Онхельма же, оставшись одна, вспоминала царевича Алексиора. Муж для нее был теперь все равно что мертв. Просто вопрос времени. А юноша вызывал доселе неиспытанные чувства, она даже себе не могла бы объяснить: ей и хотелось его безумно, и было страшно приблизиться. Онхельма решила действовать крайне осторожно, чтобы не выдать себя раньше времени и не спугнуть парня. Она будет приручать его потихоньку, пока он не влюбится в нее и не потеряет голову. Только сейчас царица поняла, что впервые влюбилась по-настоящему.
Глава 8.
Вильмор много думал ночью, все-таки понял, что Онхельма обиделась. И пришел к выводу, что был неправ. Утром, еще до завтрака явился к жене. Та уже встала, но еще не оделась, сидела у зеркала в пеньюаре, при виде мужа она особой радости не испытала. Но, тем не менее, встретила приветливо. Зачем заранее оповещать жертву о своих намерениях? Испугается, начнет метаться. Зачем? Если, конечно, это не входит в комплект удовольствия.
Царь помялся, стараясь не смотреть ей в глаза, потом начал:
— Онхельма...
Ей захотелось подкатить глаза и запустить в него щеткой.
— Да, милый.
— Вчера... ээээ... Когда ты говорила о ребенке...
Онхельма скрипнула зубами.
— Да.
— Так вот... Я... Знаешь, прости, я не подумал... Вернее, думал только о себе. И совсем забыл, что ты молодая женщина... И тебе хочется иметь детей...
Тут она повернулась к нему лицом.
— И?
— Ну, я подумал, раз ты хочешь... То мы можем попытаться... Если хочешь...
— То есть, ты пожалел меня и готов помочь? Да, дорогой?
— Ну...
Как она удержалась, чтобы не бросить в него тем смертельным плетением, которое автоматически возникло на ее руке, когда этот несчастный только начал мямлить что-то про ребенка. То есть, теперь он готов снизойти и подарить ей ребенка из жалости?! Онхельма не удержалась и громко расхохоталась, запрокинув голову.
— Дорогая, я рассмешил тебя?
— Да, милый, рассмешил, — она уже взяла себя в руки, — И что ты предлагаешь?
— Ну... Мы могли бы начать прямо сейчас... — он топтался на месте и смотрел в угол, краснея, как мальчик.
— Боже, помоги мне не убить его сейчас... — думала Онхельма, но в ответ улыбнулась и сказала вслух, — Ну, раз ты готов помочь мне...
И протянула к нему руки.
Вильмор тут же с готовностью принял приглашение, облегченно вздохнул и, подхватив ее на руки, понес в постель, шепча по дороге на ушко:
— Я так соскучился!
Онхельма просто закрыла глаза. Просто, чтобы не испепелить его взглядом, или случайно не пришибить смертельным заклинанием. Рано, пусть поживет еще. Вильмор пока еще был ей нужен.
* * *
Через два часа она сидела в кабинете Мелисандры. И заперлась, чтобы не беспокоили. Онхельма так и не вошла в лабораторию, ни разу. Царицу переполняла ненависть, и ей было противно. Она ничего не тронет здесь до поры до времени, а потом просто сравняет это крыло с землей, чтобы больше никто не напоминал ей о Мелисандре! Потом, когда исполнит то, что задумала. Онхельма взглянула на портрет, поигрывая голубыми молниями на кончиках пальцев, очень хотелось уничтожить здесь все прямо сейчас, но торопиться не стоит. Всему свое время.
Жалость. Жалость, черт побери!
Онхельма считала себя оскорбленной и жестоко, а главное незаслуженно обиженной. Честно говоря, она не могла понять, за что? Почему? Чем, спрашивается она хуже других женщин? Почему ее нельзя любить? Ведь она была такой же женщиной, как все! Обычной! И ей хотелось любви и поклонения. Другое дело, что она, подобно многим, искала желаемое не в том месте, точнее, выбирала не тех мужчин. А когда сталкивалась с очередной неудачей, не пыталась сделать выводы и набраться мудрости, а старалась отомстить.
