Королевская кровь-6. Темное наследие

— ... что очень удивительно для твоего образа жизни. Что касается твоего вопроса — это государственная тайна. — Ну кто бы мог кроме Люка заподозрить, что Тандаджи издевается. — Так что думай сам, лезущий туда, куда не зовут, и скорбный головой Дармоншир.

— Хм, — Люк вытянул из пачки сигарету, зажал ее зубами и развалился в кресле, скидывая ботинки. — Значит, это касается королевской семьи Рудлог?

— Если ты еще хоть слово произнесешь, придется тебя ликвидировать, — зловеще предупредил тидусс.

— Уже боюсь, — нагло протянул Люк. — Спасибо, что подтвердил, что есть неучтенный фактор.

— Что-то случилось? — поинтересовался Тандаджи с кажущейся небрежностью.

— Это тайна, — мстительно проговорил Люк и с удовлетворением затянулся.

— Это тебе тайна, а мне одной головной болью меньше, — равнодушно отозвался начальник Зеленого Крыла. — Кстати, рад, что научил тебя заметать следы. Чую, что ты организовал одной из моих подопечных сегодняшний подвиг, а доказать не могу.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — с максимально честными интонациями сообщил Кембритч и забросил ногу на ногу. Ему стало совсем хорошо.

— А вот врать надо еще потренироваться, ваша светлость.

— Ты какой-то подозрительный стал, Майло, — настроение стало совсем замечательным.

— Завершаю разговор, — сухо сказал Тандаджи, — не трать мое время.

— И я был рад тебя слышать, полковник, — с теплотой проговорил Кембритч и положил трубку. И с этим приподнятым настроем Люк пошел пересматривать свои записи о встречах с родными погибших аристократов из списка наследования. Было, было в их рассказах нечто общее. Только вот объяснения он получить не мог, хоть со времени бала в Дармоншир-холле ни дня не проходило без нужных встреч.

И признаться честно, он наслаждался этим расследованием. Снова его потряхивало от азарта, и заскучавший было без дела ум работал как надо, и добыча информации требовала определенных артистических усилий... наконец-то Люк занимался тем, что доставляло ему ни с чем не сравнимое интеллектуальное удовольствие.

Кабинет был готов для мозгового штурма. Стояла на тяжелом столе чистая пепельница, аккуратно лежали рядом сигареты и зажигалка, заманчиво поблескивал коньяк в хрустальном графине ("потом, — мысленно пообещал ему Люк, — если голова откажется работать"), встреченный им по пути из покоев в кабинет Доулсон уже наверняка спустился в кухню, чтобы принести хозяину кофе.

Да. Кофе и сигарета. Что может быть лучше для раздумий.

Коньяк насмешливо подмигнул бликом на хрустале.

Люк сел в свое — он уже привык называть его своим — удобное кресло. Разложил перед собой записи веером, как карточную колоду. И принялся за чтение.

Нынешний герцог Роберт Таммингтон, чья мать погибла, поскользнувшись в ванной, был ровесником брата Люка, Бернарда. Титул свалился на лорда Роберта в семнадцать лет, и, видимо, под его тяжестью герцог скукожился, при своем высоком росте и явной схожести со всей высшей аристократией — и им, Люком, — напоминая книжного червя в очках. Однако высказывался он разумно, четко, и Дармоншир даже прикинул, просматривая записи, не отдать ли несчастного на растерзание Маргарете. Сестра быстро поставит его перед необходимостью выпрямиться, выработать командный голос и силу воли. Титул был равным, а Таммингтоны были даже ближе к трону, чем Дармонширы — если Люк уходил далеко за третью сотню, то мать нынешнего герцога была тринадцатой, а сам Таммингтон наверняка едва ушел за сотню.

На балу, который Люк давал в честь принятия герцогского титула, молодой человек отсутствовал, но на предложение встретиться, обсудить взаимодействие между землями ответил согласием и со всей положенной любезностью.

