Демоны и все о них

— Ну, например, что душа твоего святоши никуда не делась, а просто временно затерялась у Врат.

— А такое вообще возможно?

— Не знаю. Но, уверен, что в никуда она уйти не могла.

— Вот и мне так кажется. — Вздыхаю, а он неожиданно спрашивает.

— Хочешь его увидеть?

Зачем врать. Вопрос-то, как мне думается, без подтекста.

— Хочу.

— Думаешь, что после смерти он пересмотрит свой взгляд на твою любовь?

Улыбаюсь. Лит просто совсем его не знает, потому и спрашивает.

— Нет. Знаю, что не пересмотрит.

— Тогда зачем? — тихо спрашивает он, протягивает руку и зачем-то проводит пальцами по моему бедру. Я мог бы вздрогнуть, если бы это было неприятно, но вместо этого лишь поворачиваюсь к нему. Отдергиваться не хочется. Наверное, я все же заболел.

— Я так много не успел ему сказать.

— Думаешь, теперь успеешь.

— Теперь у него есть целая вечность.

— Ровно до того момента, как его не отправят на перерождение.

— Но до этого же есть. — Упрямо встряхиваю головой. Тирколит на это молчит, только смотрит пристально и как-то странно. — Ну что? — уточняю, потому что его взгляд кажется мне невыносимым.

— Ничего, — он тоже садиться в кровати. Командует, — Собирайся.

— А завтрак?

— Обойдемся без него, — брезгливо кривится Вельзевул.

Так, минуточку, чем это ему мои завтраки не угодили?

Вельзевул

Нашел к чему придраться! Да параллельны мне его завтраки, что он крысится-то? Повздорив еще на выходе, так и дуемся друг на друга всю дорогу, как малолетние юнцы, право слово. Мне по статусу не положено, да и ему тоже не к лицу, но мириться первым мне совсем не хочется. Он все это начал, вот пусть и делает первый шаг навстречу. А то меня уже достало только и заниматься тем, что его реакции предугадывать и трений серьезных не допускать.

Мы приближаемся по коридору к кабинету Сатаны, и я про себя решил, что мириться будем уже после. Но этому мелкому явно чужды элементарные понятия о том, что все хорошо к месту и ко времени, а не так вот, когда хочу, тогда и говорю все, что в голову взбредет, без фильтра.

— Я для тебя старался, между прочим, — бурчит он себе под нос достаточно громко, чтобы я услышал и остановился.

Вздыхаю и поворачиваюсь к нему. А он, не унимаясь, продолжает.

— Чем тебе мои завтраки не угодили?

— Они мне очень даже угодили. Но не сегодня. Доволен?

— А что сегодня за день? — тянет он и скалит в улыбке зубы. Мне хочется ударом стереть её с его лица. Но я сдерживаюсь.

— А что, по-твоему, я должен быть счастлив тем, как провел эту ночь?

Он перестает улыбаться и хмурится. Напоминает.

— Ты сам предложил.

— А ты сам согласился. Но мало того, что во сне меня чужим именем наградил, так еще и утром повел себя так, словно я над тобой по-тихому надругался, а ты, бедолага, и не заметил.

Мне отчего-то кажется, что это должно его разозлить. По крайней мере меня подобный уничижительный тон просто взбесил бы, а Сильфиль у нас мальчик горячий. Но он меня удивляет. И не надоело ему?

— Я... — опускает взгляд в пол, переводит куда-то мне за спину, добавляет, — Не думал, что окажусь к тебе так близко...

— О! — тяну, просто не могу удержаться. — Между прочим, это была полностью твоя инициатива.

— Я спал. — упрямо бросает он и вскидывает голову, — Я себя не контролировал.

— А должен бы. Ты же демон.

— Это ты демон, — наконец завелся, шипит, злится. — А я...

— Кто? — насмешливо уточняю я и резко шагаю к нему. Он не успевает отшатнулся. Мазнув губами по губам, отстраняюсь. Любуюсь на слегка ошалелое лицо. Уточняю на всякий случай, хотя и так понятно, к чему весь этот разговор. — Мир?

Он смотрит исподлобья.

