьшились.
Нужно было бы присоединиться за ужином к леди Лотте и Рите, но эмоций сегодняшнего дня было слишком много — мне снова нужно было на свежий воздух.
Солнце клонилось к закату, освещая натянутые веревки, на которые санитарочки развешивали одежду, снятую с солдат, выстиранную и обработанную от вшей и прочих паразитов. Одна из девушек направилась к замку, прижав к боку большую опустевшую корзину. Увидела меня, замерла — и подошла.
Я не хотела с ней разговаривать. Но уходить было бы подобно бегству.
— Ваша светлость, — сипло сказала Софи, целовавшаяся с моим мужем, — видите, я осталась тут. Хотела попросить вас не выгонять нас с детьми. Я могу быть полезной.
Я неохотно покосилась на нее. Голос ее еще не восстановился, и на руках были видны пятна от холодового ожога. А вот лицо уже очистилось от них. И она была прехорошенькой — яркой, сочной. Неудивительно, что Люк не прошел мимо.
Меня одновременно кололи вина и злость. И чтобы не поддаваться ни тому, ни другому, я заговорила.
— Где ваши девочки?
— С леди Шарлоттой, госпожа.
Я кивнула. Точно, я же видела их там днем.
— Так что вы решите, ваша светлость? — немного грубовато поинтересовалась она, ставя корзину на крыльцо. — Вам и глядеть на меня, должно быть, тошно, да куда мне переезжать сейчас? Здесь мы с детьми хоть в какой-то безопасности.
Я молчала, потому что она была права — рядом с ней мне было невыносимо и видеть ее не хотелось. И она, видимо, что-то увидела на моем лице, потому что заторопилась:
— Я отработаю, богами клянусь! Я ведь тоже не только полы мыть да утки выносить умею. Я и укол поставить могу, и капельницу сделать. У меня мама была медсестрой, я ей помогала до пятнадцати лет. У нас район знаете какой был? Постоянно кто с ножевым, кто с пулей. Чуть что, к матушке везли, в больнице-то полицию сразу позовут. А она меня в помощь. Говорила, что еще денег заработает и на врача меня выучим.
— И почему не выучили? — поинтересовалась я равнодушно.
— Да что вы, — Софи стянула с рыжих волос косынку. — Мамку ограбили и убили, а отчим меня на улицу выбросил. Благо меня сразу почти Билли подобрал. Не успела хлебнуть по полной.
— Билли — это ваш муж? — я с трудом припоминала, что рассказывал Кембритч.
Она с изумлением посмотрела на меня и хмыкнула.
— Это его светлость сказал вам? Билли — это мой сутенер, госпожа, ну и любовник. Я работала в его клубе. И любила, потому что он меня от такого спас... лучше вам и не знать.
Я закрыла глаза. Мой муж в день нашей свадьбы целовался с проституткой.
— Лорд Кле... тьфу, Дармоншир, госпожа, всегда был добр и относился как к леди. Не обидел ни разу. И от смерти меня с девочками спас, здесь спрятал. Не трогал, меня, не думайте, хотя, — она усмехнулась, — я б не против была. А я видите как его отблагодарила. Что весь замок меня ненавидит.
Она, наконец-то, замолчала, продолжая стоять рядом со мной, сминая в руках платок и глядя в парк.
— Ну я тогда буду собираться, — сказала она грустно. — И простите меня, госпожа. Ваш муж хороший человек, уж поверьте мне. Мне хороших попадалось немного.
И хотя это была чистой воды манипуляция, я поняла, что как бы я ни хотела этого, я не способна ее выгнать. Слишком свежи в памяти были времена, когда моя жизнь зависела от милости других людей. И слишком сильно до сих пор давило чувство вины из-за того, что я чуть не убила Софи.
— Оставайтесь, — буркнула я. — Сейчас каждые умеющие руки на счету.
Она недоверчиво посмотрела на меня.
— Что?
— Оставайтесь, — повторила я сухо. — Дети ваши ни в чем не виноваты, да и мне все равно, кем вы были, если вы сейчас будете честно трудиться. Война ровняет всех. А теперь идите. Я хочу побыть одна.
Софи присела в книксене. Глаза у нее были шальными и изумленными, как у собаки, которую много били и вдруг погладили.
— Спасибо, госпожа. Спасибо!
— Да идите уже! — почти рявкнула я — потому что я все равно все помнила.
Она подхватила корзину, потянула на себя дверь и вдруг обернулась.
— Вы тоже хороший человек, леди Дармоншир, — произнесла она тихо. — Не надо бы мне это говорить, но я на вашем месте себя бы не оставила. Нельзя так всем доверять.
Я не ответила, и она скользнула в холл, оставив меня наедине с клонящимся к закату солнцем.
Через полчаса я выруливала с шоссе на дорогу к фортам. Нужно было поговорить с Люком, и я решила сделать это лицом к лицу. Заодно и отвлечься — и посмотреть, наконец, на сами укрепления.
Слева от меня вдоль дороги шла высоченная каменная стена, такая широкая, что по ней можно было на автомобиле проехать. То и дело каменное ограждение переходило в дозорные башни — на их площадках я видела наблюдательные посты, да и на самой стене то и дело встречались патрули, провожающие мою машину взглядами. Кое-где сверху стояли пулеметы, орудия, такие же, как в башнях замка Вейн, рядом лежали ящики со снарядами.