Разговор долго шел о торговле — и, признаться, Роберт Таммингтон разбирался в вопросе куда лучше собеседника. Вывести его на откровенность, не вызывая подозрений, было необходимо, и Люк не отказался от предложенного виски — и намеренно частил, заставляя очевидно непривычного к алкоголю герцога пить вместе с собой. Через час молодой лорд расслабился, снял очки, щеки его покраснели. Для Люка полбутылки виски были так, легкой разминкой, и он, похлопывая собеседника по плечу, предложил выпить еще. Еще через час Таммингтон был готов, и Кембритч приступил к расспросам.

— Мой дед очень похвально отзывался о вашей матери, — сказал он, покачивая в ладони бокал с виски, — жаль, что не довелось с ней познакомиться.

— Матушка погибла два года назад, — объяснил лорд Роберт чуть сбивчиво, — я в то время учился, она управляла герцогством. Несчастный случай. Впрочем, — он вздохнул, — я не очень-то удивился, как бы ужасно это ни звучало. Знаете, Дармоншир, с ней постоянно что-то случалось. То запнется на ровном месте и с лестницы упадет, то каблук подвернется, то чуть под машину не попадет. Мы уж думали, что проклятье на ней, вызывали мага — но тот посмотрел, сказал, нет ничего.

— А мага как звали, не помните? — небрежно поинтересовался Люк.

— А вам зачем, лорд Лукас? — насторожился Роберт. Видимо, недостаточно был пьян.

— Есть у меня подозрение, что на мне тоже проклятье, — развел руками Дармоншир и тут же долил слишком хорошо соображающему визави еще алкоголя. — Превосходный у вас виски, Таммингтон, — он отсалютовал и допил из своего бокала. — Хочу вот провериться у надежного специалиста.

— А, — успокоенно проговорил молодой человек, довольно бодро заглатывая свою порцию. Люка даже совесть уколола на мгновение — "спаиваешь беднягу, да?"

— Он практикует в Лаунвайте, Ирвин Андерис, — вспомнил лорд Роберт. — Но, видите, нам не помог. Матушка, правда, смеялась, что просто она такая невезучая по жизни.

— А давно это началось? — Люк с сомнением посмотрел на бутылку, на собеседника. Глаза у того были уже расфокусированные, красные. Но все-таки долил еще.

— Сколько я себя помню, — запинаясь, поведал Таммингтон. — За детские годы, сами понимаете, ручаться не могу, но лет десять точно. А у вас?

— А у меня недавно, — успокоил его Люк. — Может, и перестраховываюсь, но нужно проверить.

— Понимаю, — пробормотал Таммингтон. Встал, покачнулся.

— Ээээ, дружище, — благодушно произнес Дармоншир, — вам, видимо, нужно отдохнуть. Я откланиваюсь.

— Да, — молодой лорд неуверенно потер глаза, — извините, Дармоншир, но я, пожалуй, не смогу вас проводить.

— Ничего, — успокаивающе произнес Люк. — Буду рад видеть вас у себя.

К визиту к графине Уэфри он готовился с особой тщательностью. Графиня приняла его вечером — еще немного, и это было бы неприличным. Провела его по большому дому в Лаунвайте, рассказывая про мужа. Но все это были общие слова. "Я так скучаю по мужу, Лукас...". "Он был замечательным человеком". Вывести на четкое изложение, не вызвав подозрений, никак не получалось, и он выжидал, не теряя, впрочем, времени зря — аккуратно поддерживал ее под локоть, изображал, что засматривается на ее губы и тело, вставал волнующе близко.

Благородная дама едва заметно краснела и опускала глаза.

Печаль ее была вполне искренней, но и в серых глазах проскальзывали ожидание и томность, и светло-рыжие волосы были взбиты с особым кокетством, и декольте было не просто намекающим — кричащим. Впрочем, Люк себе не отказывал в удовольствии оценить и чуть раздавшуюся вширь фигуру бывшей любовницы, и налившиеся груди, и очень даже аппетитную задницу, подчеркнутую узким платьем.

Духов графиня не жалела, и хотя он любил такие сладковатые, чуть резкие ароматы на женщинах — они лучше всяких слов говорили "возьми меня" — тут же вспомнил Марину Рудлог, от которой пахло только ею самой, очень тонко и будоражаще.

