Свет и Тень

— Очень хорошо. Поступки говорят громче, чем слова — Кинли буквально сыпал поговорками. — Это ваш аппарат? — он положил на стол фотоаппарат и треногу. — Его нашли в спальне мисс Полиш.

Джонатан вздрогнул. Конечно, он сразу узнал свой фотоаппарат, но постарался не подать вида.

— Это фотоаппарат, — медленно сказал Уотерс. — Почему вы решили, что он мой?

— Его нашли рядом с вами, — пояснил инспектор. — К тому же мисс Полиш сказала, что видела его у вас дома.

По спине Уотерса разлился холод. Что же ему ответить? Что фотоаппарат — не его? Мало ли таких аппаратов в Лондоне? Но если Анна сказала им...

— Я... не знаю... мой ли это фотоаппарат. Если он мой, то... я не понимаю, как он очутился в комнате мисс Полиш?

— Действительно странно, — заметил инспектор. — Если предположить, что преступник хотел перевести подозрения полиции на вас, то откуда ему знать, что вы помчитесь на выручку мисс Полиш? Что вы гуляете в это время на улице? Удивительно, вы не находите?

— Да.

— Значит, вы признаете, что этот аппарат — ваш?

— Н-наверное.

— Когда вы в последний раз пользовались им, помните? Или когда видели его?

— Не знаю. Давно. День или два назад, — выдавил Уотерс, подумав, что аппарат ведь могли и украсть.

— Интересный аппарат, вы не находите? — инспектор демонстративно провел ладонью по ребрам коробки, оклеенной мягким бархатом. — Интересно, зачем он обклеен материей?

— Для красоты, наверное, — ответил Уотерс.

— Вы, видимо, не понимаете, где находитесь, — инспектор произносил слова мягко, но так, что Джонатан похолодел и покрылся мурашками. — Вы в Скотланд-Ярде, и должны отдавать себе отчет, что каждое ска-занное здесь слово будет иметь определенный вес в течение следствия, которое еще не закончено. Я жду от вас правды, мистер Уотерс, правды!

— Что вы имеете в виду?

Инспектор внимательно посмотрел на него.

— Вы знаете Джека Харриса?

Вот! Главный вопрос. Если ответить, что знаю, спросят, откуда, подумал Уотерс. Лучше все отри-цать. Вместе их никто не видел. Почти никто.

— Нет. А кто это?

— Это грабитель, которого вы подстрелили.

Уотерс промолчал.

— Ну, раз вы не отрицаете, что этот аппарат ваш, то, может быть, вы знаете, что было внутри?

В голове будто взорвалась бомба. Карточка-негатив! А на ней... Уотерс опустил голову. Вот и все.

— Поднимите голову! — приказал Кинли. Джонатан не подчинился.

— Поднимите голову! — неожиданно заорал инспектор. — Отвечайте!

Кинли выскочил из-за циклопического стола и оказался перед Уотерсом. В другое время и в другом месте Джонатан расхохотался бы от неожиданного контраста: полицейский агент оказался пять с половиной футов ростом и на фоне своего рабочего стола выглядел почти карликом. — Что было внутри? Ну?!

— Я не понимаю. Что там должно быть? — пробормотал Джонатан.

— Наши эксперты установили, что аппаратом пользовались. На аппарате и на полу комнаты найдены крошки магниевого порошка. Вы понимаете, о чем я?

— Нет.

— Снимок, снимок должен быть! Негатив! Но его нет. Вы что-нибудь об этом знаете?

— Нет.

— Вы упорны, мистер Уотерс. Я вижу, вы не желаете оказывать помощь следствию... Интересно, что ваши друзья и слыхом не слыхивали о вашем увлечении фотографией. Почему вы это скрываете?

Уотерс сидел, чувствуя себя обложенным, как лиса в норе. Эти ищейки говорили даже с его друзья-ми! Что еще они знают?

— Я это не скрываю. Просто я не в такой степени владею фотографией, чтобы хвастаться перед друзьями.

Джонатан почувствовал сильнейшее раздражение. Почему с ним играют, как кот с мышью?

— Мистер Кинли, могу я поинтересоваться: меня в чем-то обвиняют? На каком основании вы задаете мне все эти вопросы?!

— Платок с вашими инициалами был найден в доме ограбленной мисс Барклай. Как вы это объясните? — взгляд инспектора буквально вцепился в Уотерса. Не отводя глаз от подозреваемого, он полез в карман и извлек платок Уотерса. — Это ваш платок?

— Понятия не имею. Кто вам сказал, что это — мой платок? — Уотерс ждал этого вопроса. По пути в Скот-ланд-Ярд он вспомнил о платке, который исчез из его кармана после визита в дом мисс Барклай. В том, что это дело ловких рук Джека Харриса, он не сомневался. Джонатан решил, что тут полиция ничего не дока-жет. — Разве в Лондоне я один имею такие инициалы?

— У вас в руке была зажата черная маска, — Кинли показал ее Уотерсу. — Откуда она?

— Я сорвал ее с грабителя, — нашелся Джонатан.

— Это вы тоже позаимствовали у грабителя? — спросил инспектор, выкладывая перед Уотерсом знакомый флакончик с эфиром. — Найден в вашем кармане. Внутри эфирная смесь. Подобной смесью пользуются врачи для усыпления больных перед операциями. Зачем вам это?

— Я плохо сплю, — сказал Уотерс. — И нюхаю смесь для крепкого сна.

