Я и моя Мура

— Так как же это произошло? — наконец изрекает мама. Она не поленилась раздеть Мурысю и изучить её во всяческих подробностях. Особенно — уши и основание хвоста.

— Сами не понимаем. Просто я однажды просыпаюсь...

— А я — уже не совсем кошка, — заканчивает за меня Мура.

— Загадка природы, — кивает батя.

— Какая тут природа? Мистика самая настоящая! — возмущается мама.

— Не бывает никакой мистики! ­— возмущается батя. — Наверняка объяснение есть!

— Гена, как ты это объяснишь?!

— Ну... Пока не знаю. Может быть... Ну вообще говорят, что животные на своих хозяев становятся со временем похожи. Ты же с ней много времени проводил?

— Не очень. Она только спала всегда со мной.

— Вот! — довольно хлопает ладонью по столу мой родитель. — Небось — ещё и обнимала.

— Было дело... — соглашаюсь я.

— И кормил же хорошо, — продолжает папа. — Так?

— Ну я как-то никогда голодная не была... — подтверждает Мурыся.

— Не мели ерунду. Никакая природа не может за одну ночь из кошки человека сделать, — разбивает его рассуждения мама. — Мурыся, ты же любишь моего Женечку?

Мурыся задумывается. Я вспыхиваю:

— Мама, что ты плетешь?

— Что за разговоры с родной матерью?! Я не плету! Я нашла единственное разумное объяснение!

— Ма, по-твоему это — объяснение?

— Конечно! Мурыся очень любит тебя — поэтому она и стала такой! Чтобы быть тебе ближе!

— Катерина, ты что — сериалов обсмотрелась? — косится на маму батя.

— А ты бы меньше в свой футбол таращился! Природа ему видите ли. Да тут...

— Мам, ну что ты — в самом деле? Какая любовь?

— А может быть — мама права? — осторожно предполагает Мурыся, трогая меня за руку.

Как я не рухнул вместе со стулом — осталось для меня загадкой.

* * *

Младшая сестра примчалась через какие-нибудь пол часа. Мы даже ещё не успели встать из-за стола. Влетев в комнату, она моментально сориентировалась в обстановке, обняла Мурысю, почесала её за ухом и выставила нас с отцом в другую комнату. Сидим, глядя в стену.

— И что теперь думаешь с ней делать? — неторопливо интересуется отец.

— Понятия не имею. Но что бы мама про любовь ни плела...

— Я бы тоже на кошке не стал жениться. Правда... Вот я сейчас понял — кого мне твоя мать всю жизнь напоминала. Пантеру. Так что, если что — тебе хоть заранее всё ясно.

— Пока мне ясно только то, что я теперь ни одну девчонку в дом привести не могу. Как Мурысю увидят...

— А — ну это — да... А насчет любви — так тут мама Катя — может — и права. Она же — можно сказать — у тебя на руках выросла, ты для неё — как отец. С чего бы ей тебя не любить?

— Спасибо, батя. Утешил.

— Не ну — смех-смехом, а Мурыся-то уже только на половину кошка. Где-то природа с тобой пошутила. Не находишь?

­— Знаешь, я заметил. Кстати, пойду — гляну, что там наши женщины с ней делают.

Открываю дверь без стука. Как я и предполагал — Мурысю опять раздели, и сестрица старательно её изучает. Заметив меня, мать возмущенно восклицает:

— Тебе не стыдно?!

— Ма, во-первых — я её купаю регулярно. Так что ничего нового я тут не увижу. А во-вторых...

— Того, что во-первых, вполне достаточно, — бурчит сестра, разглядывая то место, где заканчивается гладкая девичья кожа, и начинается пушистый кошачий хвост. — Так как это произошло?

— Надюха, ты собираешься попрактиковаться в следственной медицине? Ты же будущий терапевт, — усмехаюсь я.

— Неважно. Прежде всего, я — будущий медик. И я собираюсь исследовать этот феномен.

— Надеюсь — не хирургическими методами?

— Пошляк. Хирурги тоже не только скальпелем орудуют. Давай — колись. Когда ты заметил в ней изменения?

— Да когда... Утром просыпаюсь — она на меня смотрит и ушами шевелит.

— Мордочка уже начинала изменяться?