Действовать нужно было очень осторожно. Будет неприятно, если те, кому он нанес визиты, встретятся и решат обсудить разговор с ним. И если Таммингтон вряд ли четко вспомнит, о чем они беседовали, то с графиней нужна была другая тактика. Так, чтобы она даже не думала проговориться — чтобы не раскрыть обстоятельства, при которых состоялся разговор.

Наконец, они спустились в маленькую гостиную в покоях графини. Обнаружившаяся здесь же служанка, наполнив чашки чаем и сделав книксен, удалилась. Люк подождал, пока за прислугой закроется дверь, поднялся и пересел на диван, почти вплотную к печально вздыхающей хозяйке дома.

— Джейн, — произнес он проникновенно и взял ее ладонь в руку, мягко сжал. — Благодарю вас за то, что рассказали мне о друге. Пожалуйста, не сердитесь, но вы будто подарили мне встречу с ним. И я позволил себе принести вам ответный подарок. В знак признательности. Пообещайте, — он чуть склонился к ней и скользнул пальцами выше, к локтю, — что не откажетесь.

— Это неправильно, Лукас, — прошептала она, но руку не отодвинула и всем телом потянулась к нему.

— В конце концов, — он понизил голос, — мы были близки.

Графиня склонила голову, но он успел увидеть признаки возбуждения — и чуть покрасневшие щеки, и взволнованно поднявшуюся во вздохе грудь.

— Вы так красивы, — проговорил он почти ей на ухо, — думаю, это оттенит вашу красоту еще больше. Посмотрите, Джейн.

Графиня осторожно протянула руку к плоской коробочке, открыла — Люк как бы невзначай положил ладонь на женскую спину, повел пальцами вниз. Дама ахнула.

— Но, Лукас, это великолепно!

Конечно, великолепно. Алмазный гарнитур — колье, серьги и браслет.

— Позволите? — спросил он. Графиня смущенно кивнула, и Люк осторожно надел на нее колье, словно мимоходом коснувшись груди. Поднял глаза, оказавшись к женщине очень близко.

— Джейн, память о бедном Уэфри не дает мне покоя. Мне кажется, если бы я был рядом, несчастья бы не произошло. Успокойте мою совесть, милая, — он коснулся ее губ, и глаза ее затуманились, — расскажите, что же случилось?

— Вы бы не смогли ничего сделать, — тем же взволнованным шепотом ответила графиня, — он последнее время был сам не свой, Лукас. Очень рассеянный.

Ее пальцы расстегнули две пуговицы на его рубашке, и Кембритч отвлеченно подумал, что тело привычно реагирует на женскую ласку.

— У вас такие нежные руки, — сказал он хрипло, сам поражаясь, какую чушь несет. — Джейн, что значит сам не свой?

Она подняла на него потемневшие глаза, вздохнула — и пришлось поцеловать ее в шею со всем усердием. Как всегда, внутри него оставался кто-то, кто холодно наблюдал за происходящим со стороны, просчитывал и подсказывал варианты поведения. Только с одной женщиной это не работало. Только с одной.

— Постоянно подвергал себя опасности, — графиня тяжело дышала, говорила сбивчиво: все это — и разговор о муже во время соблазнения, и действия потенциального любовника, — ее возбуждало. — То все нормально было, то целыми днями какие-то происшествия. Ооо, Лукас...

Грудь ее правда была волнующей.

— Дальше, Джейн, — проговорил он ей в ухо, стягивая платье с плеча. — Дальше...

— Как будто рассеянность на него нападала и целыми днями... не... везло.

— И в день смерти также, милая Джейн?

— Дааа, — она уже расстегнула на нем рубашку, и мягкая ладонь осторожно касалась его груди, спускаясь все ниже и периодически замирая от его смелых действий. — Это днем... случилось.... Ах, Лукас, вот так, да... а с утра на него люстра упала, чуть-чуть мимо... оскол... ками... порезало... потом у машины... тормоз... не сработал...

Верхняя часть платья уже была спущена, и Люк любовался на роскошное белье, выбранное с очевиднейшим прицелом.

