Свет и Тень

Случившееся надолго заставило его забыть о своем увлечении. К тому же наступила зима, и выпав-ший первый снег легко мог выдать, не скрывая следов. Зиму Уотерс не любил. Просто ненавидел. Из-за того, что не мог заниматься излюбленным делом. От этого он впадал в депрессию. А тут еще этот мучительный выбор! Джонатан почувствовал себя плохо и попросил приходящую кухарку вызвать врача.

С доктором он был знаком, приходилось встречаться, и жил он на соседней улице. Они поговорили, пошутили, врач назначил ему микстуры от жара и покой. Но затем Джонатану стало хуже, и неделю он метался в бреду, то проваливаясь в сон, то просыпаясь в горячем поту. Ему снилось, что он поймал Джека, снилась Анна и девушки с его фотографий. Анна что-то говорила ему — он не помнил что, а девушки молча окружали его, тесня нагими телами во тьму... Наконец, он почувствовал себя лучше и узнал, что Анна По-лиш действительно приходила к нему.

— Да, сэр, она приходила к вам, — подтвердила кухарка. — Она узнала, что вы больны и очень огорчилась. И попросила у меня разрешения навестить вас. Я подумала, что в этом нет ничего дурного, сэр, и разрешила. Мне не нужно было ее впускать?

— Нет, ничего, — слабо махнул рукой Уотерс. Ему стало легче, но слабость еще ощущалась. — Что она делала здесь?

— Ничего особенного, сэр. Просто немного посидела рядом с вами. Но вы почти все время спали или бре-дили.

— Бредил?

— Да, сэр, ведь у вас был жар!

'Анна прекрасная и милая девушка, — подумал Уотерс, разглядывая линии лепного потолка. — Она напоминает ангела, такая же кроткая и нежная. Но как странно, что она пришла ко мне после всего, что было'.

— Один раз, правда, вы узнали ее...

— Не помню, — прошептал Джонатан. Он и впрямь не помнил, чтобы разговаривал с Анной. Выходит, бре-дил?

— Вы не помните? Странно. Я слышала, вы называли ее по имени, думала, вы разговаривали. Потом она встала и ушла.

— Что я говорил?! — спросил он, приподнимаясь на постели. Сиделка встревожилась:

— Что вы, сэр, вам нельзя вставать! Доктор сказал: ни в коем случае!

Он поддался на уговоры и успокоился, тем более что сиделку было не переспорить. К тому же она сказала, что ровным счетом ничего не слышала, только как он называл ее по имени. В конце концов, сказан-ного не воротишь, решил Уотерс и успокоился. Доктор еще раз навестил его и уверенно констатировал, что Джонатан идет на поправку. И даже извинился, что не сразу определил степень болезни. Джонатан пошу-тил, что не видать ему гонорара. Вскоре болезнь совершенно отступила, и Уотерс с удовольствием вышел на первую прогулку.

Весна окрылила его. Прежние страхи забывались и таяли, как туман под ярким солнцем. Джонатан гулял по городу и искал новые лица. Галерея насчитывала более двух десятков фотографий, но Уотерсу было мало. Не убиваемая страсть жила в нем и требовала пищи. Но эта весна кружила голову, дни пролетали яркой, светлой каруселью. Он видел сотни прекрасных леди и не мог решить, какую выбрать. Каждая казалась интересной, каждая таила загадку. Он шел за одной, потом бросал и следовал за другой, затем останавливался, пораженный красотой третьей. Ему казалось, что Лондон открыл тайные двери, и прекрасные феи, скрывавшиеся за ними, в одночасье вылетели наружу.

Но как быть, если Джек снова ограбит усыпленную Уотерсом девушку? Этот вопрос терзал его, и Джонатан не знал, что делать. Единственное радикальное решение подсказывал револьвер. Всего одна пуля могла навсегда избавить его от опасного паразита в лице Джека Харриса. Но Джонатан Уотерс не был убийцей и не хотел им быть. И потому положение казалось безвыходным.

После болезни Уотерс встретился с Анной. Зашел в лавку Полишей и поблагодарил за заботу и уча-стие. Анна слушала его и молчала, но улыбалась так хорошо, и голубые глаза ее горели как два драгоценных камня...