— Да какое там "начинала"? Вечером нормальная кошка была — а утром уже такая, как сейчас. Всё.

— А до того какие-то изменения были? Отклонения в поведении?

— Какие ещё отклонения?

— Ну скажем — попытки разговаривать, ходить прямо...

— Да на задних лапках она давно научилась ходить. А разговаривать — я с ней часто разговаривал, она слушала.

— Вот! Мама, а ты говоришь — мистика. После изменения она быстро заговорила?

— Сразу. Только пальцами действовать поначалу совсем не могла, учить пришлось.

— Он меня и читать теперь учит, — довольно оглядываясь на меня, сообщает Мурыся.

— Я давно говорю, что тебе пора жениться, Женя, — вставляет мама. — В тебе пропадает образцовый отец. Ты даже кошку смог сделать человеком.

— Пока только наполовину, — поправляет Надька. — Ну-ка, Мура, подними хвост.

Мурыся выполняет приказание будущего медика.

— Да. Удивительно. Впрочем — у людей такое встречается, только хвосты обычно не так развиты.

— Надька, какие хвосты? Ты что — перезанималась?

Сеструха перестаёт говорить со мной затылком и сообщает:

— Тебе бы мои учебники посмотреть — ты бы тоже на Мурысю не удивлялся. Люди бывают и с хвостом, и покрытые шерстью, и с подвижными ушами...

Я чуть не сел на пол.

— Так что — ты считаешь, что Мурыся — нормальная девчонка?

— Я же говорю — природа! — довольно восклицает батя у меня за спиной.

Сеструха встаёт с корточек и принимается разглядывать сквозь увеличительное стекло Мурысины глаза.

— Если не считать того, что она ещё месяц назад была нормальной кошкой... Пожалуй... Разве что — с небольшой натяжкой — да.

— Женя, так значит — ты можешь меня целовать, — подмигивает мне моя киса.

— А же говорю — любовь! — восклицает мама.

Вот тут-то я и сел. К счастью — на диван.

* * *

Снова все вместе сидим за столом. Теперь уже впятером.

— Женя, ты же понимаешь, что несёшь за неё ответственность? — строго глядит на меня моя мама.

— Мать, ты не в своём следственном управлении. Я и у тебя не под следствием.

— Кисонька, не рычи на Женьку. Видишь — он и так с ней возится, — вступается за меня папаня. И добавляет, уже обращаясь ко мне:

— Вот все они такие: до свадьбы мурлыкают, а потом рычать начинают.

— Па, не сравнивай, — недовольно вступается сеструха.

— А чего тут сравнивать? Вот хоть баба Тося — это с вами она мурлыкает. А как со мной разговаривает — так настоящая тигра.

Мурыся поджимает хвост и берёт меня под руку.

— Тигры страшные...

Поглядывая на закипающую супругу, папа весело добавляет:

— А что? Вот женишься на Мурысе — будет у тебя тёща — милая кошечка, белая и пушистая. Сокровище, а не тёща!

— Народ, кончайте прикалываться, — требую я.

* * *

Домой приехали уже под вечер. Только припарковались — из третьего подъезда выскакивает всё та же соседка в очках.

— Мурыся! — орёт она на весь двор. — Ты приглашение получила?!

— Какое ещё приглашение? — удивляется моя киса.

— Кстати — а почему я тебя в контакте не могу найти? — тараторит, подбегая, соседка. — Игра же скоро!

— Какая игра?

— Ты что — с Луны свалилась? Тигра игру проводит!

— Не буду я с тигрой играть. Я бояться буду, — прячется за меня Мура.

— Да не — он прикольный. Он только с виду страшный.

— Анфи, так что за игра? — интересуюсь я, подумав.

— Сама пока толком не знаю. Ещё правила не читала. Кстати — а тебя как звать?

— Чеширский Кот, — выдаю я первое, что пришло в голову.

— Прикольно. Слышь, Кот, а ты на игру — если что — пойдешь?

— Так во что играть-то?

У Анфи звенит телефон, она прижимает его к уху и восклицает, убегая:

— Мяф! Котёнок, я уже на остановку бегу! Ты Чеширского и Мурысю знаешь? Я их тоже на игру пригласила. Как на какую...?