... — он домой вернулся, — Люк распустил ей волосы, — пошел... в кабинет. А через полчаса нашли его внизу, у окна...

Он узнал, что хотел. Люк тяжело вздохнул — проскальзывала, ой проскальзывала шальная мысль закончить начатое — и натянул платье обратно на женские плечи. Со вселенской печалью посмотрел в недоумевающие серые глаза.

— Вы даже не представляете, что я хочу сейчас с вами сделать, Джейн, — сказал он тихо, обводя линию ее скул. — Но это сильнее меня. Не могу... простите меня. Вы такая страстная и великолепная, а я слаб. Ощущение, что я на могиле друга соблазняю его супругу. Я так хочу вас, так ждал этой встречи... и не могу. Вы простите меня?

Графиня всхлипнула и прижалась к нему пышной грудью.

— Это вы меня простите. Я так порочна!

— Вы великолепны, — успокаивающе сказал Люк, поглаживая ее по спине.

— Я так любила мужа, — прорыдала она ему в плечо. — И теперь, когда вы сказали... ведь уже четыре года прошло, Лукас! Я думала, что смогу, с вами, но вы правы, нельзя!

— Не плачьте, Джейн, — говорил он, морщась — слезы мочили рубашку, — это я во всем виноват. Ну же, милая, посмотрите, перед вами мужчина, который, если бы не муки совести, с наслаждением бы стал вашим. К сожалению, не могу предложить вам руку и сердце из-за известных обязательств... и, как оказалось, просто быть с вами тоже не могу.

Женщина плакала долго, и он терпеливо успокаивал ее, утешая раненую гордость и пытаясь сгладить разочарование. Наконец Джейн Уэфри успокоилась. Отстранилась от него, улыбнулась с усилием.

— Я даже рада, что так случилось, — сказала она, аккуратно прикасаясь салфеткой к покрывшимся пятнами щекам и красному носу. — Мне стало гораздо легче, Лукас. Словно мы смогли отпустить его, не предав. Я думала, уже не смогу нормально жить.

— Конечно, сможете, — произнес он, застегивая промокшую рубашку, — вы еще так молоды. И достойного мужчину найдете.

— Но не вас, — сказала она с неожиданной проницательностью и трезвостью.

— Не меня, — усмехнулся он, — увы. Прощайте, Джейн. Спасибо вам.

Он поторопился уйти. Малышка Джейн провожала его на удивление задумчивым взглядом, словно что-то поняла о нем.

В дверь постучали — Люк отвлекся от записей, поднял глаза. В кабинет вошел величественный Доулсон, с некоторой даже лихостью державший на кончиках пальцев тяжелый поднос. Молча, почти не морщась от сигаретного дыма, выставил все на стол, налил кофе, поклонился и вышел. И Люк, сделав глоток обжигающего напитка, продолжил чтение.

Побывал он и на зимних скачках, хотя это ему не доставило удовольствия. И там разговорился с другом еще одного из погибших аристократов, которого затоптал лично им выученный и выращенный жеребец.

Пришлось сходить и в один из великосветских мужских клубов. Не "Поло" Билли Пса, конечно. Уровня, установленного наркоманом Доггерти, достичь пока не удалось никому. Но и тут все было на высоте: роскошная обстановка, карточные столы и бильярд, отзывчивые девушки, категорический запрет на присутствие прессы и на вынос происходящего здесь наружу. Только лиц в этом клубе не прятали и внешние приличия старались соблюдать. Там, под парами алкоголя и дорогих сигар, Люк убедительно проигрывался старому барону Томарду, у которого с деньгами было не очень — и чей внук тоже оказался в числе тринадцати погибших. Пил, наливал барону за свой счет, оглаживал юных прелестниц с умелыми ручками, прижавшихся к нему по бокам, шепотом подсказав одной из них подсесть к противнику — и разомлевший от неожиданной удачи старик после очередного куша поведал ту же историю. Одно к одному. Череда несчастных случаев и закономерный финал — у машины лопнуло колесо, и семнадцатый в списке наследования улетел в реку.