Чтобы сделать им приятное, он приобрел пару перчаток, не особо нужных ему. А когда пришел до-мой и развернул сверток, на пол упал сложенный вдвое клочок оберточной бумаги. Уотерс поднял его и развернул. Всего несколько слов были в нем, написанные, без сомнения, рукой Анны. И Джонатан замер с бумажкой в руках: 'Это было ваше имя'.

12

Анна и привлекала, и тяготила его. С ней он чувствовал себя прекрасно, но в то же время неловко и скованно, зная про ее близкое замужество. Встречаясь, Джонатан не мог выдержать ее взгляда, он чувство-вал себя преступником, недостойным внимания этой чистой и прекрасной леди. Она же не знала его тайны, считала достойным человеком, настоящим джентльменом, но не могла и представить, в какой страшной истории он замешан! Да, если бы он был Форсеттом, он бы попытался влюбить в себя Анну Полиш, и же-нился бы на ней. Но он — не Форсетт! У него свой мир и свои увлечения! Его мир рухнет, если он перестанет питать его так, как делал прежде. Джонатан Уотерс жил мечтами, с ними он был счастлив и в них не боялся любить. Анне нужен другой человек, который будет любить ее, думал он, чувствуя странную, неведомую прежде досаду и грусть. Ему же нужны только фотографии, где черное — это черное, а белое — белое. У него есть мир, где нет сводящего с ума многоцветья отношений, где, повернув камеру, можно уви-деть лишь игру света и тени, и больше ничего.

Неведомые доселе чувства мучили его, он днями просиживал в галерее, надеясь, что свет и тень подскажут и помогут. Он разглядывал прекрасные тела, но в каждой из них ему мерещилась Анна... И сны! Сны тоже были раздражающе-цветными, и часто он видел Анну в том ярко-голубом платье, так идущим ее глазам...

Внезапно он понял, что делать. Он должен сфотографировать ее! Сделав фотографию, он познает Анну, и наваждение пройдет! Так всегда было, как же он не додумался до этого раньше! Он сделает это не-медленно. Сегодня же ночью! Но как быть с Джеком?

Джонатан подошел к столу и взял в руки револьвер. Пусть случится то, что должно случиться!

13

Уотерс знал, где располагается спальня Анны. Дом семьи Полиш был близнецом сразу нескольких домов по Хилл-стрит. Видимо, их строил один архитектор. В таком же доме жил один из его знакомых, и Уотерс помнил расположение комнат наизусть. Конечно, в доме была не одна спальня, но Джонатан часто видел Анну в одном из окон, справедливо посчитав, что там и находится ее комната.

В этот раз он собирался еще тщательней, чем обычно. Хорошо, что для фотоаппарата он придумал неплохое крепление, позволявшее оставить руки свободными. Теперь не нужно было втаскивать аппарат на веревке, он надежно крепился на спине.

Ровно в четыре часа ночи Джонатан вышел из дома. Никогда прежде ему не доводилось проникать в дом, расположенный так близко. Ночная улица была пустынна, ветер еле колыхал листочки на вязах, растущих под окнами соседей. Полная луна щедро заливала улицу серебром, и Уотерс невольно улыбнулся: прекрасная картина. Ну, надо действовать.

Сегодня он волновался больше обычного, наверно, из-за того, что Анна была, пожалуй, самой близ-кой из всех девушек, что он знал. Сегодня он увидит и познает ее! Уотерс притаился в тени дома и несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая разошедшееся сердце. Надо сосредоточиться! Эмоции будут потом. Он раздвинул гибкую складную лесенку и быстро поднялся на уровень окон второго этажа. Лестница была в тени, и даже случайный прохожий с трудом мог заметить ее, к тому же, поднявшись, Уотерс всегда закры-вал окно, не возбуждая таким образом возможных подозрений. Открыть нехитрые ставни было делом мину-ты. В этом деле Джонатан поднаторел, да и Джек показал ему пару полезных приемов. Осторожно, дюйм за дюймом, он открывал окно, чутко вслушиваясь в тишину ночи. Все спят. Глаза его, привыкшие к темноте, уже различали кровать Анны и ее неподвижную фигуру.