— Я, может быть, и демон, но не такой как ты.

— Не такой, — легко соглашаюсь, ведь знаю, что так и есть. Поворачиваюсь спиной и продолжаю путь.

Он следует за мной. Я чувствую. Знаю, что хмурится, и пытается придумать, как ко всему этому относится.

Зря напрягается. Меньше бы думал, проще бы жил.

Асмодей

Тирколит оказался прав. Сатана быстренько закруглил разговор, сведшийся к тому, чтобы мы непременно в кратчайшие сроки выполнили его поручение. Помянул Властелина, плюнул через правое плечо и отпустил. Через три часа нам надлежало прибыть на пункт транспортировки. Координаты для нас уже заданы, в принципе, даже если опоздаем немного, нас все равно подождут. Но лучше не опаздывать, нечего пятнать честь подразделения. Не думал, что с командировками на Землю в Аду все так легко.

Оставшееся время потратили на сборы. Не знаю уж, что там нахапал мой Вельзевул, но встретил меня на пороге с небольшим рюкзаком, перекинутым через левое плечо. Лично я вообще с собой сумки брать не стал. Только переоделся в модную куртку и широкие штаны с бессчетным количеством карманов. Тирколит смерил меня изучающим взглядом. Да, он в своих узких джинсах с заниженной талией и светлым джемпером выглядел рядом со мной совсем не гармонично.

— Мне не нравится, как ты выглядишь.

— Да? А ты, между прочим, очень даже ничего, — подмигиваю и, войдя в роль этакого рэпера-хулигана распахиваю перед ним дверь. Лит кривится.

— Намекаешь, что так одеваются только человеческие женщины? — оглядывая свой наряд, приглушенно рычит Вельзевул. Дарю ему одну из самых обворожительных своих улыбок.

— Нет. Просто стараюсь быть вежливым. Кстати, женщины тут не причем.

— А конкретнее? — он проходит мимо меня и оборачивается уже в дверях.

— Так, иногда, одеваются мужчины, которые любят мужчин.

Он растягивает губы в хищной улыбке. Действительно, и кого я тут хочу оскорбить таким заявлением.

— О, тогда это про меня, — бросает повеселевший Вельзевул и выходит в коридор.

Я следую за ним. Что мне еще остается? Не признаваться же ему, что с каждым днем его манера общаться нравится мне все больше?

Мы оказываемся в церковном парке, огороженном высокой, белокаменной оградой с острыми пиками решеток между выложенных белым камнем столбов. Я так давно здесь не был. Каждое дерево, каждая скамейка меж розовых кутов навевают воспоминания. Ведь я пришел на Землю совсем ребенком. Попади бы я в Ад меня бы легко раскусили. Ведь я сбежал из Чистилища так и не достигнув сорока восьми — нашего демонического совершеннолетия. Улыбаюсь собственным воспоминаниям. Наверное даже печально. Чувствую на себе изучающий взгляд Тирколита, но не смотрю на него. Прикрываю глаза, совсем немного запрокидываю голову к небу и втягиваю подзабытый запах позднего лета, листьев, солнца и скорой осени. Как же я сумел от этого отказаться? Как смогу вернуться в Ад после всего?

— Нам туда, — кивая в сторону скрытой за деревьями церкви.

Тирколит кивает и молча идет за мной, нарушая привычный порядок. Ведь обычно именно адъютант должен идти всегда на шаг позади. Но на самом деле, здесь, на Земле, это такие мелочи.

Вхожу под своды небольшого храма через тяжелые, двустворчатые двери. На миг зажмуриваюсь, привыкая после солнечного света к полумраку, улыбаюсь. Иду к небольшой будке в углу, протягиваю в окошко только что собственноручно сотворенную купюру. Незнакомая тетушка спрашивает, что я хочу. Ох, знала бы, как много я хочу, и ничего из желаемого не могу получить. Вежливо улыбаюсь. Прошу свечи. Много свечей, несколько десятков. Я жил в доме священника, я наслышан о человеческих обычаях. Улыбаюсь, а сердцу больно. Но это нормально, так и должно быть.