— Ага. Понятно. Старую птицу на мякину не поймаешь, верно, мистер Уотерс? Вы все записали? — Кинли обернулся к стенографистке. Она кивнула. — Распишитесь под вашими показаниями, сэр, и вы свободны. Но пределов Лондона прошу не покидать...

15

Окно спальни бесшумно отворилось, и Джонатан влез в комнату. Впоследствии он часто будет вспоминать свое последнее ночное предприятие, и не оттого, что оно чем-то запомнилось, а именно потому, что не запомнилось ничем.

Девушка, выбранная им, спала на широкой кровати с высоким балдахином — дорогая вещь. Уотерс действовал четко и спокойно, так спокойно, что сам себе удивлялся — обычно он сильно возбуждался, да так, что дрожали руки. Но после той ночи с Анной... Нельзя об этом думать, оборвал он себя, фотографируй! Он усыпил девушку эфиром и сделал снимок. Да, ее нагота возбуждала, однако Анна... Он раздраженно сложил аппарат в чехол и подошел к окну. Улица была пуста. Надо уходить. Уотерс нащупал ногой лестницу, закрыл окно и стал спускаться. И почувствовал, что рядом кто-то есть. Несколько теней стремительно метнулись к нему, и руки Уотерса мгновенно оказались в наручниках.

— Мистер Джонатан Уотерс, вы арестованы!

16

Дни шли, покрывая прошлое пыльной дымкой времени, но Джонатан помнил его так же отчетливо, словно все произошло вчера. Странно, но последняя сфотографированная девушка не вызывала никаких эмоций, он даже забыл, как она выглядела, чего с ним прежде не бывало. Но Анну... То, как она лежала пред ним той ночью, он помнил так, словно эту картину выжгли у него в мозгу. Допросы и суд остались в памяти дьявольским водоворотом из слов и эмоций, он старался об этом не вспоминать. Он понимал лишь одно: каким-то образом его оправдали, причастность к ограблениям и убийству доказаны не были. А покойный Джек Харрис был признан виновным во взломах и убийстве. Но тайну страсти Джонатана раскрыли, и по-тому он здесь...

Он стоял на зарешеченном балконе и смотрел на луну. Такая же яркая и полная, как и в тот день. Джонатан взялся пальцами за прутья и попытался раздвинуть. Тщетно. А жаль. Как хорошо было бы про-рваться сквозь них и упасть на камни двора, чтобы больше не страдать. Луна жгла его, но желтый свет горь-ким дымом пропадал во тьме души. Он ощущал себя тенью, жалкой тенью прошлого, когда жил и чувство-вал. Сейчас Уотерс был холоден и безразличен к окружающим как камень, который миллионы лет тащил ледник. Тащил и, наконец, бросил. Движение кончилось, и камень остался лежать у дороги, безразличный к людям, как и люди к нему. Не было ничего, что могло пробудить в нем жажду жизни.

Он услыхал за спиной шорох, но не спешил оборачиваться. Наверно, сестра пришла зачем-то. Не стоит отвлекаться. Джонатан смотрел на луну, на то, как ее свет заставляет дома и деревья отбрасывать длинные тени, и думал. Думал о том, что мир напоминает огромную живую фотографию. Днем и люди и дома тоже отбрасывают тени, но не такие, как ночью. Их слова и чувства, их поступки и желания тоже име-ют тени, различимые лишь ночью, когда белое становится черным, и свет луны показывает все по-иному... Где истинный мир, а где негатив?

Свет и тень правят миром, свет и тень. Лишь их союз являет миру формы, и содержание, и смысл. Без света не увидишь тени, без тени — красоту света. Что толку от сплошного сияния? Яркая белизна пуста и бессмысленна, как и беспросветная мгла. В них нет ничего: ни идеи, ни радости. Нет, и быть не может...

Еще он думал об Анне и ее фотографии, которой так и не увидел. Не увидел и не увидит, как и все остальные. Его галерея, скорее всего, уничтожена полицией. Все его девушки, его страсть, его жизнь... Как жить теперь, зачем? Даже если выпустят прямо сейчас, куда он пойдет, как будет смотреть в глаза людям? Да, суд оправдал его, но признал сумасшедшим. Об этом знает вся улица, на которой он вырос, все его дру-зья и знакомые. Не лучше ли остаться здесь до конца своих дней?..

Бог мой, как же мучительно вспоминать ее! Он вспоминал ее тело, непознанное никем. Он помнил каждую складочку и изгиб. Если бы эта фотография была сейчас с ним! Он не пожалел бы ничего, чтобы обладать ею! Он отдал бы все — за одну! Ибо все они стали ее тенью.

Джонатан повернулся и направился в комнату. Там было темно. Занавески на окнах кто-то задер-нул, видно, приходила сестра, они всегда так делают. Но ему нужен свет. Теперь ему нужен свет. Он устал находиться в тени. Он понял.

Джонатан схватился за портьеры и резким рывком раздвинул их. Лунный свет белой рекой хлынул в комнату, разом наполнив ее жизнью. Улыбнувшись, Уотерс повернулся и замер: на столике рядом с окном лежала большая фотография. Он тотчас узнал ее. Он слишком часто видел ее во сне и наяву, но никогда не держал в руках. Но ведь сейчас он не спит?

Он сделал несколько шагов к столу, все еще не веря глазам, и замер, споткнувшись о тень. Кто мог принести эту фотографию? Джонатан остановился и повернул голову. В мучительном полумраке на белой, будто светящейся простыне, как чудесный призрак той ночи, лежала Анна...