Неслышно перевалившись через подоконник, Джонатан замер на полу комнаты, прислушиваясь. Анна спала и, слыша близко ее дыхание, Джонатан снова разволновался. Натянув на лицо маску, он встал с пола и осторожно приблизился к постели.

Анна была прекрасна! Складки легкого одеяла повторяли контуры ее тела, и в щедром свете луны ока казалась чудной статуей, наполовину высеченной из молочно-белого камня. Уотерс достал пузырек с эфиром и смочил приготовленный ватный тампон. Он приблизил его к носу девушки и замер над ней, ожи-дая. Анна дышала глубоко и спокойно, и Уотерс любовался ей, не замечая боли в согнутой спине. Еще не-много эфира, еще... Он обернулся к окну и поднял прозрачный пузырек перед глазами. На дне еще остава-лась жидкость, но он покачал головой: нет, он не станет рисковать ее жизнью! Пусть доза будет меньше, чем обычно, и даже еще меньше, чем в прошлый раз... Он будет очень осторожен.

Джонатан легко коснулся ее руки и провел пальцем по изгибу локтя. Она не просыпалась. Уотерс взялся за кончик одеяла и потянул. Одеяло сползло, заставив его замереть от неожиданности: Анна спала совершенно нагой. Вид ее тела, открывшийся так неожиданно, поразил Джонатана как молния. Он даже закрыл глаза, спрашивая себя, не сон ли это. Ее ноги, и тело, и грудь посрамили милосскую красавицу, а лицо... Это лицо повлекло к себе со страшной силой и, не сдержавшись, он наклонился и поцеловал ее. На память. Чтобы помнить этот вкус и этот запах.

Анна шевельнулась, и Джонатан отступил в темный угол, проклиная себя за беспечность. Дурак! Вздумал целоваться, забыв, что эфира дал едва не вдвое меньше! Анна повернула голову в его сторону, и Уотерс замер. Вдруг она узнает его? Потом вспомнил о маске. Но она не открывала глаз, и грудь ее вздыма-лась медленно и ровно. Все же спит! Он снова подошел и вытащил аппарат. Углы его были оклеены мягкой тканью, так что случайный удар по чему-либо был практически не слышен. Установив аппарат на треноге, Джонатан внимательно осмотрел спящую девушку. Ракурс был превосходен, она простиралась пред ним, нагая и доступная, а поворот головы с распущенными волосами сочетал и негу и скромность. Это будет лучший его снимок, решил он и поджег порошок. Вспышка озарила спальню, и девушка вновь пошевели-лась. Схватив фотоаппарат в охапку, Джонатан распростерся на полу.

— Ах, должно быть, гроза, — прошептала девушка, поворачиваясь на постели. Она легла на бок спиной к Джонатану, и он не осмеливался дышать, слыша, как колотится сердце.

Уотерс не мог сказать, сколько прошло времени, прежде чем он осмелился встать. И в этот миг окно отворилось, и в проеме возникла огромная черная тень. Одним рывком Джек Харрис запрыгнул внутрь. Уо-терс изумленно смотрел на него, позабыв про оружие. В свете луны ухмылка Джека казалась страшной.

— Вы же не станете поднимать шум, ведь так? — негромко произнес взломщик. — Нам обоим полиция ни к чему.

— Ты... негодяй! — Джонатан шагнул к верзиле. — Зачем ты явился сюда?

Он надвигался на Джека и говорил, совершенно не заботясь о том, что его могут услышать.

— Ты убийца! Зачем ты убил ту женщину?

— Она проснулась и увидела меня. У меня не было выбора, — спокойно ответствовал Джек.

— Если бы ты не стал воровать, этого бы не случилось! Разве я не платил тебе?

— Ха! Я же не спрашиваю, зачем вы проникаете в дома молоденьких леди... Вам это нравится и точка. Вот и сейчас знаете, что полиция охотится за вами, а все равно за свое...

— Я никому не причиняю зла, а вы — убийца! — Уотерс подошел к здоровяку почти вплотную. Несмотря на высокий рост, он был ниже Харриса на полголовы.