— Еще что-нибудь? — спрашивает у меня хриплый, старческий голос.

— И службу, пожалуйста, заказать. За упокой души сына Господня Петра.

Она вздрагивает.

— Вы знали отца Петра, молодой человек.

— Он называл меня Суламиф. На самом деле я...

— Александр. Батюшки! — она всплескивает руками и через небольшую дверцу выскакивает из свое будки, — Так ты и есть его воспитанник? — спрашивает невысокая, пожилая женщина, в простом, черном платке.

— Да. — Киваю, больше не улыбаюсь. Нет сил. Прижимаю к груди ворох тонких желтых свечей и молча выслушиваю весь тот невнятный лепет, что она на меня выплескивает. Я не разбираю слов. Неужели, она не понимает. Мне не нужно её сочувствие, её не нужно.

— Извините нас, — произносит кто-то у меня за спиной на чистейшем русском. Кто бы это мог быть?

Мне на плечо ложится рука, сжимает. Удивительно, но становится легче дышать. Это кто же у нас так отрезвляюще на меня действует. Оборачиваюсь. Вельзевул?

Вельзевул

Пока Асмодей общается с женщиной человеком, я изучаю старый храм. Опасное для нас, демонов, место. Намоленное. Но это все мелочи. Никаких отклонений я не чувствую, значит, ангельского вмешательства все же не было. Ладно, будем искать.

Параллельно учу язык. Проще всего это сделать как раз с помощью той самой служки, которую так удачно отвлек на себя мой Асмодей. Слушаю в пол уха их взаимный лепет. Её память полна сотнями, тысячами слов. Учить язык через кого-то, действительно, удобно. Улыбаюсь, когда начинаю понимать, что она ему говорит. Сильфиль молчит, потом признается, что священник называл его Суламиф, созвучное с его демоническим именем слово, но явно значащее нечто большее. Но об этом потом. Что-то у меня такое ощущение, что ему не очень хорошо.

Подхожу. Кладу руку ему на плечо. Через память той же служки узнаю о человеческих нормах вежливости. Обращаюсь к ней.

— Извините, но мой товарищ хотел бы побыть один и помолится. Это возможно?

— Ну конечно! — всплескивает руками женщина, смотрит на Сильфиля с сочувствием и унизительной жалостью, такой взгляд, после того, как я все в ней прочитал, совсем не сложно распознать. И возвращается в свою палатку.

Асмодей поворачивается ко мне. Смотрит, кусает губы. Кажется в кровь. Ну вот что он за демон такой неправильный, а? Он ведь на самом деле собрался ставить свечи ангельским святым. Нет, прямого запрета на это нет. Но нас изначально учат презирать все, что связано с белокрылыми. А их, соответственно, наоборот. Но в принципе, если ему так хочется...

— Чего стоишь? — спрашиваю тихо, нарочито грубо. — Давай не будем затягивать. Может, это тебе храм этот — дом родной, но мне здесь не по себе, ясно.

— Да, — так же тихо откликается он и уходит к иконам. Я уже знаю, что эти образы называются именно так.

Он заставляет свечами весь иконостас. Они чадят, заполняя все пространство зала терпким дымом. У меня начинают слезиться глаза. Неужели, еще одна аллергия? Плюнув на все, выхожу из церкви в парк. Никуда мой Асмодей от меня не денется. Пострадает и вернется.

Жду его на скамейке. Размышляю о вечном. Да-да, именно о том, как сделать так, чтобы следующая наша совместная ночевка оказалась более содержательной, чем в этот раз. Я так поглощен своими мыслями, что явление ангела становится для меня полной неожиданностью. Все же это место находится в их ведении, только поэтому ему удается так бесшумно ко мне подобраться.

Светловолосый парень, внешне ненамного старше нас с Сильфилем. Смотрит внимательно, прямо в душу. Другой вопрос, что душа мой темна, рассмотреть в ней хоть что-то ему не светит.

— Демон, — выпрямившись в полный рос, удовлетворенно роняет он.

Широко улыбаюсь.

— Ангел.

— Ты что здесь делаешь? — беззлобно интересуется он. Да, он все же намного старше, чем выглядит. Их молодняк, впрочем, как и наш, так легко бы к подобной встречи не отнесся.