* * *

Готовлю ужин. Мурыся прижалась к моей спине и трётся головой.

— Мррр... — слышу я за спиной.

— Мурыся, прекращай. Потом подурачимся.

— Котик...

Оглядываюсь на неё через плечо.

— С чего это я — котик?

— Ты сам сказал, что ты кот. Этот — че...

— Чеширский. Это из сказки. Ляпнул первое, что в голову пришло. Они — смотрю — себе то кошачьи, то какие-то сказочные имена придумывают.

— А ещё у тебя бабушка — тигр, а мама — киса.

— Папа маму ещё и пантерой сегодня назвал, — ухмыляюсь я и тут же спохватываюсь:

— Только при них это не ляпни.

— Хорошо, — произносит Мура таким тоном, будто она сейчас исчезнет, и в воздухе повиснет её улыбка.

Глава 6.

Хвала сестричкиной аккуратности и маминой запасливости. Благодаря им мы с Мурысей распихиваем в шкафу очередную кучу обновок. Как назвал это всё богатство мой родитель — "новые наряды со старыми дырками". Впрочем — дырки-то как раз новые. Мои дамы освободили меня от необходимости приспосабливать все эти вещи под Мурысю — проделали в нужных местах дырки для хвоста. Извлекаю на свет из пакета джинсовые шортики, кручу их перед собой и сообщаю:

— А вот в этом Надюха залезала на дерево.

— Она тоже — киса? — подмигивает Мура.

Хмыкаю.

— Мы на море ездили. Пошли в дендрарий, и ей захотелось что-то рассмотреть. Не помню уже — что.

Шорты отправляются на полку, и на свет вытаскивается юбочка. Обнаруживаю, что на ней дырки нет.

— Тю. Эту забыли — что-ли?

Мура берёт у меня юбку и вертит в руках.

— Эту я примеряла. Точно помню — перешивали. Во! Смотри!

И верно — юбочка-то двухэтажная. Верхняя юбка осталась целой, а в нижней — дырка. Надюха намодельерила покруче меня. Уважительно хмыкаю и заталкиваю следом за шортами.

* * *

— Котик, вставай. Уже девять часов, — раздаётся тихое мурлыкание у меня над ухом.

Открываю глаза. Правильно: на часах — девять с копейками. Закладываю руки под голову и интересуюсь:

— Ну и что, что уже девять? Сегодня же воскресенье — можно ещё поспать.

— А я дальше пока не запомнила, — со смущенной улыбкой поясняет Мурыся.

— Дальше десять, потом одиннадцать и двенадцать.

Киса зажмуривает один глаз и, целясь пальцем в настенные часы, бормочет:

— Десять. Одиннадцать. Двенадцать... А дальше опять один?

— Угу. Один час дня. Или тринадцать.

— Так один или тринадцать?

— Ну в программке же длинно писать "час дня". Поэтому пишут время от полуночи. Тринадцать. А на часах только двенадцать делений. Но утро-то от вечера и так отличишь.

— Ясно. Значит, чтобы узнать — когда будет время по программке, надо...

— Надо к тому, что показывают часы, прибавить ещё двенадцать.

— Прибавить... — повторяет Мурыся задумчиво.

— Это уже математика.

— Так сложно... Как люди всё усложняют.

Хмыкаю и приподнимаюсь, пытаясь дотянуться до пульта.

— Если тебе не нравятся сложности — сиди и смотри в окно. А я включу телевизор.

Мурыся, торопливо одёргивая ночнушку, вскакивает с постели и завладевает пультом первой.

— И куда будешь нажимать?

Мурыся давит на кнопку и... На экране возникают "Их нравы". Она довольно плюхается обратно в постель, прижимается ко мне спиной, обнимает пульт обеими руками и замирает. Ни одно из её действий не вызывает у меня и тени недовольства, так что приобнимаю свою кису за талию, которая у неё всё-таки есть, и смотрю телевизор вместе с ней. Ведущий начинает прощаться, и тут Мурыся спрашивает:

— А ты не хочешь приготовить что-нибудь, как в "Едим дома?"

— Не. Лениво так возиться.

— Ну котик... — канючит Мурыся, старательно притираясь ко мне. — Оно же — наверно — такое вкусное...

— Хочешь попробовать — приготовь сама.