Сами форты представляли из себя небольшие крепости — стена будто раздваивалась, образуя ограниченный четырьмя башнями квадрат, внутри которого находился гарнизон. Заходящее солнце окрашивало серый камень стен в красноватый оттенок. Я проехала два гарнизона (они так и назывались: Первый форт, Второй форт...), периодически вцепляясь в руль и фыркая от неожиданности: с другой стороны дороги был лес, и то и дело перед машиной сигали зайцы, — и остановилась у тяжелых ворот третьего. Я не была уверена, что застану Люка здесь, однако Берни, недавно навещавший нас в Вейне, говорил, что ставку командующего сделали именно в Третьем форте, и я надеялась, что не прогадаю.
Ко мне от подъемных ворот подошел часовой в длинной серой шинели, и я опустила оконное стекло.
— Здесь закрытая территория, леди.
— Леди Дармоншир, — пояснила я, ничуть не обидившись. Каждому служивому вовсе необязательно знать меня в лицо.
Он присмотрелся, заколебался.
— Простите, леди, можно ваши документы?
Я протянула ему водительское удостоверение на имя Марины-Иоанны Рудлог.
— Не успела поменять, — любезно сообщила я.
Он посмотрел, кивнул, возвращая мне документ, и взял под козырек.
— Прошу прощения за беспокойство, госпожа герцогиня, — и нажал на рычаг, торчащий из стены. — Проезжайте.
Ворота с визгом полезли вверх, и я въехала в залитый красноватым солнечным светом форт.
Внутри оказалось множество военных. Несколько десятков занималось на небольшом плацу посреди форта и эхо от команд офицера гуляло по крепости. Кто-то копошился у боевых артиллерийских машин — некоторые из них выглядели странно, будто их жевали, кто-то стоял у входа в небольшое здание, видимо, административное. Я скромно припарковалась почти у самого въезда, вышла из машины и сразу же привлекла всеобщее внимание, хотя оделась скромно и практично — высокие сапоги на низком каблуке, брюки, легкое пальто.
Мое же внимание было направлено на дальнюю стену — на ней у двух орудий находилось несколько человек, и высокую фигуру Люка я узнала издалека. Теперь осталось понять, как к нему попасть — не кричать же "я здесь", пытаясь привлечь внимание.
— Госпожа герцогиня, — ко мне подошел один из офицеров, — я могу вам помочь?
Этот молодой человек определенно читал светскую хронику.
— Я бы хотела поговорить с супругом, — сказала я, не отрывая взгляда от Люка. Он стоял в окружении военных, и они о чем-то спорили. Кембритч вдруг дернул плечами, завертел головой — и я совсем не удивилась, когда он обернулся. Мы всегда чувствовали друг друга. Несколько секунд он смотрел на меня, криво улыбаясь, затем что-то сказал сопровождающим. И я подняла подбородок выше, тоже глядя на него.
— Позвольте, я провожу вас, — раздался голос сбоку.
— Да, будьте любезны, — откликнулась я и последовала за офицером, слыша, как гулко стучат каблуки сапог о брусчатку, которой был выложен внутренний двор. Меня провели к лестнице, предложили руку, чтобы подняться — с непривычки на крутых узких ступеньках можно было и упасть. И я пошла по широкой стене навстречу Люку — собеседники его спускались сейчас по противоположной лестнице, а он стоял и ждал меня.
Наконец, я остановилась, разглядывая мужа. Офицер отдал честь и быстро удалился.
— Марина, — Люк наклонился, легко поцеловал меня куда-то около уха. — Что ты здесь делаешь?
— И ты рад меня видеть, — подсказала я, отмечая его обветренное лицо, щетину и общий усталый вид. Здесь дул пронизывающий ветер, и я, одетая лишь в тонкое пальто, поежилась.
— Рад, — согласился он. — Спустимся вниз? Замерзнешь.
— Нет, здесь хорошо, — возразила я, разглядывая пространство за стеной. Там, куда хватало взгляда, поднимались укрепления — какие-то валы, рвы, поваленные деревья, окопы... — Вы проделали большую работу, Люк.
— Ты приехала, чтобы похвалить меня? — спросил он хрипло и иронично. Снял с себя куртку, накинул мне на плечи.
— Нет, — я укуталась плотнее. — Чтобы поговорить.
— Ты могла бы позвонить.
Я наконец-то взглянула ему в глаза.
— Ты тоже мог, Люк.
— Я понял, — сказал он с кривой улыбкой и взял меня за руку. — Ты здесь, чтобы поругаться. Спустимся ко мне в комнату?
— Поругаться? — усмехнулась я.
— Можно даже дважды, — хрипло подтвердил он и погладил большим пальцем мое запястье под брачным браслетом. — Или больше, если останешься на ночь.
Я покачала головой и опустила глаза.
— Я так соскучился, — сказал он тихо. — Но мне не вырваться, Марина. Хорошо, что ты приехала.
В ухе его поблескивала моя серьга — цветок шиповника, рубины и золото, и я некоторое время завороженно смотрела на свою метку. "Я тоже соскучилась", — могла бы сказать я. И так тоскливо было и страшно, что хотелось прижаться к Люку, закрыть глаза и помолчать, вдыхая его запах. А потом все же пойти с ним в его комнату.