— Друга жду. — Отвечаю, мотнув головой в сторону церкви. Мы на их территории, не стоит лишний раз обострять.

— И его имя?

— Как у нас зовут или как здесь звали?

— Как здесь.

— Суламиф, — я внимательно слежу за ним, но он и не думает скрывать. Его глаза округляются. Он переводит взгляд на двери церкви и растягивает губы в непонятной мне улыбке.

— Он все же вернулся.

— Вы знакомы? — без обиняков спрашиваю я.

— Да. Его воспитывал отец Петр, ангелом-хранителем которого я являлся до недавнего времени.

— Что с ним произошло?

— Зачем вас направили сюда? Вас же направили?

— Узнать, было ли в его смерти ангельское вмешательство, — не вижу смысла врать.

— Не было. Я бы об этом знал. — Говорит он убежденно, а в ответ на мой скептический взгляд, неожиданно спрашивает, — ты первый раз на Земле.

И как он догадался?

— А в чем дело? — Встаю со своей скамейки, сразу же оказываясь на пол головы выше его. Но он все равно мне улыбается.

— Лишь в том, что ты сомневаешься в моих словах.

— А что, не должен?

— Петр был действующим священником, он нес слово Божье людям. У таких хранителями могу быть лишь боевые ангелы. А мы никогда не врем. Даже демонам.

— Тогда куда делась его душа, раз уж вы тут не при чем?

— Я думал, что её мог забрать Суламиф. Но, если он здесь, я, скорей всего, ошибался.

— Так и есть, — киваю, а он огорошивает.

— Хочешь узнать, откуда такое прозвище?

— Не отказался бы, — улыбаюсь. Внутренне чутье мне подсказывает, что ангел на самом деле неплохо ко мне расположен. Скорей всего это потому что я назвался другом Сильфиля. Но меня пока это мало волнует, впрочем, как и его.

— Тогда давай знакомиться. — Протягивает мне руку ангел. Пожимаю. Я уже знаю этот человеческий жест. — Сифирот.

— Тирколит.

— Я ангел-хранитель высшей ступени, а ты?

— Вельзевул.

— Фьють! — он присвистывает. — А Суламиф тогда кто?

— Мой Асмодей.

— Не может быть! — возмущенно восклицает он, — Я знаю о его силе. Как вы могли её просмотреть, записав Асмодеем.

Хмурюсь и ангел осекается.

— Наверное, потому что он не захотел нам её показать.

— Все может быть. Он всегда был упрямым. — Задумчиво роняет Сифирот, отпускает мою руку и садиться рядом на скамейку. Какое-то время молчим.

— Так что там с его прозвищем? Это ведь священник ему его дал?

— Есть такая небольшая повесть о любви, которая так и называется Суламиф. Это имя возлюбленной одно человеческого царя, ради которой тот готов был на все, но все равно потерял ее.

— История о несчастной любви?

— Да, именно так.

Усмехаюсь.

— Ему подходит.

— Я знаю.

— Что подходит? — к нам от церкви идет Сильфиль, у него красные глаза, и я понимаю, что он снова плакал.

Сифирот встает и жмет ему руку, они замирают друг напротив друга, а потом ангел резко дергает моего Асмодея на себя, и тот буквально влетает в его объятия. Зажмуривается, обнимает и тихо, доверительно шепчет. Почему он мне никогда так не шептал?

— Так больно, Сиф, так грустно... я столько не сказал ему... Не успел сказать.

— Ты так человечен, демон, — бормочет ангел. Я не вижу, но уверен, что он гладит его по спине, успокаивает, и мне хочется сделать хоть что-нибудь, чтобы прервать их, разорвать объятия. Вернуть Сильфиля себе. Никому не позволю его отобрать. Никому!

Подхожу, хватаю Асмодея за руку и настойчиво тяну к себе. Ангел, заметив меня, отступает. Смотрит с вопросом, но я гляжу только на Филя. Тот не поднимает глаз. Может быть, опять поцеловать его? Тогда он очнется? Шагаю ближе.