Телевизор моментально гаснет. Мурыся уселась и глядит на меня с обидой и непониманием.

— Женя, ты с ума сошел? Ты хочешь, чтобы кошка тебе готовила?

Поднятый от возмущения хвост задирает ночнушку, ушки торчком, глаза вытаращены... Гляжу на неё с усмешкой, подсунув руки под голову.

— Мурыся, ты уж определись: или ты живешь на правах кошки со всем вытекающими "нефиг", или учись руками не только есть.

— Тогда нефиг гладить меня, как девочку. Гладь как кошку, — обижается она.

— Ой — ты посмотри. Она уже обиделась.

Мурыся откладывает пульт и старательно на меня дуется, постукивая кончиком хвоста себя по ноге. Вытаскиваю одну руку из-под головы и медленно поглаживаю её по хвосту двумя пальцами. Подумав, Мурыся немного придвигается, не меняя выражения своей округлой мордашки. Моя рука шкодливо перебирается с кошачьего хвоста на девичью ногу и тут же хвост подсовывается под гладящие пальцы. Ещё минута раздумий с подёргиванием ушами. Хвост плавно сползает в сторону, снова открывая доступ к той части Мурыси, которая на кошачью уже не похожа. Ушки расслаблено опускаются... Мурыся мягко вытягивается на постели, приобнимает меня и просяще смотрит в глаза.

— Котик, ну... Ну я же... Я же только недавно... Я же все равно не сумею так... Ну давай просто позавтракаем...

— Пельмени сварить?

— Угу... И со сметанкой... — вымурлыкивает моя киса.

Чешу её за ушком и нехотя встаю.

* * *

Завтракаем под "Непутевые заметки". "Ваш Д.К." бубнит свой текст, а на экране в просветах между пальмами накатываются волны океана. И среди волн развлекаются купающиеся. Просто сидеть и завидовать им — дело последнее, так что предлагаю:

— Поехали — тоже поплаваем.

— Туда? — навостряет уши Мурыся.

— Не — поближе. Не океан, зато и волны помельче.

Мурыся кивает и принимается вылизывать тарелку.

— Ты что творишь? Неприлично так.

— Сметанку жалко.

Оценивающе смотрю на свою тарелку... И слизываю небольшую сметанную запятую.

* * *

Столько воды Мурыся ещё не видела. Расположились с ней у берега на маленькой полянке, прикрытой нависающими со всех сторон ветками. Конечно — я бы предпочёл, как обычно, приехать сюда с какой-нибудь... Впрочем — под определение "какая-нибудь подружка" Мурыся тоже вполне подходит. Что уж совершенно точно — ни с одной из своих подружек я столько не обнимался в постели. На Муре один из многочисленных сестричкиных презентов — закрытый купальник, в который Надюха несколько раз влезала ещё школьницей, а потом... Стала выше и привлекательнее. А на Мурысю он как раз. Она сидит, обхватив колени, и в такт набегающим на берег волнам постукивает по постилке кончиком хвоста.

— Ну что — освоилась?

Мура кивает.

— Полезли купаться?

Мурыся начинает стаскивать с плеча бретельку купальника.

— Ты чего это? — останавливаю я её рукой.

— А разве можно залезать в воду одетой?

— Конечно. Это же купальник. Он специально — чтобы купаться.

— А почему ты раньше меня купал без купальника?

— Потому, что я купал тебя в ванной. Там никто чужой не увидит. А на реке может кроме нас оказаться кто угодно.

— Значит — нельзя, чтобы меня чужие видели без одежды?

— Ну да.

— Но никого ведь нет.

Её ухо дёргается, а через считанные секунды и я различаю доносящийся с воды гул. Киваю ей в сторону реки. Мимо пробегает маленький катерок.

— Понятно?

Мурыся кивает.

— Тогда пошли.

Она осторожно подходит к воде, держась за мою руку. Вода по-речному мутная и уже в паре метров от берега дна не видно. Мура поёживается и ступает осторожно, приподнявшись на цыпочки. Но мы отходим от берега дальше. Она старательно поднимает хвост, стараясь сохранить его сухим. Вздрагивает и тихо ахает, когда гребни небольших волнушек начинают шлёпать её по тому месту, где начинается купальник.