— И что с этого? Позовете полицию? — усмехнулся Джек. — Скорее уж на вас подумают. Платочки терять не надо. Кстати, сэр, мне интересно: почему вы не трогаете их? — он кивнул в сторону спящей Анны, и Уо-терс мгновенно почувствовал всю беззащитность ее наготы. Теперь девушку видел не только он. Сердце взорвалось, наполнив грудь Джонатана непередаваемым сгустком чувств.

— Что, совесть не позволяет? — между тем продолжил Харрис. — В чужой дом залезть можно, а попробо-вать девочку нельзя? Ну, это ваше дело, я-то своего не упускал, все равно они ничего не расскажут...

Уотерс ударил. Бил он неплохо, но чтобы свалить Джека с ног, вместо кулаков должны быть кувал-ды. Ответный удар взорвал в мозгу настоящую бомбу. В глазах полыхнуло, Уотерс покачнулся и закрылся руками, но сделал это недостаточно хорошо. Следующий удар пришелся в висок и свалил его наземь.

— Кто здесь? — раздался голос Анны. Тени заплясали по комнате, расплываясь в глазах разноцветными пятнами. Уотерс видел, как Харрис шагнул к кровати, склоняясь над беспомощной девушкой. Анна закри-чала. Джонатан нащупал револьвер и поднял оружие. Крик сменился судорожным хрипом. Джонатан спус-тил курок. Выстрел громом прогремел в ее спальне. Уотерс успел заметить, как фигура Джека пошатнулась. Попал, подумал он и потерял сознание.

14

В комнате пахло старой бумагой и пылью. Окна здесь не протирали, наверно, очень давно — Уо-терс ничего через него не видел. Вдоль одной из стен выстроились книжные полки, заставленные книгами и папками с бумагами до самого потолка. Прямо напротив двери располагался массивный письменный стол. Он нависал над посаженным на стул Джонатаном как грозный знак английского правосудия, и львы на его резных ножках злорадно скалились. За столом сидел человек. В хорошем костюме, с четким пробором идеальных ухоженных волос. Где-то за ним, в уголке, Уотерс успел заметить притулившуюся за маленьким столиком стенографистку в черном платье. Больше в комнате никого не было. Приведший Джонатана полисмен встал у него за спиной.

— Вы можете идти, сержант, — сказал хозяин кабинета, и полисмен вышел, аккуратно затворив дверь.

— Итак, давайте знакомиться, мистер Джонатан Уотерс. Меня зовут Кинли. Я старший инспектор Скот-ланд-Ярда, — сказал человек за столом.

Уотерс молчал. Говорить, что ему очень приятно, означало соврать. Врать Уотерс не любил и по-этому с ужасом ожидал предстоящий допрос.

— Молчите? — улыбнулся Кинли. Как ни странно, улыбка его не казалась казенной, а выглядела вполне дружелюбно. — Понимаю. Оказаться в такой переделке... это, знаете ли, нелегко. Но... что сделано, того нельзя отменить не так ли, мистер Уотерс?

— Я не хотел убивать! — сказал Уотерс.

— А кто говорил об убийстве? — спросил Кинли. — Как утверждает свидетельница мисс Полиш, вы защи-щали ее от грабителя. Так что вы действовали как истинный гражданин и джентльмен... Но перейдем к делу. Мистер Уотерс, я хочу получить от вас объяснения: как вы оказались в доме семьи Полиш?

— Я прогуливался и увидел, как в дом залезает грабитель. Мы с мистером Полиш хорошо знаем друг друга, мы соседи. Поэтому я и бросился на помощь. Грабитель ударил меня, но я успел выстрелить. И... собствен-но, все.

Стенографистка зашуршала бумагой. Кинли посмотрел на Уотерса:

— Все?

— Все.

— И добавить больше нечего?

— Я же вам все рассказал: я прогуливался...

— Прогуливались? В четыре часа ночи? С револьвером в кармане?

— Это мое дело.

— Допустим. А почему, видя грабителя, вы не позвали кого-нибудь на помощь, не вызвали полицию?

— Я надеялся справиться сам... Я занимался боксом. И револьвер...