Мелисандра на портрете ничего не могла ей ответить, а если бы и могла, просто рассказала бы свою историю. И попыталась объяснить, что месть рано или поздно погубит мстителя. А сердце Вильмора ей и так уже принадлежит, мужчины ведь как дети, их надо просто приласкать. Просто он уже стар, и во многом раб привычек, дай ему немного времени — и все.
Только ничего этого Онхельма не желала понимать. Она уже приняла решение.
Как превратить обычную женщину в чудовище?
О, очень просто. Ущемите ее самолюбие, оскорбите ее гордость, отвергните ее любовные притязания и потом пожалейте ее. И тогда фурия в аду не сравнится с ней. Она будет мстить, и мстить будет жестоко.
Правда, есть одно но. Чтобы взрастить из женщины чудовище, надо, чтобы это чудовище было в ней с самого начала, хотя бы в зачаточном состоянии. Дремало бы себе, может, не проснулось бы никогда. Потому что, если чудовища в душе нет, оскорбленная женщина поплачет от обиды, впадет в депрессию и, либо замкнется в себе, либо простит.
Так вот, монстр в душе Онхельмы жил всегда, просто ждал своего случая.
* * *
По счастью, колдунья Онхельма в отличие от колдуньи Мелисандры не видела истинной сути вещей. Очень полезный дар. Потому что Мелисандра могла определить, кто перед ней, человек или дух, внутренним взглядом различала людей, кто из них на что способен, а также могла по легкому шлейфу, буквально несколько молекул, распознавать вещества, в частности, яды.
Ничего этого нынешняя царица, супруга властителя страны морского берега, не умела. Но у той был богатый жизненный опыт. Не в пример Мелисандре, наследной принцессе Версантиума, выросшей в холе и неге, и получившей блестящее образование, образование Онхельмы было получено в жестокой школе жизни, а стало быть, и навыки в борьбе за выживание она приобрела соответствующие.
И все-таки, она не видела истинной сути вещей.
А значит, просто не видела и не ощущала духов, наблюдавших за ней с того момента, как она появилась в Версантиуме. Наблюдал за ней не только Нириель, которому было известно, что видела в своих видениях слепая Евтихия. Сам Сафор тоже бдительно следил за новой царицей. У каждого из них были свои цели, но оба сходились во мнении, что не стоило старому царю жениться на молодой красавице. А уж если женился, то не стоило с ней ссориться.
Пока она сидела в кабинете покойной Мелисандры и исходила злобой на Вильмора, попутно строя планы по соблазнению его молодого наследника, оба духа присутствовали в покоях.
— Посмеешь вмешаться, позабочусь, чтобы на сей раз, тебя не смогли спасти, — Сафор счел своим долгом предостеречь мятежного юнца.
Еще двое, сопровождавших Сафора, темный и растительный хранили молчание, но демонстрировали полную лояльность старейшине, как бы говоря Нириелю:
— Нарвешься, сам будешь виноват.
Тот ответил просто:
— Мой долг жизни подлежит исполнению. А вмешиваться в дела дворца я не намерен.
При этом он уже имел мысли, как обойти запрет. Правда, ему не удастся сделать это в одиночку.
* * *
Белесые, словно вываренные скалы, поднимающиеся из лазурных вод, Высокий берег. Эти скалы уже не помнят, сколько времени, а может, времен они стоят здесь. Сменялись царства, одно за другим, уходило море, давая место пустыне, и снова возвращалось.
Высокий берег, древний, как сама жизнь.
Дух земли, столь же древний, как и сам берег, живет в нем. Его зовут Морфос, он свободен и подчиняется одному Создателю. Он и есть эти скалы, и сросся с ними настолько, что не принимал иной облик очень много веков. Морфос не спит и не бодрствует, он хранит покой.
Вот к нему-то и собирался обратиться за помощью Нириель. Понимал, что будет непросто склонить старца на свою сторону, но надеялся, что тот послушает его. Надо только найти правильные слова.
Ускользнуть от Сафора и его приспешников было нелегким делом, но водного в воде отследить — это же надо постараться, очень постараться. Нириель вообще славился взбалмошностью характера, а потому на глазах у старейшины обернулся тюленем и, плеснув хвостом, заявил, что поплыл в северные воды.
— Ну и плыви, идиот, — проворчал Сафор, — В северные воды он собрался! Чтобы ты там хвост себе отморозил! Чтоб другие тюлени тебе ласты склеили за то, что ты к их самкам приставать будешь!
Нельзя сказать, чтобы старейшина желал ему зла, просто он волновался за молодого смутьяна, упорно не желавшего жить по правилам. Воспитывать его и воспитывать! За что ему это на старости лет?! Махнул темному и растительному и они втроем скрылись из вида.
А Нириель, оторвавшись от слежки, материализовался в воздухе, невидимый среди скал. Там, за пределами города, почти отвесный берег был изрезан глубокими фиордами. Идеальное место, чтобы спрятаться. В обычное время — тайная гавань контрабандистов, а в сезон штормов их прибежище. По каким-то непонятным причинам Морфос контрабандистам благоволил, никто из них не погиб, проводя свои суденышки в этих узких ущельях, утыканных, словно частоколом, острыми камнями. Они всегда находили там приют и защиту от непогоды.
Нириель медленно двигался вдоль фиорда, разыскивая подходящее место. Нашел. Неглубокая пещера, расположенная высоко от воды, примерно в середине, между поверхностью земли и морем. В ту пещеру он и влез.
— Морфос, прошу, услышь меня. Морфос, — шепотом позвал молодой водный.
Морфос слышал, ему просто было интересно, что за дело может быть у водного мальчишки, раз он притащился прямо сюда?
— Морфос, прошу, откликнись.
Видимо, очень нужно, вон, какой вид у мальчишки озабоченный.
— Кхмммм... — раздался голос, словно ниоткуда и одновременно отовсюду.
— Морфос, Морфос, это ты?
— Ну? — Морфор изобразил сонный голос.
— Доброго дня тебе, о древнейший, да продлятся... — начал было шептать Нириель слова приветствия.
— Можешь опустить эту часть, мальчик. Лучше скажи, почему ты так тихонько шепчешь? У меня, конечно, хороший слух, просто интересно.
Нириель понял, что хитрить и изворачиваться смысла нет, а потому просто и честно рассказал все, как есть. Морфос некоторое время молчал. Нириель даже в какой-то момент подумал, что древний ушел. Но через несколько минут раздался голос:
— Обойти запрет Сафора тебе не удастся.
Нириель напрягся.
— Но я должен ей помочь!
— Не кипятись, какие вы, молодые, все нервные, прямо договорить не дадите, — проворчал древний дух земли.
— Прости, я не хотел сердить тебя.
— Не хотел... Я знаю. Так вот, слушай...
И Морфос поведал молодому водному духу, что из его задуманного осуществить удастся без проблем, а что подвергнет опасности всех, в том числе и его. А под конец сказал:
— Решай сам. Ты ведь уже взрослый, и знаешь что такое ответственность за себя и за других. Решай. Но знай, я на твоей стороне.
Видя, как мальчишка водный завертелся на месте от радости, Морфос добавил, говоря вроде бы сам с собой:
— Вот и почему я согласился помочь? Наверное, от скуки... — под сводами пещеры раздался его тихий смех, — Пока, водный. Приходи, когда настанет время.
— Спасибо тебе, древнейший, — прошептал в ответ Нириель, понимая, что время разговора истекло.
Поддержка древнейшего много значила, очень много. И чтоб он сдох, если не уделает Сафора! Но сначала нужно позаботиться о девушке. И даже не долг жизни им двигал, а просто братские человеческие отношения. Да, можно и так сказать, что после встречи с ней, он очеловечился
Нириель отправился к Евтихии.
Глава 9.
Никто не мог понять, как слепая Евтихия может передвигаться по дворцу одна, без сопровождения. Даже Алексиор, который немного знал о ее способностях. Все-таки кругом полным-полно опасных мест, крутых лестниц, обрывистых участков. Как?
А она только улыбалась, аккуратно нащупывая дорогу палочкой, которую держала в руке. И двигалась быстро, так быстро, словно хорошо видела дорогу. В конце концов, все перестали удивляться, обнаруживая слепую то на голубятне, то в дворцовой библиотеке, а то и в беседке у самого обрыва.
Сейчас она в одиночестве сидела на голубятне, там ее и застал Нириель.
— Здравствуй, водный братец, — тихонько прошептала девушка, заметив его появление.
— Здравствуй, маленькая человеческая сестра.
По тому, как вздохнул водный, Евтихия поняла, что у него для нее не самые лучшие новости.
— Что-то не так?
— Нет, все так. Просто... Нам удастся защитить не всех.
Девушка молчала, внимательно слушая.
— Только тебя и его. Остальных придется выводить из игры. И тут многое будет от них самих зависеть. Захотят ли...
— Да, ты прав, я поняла.
Действительно, захотят ли бежать, или останутся, невзирая на опасность, будут решать они сами.
— Тогда возьми, — он протянул Евтихии небольшой медальон на простом кожаном шнурке, — Пусть не расстается с ним. Никогда. Понимаешь? Никогда.
— Понимаю, — она подняла к водному духу лицо, — Мне все равно немного страшно.
— Не бойся, смерть вам не грозит, а остальное...
— Да, остальное...
— Прости, — ее печаль расстраивала духа, но сделать больше он не мог, — Мне пора, могут хватиться.
— Да, ты иди, я посижу еще чуть-чуть, а потом вернусь.
Водный дух Нириель ушел, слепая Евтихия еще недолго сидела в задумчивости. На руку ей опустилась белая голубка, девушка перевела на нее взгляд невидящих глаз и стала ласково поглаживать атласные перышки.
Раздавшиеся со стороны лестницы шаги заставили ее вздрогнуть. Алексиор? Откуда он здесь в этот час, почему не на занятиях? Впрочем, так даже лучше.
— Привет, о, великий и мудрый будущий царь, — весело произнесла она.
— Тише ты... — парень смутился, оглянулся по сторонам, — Привет. Что ты тут делаешь? Я тебя обыскался.
— Обыскался? Интересные дела. Зачем это я тебе понадобилась так срочно?
Алексиор помялся, потом выдавил:
— Мне теперь приходится каждый день ужинать у брата...
— Хочешь сказать, у молодой царицы?
Молодой человек потупился и кивнул. Евтихия сделала вид, что не понимает:
— Милый, тебе можно только позавидовать. Я слышала, повар творит чудеса, чтобы угодить прекрасной молодой царице?
Она улыбалась, продолжая поглаживать голубку по перышкам.
— Евтихия... Посмотри на меня...
Кажется дело серьезное, собственно говоря, невидящая девушка и так все знала.
— Скажи, что тебя беспокоит.
Тот прошелся по помещению, касаясь разных предметов. Молча, словно собираясь с силами. Евтихия ждала.
Молчит. Придется помочь.
— Послушай, Алексиор, красота нашей новой царицы запала тебе в сердце?
В конце концов, он молодой мужчина, а Онхельма прекрасна, подумалось Евтихии.
— Что? Нет, конечно! — он не сомневался в том, какие чувства испытывает к жене своего приемного отца или сводного брата, как оно и было на самом деле, — Просто...
— Скажи уже, что тебя беспокоит, и мы с этим вместе разберемся, — мягко сказала девушка.
А вот сказать об этом вслух было непросто.
— Мне кажется... Она на меня смотрит не так, как должна была бы...
— Ясно. Подойди, — слепая протянула руки знакомым жестом, и Алексиор вложил в них свою ладонь.
В общем-то ничего нового она не увидела. Правда, не совсем приятно осознавать, что твои видения исполняются буквально и так скоро. Ну что ж...
